Лейтенанты гл. 6

VI. ЛЕЙТЕНАНТЫ
                1
Рассвет, только что вырвавшийся из цепких объятий ночи, бесцеремонно заглянул в гостиничный номер. Как шальной мальчуган слегка пощекотал ресницы спящих постояльцев багряными лучами осеннего солнца и растворился в пространстве, окрасив его серыми полутонами.
Маленькая, совсем крохотная комнатушка размером чуть больше стандартного купе поезда дальнего следования вмещала двустворчатый шкаф, кресло-кровать, приютившее на ночь  Дербенёвых, и такой же крохотный  диванчик с двумя обитыми медными гвоздями валиками. Диванчик стоял вплотную к креслу, немного возвышаясь над ним. На нём, свернувшись комочком, спала маленькая Люся Дербенёва.
Александр приоткрыл глаза, левая рука затекла и совсем онемела. Попытался разглядеть циферблат будильника, стоявшего за его спиной на миниатюрном столике. Тщетно. Просыпаться совсем не хотелось.
«Светает. Неужели пора?», – промелькнула мысль.
Утро заполняло комнату так стремительно, как будто ночь и не приходила. Серые полутона стали обретать цветной окрас, а предметы ; очертания. Неведомый волшебник творил свои повседневные чудеса, не придавая этому никакого особенного значения.
 Сон не отпускал веки из своих объятий, впрочем, как и Татьяна не отпускала из своих голову Дербенёва. Хотелось вновь закрыть глаза и окунуться в вечный покой бессознательного бытия, которое наполняло пустоту сна непонятным смыслом и радостью отрешённости от мирских забот.
Александр чувствовал на себе лён волос любимой, её руку, нежно обнимавшую его лицо. Запах её тела с лёгким оттенком страсти, будоражил сладостные воспоминания уже прошедшей ночи, а краешек  левой груди эротично выскочившей из ночной рубашки вызывал новое желание…
Громкий стук в дверь почти как выстрел, как прикосновение  заскорузлыми мозолистыми пальцами к открытой ране, больно оборвал благостные воспоминания ночи и заставил окончательно проснуться.
–  Кто там? – спросил Александр как можно тише, боясь разбудить дочь и Татьяну.
– Вас вызывает… - громко ответили за дверью.
По топоту множества ног в коридоре и лестничных пролётах было понятно, что на службу вызывают не только Дербенёва. Это отчасти  радовало.
«Значит не война!» – подумал, высвобождаясь из объятий супруги Александр.
Он встал с постели, подошёл к окну. Там за стеклом завывал осенний ветер, гоняя по двору опавшую листву с такой силой, что издалека казалось, будто во дворе пылает огромный костёр. Его  языки красновато-жёлтого цвета доставали почти до второго этажа.
Вызов по штормовой тревоге никогда не бывает кстати. Как, впрочем, и любая тревога.
Бесшумно перешагнув через кресло, где продолжала спать Татьяна, Александр склонился над рукомойником, брызнул в лицо холодной водой и через несколько минут стоял посреди комнаты одетый по форме.
«Сегодня мне впервые предстоит дежурить по лодке, а Татьяна даже не знает, что после, точнее завтра, мы уходим в море…» – Дербенёв подошёл к входной двери.
Казалось, только вчера он прибыл в завод, на лодку, а на самом деле позади и доковый ремонт, и целый месяц службы в офицерских погонах.
–   Ты надолго? –  не открывая глаз,  поинтересовалась супруга. Как бы прочитав мысли мужа.
–  Не знаю, может быть дней на десять, – не оборачиваясь, ответил Александр. Потом всё же обернулся и наклонившись над любимой для прощального поцелуя прошептал: – Поцелуешь дочу за меня, мне не дотянуться через кресло…
                2
Первое дежурство это как первое свидание с любимой женщиной. С какими впечатлениями пройдёт, таковы будут и последующие отношения…
«Хорошо бы заступить с опытным помощником, а не с юным и  «зелёным»  мичманком как этот Сивков» – осматривая подчиненных, перед разводом на дежурство, подумал Дербенёв. – «Да, к тому же старший помощник командира заступает дежурным по дивизии. Покоя не будет!»
У входа в казарму раздался телефонный звонок. Дневальный поднял трубку.
–  Товарищ лейтенант. К старпому! – услышал Дербенёв.
– Александр Николаевич. Как у нас дела с предварительной прокладкой по маршруту плавания, – спросил у вошедшего Дербенёва Манишевич, – Готов ли планшет маневрирования подводной лодки на выход из гавани?
– Юрий Михайлович… Мы же завтра только на стенд базового размагничивания становимся? – спокойно, с лёгким недоумением ответил  младший штурман.
–  Ну и что с этого, прокладка не нужна? – возмутился Манишевич.
Дербенёв почувствовал недовольный тон начальника и попытался оправдаться.
–  В гавани, мы ходим по карте-плану и планшету, а в море по разномасштабным картам.  Планшет готов, а прокладка в полигон будет готова после замеров и размагничивания, правда это обязанность старшего  штурмана, а не моя. Я отвечаю за наличие и корректуру карт, готовность навигационного комплекса, подготовку планшета маневрирования, – видя, багровеющее лицо старпома Дербенёв осёкся.
