А ты?..

Морозный январь, сбавив святочные обороты, на малой скорости катился в снежный февраль. Москву заметало. Дневные снегопады сменялись ночными. Дворники забыли дорогу к родному дому. Они стояли по утрам у сдвинутых с тротуаров сугробов с ошалелыми, но уже отрешенными лицами. И ранним прохожим хотелось сказать им что-то доброе или хотя бы сочувственно развести руками. Иногда снегопад выдавался каким-то сказочным, нереальным. Хлопья зависали в воздухе. Медленно, ласковым пухом садились на дома, деревья, ограды. Лепили из пешеходов движущихся снеговиков, из автомобилей - неповоротливых белых жуков. Соне нравилось существовать в этом слегка искаженном, приглушенном мире. Следовать его законам, прислушиваться к его ритму. После приезда Бориса ей нравилось все...

Она с трудом доехала до работы и втиснулась на стоянку. Все-таки счастье, что можно не сидеть до вечера, а брать работу домой. В час пик отсюда не сдвинешься. Она распечатала и сдала перевод. Перекинулась словом с коллегами, сунула в большую сумку очередную кипу и вышла на улицу. Нет, на обратный путь уйдет целая вечность…Лучше погулять на прудах, перекусить и двинуть обратно, запустив на диске что-нибудь любимое, примиряющее с существованием в мире пробок и поры снегопадов. Она выгрузила в машину бумаги, перебежала дорогу к прудам и решила позвонить домой, чтобы ребенок не ждала к обеду.

Соня залезла в сумку в поисках вечно проваливающегося мимо карманчика телефона и вдруг услышала – Зося! В сумку медленно залетали хлопья, садились на голову, на плечи. А она не двигалась. Потом повернулась. Никто не стоял и не ждал. Она сделала два шага к тротуару, стала смотреть в исчезающие в снежном мареве спины. Почудилось…Закрыла сумку на замок, сунула руки в рукава и медленно пошла вдоль пруда. Нет-нет, почудилось. Не мог Марек позвать таким голосом. Требовательным и еще каким-то… Не знающим беды. А может – знак? Может, именно сегодня им надо поговорить?..

Она повернула за угол и увидела в конце аллеи девушку с парнем. «Точно как Соня, - подумала, мешая улыбку с досадой, - распахнутая дубленка, шарф болтается… Посреди зимы!» Парень забегал вперед и шел перед ней, размахивая руками. Они спорили, как могут спорить только влюбленные. Горячо и понарошку.

- Нет, ты сама себя слышишь? Мне интересно! Ты послушай себя, Зося!

Зося…Их перепалки кончались тем, что Марек хватал ее руки и совал себе в карманы. И их пальцы мирились первыми. Потом два покрасневших клюва. Потом глаза, губы. И наконец, они целиком.  И закипавшие злые слезы проливались детскими блаженными облегчающими…

Ведь это было…Чистое, беззаветное, глупое…Счастье. О котором они не смеют помнить. «Как скрипку, я держу свою обиду…»

«Ты увидела Бориса  и поняла, что он лучше… - вспомнила Соня. – Ты все решила до того, как получила письмо». Что на это можно было бы ответить?.. Ты слышишь себя, Марек?!

Соня смотрела вслед ссорящимся молодым. Так безоглядно…Надо позвонить! Помириться, простить… Пока эти двое не споткнулись, и не раскололся где-то маленький аквариум с золотой рыбкой, не уставшей еще их мирить…

Дома она отдала пакеты Сонечке, сняла куртку и сапоги и сразу взяла трубку. Медленно набирала непривычный номер и думала – если не наберу с ходу, не буду повторять! Но набрала. Долго слушала гудки. Ответил женский голос. Моложавый, звонкий. Через секунду встревожившийся. «Нет-нет, не бойся!» Соня дала отбой.  «Я не нарушу… Пускай все будет хорошо…»

Не успела переодеться, как позвонил Борис. Слушала, как Сонечка разговаривает с дедушкой, потом - с бабушкой. Когда стала смеяться, поняла, что трубку опять взял папа. Он смешил ее, подкалывал. Как будто хотел убедиться, что его смешливый ребенок не изменился, не повзрослел. Что тревоги об отце не сменяются новыми…Сонечка сунула трубку и деликатно ушла в свою комнату, неделикатно закатив глаза. 

