Конец игры?

Послесловие к делу "ЮКОСа", написанное задолго до ареста фигурантов, которое я рекомендую прочитать в первую очередь тем, кто жаждет возврата Михаила Ходорковского со товарищи в большую политику.

Эта статья была написана в начале 2001 года для англоязычного еженедельника, в котором я вела колонку. Ее сделали “гвоздем номера”, поместив анонс и фотографию на первую полосу: “We can no longer vouch for the reformers,” The Russia Journal, Vol. 4, No. 7 (100), February 24 – March 2, 2001, 8.
Но Вы не найдете в ней ни имен, ни названий. Почему? Расскажу одну байку.

Этот западный издатель появился в “новой”  России одним из первых, чтобы успеть захватить рынок не существовавших еще тогда у нас “глянцевых” изданий для мужчин, секретарш и домохозяек, а заодно и нишу ежедневных новостей для иностранцев, приезжающих в страну без достаточного знания  языка аборигенов. Тогда многие иностранные журналисты ехали сюда не за большими деньгами, а за экзотическими впечатлениями и интересным материалом, поэтому ему удалось набрать достаточно сильную команду англоязычных  репортеров и редакторов со всего мира. Но с прибылью было не густо, потому что население обнищало и рекламодатели побаивались  много вкладывать в наш рынок, сильно смахивавший на базар.

Пошел тогда наш герой в один западный банк, который одновременно еще и фонд по развитию капитализма в Европе, просить ссуду. А ему не дали, потому что в молодости он состоял в компартии своей страны. Ткнулся он туда, сюда, но всё мимо. И тогда пришлось ему продать 10% своего независимого издательского дома одному  уже российскому банку, который тоже был не совсем банк, ибо ходили упорные слухи, что был он создан бывшими комсомольскими функционерами на деньги КПСС для сокрытия “золота партии”.

Журналисты знали, для чего русские “олигархи” покупают себе газеты, и очень обеспокоились таким поворотом событий. Но им объяснили, что новые совладельцы подписали бумагу с обязательством не лезть ни при каких обстоятельствах в редакционный процесс.

И не лезли ... может быть, год или полтора. А потом появилась редакционная статья – вроде бы, о не совсем благовидных делах, связанных с залоговым аукционом по приватизации крупной нефтяной компании, которую приобрели как раз новые хозяева газеты. И была там допущена ошибка, может быть, из-за недостаточного знания русского языка, а, может быть, из-за  плохо проверенного источника.

Аккурат в это время руководство банка вело переговоры с французами о слиянии нефтяных компаний. И тут – такой пассаж. Вызвали всех “на ковер”, обвиняют в том, что они продались конкурентам и напечатали “джинсУ”, т. е. заказную заведомую ложь. Журналисты оправдываться стали, что была это не заказуха, а простая ошибка. И в доказательство своей честности рассказали, что через два дня выйдет у них еще одна статья на ту же тему, на сей раз известного американского профессора, которого никак нельзя в продажности обвинить.

“Статья не выйдет!” - говорят им. “Нет выйдет, потому что мы свободные журналисты, а вы подписку давали о соблюдении свободы слова!” -   уперлись наши честные европейско-американско-австралийские друзья. Так ни до чего и не договорились. А утром раздался у одного из них звонок. Вроде бы из Азербайджана. И не слишком приятный мафиозный голос сообщил, что знает, в какую школу ходят дети “свободного” правдолюбца, и пусть он теперь выбирает: статья или дети. Думаю, излишне объяснять, какой выбор был сделан.

После этого эпизода засобирались многие иностранцы домой. Не помогло даже то, что издатель в спешном порядке выделил газету, в которой они работали, в отдельное предприятие. В конце концов, русских журналистов стали на работу брать. Потому что наши “либералы” и “демократы” не только обычно меньше стоят, но, выслушав эту историю, как правило, говорят: “Они, олигархи, все такие. Но если сажать, то всех, а у меня деньги в частном банке лежат”.

Сказка  - ложь? У меня нет оснований не доверять тому, кто поведал мне эту историю под большим секретом непосредственно после того, как события имели место быть. Но вряд ли кто-либо из участников захочет этот рассказ подтвердить. Одни уже давно далеко и не хотят, чтобы знали, где именно. Другой в результате сделал на своём молчании большие деньги и продолжает их делать. И не думаю, что он захочет когда-нибудь заговорить.