–  Вы, что лейтенант будете учить меня жизни? Или может быть особенностям подводной службы?
– Никак нет, товарищ капитан третьего ранга, не буду. Я просто пытался уточнить…
– Для таких как вы, Дербенёв, я специально  над дверью плакат водрузил. Выйдите и прочтите! – Манишевич указал Дербенёву на выход.
Александр сделал шаг назад, приоткрыл дверь, поднял голову кверху и действительно увидел довольно внушительных размеров плакат, ранее почему-то им не замеченный. На белом поле стенда чёрной тушью  было начертано: «Кто хочет сделать дело – ищет средства, а кто не хочет – оправдания!»
– Ну, что умник, понятно? – окликнул молодого офицера старший помощник, не вставая из-за стола.
– Понятно, – вяло ответил штурманёнок.
– А теперь иди обратно, слушай и запоминай.
«Хорошо, что опять зарубки  не требуется на носу делать» - промелькнула шальная мысль у лейтенанта.
 Дербенёв сделал шаг вперёд.
–   Для того чтобы стать старшим штурманом, надо обязательно пройти путь младшего. И не кое-как пройти, а блестяще зарекомендовав себя. Только в этом случае, однажды ты сможешь стать командиром лодки или флагманским специалистом соединения. Улавливаешь мысль?
– Уже поймал!
– Тогда шагай к подчинённым. И присматривай за Сивковым. Не нравится мне этот фрукт. Скользкий какой-то. Да и характеристику на него из школы мичманов слишком правильную дали, даже тошнит …      
                3
Железная утроба лодки встретила новую вахту липким теплом и кисловатым запахом соляра. Седовласый, слегка располневший к своим тридцати трём годам, капитан третьего ранга  Хомичев сидел в центральном посту и с нетерпением ждал Дербенёва. Холёный идеально выбрит и наглажен. Он походил сейчас, скорее, на жениха или свидетеля на свадьбе, чем на сменяющегося дежурного по лодке.
Один за другим, бесшумно скользя по трапу, в центральный пост спустились все члены заступающей смены кроме Сивкова, тот остался покурить перед дежурством.
– Здорово славяне! – окликнул Дербенёв, задремавшего в командирском кресле Хомичева.
– Здоровей видали, – нехотя  откликнулся  Александр Иванович, передавая новому дежурному ключи. – Всё как будто в порядке. Оружие будешь смотреть?
–  А як же! – ответил по-украински Дербенёв.
–  Ну, хохол, погоди! Я же в «Юру» опаздываю, – проворчал Хомичев.
–  Никуда твой ресторан не денется, уважаемый минный офицер. И тётки страждущие похотливых ласк твоих не разбегутся, поверь. А порядок есть порядок, независимо от национальности.
Александр повернулся к спустившемуся в центральный пост Сивкову:
– Дайте команду по громкой связи: «Дежурной смене начать приём дежурства».
–  Вдвойне хохол! – совсем разозлился минёр.
–  Русский, я, друг мой и корни мои уходят в Оренбургскую губернию, – пересчитывая, пистолеты и автоматы в ящике для оружия парировал Дербенёв. – Ты кстати не забудь передать свой «Макаров» из кобуры, а то так и уйдёшь к «тётям» во всеоружии…
–  На! Забирай, счетовод, – Хомичев протянул Дербенёву пистолет, – ну что, всё?
–  С оружием и документами всё. А вот по отсекам ещё не знаю. Сейчас сам пойду, да и посмотрю.
– Ты, что очумел? Только, только штормовую готовность отменили! Надолго ли? Мне бы до очередного усиления ветра сойти на берег, пока не началось…
– А, что обещают?
– А разве дежурный по дивизии не инструктировал?
– Да, инструктировал. Даже слишком, – оборвал Хомичева Дербенёв
– Ну, чего тогда?
– Ладно, давай сверим нагрузку лодки, работающие системы и механизмы и будем докладывать о смене. Шагай в свою «Юру». Матвеевичу не забудь привет передать.
Дербенёв принял доклады от своих подчинённых, обошёл  подводную лодку и, расписавшись в вахтенном журнале, доложил Манишевичу о приёме дежурства.
Поднявшись наверх, в ограждение боевой рубки для инструктажа верхней вахты, Александр с удивлением обнаружил, что Хомичева и след простыл…
«Что ж, каждому своё!», – подумал он и посмотрел в сторону горизонта.
За молами отчаянно толкаясь и не уступая места, друг другу суетились и шумели волны. Они так активно спорили, словно хотели все, и сразу войти в Новую гавань.
«Почти как люди на остановке в час пик у двери в запоздавший автобус» – решил Дербенёв.
Казалось, что волны спорят о чём-то очень важном для них, но абсолютно непонятном для людей. Эта толчея, смешанная с гулкими ударами о причальный фронт вырвавшихся из общего хоровода самых сильных особей ничего хорошего не предвещала.
                4
– Личному составу дежурства и вахты прибыть в центральный пост для отработки расписаний по аварийным тревогам, – раздалось по корабельной трансляции, когда в центральном посту задребезжал береговой телефон.
