Оглянуться назад. Часть вторая. Глава восьмая
Что там в Евангелии говорится о кресте, который якобы каждому дается «по силе его»? Получается, Всевышний посчитал мои и мамины хрупкие плечи достаточно крепкими для новых испытаний? Вот спасибо!
Маленькая, больная и худенькая мама все еще лежала в хирургии после операции на желудке, а я – с поломанной ногой в другом здании больницы. Ей решили не говорить обо мне, чтоб не волновать. Но маму трудно было обмануть. Она-то знала, как я люблю бегать к ней в палату с разными новостями!
– Почему Люся не приходит? – волновалась мама.
– Уроков много задают, – врала честная Ната. – Мы ее не пустили.
На второй день после возникшего подозрения, что уроки меня бы не удержали дома, маму навестили сотрудницы. И одна из их ляпнула:
– А как там у Люсеньки дела? Ножка срослась?
– Какая ножка, что случилось?! – схватилась мама за сердце. – Я так и знала!
Под вечер она уже пересекала больничный двор, чтобы попасть в ортопедию. Ее появление вызвало во мне бурную радость. Как же я по ней соскучилась! Как мне не хватало именно мамы, которая в трудные минуты становилась деловой, собранной, вроде бы на себя не похожей. Она никогда не сюсюкала с детьми, внешне была строгой и не всегда улыбчивой! Совсем не похожей на ту, что дома легко обижалась на всех, плакала и даже уходила куда-то после ссор с папой, пугая нас с Лялькой. Но стоило кому-то заболеть или попасть в беду, как она собиралась с духом и оказывалась сильнее всех и даже прагматичней.
– Ты выписалась, мама? Ты уже выздоровела?
До этого было далеко…
Она меня обняла, села рядом, но тут же поднялась – проверить мое хозяйство в тумбочке. Конечно, там не хватало необходимого для больничного существования.
Утром следующего дня тумбочка была упакована предметами туалета (салфетки, полотенца, посуда), баночками с любимым вишневым вареньем, сухариками с изюмом – на случай, если проголодаюсь.
Папа обычно голову не ломал над тем, что мне принести поесть, таскал булочки с маслом и компот из сухофруктов, Ната – книжки, карандаши и альбом для рисования.
Мама перезнакомилась со всей палатой и каждому чем-то помогла. Уже на второй день все ее звали к своей койке, словно она тут была приставлена нянькой.
– Александра Михайловна, подойдите ко мне! Вы можете письмецо отправить в село?
– Александра Михайловна, вы можете мне купить…
И так далее. А она сама еле на ногах держалась от слабости. Но никому не отказывала – из этих, лежащих на вытяжке, поломанных, загипсованных.
Мама тут же подружилась с врачами и сестричками в отделении, словно здесь и работала. И ко мне все теперь относились с особой нежностью.
Через несколько дней я уже бодро скакала на костылях по палате и коридору, рискуя сломать себе вторую ногу на скользком плиточном полу. Костыли часто разъезжались в стороны.
Женщины в палате меня любили, называя актрисой за комические сценки в моем исполнении и за песни. Привыкнув к окружению, я уже не стеснялась – пела репертуар моей старшей сестрички, то есть довоенные танго о любви. Приходили дворовые подружки с гостинцами и девчачьими секретами. А я просто купалась в этой атмосфере внимания к моей персоне.
Конечно, хотелось домой. Только Судьба распорядилась иначе: рентгеновский снимок показал, что нога срослась неправильно, да еще и стала короче. Пришлось ее ломать заново, потом вправлять и вытягивать…
Что такое наркоз, я хорошо запомнила после операции аппендицита. Маска с хлороформом на твоем лице – и тогда кажется, что тебя душат, насильно привязав к столу!
В операционную меня заманили под видом очередной перевязки, но уже по дороге туда я сообразила, что обманывают! И страстно запротестовала:
– Только не надо наркоза! Я хочу под местным наркозом! Ну, пожа-алуйста!
- Люсенька, – говорил врач, на этот раз пожилой и опытный, как потом уверяла мама, – мы просто снимем гипс и посмотрим, как ножка срослась! И никто тебе не будет давать наркоз!
– Зачем вы меня привязываете?! – вопила я, возмущенная коварством врачей.. – Сделайте укол! Хочу под местным наркозом!
– Грамотная какая… Да никто тебя не тронет.
И тут же – маска на лицо!
– Считай: раз, два…
И каким же тяжким было пробуждение! Голова трещит, рвота выворачивает желудок наизнанку, боль в ноге нарастает... Мама с поджатыми губами молча вытирает мне рот, гладит по голове, потом шепчет:
– Потерпи, тебе сейчас сделают укол, станет легче. Не буди больных...Все уже спят.