- Как ты?..

- А ты?..

- Я скучаю…А ты?..

- Я тоже, только сильнее.

- Сильнее – это как?

- Ну, как…У вас все в тулупах до пят, а тут сплошные знойные женщины с голыми конечностями. Сравни степень героизма!

– А знойная женщина – это южная  или чувственная?

- Чувственная, конечно. Хотя, как правило…В общем, сочетание того и другого. 

- Тогда я тоже – знойная женщина!

- Ты? Да-а. Ты очень, очень знойная.

- Хорошо, пусть не очень, но зачем ты такие вещи обсуждал с посторонними?

- Когда?!

- Сима однажды спросила - если мужчина говорит о женщине, что она - плюшевый мишка, что он, по-твоему, вкладывает в это понятие?

- И что же?

- Я не знаю. Но думаю, ты хотел сказать, что я бесчувственная! Почему ты не говорил об этом со мной? Причем тут Сима?.. Я же никогда…

- А что Сима часто говорила об этом?

- Нет, только раз. Но Даша спрашивала, как ты меня называешь, например, «зайчик мой».

- Зайчик мой???

- Я сказала, что умерла бы от отвращения, если б ты сказал «зайчик».

- Ты так говоришь, как будто это почетно умереть от отвращения к мужу?!

- Не к мужу! К зайчику!

- А я не называл тебя так. Никогда. А помнишь, как называл?

- Помню…Соня решительная. Хотя все всегда решал сам.

- Ну, да! Самый главный вопрос решил кто? А я уже так, по мелочи…Вот сейчас тоже хочу... Не надо звонить Мареку, слышишь? Если сам позвонит…Скажи - я приеду, тогда. Одна не ходи, хорошо?

- Хорошо…

Борис дал отбой. А Соня все держала трубку, смотрела в окно и думала – как все совпало…Это Зося, и ее несостоявшийся звонок, и Борисово – не звони! Почувствовал… Зазвонил мобильный.

- Соня, это я. С улицы. Мама, когда слышит «скучаю», сразу заводит пластинку – «поезжай, мы сами». А сами они…Отец ходит потихоньку, но кто-то все время с ним. Мама очень устала. Чужого человека в доме не хочет. Я и сам такой, если честно. Надо кого-то своего и не в сиделки, а по ситуации – приготовить, убрать…Хочу с Диной поговорить. Ей с мальчиком деньги не помешают. А помогать она и так помогает. Когда мы по очереди дежурили, приходила, готовила.

- Когда мама уходила, Дина приходила и готовила?

- Вот, Соня! Ошибка доверчивых мужчин! Берут в жены мишек, думают плюшевые. А они потом, смотри, как рычат! По-твоему, я должен был готовить? Или ты думаешь, после бессонной ночи я интересовался Диной?

- Но тебе же приходит в голову…

- В отличие от тебя я всегда помню, что женат.

- А я?

- А ты, когда прочла Марекову писанину, зарыдала и закричала, что я не представляю, как тяжело тебе было все эти годы. И я тебя не ударил. Не убил и не закопал. Я сказал тебе: Спасибо, Соня!

- Но ты не выслушал, сразу все перевернул. А потом уехал с таким выражением… Мне было тяжело, потому что… Когда человеку сломали хребет, он об этом помнит всегда. И не хочет, а помнит. Если бы ты сказал, что Марек искал меня, я бы поняла. Я бы не тащила эту тяжесть. А ты молчал. Ты не верил мне…Спасибо, Боря!

- Поговорили…

- Поговорили…В общем, ты оставайся, сколько надо. Хотя мы скучаем.

- И ты скучаешь?

- И я…А ты?