Александр вышел из штурманской рубки и взял трубку. Дежурный по штабу дивизии сообщил, что согласно полученной из особого отдела информации группа осуждённых на длительные сроки преступников совершила побег из колонии строгого режима и, завладев оружием, пытается проникнуть в порт с целью ухода за границу на одном из судов. В связи с этим дежурный по дивизии потребовал усилить  вооружённую вахту, выставив дополнительно по одному часовому на каждом корабле. Дербенёв информацию воспринял и назначил вторым часовым в смену вооружённой вахты матроса  Ибрагимова.
«Замечательный парень этот Аслан Ибрагимов, – подумал Александр, выдавая оружие матросу, – Безотказный товарищ, с высоким чувством уважения к старшим».
Проинструктировав, еще раз матросов вооруженной вахты Дербенёв спустился в лодку с твёрдым намерением уточнить задачу непосредственно у Манишевича, однако столь простому желанию не суждено было сбыться.
Из динамика связывающего верхнего вооружённого вахтенного и вахтенного центрального поста раздались  голоса матросов Кравченко и Ибрагимова, которые одновременно и наперебой  докладывали обстановку:
– Центральный, отчётливо слышу одиночную и автоматическую стрельбу со стороны северного кладбища! – буквально прокричал Кравченко.
– Ара, эта правда, сам видел, пули так низко летел и очень сильна  падал, как хыщный птица клевал, – перебивая собеседника, не по форме подтвердил Ибрагимов.
Дербенёв, бросился к переговорному устройству.
 – Матросу Кравченко занять оборону в носовой части лодки у корня пирса сектор наблюдения ноль – сто восемьдесят  градусов, сектор обстрела сорок пять – сто сорок пять градусов. Огонь открывать только при явном нападении. Матросу Ибрагимову занять оборону в кормовой части лодки у торца пирса сектор наблюдения и обстрела:  ноль – сто восемьдесят  градусов. Огонь открывать при появлении признаков угрозы.
Александр обернулся и увидел  собравшихся на отработку вахты матросов. Отсутствовал помощник дежурного по лодке мичман Сивков и дежурный моторист старшина первой статьи Козленок.
Собравшиеся замерли, опешив от услышанного. Десятки глаз одновременно всматривались в лицо  молодого офицера,  пытаясь по его выражению прочесть следующую команду.
Дербенёву показалось, что матросы устремили свой взор прямо в его душу. Стало немного не по себе, но лейтенант быстро взял эмоции под контроль и скорее интуитивно, чем осознанно объявил:
– Боевая тревога! Угроза нападения ПДСС!
– Бо-е-в-а-я??? – удивился матрос – вахтенный центрального поста.
– Да. Боевая! – подтвердил Дербенёв, – записать в вахтенный журнал, оповестить дежурного по штабу и дежурного по команде. Узнайте, где находится дежурный по дивизии, мне нужно доложить ему обстановку. И ещё, вызовите, наконец, в центральный пост моего помощника…
Личный состав дежурной смены бросился по отсекам и постам, а  вахтенный центрального поста к телефону.
Еще мгновение и Александр узнал, что на дивизии запрещено перемещение людей по открытой территории, объявлена «Угроза нападения ПДСС», правда, «учебная». Невзирая на последнее обстоятельство, дежурный по дивизии поднял по команде «в ружьё» дежурное подразделение и убыл для усиления группы сотрудников уголовного розыска и спецгруппы особого отдела комитета государственной безопасности, которые выявили и блокировали разыскиваемых бандитов в районе «Северного кладбища».
                5      
Поскольку помощник дежурного по лодке так и не прибыл в центральный пост, а из отсеков доложили, что его нигде нет, Дербенёв решил осмотреть лодку самостоятельно ещё раз и попытаться отыскать неизвестно куда запропастившегося Сивкова, прежде чем докладывать об этом по инстанции.
Быстро осмотрев четвёртый отсек, лейтенант перешёл в пятый. Проверив процентное содержание водорода  в  отсеке и аккумуляторных ямах, Александр нажал на ручку кремальеры переборочной двери, что бы пройти в шестой, но встретил непонятное сопротивление. Ручка кремальеры явно удерживалась кем-то с другой стороны переборки. Дербенёв всем телом навалился и резко нажал на ручку. Переборочная дверь нехотя открылась,  лейтенант перешагнул через комингс и оказался в отсеке. У переборки,  согнувшись и зажав повреждённую руку между колен, застыл дежурный электрик.
– Что здесь происходит? – с негодованием спросил у подчинённого  дежурный по лодке.
–  Мы тут… Там…  – не разгибаясь,  промычал матрос.
Дербенёв сделал несколько шагов вглубь отсека и остановился, в кормовой части почему-то не работало освещение. Присмотревшись, он увидел стоявшего на правом дизеле дежурного моториста старшину первой статьи Козленка. Моряк застыл возле рундука для инструментов и с кем-то разговаривал «на повышенных тонах». В правой руке дежурного моториста Дербенёв разглядел нечто похожее на розгу. Александр подошёл ближе и ужаснулся от картины, которая открылась перед ним.
