Глава 20

   — Помоги мужикам, Кот! — в свою очередь, попросил я. — Помоги! И я отвечу на те два вопроса, которые мешают тебе сосредоточиться.
   — Даже так? — он вскинул на меня колючие глаза. — Тогда говори, какие это вопросы.
   — Насчет сходняка и железа.
   — Достаточно, — перебил он, — рассказывай про сходняк.
   — Не стоит тебе ехать в Орехово-Зуево, — ответил я его неспокойным мыслям. — Грохнут. Там будет облава.
   — Ты тоже так думаешь? Почему?
   — Это продолжение московского беспредела. Охота на законников не закончилась. Менты не взбесились, они просто выполняют приказ.
   — Чей приказ?
   — Кто у «царя Бориса» в упряжке коренником? С кем, когда в опалу попали, бегали по ночам, ожидая ареста?
   — Много их было, — задумался Кот, — но больше всего подходит Руслан.
   — А Руслан по национальности кто?
   — Кажется, чех…
   — Правильно, чех. Кому бы ты, будь на его месте, доверил свою охрану? Не сейчас, а тогда, когда за шкуру твою ломаного гроша не давали?
   — Я бы, лично, чехам доверил, — вмешался Мордан, который до этой минуты, больше молчал, да слушал.  Кажется, он тоже начал кое-что понимать.
   — Чехам по фигу! — объяснил свой выбор Мордан, — Они и гранату себе под ноги кинут, чтобы врага за собой на тот свет утащить.
   — Сейчас Борис и Руслан на коне, — продолжал я расклад пасьянса, — один царюет, другой — законы под него пишет. Чехов рядом держать западло, международная общественность не поймет, та, которая деньгами снабжает. Да и не очень это солидно для главы великого государства. Кто их сейчас охраняет?
   — Менты! — снова ответил Мордан. — Менты и эти… — как его? —  «Альфа»…
   Кот молчал. Молчал и мотал на ус.
   — А чехов куда девать? Спасибо, — сказать, — ребята, но вы нам уже не нужны? Разбегайтесь скорей по своим тейпам? И это после того, как они красивой жизнью пожили, русских девчонок потрахали, денежки большие понюхали? Зеленые денежки! А, чехам, как Мордан говорил, — «по фигу», они ведь могут под ноги, да гранатой! Да и закон есть такой: После захвата чужой столицы ее всегда отдают солдатам на разграбление.
   — Кого там сейчас грабить? — усмехнулся Валерка. — С такими ценами, и в Москве народ обнищал.
   — Они это лучше нас с тобой знают. Зачем им народ? Народ свое место знает! Между черным прошлым и светлым будущим должны быть серые будни! У них другой интерес. — Все государственные деньги крутятся в Москве. Частные банки растут, как грибы. Заходи, разгоняй охрану, бей директору морду, и входи в долю. А потом подгребай под себя капиталы и собственность, пока никто другой вперед тебя не успел! А ведь нельзя! Криминальный пирог очень давно поделен. Сферы влияния установлены. И пошли земляки к Руслану: «Мы тебе помогали? И ты помоги!» И пошла родная милиция, дорогу лаврушникам расчищать! И пошла, прессовать московских авторитетов! Кому оружие подбросили, кому наркоту. — Да в зону, в зону, в зону! Умным порекомендовали в Штаты слинять. Даже денег на первое время дали. А тех дураков, кто в лакомые куски зубами вцепились, — тех просто так замочили.
   Кот понял все с полуслова. Мордан продолжал задавать вопросы.
   — Неужели они не могли по-хорошему с братвой добазариться?
   — Может быть, они и хотели. Да только, кто же им разрешит?! Приедут на «стрелку», а там такой же Мордан. Ты ему слово, — а он тебе в морду! Ты — человек южный, горячий — и за гранату! Мочилово пойдет, покойники, кровная месть. Милиция приедет, а за ними газетчики. У нас ведь покуда гласность! А вдруг раскопают, да в газете напишут, что это бывшие охранники главного демократа с матерыми уголовниками деньги не поделили?! К тому же, любому, кто на халявных деньгах крутится, что всегда в уме держать надо?
   — Зону?