Но намек, заключенный  в этой байке, я тогда хорошо поняла. Урок – извлекла, даже не будучи “добрым молодцем”. Поэтому в моей статье нет имен и названий. Однако теперь я могу сказать: речь  идет о “Юганскнефтегазе”, который, вскоре после ваучерных торгов, стал основным добывающим предприятием “ЮКОСа”. И я очень советую прочитать этот материал, написанный до ареста Ходорковского, всем тем, кто считает Михаила Борисовича исключительно “узником совести”.



                КОНЕЦ ИГРЫ?



В детстве я много раз перечитывала роман Александра Дюма "Граф Монте-Кристо", но никак не могла понять, каким образом мой любимый герой сумел разорить своего врага-банкира, передав ложное сообщение по телеграфу. Потом, читая Диккенса, Драйзера, Голсуорси, я стала лучше представлять себе, что такое банки, биржи и ценные бумаги. Но, всё равно, они оставались понятиями чисто абстрактными - не из нашей жизни.

Всё превратилось в реальность, когда в России началась приватизация государственных предприятий и каждый из нас получил в руки ценную бумагу, почему-то названную ваучером.

Сначала у меня и моих друзей возникла наивная мысль объединить наши свидетельства на право получения кусочка "общенародной" собственности и, пригласив инвесторов, которые подкупили бы еще ваучеров, приобрести на аукционе какое-нибудь маленькое предприятие. Например, небольшое издательство, книжный магазин или заводик, где можно было бы на основе собственных оригинальных разработок собирать электронные приборы. Но оказалось, что ничего подобного нам никто не предлагает. Цель "архитекторов приватизации" была совсем не в том, чтобы отдать предприятия населению. Нужен был лишь формальный акт передачи собственности из рук государства в частные руки, причем преимущественно в руки тех, кто ею фактически уже владел.

Поэтому на ваучерные аукционы не было выставлено почти ничего, способного принести владельцам акций доход, и я с большим трудом, только через год после начала мероприятия, смогла приобрести на свой ваучер 18 акций одной из сибирских нефтедобывающих компаний.

Почти сразу же после подведения итогов аукциона в моей квартире раздался телефонный звонок. Представитель какой-то невнятно названной фирмы, обратившись ко мне по имени и отчеству, предложил продать ему акции, которых я сама в глаза еще не видела. Надо было спросить, откуда он знает, что они у меня есть, но я так растерялась от неожиданности, что ограничилась лишь категорическим отказом. "Дивидендов дожидаться собираетесь?" - ехидно спросил он. "Нет, на бирже играть!" - парировала я.

Потом полгода я пыталась выяснить в разных инстанциях, где же мои акции, но чиновники галочку о проведенном мероприятии уже поставили, а на дальнейшее им было наплевать. Наконец, я получила по почте бумагу, где было сказано, что меня внесли в реестр акционеров, а потом стала периодически получать заказные письма с уведомлением о собраниях и приглашением проголосовать за их решения.

Никаких дивидендов я, конечно, за все эти годы даже и не нюхала: собрание акционеров регулярно принимало решение их не выплачивать. Продавать акции я тоже не стала. Сначала хотелось посмотреть, насколько они вырастут в цене, а после кризиса 1998 года это не имело никакого смысла.

Зато я регулярно получала информацию, которая давала мне возможность проверять то, что сообщают СМИ о ситуации в крупном российском бизнесе. Моя компания, ставшая частью крупнейшей корпорации, вела себя точно так же, как остальные. Она прикармливала местную власть, вводя ее представителей в совет директоров; сначала привлекала иностранных инвесторов, а потом пыталась лишить их возможности влиять на ситуацию в бизнесе; объявляла себя бесприбыльной, вероятно, чтобы не платить налоги и дивиденды.