На железной крышке рундука лежало связанное по рукам и ногам тело мичмана Сивкова. Именно тело, так как сам мичман вместе с его сознанием в этом теле отсутствовали. Мертвецки пьяный помощник дежурного по лодке  ушёл в себя, оставив другим решать все образовавшиеся проблемы. Стойкий запах алкоголя вперемешку с запахом соляра заполнил всю кормовую часть отсека.
–  Где вы его нашли? – Дербенёв обратился к Козленку.
–  В трюме центрального поста. Этот полумерок пытался помочиться на работающий главный осушительный насос во время проверки,  – ответил старшина.
– Почему мне не доложили? 
– А зачем? Мы сами разберёмся.
– Что значит сами? Он мичман, а вы матрос и вы не имеете права…
 – Слышь, ты  «летёха»,  – перебил Дербенёва Козленок,  – летел бы ты отседова, пока тебя самого не связали…
Моторист, как ни в чём не бывало, повернулся к лежавшему тюком Сивкову и продолжил прерванную экзекуцию, не стесняясь в выборе слов, выражений и приёмов.
– Прекратите немедленно издеваться над человеком,   – перешёл на повышенный тон Дербенёв и ринулся к Козленку.
Ещё мгновение и лейтенант ухватил старшину за руку, в которой у того был прут. Козленок, будучи почти в полтора раза крупнее и физически мощнее Дербенёва, довольно легко освободился от захвата и сжав левую руку в кулак как молотом по рабоче-крестьянски размахнулся, чтобы со всей дури нанести удар обидчику. Когда в лицо Дербенёву полетел кулак  размером с пушечное ядро, он вдруг забыл, где и зачем находится и лишь реакция отработанная годами тренировок в сборной училища по боксу спасла его от сокрушительного удара. Встречным ударом правой руки через руку нападавшего Дербенёв наповал свалил Козленка и только потом понял, что произошло.
Какой-то шёпот за спиной, заставил Дербенёва обернуться.
– Товарищ лейтенант, как вам это удалось? – спросил опешивший от увиденного электрик матрос Савченко.
– В смысле?  – не понял Дербенёв.
– Ну, это… Ваську свалить одним ударом. Он у нас самый сильный гиревик на дивизии. На лодке его прозвали «робот убийца». Все матросы боятся этого здоровенного белоруса и даже некоторые мичманы…
– Скажи Савченко,  – Дербенёв подошёл ближе к матросу,  – а Васька, что зверь, чтобы его бояться?
– Да нет. Просто он г-о-д-ок.  – Савченко протяжно и как-то очень ласково произнёс последнее слово.
– Я понял тебя друг, – очень по-товарищески произнёс Александр.  – Значит, говоря вашим языком, если Козленок –  «годок», то я – «карась». Так?
– Вроде того.  – Савченко опустил глаза.
– Так вот, Савченко, запомни… ; Дербенёв, чуть не произнёс крылатое старпомовское выражение «заруби себе на носу», но вовремя осёкся и продолжил,  – удар этот в боксе называется «кросс», а поскольку я кандидат в мастера спорта по этому виду спорта в тяжёлом весе, то таких приёмов у меня припасено для «годков» немало.  Передай, пожалуйста, всем, что я не рекомендую никому из них проверять меня «на вшивость». Понятно?
– Понятно,  – еле слышно произнёс матрос.
– А коль понятно, слушай мою команду: «Мичмана Сивкова немедленно развязать и перевести в четырёхместную каюту пока не очухается. Я потом с ним отдельно разберусь. А старшину первой статьи Козленка привести в чувства немедленно». Выполнять!
– Есть!  – ответил Савченко и бросился к Сивкову.
Дербенёв, видя как Савченко старается, вернулся к лежавшему на палубе мотористу. Слегка потрепав Козленка по щекам, Александр обнаружил, что тот открыл глаза.
– Где я? – спросил, глядя в подволок старшина.
                6
В свинцово сером осеннем небе роились тёмные тяжёлые тучи. Они двигались так низко, что казалось вот-вот коснуться макушек деревьев. Между аккуратными приземистыми могилками старого лиепайского кладбища посвистывал  холодный  ветер, срывая песок с дорожек и бросая его в лицо матросам и офицерам, расположившимся в засаде в столь неподходящем для этой цели месте. Пальба, только что разразившаяся между бандитами и блокировавшими их спецподразделениями  правоохранительных органов  вдруг стихла.
Ивар Краузе  – руководитель группы  уголовного розыска бесшумно вынырнувший откуда-то из темноты упал рядом с Манишевичем, укрывшимся от пуль за гранитным камнем.
– Майор, ты откуда здесь взялся? – поинтересовался Ивар, придерживая левое плечо рукой в которой к тому же был пистолет.
– Я не майор, а капитан третьего ранга.  – уточнил Манишевич.
– Ах, не майор, а всего лишь капитан,  – пошутил Краузе сквозь гримасу боли. – А я вот майор милиции как видишь и зовут меня  Ивар Краузе. По долгу службы здесь или как?
– По долгу. Не сомневайся. Дежурю по дивизии подводных лодок, услышав выстрелы, сразу всё понял. Мы ориентировку по преступникам ещё утром получили. Объявил тревогу на соединении и к вам на помощь. Тридцать бойцов с автоматами, думаю, не помешают. 