   — Ее родную. Если на зоне такие факты всплывут, будет правилово: «Что ж ты, гад, руками ментов? Где твое воровское братство?» — И на нож! А знаешь, Мордан, что такое воровское братство? Это когда национальности нет, но она вроде бы есть. Все мы одной крови, когда нужно колымских старателей контролировать. А когда речь идет о чеченской нефти, — тут уж дудки!  Они и в зоне тесною кучкой клубятся. — Один за всех, все за одного! Ты встречал хоть одного петуха-чеха? Или видел, чтоб кто-нибудь предложил чеху «на просто так» в картишки сыграть?
   — Хватит! — отрезал Кот, — агитацию, подрывающую основы, я запрещаю. Мы еще дело до конца не перетерли.
   Все замолчали.
   — Кое-что посоветовать я могу, — продолжил старик. — У нас, в Евразии, продолжают писать европейские законы, а сами живут по азиатским понятиям. Это когда то, что справедливо — незаконно, а то, что законно — несправедливо. Вот почему иногда не в падлу к ментам обратиться. Если знаешь, к каким ментам. Я так думаю, тех петухов надо бы сдать с потрохами. Мордан вам поможет написать заявление. Я ему лично назову человека, к которому можно его отнести. Чтоб не замылилось не затерялось в ментовке. Он же найдет надежных свидетелей. До суда, и уже на суде, обеспечит вашу и их защиту.
   За то, что имя мое языками помоили, «петухи» ответят на киче. Иной за неделю предвариловки горя больше хлебнет, чем нормальный мужик за годы лесоповала. А там, пусть их хоть выпускают. Потому что, как я предполагаю, должен всплыть и хозяин этого петушатника. Человек он, по моим прикидкам, благоразумный, зажиточный и с мохеровой лапой на два с половиной кресла. С него мы и взыщем. И разберемся на толковище, как он собирается жить дальше.
   Опять зазвонил телефон. Наконец-то нашелся Лепила.
   Мордан покивал и погукал в трубку, повеселел:
   — На приличный банкет не хватило. Но будет полулегальный столик на четверых, с обслуживающим персоналом. Номер тоже заказан. Как ты и просил, — двухместный на одного, на втором этаже, с телефоном и козырьком.
   — Вам помощь, друзья, не нужна? — вежливо поинтересовался Кот. — А то, ребятишек моих прихватите. Пусть разомнутся!
   — Да нет! — в мыслях своих я был уже далеко. — Наверное, меня раком зачали. Оттого и такая судьба, — всю жизнь самому уродоваться.  Ты, Сашка, поезжай в ресторан. А я буду позже. Ровно без пятнадцати два встретишь меня на парадном крыльце. За стол я садиться не буду. Проводишь меня до служебного лифта и, лучше, если будешь свободен. Не исключаю, что в гостинице будет очень шумно.
   — До «Арктики» мы тебя на машине подбросим, — сказал Валерка, обращаясь к Мордану. — А сейчас не будем мешать. Завтра приедем с ответом.
   Мы с Котом остались одни. Смотрели вослед отъезжающей «Ниве». «Ребятишек» своих он тоже куда-то отправил.
   — Я что-то не понял, о каком железе ты давеча говорил? — нарушил молчание Кот.
   — Ты не боишься смерти, — сказал я ему. — Потому, что понял и примирился. Теперь вот считаешь, что не боишься совсем ничего. Но скрежет железа по стеклу заставил тебя содрогнуться. И ты в очередной раз спросил самого себя: что это если не страх?
   — Наверное, глупо старому человеку размышлять о подобных вещах?
   — Глупо совсем ни о чем не размышлять. Чувство, которое ты хотел бы понять, — это общая память человечества о своем детстве. Все люди когда-то были амфибиями, могли существовать на суше и под водой. Потому что земли тогда было очень мало. Звук, который заставил тебя содрогнуться, — слышимая часть ультразвукового сигнала атакующего кита-убийцы. Это значит, через мгновение — смерть. И поздно даже думать о чем-то другом.
На лишенном эмоций морщинистом лице появилось подобие улыбки:
   — Теперь я, кажется, знаю, почему тебя, как никого, ищут. И Бог тебя сохрани!
   По дороге в гостиницу, я никого не встретил. Осенняя морось распугала запоздалых прохожих. Давила непроницаемой пеленой на фары патрульных машин. Их было очень мало. Погоня выдохлась, или потеряла азарт.

