***

Рецензия на спектакль Романа Виктюка «Рогатка»
Спектакль Романа Виктюка «Рогатка», который я посетила спустя месяц после «Кухни», также представляет интерес с языковой точки зрения, с позиции трактовки режиссёром художественного текста – речевого произведения драматурга.
«Рогатка» поставлена по пьесе драматурга Н. Коляды. Заниматься пересказом увиденного в театре – дело неблагодарное. Всегда есть опасность рассказать то, чего в действии по мысли создателей не было. Или чего, слушавший пересказ, после просмотра не обнаружит. Но в общих чертах сюжетный остов представить необходимо. Если меня спросят, о чём спектакль Романа Виктюка «Рогатка», то я без промедления отвечу: «О любви». О Любви и её оборотной стороне – Смерти; о любви в образе её грустной материальной данности – в виде любовного треугольника… Он – она – он. Точнее, он – он – она.
Он – 1 – инвалид, не видевший ни тепла, ни ласки за все 33 года земного существования. В его дом, словно прощальный подарок, судьба бросает ему Его – 2. Он – 2 – антипод Ему – 1: молодой, сильный, красивый, замечаемый многими. В нём есть то, чего нет (и не будет никогда!) у героя – инвалида. То, чего он страждет, но не может иметь. Но вот теперь, благодаря милости ли, усмешке ли судьбы, может любить. Молодой герой, хотя не обделён вниманием, одинок. А любить тоже и хочет, и может. И любит. Она – юная, красивая, пропащая. Пьющая и швыряющая себя всем. Остающаяся, даруя всем, ни с чем. Она любит Его – 1. Кажется, действительно любит. Однако герой – инвалид, видевший в своей жизни от женщин только обман и предательство (начиная с матери, оставившей больного сына и кончая многочисленной толпой «поклонниц», гоняющихся за квартирной халявой), не верит ей.
Нужно отметить, что текст пьесы становится для режиссёра своеобразным «скелетом», на который, абсолютно адекватно его строению, наращивается «плоть». Прошу прощения за физиологизм метафоры, но уверена, не ошибусь, если скажу, что физиологизм как таковой – один из главных признаков творческого метода Р. Виктюка.
Спектакль, несмотря на драматичность финала, оставляет ощущение праздника: замечательная хореография, чудесная музыка, оригинальная игра со светом – составляющие, которые позволяют охарактеризовать спектакль именно этим словом. Не слишком мудрствующий зритель, не страдающий избытком рефлексии, рискует просмотреть за впечатляющим «карнавалом» главное.
«Карнавал» как слово, обозначающее спектакль Виктюка, не просто итог моих субъективных впечатлений. На протяжении двух с половиной часов мысленно возвращаешься к Ницше, некогда выявившему во всём художественном творчестве две противоположно направленные тенденции – аполлоновское и дионисийское начала. Спектакль «Рогатка» и есть это праздничное шествие безудержных дионисийских страстей: опьянение, освобождение от пут обыденности и банальности, разрушение всяческих барьеров и условностей, ощущение себя как бога…
Значимую роль в спектакле играет пластика. Мне представляется, что, воплощая язык пьесы в организм спектакля, режиссёр Виктюк разрешил многие вербальные неясности через пластику. Потому gestus (ы)действующих лиц кажутся своего рода палочками – выручалочками в представлении состояний, переживаний, помыслов героев. Там, где слово, сказав, не доскажет: умолчит ли, будет ли не в состоянии выразить, - на помощь придёт жест.
«Театральный словарь» Патриса Пави так определяет «gestus»: «…характерная манера держаться, использовать своё тело…». Исходя из определения Пави, я бы назвала Антона (Он – 2) «действующим («телесным») низом». Легкомысленный, мобильный во всех отношениях молодой человек. Его «верх», всё, что выше пояса, статично. Его нарочито оголённые, сильные, здоровые ноги, создавая контраст недвижимости главного героя, находятся в непрерывном, безустанном движении, в процессе «говорения». Движения ног Антона передают больше, чем произносимые им реплики.
В противоположность Антону, Илья (Он – 1) – «действующий (телесный») верх». Его «низ» статичен, поскольку он – инвалид. Движимая, действующая часть Ильи – «верх»: то, что «выше». Потому все наиболее важные оттенки смыслов передаются здесь если не говорением, то движениями рук, головы, глаз. Илья, в отличие от Антона (героя действующего), герой думающий.
Чтобы использование подобной терминологии («материальный («телесный») верх – низ») не показалось кому – либо вольным творчеством рецензента, напомню, что противопоставлением указанных двух категорий в аспекте карнавала занимался выдающийся русский литературовед М. М. Бахтин.
Возвращаясь к главной теме статьи – роли слова в процессе воплощения пьесы в спектакль, хочется сказать следующее. Первое, на что, уверена, обратил внимание даже не искушённый в лингвистическом отношении зритель, это значимость языковых (фразовых) повторов. Герои на протяжении всего спектакля повторяют некоторые слова и фразы по нескольку раз. Цель акцентирования определённых вербальных элементов в художественном тексте состоит в том, чтобы выделить наиболее существенные в смысловом отношении места. Потому герои, находясь в состоянии наивысшего душевного напряжения, повторяют некоторые слова. Особо это характерно для Ильи, поскольку он – герой, наиболее обострённо воспринимающий. Илья: «Он вернётся! Он обязательно вернётся…». Вообще можно сказать, что повтор в пространстве спектакля несёт не только эстетическую функцию. Говоря точнее, эстетическая функция повтора состоит в выявлении особо значимых в смысловом отношении мест.
Далее, в спектакле весьма интересно использована инверсия, но не инверсия в привычном «языковом» понимании, когда обычный порядок слов заменяется обратным, а в ситуационно – смысловом. Ведь текст спектакля  не просто текст, а ДЕЙСТВУЮЩИЙ текст.
Рассматривая не собственно языковой, а литературный план, нужно отметить, что в нём хорошо подготовленный зритель способен обнаружить множество литературных аллюзий. Прежде всего, образ главного героя, Ильи, вызывает в памяти две основные ассоциации: Илья Обломов (недвижимый; но Обломов недвижим, скорее, по собственной воле) и Илья Муромец (русский богатырь, до 33-х лет, как и главный герой «Рогатки»!) не могущий ходить. Отталкиваясь от цифры 33 и от того, что «он – мальчик» (то есть девственен) в 33 года (твердит Илья об этом на протяжении всего действия; эта фраза лейтмотивна), можно предположить ссылку на Иисуса Христа.
Сравнивая спектакль «Рогатка» с «Кухней» Олега Меньшикова, хочется отметить, что в первом, несмотря на безусловную значимость слова в сценическом действии, едва ли не большую роль играет пластика.
Можно предположить, что для Меньшикова – режиссёра мысль о том, что «вначале было Слово», является аксиомой. Бесконечное «плетение словес», а, следовательно, смыслов, - отличительная черта «Кухни». Кажется, именно вера во всемогущество Слова и стала фундаментом «Кухни».
И вот там, где слово говорящего не понято, не принято слушающим, у Виктюка вступает в силу жест в самом широком его понимании: мимика. Жестикуляция, телодвижения. Если представление о героях «Кухни» складывается почти исключительно на основании их высказываний, то в сущность героев «Рогатки» проникаешь, прежде всего, посредством их gestus (ов). Герои «Кухни», в основном, герои мыслящие. Персонажи «Рогатки» (кроме Ильи) – персонажи действующие.
                август, 2001.