– За помощь спасибо, да вот только бойцов своих побереги не их это дело, а наше…
Манишевич заметил, что сквозь пальцы милиционера сочится кровь, лицо Краузе даже в темноте стало отчётливо белее прежнего.
– Да ты ранен, майор?
– Ерунда, немного задело. Кажется навылет. А у этих беспредельщиков, всё равно патроны  скоро закончатся. Ещё один провокационный штурм и возьмём тёпленькими.
Где-то из района часовни раздался голос усиленный мегафоном. Властным тоном преступникам предлагалось сдаться. В ответ послышались редкие беспорядочные выстрелы и треск ломаемых бегущими людьми кустов.  С трёх сторон поднялись и метнулись вдогонку тени  преследователей. Малашевич услышал нарастающий звук бегущей толпы. Похоже, убегающие и преследователи бежали прямо на него. Юрий Михайлович дослал патрон в патронник своего  пистолета и выглянул из-за камня. Огромного роста детина выскочил прямо на затаившихся в темноте офицеров. В руках у преступника был автомат. Времени на раздумье не оставалось, и Манишевич резко выставил ногу из-за камня. Споткнувшись, о внезапно возникшее препятствие преступник  растянулся в полёте и упал на лежащего рядом Ивара. Манишевич вскочил и бросился на бандита сзади. Одного  удара рукояткой пистолета по голове хватило, что бы обезоружить преступника уже в бессознательном состоянии. К этому времени подоспели сотрудники КГБ.
– Как с остальными бандитами? – переводя дух, спросил Юрий Михайлович у сотрудника с фонариком в руках.
– Сейчас узнаем, – ответил оперуполномоченный связывая руки бандиту, поясным ремнём. – Где твои матросы?
– Оцепили кладбище по внешнему периметру.
– Передай своим, чтобы огонь на поражение открывали только по команде наших сотрудников или сотрудников  милиции, а также в случае нападения на кого-либо из матросов.
 – Добро. Сейчас передам по цепочке.
Переговорив с кем-то по рации, сотрудник КГБ повернулся к Юрию Михайловичу.
– Одного беглого урку грохнули в перестрелке у воздушного моста, ещё одного сейчас возле могилы полковника Тягина, двоих взяли живыми на пляже, один вижу вам достался, выходит остался ещё один – последний… – офицер осмотрел обездвиженного преступника и, увидев окровавленное плечо майора милиции,  предложил осмотреть рану.
– Ну как там, много штопать придётся? – поинтересовался Ивар.
– Штопать много или мало не знаю, а вот резать, наверное, придётся. Выходного отверстия нет!
– Надо бы его к врачу, да побыстрее, иначе совсем кровью истечёт! – вклинился в разговор Манишевич. – У нас в дивизии медпункт и  дежурный врач имеется, здесь рядом.
– Сейчас доставим. Вот только ещё одного рецидивиста поймаем. Или он пулю… 
                7
Когда из штаба дивизии сообщили, что все преступники пойманы, Дербенёв облегчённо вздохнул, считая, что испытания, выпавшие ему на первое в жизни самостоятельное дежурство по лодке уже позади. Но как говорят: «Человек полагает, а бог располагает». Так случилось и на этот раз.
Не успели матросы и старшины дежурной смены привести боевые посты в исходное повседневное положение, как из штаба пришло сообщении о резком изменении метеоусловий в ближайшие два;три часа и ожидаемом усилении ветра северных направлений в порывах до 25–35 метров в секунду. Ещё спустя минуту был  получен сигнал оперативного дежурного эскадры подводных лодок  об объявлении «штормовой готовности № 1». Из казарм на лодки стали перемещаться экипажи, дежурные по командам приступили к  оповещению и сбору офицеров и мичманов.
Дербенёв поднялся на мостик. Ветер северного направления усиленно трепал  фалы гюйсштока и флагштока играя ими как струнами мандолины. Слабый  звук этой заунывной мелодии был слышен даже в боевой рубке.
После докового ремонта и перехода в Новую гавань подводная лодка  Б-224 была ошвартована у 47-го пирса с юга. С северной части пирса обычно также швартуется одна из лодок, однако сейчас там место пустовало и поэтому вся мощь зарождавшегося шторма обрушилась на левый борт субмарины.
Александр направился на пирс, чтобы ещё раз проверить надёжность швартовки корабля. Не успел он ступить на шаткую твердь металла, как шквалистый порыв ветра буквально ударил в борт подводной лодки. В кормовой части самой лодки и где-то за её пределами в районе торца пирса что-то сначала загрохотало, а затем отчаянно и протяжно звякнуло. Под натиском ветра корма лодки вместе с пирсом дёрнулись и заметно сдвинулись в сторону. Дербенёв прислушался. Ещё один порыв, ещё один удар. Грохот на торце пирса усилился.
«Якорь срывает – мелькнула мысль. – Торец пирса не имеет стационарной опоры, последняя секция удерживается двумя якорями».