   В тени небольшого сквера я выждал последние три минуты. Наконец, из дверей ресторана вышел Мордан. Он стоял, как памятник на пьедестале из сбегающих вниз широких ступеней. Он тоже курил и нервно посматривал на часы. — Конспиратор хренов!
С максимально возможной скоростью я покинул свое убежище.
   — Все тип-топ, — прошептал он, пропуская меня вперед, и прикрывая с тыла. За спиной загремели многочисленные запоры.
   Гоп-компания веселилась за служебным столом, на котором официантки обычно выписывают счета. Столик стоял очень удобно. Все рядом: кухня, раздаточная и узкий коридор с широкими амбразурами, граничащими с буфетом. А в конце коридора, направо — грузовой лифт, обслуживающий «выездные» буфеты на этажах гостиницы. Уставшие официантки отрабатывали «сверхурочные». — Вежливо пили водку вместе с Лепилой и внимательно слушали его похабные песни.
   А девчонка — егоза
   Ухватила его за
   Золотистый шелковистый
   Словно девичья коса-а…
   Художник был очень доволен жизнью. Что ж, заработал!
   — Ключ от номера у тебя? — спросил я Мордана.
   — Нет, у Лепилы.
   — Забери. А потом проводи меня до служебного лифта.
   Мы с Сашкой вышли на третьем этаже.
   — Этот воздух уже пахнет кровью, — сказал я ему. — А скоро запахнет ментовскими сапогами. Не дай Бог, кто-то в конторе прознает, что ты был со мной. — Легкой смерти не жди! Сходи, Сашка, открой номер и оставь ключ в замке, изнутри. Уходить буду через окно. Все что нужно, предусмотри. А потом убегай! Хватай за загривок Лепилу, и всех, кто меня здесь сегодня видел. Клофелина для баб не жалей! Им будет лучше, если они проснуться не с теми, с кем ложились в постель.
   Сашка затопал вниз по ступеням, а я отправился к следующему лестничному пролету, подальше от шахты основных пассажирских лифтов. Там дверь была без стекла, и открывалась сравнительно тихо.
   Наверх всегда лучше подниматься пешком. Время не экономят, если нужно подумать, сосредоточиться, и настроить себя на обостренное восприятие мыслей извне.
   Ключ от шикарного «люкса», который согласно строжайшей инструкции, сдавался исключительно работникам нашей «конторы», был у меня в рукаве. В случае чего, его я использую в качестве кастета, а сделанный под дерево набалдашник — вместо гранаты.
   Наверху хлопнула дверь. Зазвенело стекла. Я замер, прислушался. Кто-то, кажется, чертыхнулся, поднялся на пролет выше, и снова шагнул в коридор. Наверное, пьяный.
Теперь я продолжал восхождение, прижимаясь спиной к стене. — Тишина все больше отдавала приторно-сладким запахом крови. Я сунул ключ в боковой карман, осторожно нагнулся, и нащупал за шнуровкой ботинка заботливо отклетневанную рукоятку шкерочного ножа. Она привычно легла в ладонь.
   В воздухе сталкивались и звенели обрывки человеческих мыслей. Кого-то душил похмельный кошмар. Ему было тревожно и жутко.
   Где-то в районе девятого этажа снова раздался неясный шум. Кажется, там что-то тащили волоком. Часы показывали без четверти два. Через пару минут все стихло.
   На седьмом этаже я остановился. Обе створки стеклянных дверей, ведущие в коридор, были открыты, и надежно расклинены. Кто-то заботливо постарался. Не по мою ли грешную душу? — Кажется, нет. — Отсюда наверх уходили две черных прерывистых линии, скорее всего, оставленных краями каучуковых каблуков. Конторские такую обувь никогда не носили. Значит, это не наши. Впрочем, кто теперь «наши»? — Сашка Мордан? Тащили, скорее всего, покойника. — Раненых так не трелюют, будет орать. А они все делали тихо. Тяжеловат был, сердешный! — Следы надежные, четкие. И крови в нем было много, — думал я, глядя на небрежно затертые, бурые пятна.
   Знакомая дверь была напротив и чуть слева. Доставая ключ, я был почему-то уверен, что никого из живых там уже не увижу.