Оказывается, уже вечер.
– Мне ногу отрезали? – шепчу я, чуть оправившись от тошноты.
– Глупая, – возмущается медсестра, возникшая со шприцом в руке, – подставляй руку.– Тебе просто перевязку сделали.
– Вы все врете! Мне делали операцию!
– А ты смотри – гипс свежий, нога на месте!
– А наркоз зачем давали?!
– Какой наркоз? Тебе приснилось, – продолжает вдохновенно врать сестричка.
Утром я осмелилась взглянуть на ногу. Та была в лодыжке два раза больше, чем до операции. Уже позднее я узнала, что через кость была продета спица , и гипс скрывал ее.
Как получилось, что и опытный врач не сумел справиться с задачей? Уж очень сложным оказался перелом...
А через месяц очередной снимок показал, что нога... кривая. И меня снова повезли в операционную.
На сей раз операцию делал молодой врач – и успешно.
Несколько месяцев я провела в больнице, но мне теперь позволили на выходные уходить домой. Я бойко скакала по двору на своих костылях и даже выходила на улицу, вооруженная ими. Больше я не боялась мальчишек, да только нападать на меня никто не собирался.
Ах, какое это было прекрасное время! Все с тобою ласковы, все с тобою возятся, мамины сотрудники таскают гостинцы бедной калеке, девочки в рот заглядывают – слушают мои байки про «страшную больницу», где я прописалась на несколько месяцев. Прямо хоть не расставайся с костылями!
Особенно хорошо дома – никто не заставляет мыть посуду или подметать. Не будешь же работать, прыгая на одной ножке? То-то! Пусть теперь Лялька вытирает пыль с подоконников и помогает папе борщи да каши готовить! И в погреб мне нельзя лазить – там же лестница крутая!
Холодильников не было после войны ни у кого.А общий погреб в подвале дома был глубокий, сырой и темный. Во время войны здесь прятались от бомбежек. А сейчас там у каждой семьи было свое место вдоль стен. В летнее время сюда выносили кастрюли с борщами и всю еду, что боялась тепла. Спускаться по ступенькам вниз с кастрюлей в руках – для этого требовалась ловкость и сноровка. Ведь надо было преодолеть две крутые лестницы, не держась за перила! И не один раз в день. Еду в жаровнях и кастрюлях сначала ставили, потом выносили, потом снова возвращали.
А еще в погребе было страшновато. В темных углах чудился детям кто-то затаившийся...
Если ребенок часто болеет, есть опасность превратиться в хроника. Уж очень много поблажек получает бедненький страдалец от окружающих! Находишься как бы в центре внимания, которое как-то естественно начинаешь узурпировать.
Что меня спасло от такого перекоса? Страсть к чтению и природное чувство справедливости.
Быть справедливой получалось не всегда, но борьбу за нее я вела с детства. Всем всего должно перепадать поровну! Этот девиз здорово осложнял жизнь, но зато не давал распускаться эгоизму. В книжках для детей всегда побеждала справедливость, во взрослой литературе – наоборот, побеждало зло. Гибли хорошие герои, злодеи торжествовали, а мне так хотелось доброго конца! От жалости к несчастным героям сердце мое разрывалось на части. Я рыдала, негодовала, одних удивляя такой силой сострадания, других раздражая. Когда эмоции захлестывают, а характер еще не сложился, легко стать истеричкой.
Думаю, у меня был трудный характер. В обществе чужих людей я робела, терялась, зато в родных стенах сильно портила нервы родителям. То капризничала, то грубила, то плакала. С Лялькой ссорилась и даже дралась. Ведь сестренка только с виду была куколкой, а в состоянии обиды даже кусалась и царапалась.
Жизнь каждого члена нашего семейства не занимала меня так, как до и во время войны. Слишком много физических сил уходило на болезни. Я ведь умудрилась до двенадцати лет пять раз побывать под общим наркозом, полежать в четырех больницах и много времени провести в поликлиниках, куда меня водила мама. Я же состояла на учете у фтизиатра!
А впереди меня поджидала болезнь совершенно неожиданная, вроде бы с неба свалившаяся…
продолжение http://proza.ru/2011/02/12/1439
Свидетельство о публикации №211021001150
ни голодуха да холод, спрыгнула бы ты с того дерева, и дальше бы
побежала. Так думаю, Людмила. Ведь ничего не проходит просто так.
А в годы, когда всё растёт, крепнет тело и кости, а вместо нормальной
еды...Война доставала ещё долго, а кого и всю жизнь. Но не сломано
главное - крепость духа, радость жизни и... всё впереди. Хотя впереди
опять что-то недоброе. Сколько можно-то...
Валерий Слюньков 20.06.2020 14:27 Заявить о нарушении