Дербенёв попытался ускорить шаг. Однако ветер отчаянно сопротивлялся желанию Александра. Лейтенанту стоило многих усилий, чтобы просто удержаться на ногах. Шаг, ещё шаг. Следующим порывом ветра с головы Дербенёва сорвало фуражку, и она улетела за борт. До кормовых швартовых концов оставалось каких-то пара метров, но в серой темноте ночи не было видно, в каком они состоянии. Чтобы не упасть Александр прижался к бортику пирса и достал из кармана фонарик. Луч света выхватил из темноты два натянутых как струна кормовых швартовых конца подводной лодки, за ними,  устремлённые в корму, просматривалась  ещё пара.
Работа швартовых концов у Дербенёва не вызвала тревоги, а вот их состояние требовало дополнительного внимания. Даже беглый осмотр  давал  основание полагать, что изрядно потёртые кормовые швартовы свой срок уже отслужили и подлежат замене. О своих умозаключениях Дербенёв решил доложить старшему помощнику при первом удобном случае.
Возвращаясь назад, Александр заметил, что средние швартовы ослабли и не работают. До осмотра носовых швартовов дело не дошло. За спиной лейтенанта раздался сначала треск рвущихся швартовых концов, а затем поющий и свистящий хлыстовый удар по корпусу и пирсу. Александр обернулся. Корма лодки значительно отошла от пирса, заработали средние швартовы. Лейтенант включил фонарик и бросился к корме. Оба задних кормовых швартова были оборваны. Старая пенька не выдержала натиска стихии. Теперь вперёдсмотрящие кормовые швартовы работали с двойной нагрузкой, которой для них было явно многовато. Возникла угроза обрыва всех кормовых швартовых концов.
– Аварийная тревога! Обрыв кормовых швартовых концов, – прокричал сквозь ветер Дербенёв бегущему навстречу экипажу и бросился на мостик.
Матросы и старшины, прибывшие на лодку, под руководством дежурного по команде мичмана Молчалина организованно и быстро без лишней суеты устремились на свои боевые посты. Швартовные команды стали готовить к использованию запасной швартовый конец, лежавший здесь же на пирсе.
– Центральный! Перейти на бортовое электропитание. Перевести управление машинными телеграфами в боевую рубку. Телемеханику прибыть на телеграфы, – поднявшись на ходовой мостик, скомандовал Дербенёв по громкой связи.
– Я уже на месте, товарищ лейтенант, – из темноты боевой рубки отозвался старший матрос Азизов.
 – Приготовить главные  гребные электродвигатели к даче хода. Запретить выход личного состава на корпус лодки без спасательных жилетов, – продолжал командовать дежурный по лодке, как будто делал это множество раз, а ведь это было его первое в жизни дежурство.
– Прошу разрешения на мостик – мичман Сивков. – Дербенёв скорее почувствовал, чем услышал сквозь грохот ветра откуда-то снизу доносившийся голос своего помощника.
– Добро, – отреагировал Александр.
– Товарищ лейтенант прошу разрешения возглавить швартовные команды до прибытия офицеров.
 – А вы в состоянии, или я вас опять искать буду теперь уже за бортом?
– В состоянии, Александр Николаевич. Малёхо проспался, не подведу. Здоровьем клянусь.
– Что мне ваши клятвы. Грош им цена. Но, поскольку вы ракетчик и по штатному расписанию являетесь заместителем командира кормовой швартовной команды,  вот, возьмите страховочный пояс вахтенного офицера и там, на палубе пристегнитесь к лееру. Срочно заводите новый кормовой  швартовный конец.
Взяв пояс, Сивков бросился на кормовую надстройку. На мостике появился сигнальщик и, вооружившись переноской, стал проверять подключение манипулятора вертикального руля и прожектора. Через несколько минут прошёл доклад из седьмого отсека о готовности к работе бортовых электромоторов и готовности к выполнению команд машинных телеграфов. На мостик поднялся баталер мичман Молчалин, он же рулевой на вертикальном руле,  согласно корабельному расписанию по тревоге.
– Алексей Петрович, а где у нас лейтенант Жарков, который живёт в казарме? Сейчас бы штатный вахтенный офицер не помешал.
– Так он же с Хомичевым. В «Юре» девок щупают.
– А где старпом, не знаете?
– Краем уха слышал, от дежурного по штабу, что Б-93 сорвало со швартовов и он как дежурный по соединению убыл туда.
В свете прожектора Дербенёв видел как матросы быстро заводят, протягивая сквозь утки и кнехты, новый швартовный конец. Он также видел как далеко от пирса отошла корма лодки. Как передние кормовые концы вытянулись почти перпендикулярно корпусу и, не выдерживая натиска ветра, стали проскальзывать.
– Товсь моторы, – скомандовал Дербенёв в боевую рубку, но было поздно.
Очередной порыв ветра приподнял последнюю секцию  пирса, где-то под водой что-то со звоном лопнуло, после чего  пирс стал немного крениться и отходить в сторону. Ещё порыв… И треск рвущихся швартовов вновь раздался на корме. Обернувшись на звук, Дербенёв увидел как оборвавшийся конец одной своей частью с грохотом ударил  по пирсу, разрезав надвое жестяной гальюн, приваренный на торце. Вторая, меньшая, часть швартова, будучи наглухо закреплённой к кнехту лодки, маятником поднялась вверх и, превратившись в смертоносную гильотину, полетела прямо на Сивкова, который стоял на месте и как заворожённый смотрел на происходящее.