   Замок приглушенно плюхнул. Я толкнул дверь плечом и сразу же поскользнулся на мокром от крови пороге. В прихожей было темно, а огромный холл освещался единственной лампочкой в разбитом плафоне настенного бра. Было тихо. В туалете мирно журчала вода. Здесь никто ни о чем не думал. Кроме меня, разумеется.
   На временном всплеске я пересек зал. Заглянул во все три спальные комнаты. Кровати были заправлены, белье накрахмалено. Судя по всем признакам, новые жильцы еще ни разу не спали на них. В небольшом кабинете, что между спальнями, за столом, накрытом для ужина тоже еще никто не сидел. Сигарет в этом меню не было, а жаль! Моя пачка давно опустела, а спросить пару штук  у Мордана, я как-то не догадался. Обе пепельницы были чисты, как и ведро в прихожей. Даже окурком не разживешься!
   Откуда же кровь на полу? Следов жестокой борьбы явно не наблюдалось. За исключением настенного бра, все было цело и невредимо. Место среза на красном плафоне покрыто тонким налетом пыли. Скорее всего, его повредили давно. Кто-то очень неосторожно включил свет.
   Тогда все случилось в прихожей. Первыми здесь появились «убийцы». Они подобрали ключ под «хитрый замок», или каким-то иным способом застали хозяев врасплох. А потом перебили всех из засады. Где же тогда трупы, и есть ли среди них Жорка?
   Три обезглавленных тела были свалены в ванну. Судя по вывернутым карманам и распотрошенной подкладке одежды, после смерти их очень тщательно обыскали. Трупное окоченение едва началось, и лужицы крови на истоптанном кафеле еще не покрылись морщинистой пленкой. Когда я заходил в ресторан, они были еще живы. — Все три «героя-подводника», которых совсем недавно я так ненавидел. Их отсеченные головы были небрежно упакованы в полиэтиленовые пакеты, и свалены в раковину умывальника. Значит, за ними  должны прийти. Ну, что же, и мы приготовимся к этой встрече.
   Я слегка ковырнул ножом краешек приметной кафельной плитки. Преодолевая сопротивление, потянул ее на себя. Крышка щелкнула и раскрылась. Я набрал на замке нужные цифры, и снова захлопнул ее.
   Зеркало выдвинулось из стены ровно на десять секунд. В тайнике стоял мой старый знакомый, —  потертый коричневый кейс. Больше там ничего не было...

   Давным-давно, будучи курсантом пятого курса питерской мореходки, я стоически нес вахту «помдежа». На другой стороне стола дремал капитан Замчалов, которого все почему-то звали «Леня Фантом». Мощный кулак крепко сжимал граненый стакан. Была ранняя осень. Начиналась пора приемных экзаменов. На проходную с разных концов страны стекались многочисленные абитуриенты. Почти у всех «с собой было». — От изъятого при досмотрах спиртного прогибался пол КПП. Поэтому я без сожаления спаивал все излишки своему непосредственному начальнику.
   И тут зазвонил телефон. Ну, конечно, что еще может быть срочное в поздний воскресный вечер?
   — В «Крупской» наших бьют! — раздался задыхающийся голос нашего «старшинского прихвостня».
   — Кого бьют? — решил уточнить я, уже догадавшись «кого». Чуть было не брякнул: «Так вам и надо!».
   Трубка на том конце провода грохнулась обо что-то железное. С моей стороны в ней угадывались отдаленные, но хлесткие щелчки по «хлебалу».
   И тут я нарвался на трезвый взгляд дежурного офицера:
   — Сказано тебе «наших»! Какая разница, кого лично? Пусть он дерьмо, но форма-то у всех одинакова?! Созывай ребятишек! Я ничего не слышал. Находился в жилом корпусе. Принимал увольнение.
   Тогда я наглядно понял, что такое «честь флага».
   Моих бывших коллег, усталых и обозленных, атаковали по подлому, со спины, когда они освобождались от верхней одежды.
   Простите меня, братцы! Я пошарил в осиротевших карманах камуфлированных бушлатов, и уже в ближайшем из них обнаружил раскрытую пачку «Мальборо». Насколько я помню, этот сорт курил только Психолог. Я достал его сигарету, щелкнул его зажигалкой, вдохнул в себя легкий дым ароматного табака. И только теперь до меня дошло:  я ведь пришел сюда, чтобы его убить!