Как акционер я имела право потребовать любые документы, касающиеся работы компании. Но зачем же ее фактическим владельцам это нужно? К тому же, в России, как известно, идет очередной передел собственности, и легче всего его провести, прибрав к рукам доли мелких акционеров. Поэтому не успела я подумать, что хорошо было бы поинтересоваться биржевыми ценами моих акций, как меня тут же поспешили избавить от этих хлопот. Несколько дней назад я получила письмо с уведомлением о новом собрании акционеров, на котором должно быть принято решение о консолидации акций. Мне сообщили, что совет директоров установил (!) рыночную стоимость каждой акции, которой я владею, равной 440,58 рубля, а номинальная стоимость новой акции будет 177889,80 рубля. Таким образом, все, получившие акции за собственные ваучеры, становятся владельцами дробных частей новой акции, которые должны быть у нас выкуплены в течение 30 дней.

Так меня заботливо освобождают от проблем, связанных с собственностью, вместе с этой самой собственностью. Я, конечно, проголосую против, но что это даст? Сила и закон не на моей стороне.

Принятие старого нового гимна, похоже, послужило как бы сигналом к тому, что игры с населением заканчиваются. Телевидение у нас снова должно придерживаться только одной линии - государственной, партий, после принятия Думой соответствующего закона, тоже будет по существу одна - бывшая КПСС. И собственниками предприятий в таком случае вполне естественно оставить только тех, кто ими фактически владеет.

План реформаторов, желавших всё изменить, ничего не меняя, таким образом, оказывается полностью выполнен: номенклатура получила де-юре то, что уже имела де-факто (и еще много чего другого), а народу по-прежнему "нечего терять, кроме своих цепей". Но эта фраза из "Манифеста коммунистических партий " Карла Маркса и Фридриха Энгельса уже стоила человечеству не одного миллиона жизней. 2001-ый год, как и 1917 - это год Змеи по восточному календарю. Может быть, лучше все-таки запастись присущей этому животному мудростью, чем начинать всё с начала?

12 февраля 2001 г.

Напечатано в переводе на английский язык в еженедельнике "The Russia Journal".

P.S.
 
Через некоторое время после  публикации этой статьи, я получила письмо, в котором лежала доверенность, подлежащая нотариальному заверению и отправке по почте таким образом, чтобы она достигла адресата не позднее конкретного числа, если я хочу, чтобы причитающиеся мне примерно 8 тысяч рублей были переведены на мой счет. В противном случае, деньги придется искать в каком-то банке – не очень понятно где, как и когда.

Со времени кризиса 1998 года я деньги в банках не держала, а реквизиты всех счетов с той поры сильно поменялись. Пришлось бежать в банк, чтобы уточнить реквизиты. Потом – к нотариусу. Отсидела в очереди, но государственный нотариус заверять такую бумагу отказался, а у частника уже закончился рабочий день. На следующий день, тоже не без проблем, сделала всё у частника, но поняла, что почта доставить в срок письмо уже не успеет, а лично привезти его было нельзя, хотя контора располагалась в Москве.

Заплатила знакомой за то, что она утром поехала в почтовое отделение, обслуживавшее данный адрес. Но оказалось, что легально они не могут доставить письмо без отсылки его на сортировочный узел. Пришлось “стимулировать” почтальона. И только таким образом удалось мне через какое-то время получить моё “богатство”.

Но если даже мне, москвичке, пришлось прибегать к  таким ухищрениям, то большинство мелких акционеров, скорее всего, к сроку не успело. И не думаю, что они стали тратиться на поездку в Москву, чтобы получить такие “огромные” деньги. Куда, в таком случае, эти деньги делись? Хороший вопрос для прокуратуры. Но она вряд ли данным делом займется. Ведь заявителей нет и не государство  оказалось на сей раз потерпевшим.

И еще один штрих к портрету.
В то время я консультировала очень крупного иностранного инвестора по поводу  рисков для нефтяного бизнеса в России и аккуратно постаралась намекнуть на то, что сотрудничество с “ЮКОСом” может оказаться излишне рискованным.  - “А мы и не собираемся с ними сотрудничать. У них плохой менеджмент.” Но, как только “ЮКОС” расстался в принудительном порядке с мелкими акционерами, он стремительно превратился в прибыльную компанию, которую его руководство захотело продать на Запад. И сразу же менеджмент у него стал самым лучшим, честным и прозрачным в России. Вот такие метаморфозы.