  – Назад. Назад, Сивков, – закричал Дербенёв с мостика, забыв, что это он – дежурный по кораблю приказал – своему помощнику пристегнуться к лееру страховочной цепью, дабы того не смыло за борт…
Лопнувший конец со свистом перерубил леер как раз в том месте, где стоял Сивков, и с невероятной силой шлёпнулся на палубу. Помощник дежурного по кораблю упал рядом.
– Право на борт. Левый малый вперёд, правый малый назад, – скомандовал дежурный по кораблю.
Лодка вздрогнула, немного подалась вперёд. Ещё мгновение и  лодка застыла. Корма медленно пошла влево. Расстояние между пирсом и лодкой быстро сокращалось.
 – Стоп левый, – сообразил Александр видя, что корма лодки перестала двигаться к пирсу.
– До пирса четыре метра. Расстояние сокращается. – Дербенёв услышал голос Сивкова и, не поверив своим ушам, обернулся.
Корма возобновила движение в нужном направлении. Сивков стоял в луче света и показывал в сторону пирса. Что-то необычное было в его одежде. Александр присмотрелся. У мичмана на ватнике отсутствовал правый рукав и, также как и у самого Дербенёва, на голове не было фуражки.
«Что ж, это не самые страшные потери» – обрадовался Александр. – Подать задний. Подать передний. Завести добавочные. – без всяких остановок прокричал он, готовый сплясать здесь же на мостике.
– До пирса два метра. Расстояние сокращается… – продолжал свои доклады Сивков.
В темноте и суете аврала находящиеся рядом подчинённые   не заметили широкой добродушной улыбки и сияющих глаз молодого лейтенанта, впервые покоряющего стихию. Да оно, очевидно, и к лучшему…
                8               
Через час, когда на борту по штормовой готовности собрался практически весь экипаж, Дербенёв почувствовал себя гораздо увереннее и спокойнее. Случай с Козленком отошёл куда-то на второй план. Протрезвевший Сивков бегал по отсекам, как ребёнок, и показывал всем свой  ватник, который, пожертвовав своим рукавом, спас ему жизнь. Оборвавшийся швартовый конец пролетел буквально в миллиметре от руки мичмана, как скальпелем срезав внешнюю часть рукава ватника.
Докладывать или не докладывать о случившемся на первом дежурстве инциденте, Дербенёв не знал. Если до аварийной тревоги, всё было предельно ясно, то теперь его одолевали сплошные сомнения. Да и сам Васька, очевидно боясь списания на береговую базу, повинился, дав честное слово подводника быть во всём опорой для молодого лейтенанта, если тот не станет докладывать о случившемся командованию. И Сивков как будто всё осознал…
Когда верхний вахтенный доложил о прибытии на борт дежурного по живучести лейтенанта Аничкина, Дербенёв разговаривал по береговому телефону с командиром лодки и не смог встретить проверяющего, что вызвало целую бурю эмоций со стороны последнего.
– Вы что это себе позволяете, лейтенант? Или на ваших мостодонтах не принято встречать старших.
– Но, товарищ лейтенант, когда вы прибыли, я докладывал обстановку командиру. Тем более, с лодки только что убыл дежурный по дивизии – наш старший помощник.
 – Во-первых, я не лейтенант, а если вы не ослепли – инженер-лейтенант, а во-вторых, как раз ваш старпом меня сюда и направил. Теперь всё ясно, лейтенант?
 – Тогда и вы усвойте – я вам не лейтенант, а товарищ лейтенант. Давайте будем без фамильярности, – возмутился Дербенёв. – Что-то я сомневаюсь, чтобы дежурный по дивизии желал проверки  своей лодки каким-то дежурным по живучести, если он сам в состоянии это сделать неоднократно. Вам бы его энергию.
– А это не вашего ума дело, товарищ лейтенант. Пойдёмте и посмотрим, что у вас творится.
В ходе проверки лейтенант Аничкин довольно скрупулезно осмотрел лодку и сделав ряд замечаний, связанных в основном с недавним использованием механизмов и систем по аварийной тревоге.
Заручившись тем, что до утра дежурный по живучести никому докладывать о выявленных замечаниях не будет, а в семь часов придёт на повторную проверку, Дербенёв добросовестно приступил к их устранению.
Ближе к четырём утра штормовую готовность понизили, объявив готовность № 3. Экипаж убыл отдыхать в казарму. Александр обошёл лодку, проверив приведение механизмов в положение «по- швартовному», ещё раз убедился в устранении замечаний, выявленных Аничкиным, но отдыхать так и не решился.
Ему казалось, что назойливый и очень высокомерный лейтенант вот-вот должен придти и Дербенёв ждал. Правда ни в семь часов, ни до подъёма флага дежурный по живучести так на борт и не прибыл. Обрадовавшись несказанному счастью, так внезапно свалившемуся на голову, Александр радостно, чётко и бодро доложил обстановку командиру, прибывшему с экипажем на подъём флага.
Командир похвалил Дербенёва за проявленную бдительность в ходе объявленной «Угрозы ПДСС», а также поблагодарил дежурную смену за правильные и грамотные действия по аварийной тревоге.
Окрылённый лейтенант спустился в центральный пост, где обнаружил вахтенного центрального поста старшину первой статьи Козленка, который с кем-то разговаривал по телефону, держа трубку в полуметре от уха. Из трубки доносился отборный старпомовский мат вперемешку со звериным рёвом, который без особого напряжения прослушивался из любой точки центрального поста.
– Что там? – поинтересовался Дербенёв.
– Вас, – с недоумением  ответил вахтенный.
Дербенёв взял трубку и представился:
–  Дежурный по кораблю лейтенант Дербенёв.
– Никакой вы не дежурный по кораблю. Вы размазня высокопарная. Что вы о себе возомнили. Кто вам дал право учить дежурного по живучести? – безо всяких предисловий начал Манишевич. Он всегда переходил на «вы» когда хотел подчеркнуть официальность отношений.
–Товарищ капитан третьего ранга,  я…
– Молчать, зелень подкильная, когда с вами старшие по званию разговаривают. Почему замечания допустили на дежурстве, почему до сих пор не устранили?  – не останавливался старший помощник.
Дербенёв молчал.
– Что вы там молчите? Язык проглотили?
– Никак нет. Я слушаю.
– Это я вас слушаю.
– Юрий Михайлович, я замечания устранил в течение часа после проверки, да и какая может быть проверка дежурным по живучести, если объявлена «Штормовая готовность № 1» и на борту находится весь экипаж.
– А вот это не вам решать. Почему не доложили об устранении замечаний?
– Аничкин сказал, что сам обязательно придёт на борт до семи утра и проверит.
– И что? – невозмутимо переспросил  Манишевич.
– И не пришёл. А я ждал его всю ночь…
– Лучше бы ты спал, да дело знал. Нарожают полудурков, а стране нужны герои. – Юрий Михайлович перешёл на ненормативную лексику. Потом немного успокоившись, продолжил:
– Значит так: за допущенные и неустранённые замечания я вас снимаю с дежурства. Сдайте дежурство Жаркову.
– Но я ведь их устранил! – обречённо возвопил  Дербенёв.
– А вот это ты с Аничкиным выясняй, – старпом бросил трубку.
                9
Сдав дежурство Жаркову, Дербенёв направился в казарму. В небе по-прежнему завывал холодный ветер, сменивший направление с северного на западное. Уставшая от ночных приключений, лодка сонно раскачивалась на швартовых концах. Прижимаясь всем своим телом к мягким резиновым кранцам пирса, она дремала, поскрипывая мокрой пенькой. Волны, обозлённые бессмысленной толчеёй, выстроились правильными шеренгами и не толкаясь, а поочерёдно перескакивая через волноломы, атаковали причальный фронт. Вдоль всей прибрежной полосы от Городского до Военного канала, включая Зимнюю, Новую и Военную гавани, волны-камикадзе шли на таран причалов как бы пытаясь взять реванш за ночное поражение. В своём последнем смертоносном порыве они обрушивались на асфальт многотонными телами и разбивались, оставляя после себя завесу водяной пыли,  мириады брызг и огромные лужи.
Выход в море по погодным условиям был перенесён, и Манишевич решил провести «разбор полётов» с молодым офицером. В сложившейся ситуации Дербенёву было абсолютно всё равно, сухим он доберётся до казармы или мокрым. Однако, поднявшись на корень пирса, Александр вдруг обнаружил, что волны, ударяясь о причальную стенку, всё же оставляют небольшую мёртвую зону, свободную от брызг. И находится эта зона непосредственно у края причальной стенки.
«Вот здесь я и пройду, авось не смоет», – подумал лейтенант и повернул в сторону казармы.
Пройдя несколько метров, Дербенёв заметил, что навстречу ему по самому краю также как и он идёт ещё кто-то. Александр присмотрелся.
«Ба! Да это же Аничкин. Тот самый ненавистный инженер-лейтенант, из-за которого меня сняли. И на одной дорожке»  – скорее обрадовался, чем огорчился Дербенёв. – «Ну, иди, иди ближе.  Я точно не сверну, а если не свернёшь ты, то полетишь за борт. Это я тебе гарантирую», – промелькнула шальная мысль.
Издали было видно, как на причале, под пеленой водяной завесы сближаются две одинокие фигуры в чёрном. Правда, не было видно главного – никто не собирался сворачивать со своего пути.
Аничкин мирно шёл на свою лодку. Пытаясь уберечься от назойливых брызг, он наклонился вперёд и опустил голову, поэтому не мог видеть Дербенёва. В отличие от него, Александр шёл в «лобовую атаку» сознательно, дерзко подняв голову и расправив плечи. За пару шагов до столкновения, ведомый каким-то шестым чувством, Аничкин поднял глаза и почти вплотную увидел стальное лицо Дербенёва. Инженер-лейтенант, не раздумывая, шагнул вправо и тут же оказался по самые щиколотки в огромной луже, ещё шаг – и вода уже по колено, ещё секунда – и сверху на него обрушилась очередная волна.
Дербенёв, даже не обернулся. Как гордый идальго Дон-Кихот Ламанчский он победно и гордо продолжил свой путь.
А его визави ещё долго стоял под ледяным душем и смотрел вслед удаляющейся фигуре.