Три вождя

               

                Германия. 1942 год.

Вождь немецкого народа Адольф Гитлер пребывал в непонятном для него самого, неопределенном расположении духа. С одной стороны у него была причина для хорошего настроения: Роммель прислал сообщение об очередном прорыве его танков. «Скоро, - думал Гитлер, - германские войска войдут в Александрию и Каир, и он сможет увидеть пирамиды».  Он живо интересовался мистикой Древнего Египта и часто посещал в Берлинском музее отдел древностей.  Бюст Нефертити, найденный в Египте и вывезенный оттуда  немецким археологом  Л. Борхардом, не произвел на него впечатления. Не арийка.  Вот пирамиды – это другое дело!  Хорошо, что англо-саксонскому господству в Египте, да и вообще на Ближнем Востоке  скоро придет  конец.
С другой – фюрера расстроило решение Верховного суда по делу «Красной капеллы». Слишком мягкий приговор. Преступно мягкий. Судьи решили, что раз члены шпионской организации – арийцы,  к ним можно проявить снисходительность. «Нехватка воли – вот что может погубить Германию!» - произнес вслух Гитлер.
Его голос гулко вознесся к высокому потолку, покрытому деревянной резьбой в готическом духе, и вернулся обратно, троекратно умноженный эхом. Гитлер любил такие помещения с хорошей акустикой, где любые его слова, даже самые обыденные, становились словами высшего существа, чуть ли не самого Господа Бога.
    Сталин не захотел, а скорее не смог стать богом. Он сделал богом Ленина, а сам стал его верховным жрецом. Ленин был первым, Сталин – вторым. А он, Адольф Гитлер, первый! Он, как и Ленин, творец! Вот что  отличает его  от этого хитрого кремлевского азиата. Соратники Сталина смертельно боятся его, но не боготворят. У Сталина нет харизмы, он держится на страхе. Соратники Гитлера обожают своего фюрера. Они не боятся его, а слепо следуют за ним, уверовав в его силу и высшее предназначение. И он добр и снисходителен к ним, как сам Господь Бог, и закрывает глаза на их маленькие слабости. Вон Геббельс, урод,  завел себе целый гарем и рассуждает о чистоте арийской расы. Сталин не может себе такого позволить. Даже при всей ценности такого министра как Геббельс Сталин расстрелял бы его.
Гитлер усмехнулся, он вспомнил фразу Сталина о том, что «кадры решают все». И вот, чтобы они ничего не решали, эти кадры, усатый Макиавелли почти всех их перестрелял. Несчастный человек. Для того, чтобы окружить себя талантливыми людьми, нужно самому быть богом. А иначе живи с посредственностями. Вот поэтому не Сталин стоит на Одере, как замышлял, а он, Гитлер, на Волге.
Невидимые нити связывают его с этим человеком. Гитлер получает энергию из космоса. А вот откуда берет энергию Сталин? Он работает как обыкновенная машина, без устали, но и без озарения свыше. Гитлер любит небеса. Он охотно летает на самолетах. Сталин панически боится летать. Его больше устраивает земная поверхность. И все-таки он с симпатией относится к Сталину. Без него Гитлеру чего-то не хватало бы.

Гитлер вспомнил рассказ Риббентропа о переговорах в Москве.  Слегка сутоловатый, с головой, как бильярдный шар, Поскребышев провел немецкую делегацию  к Сталину. Сталин поднялся навстречу  Риббентропу  из-за письменного стола, поздоровался с ним за руку и, предлагая сесть, сам отодвинул стул у другого стола, стоявшего перпендикулярно к первому,  длинного, покрытого зеленым сукном, за которым собирались члены Политбюро, и из-за которого вместе со Сталиным поднялись навстречу Риббентропу Молотов и переводчик. Риббентроп отметил, что Сталин  любил хорошо вычищенную обувь и сказал об этом Гитлеру.  Как сияли у него сапоги! «Что? Лучше, чем у меня?» - поинтересовался  тогда Гитлер, улыбаясь. «Справедливость требует, чтобы я сказал «да», мой фюрер», - улыбнулся в ответ Риббентроп. «Что ж, мы со Сталиным не святые. У святых сияют нимбы, а у нас с ним – сапоги!» - сострил Гитлер. Эта шутка имела большой успех у партийной верхушки, и Гитлер гордился этим. 
Сталин приказал Поскребышеву принести чаю. Чай принесли в тяжелых серебряных подстаканниках с гербом Советского Союза, со знаменами и вензелями, с массивной, в завитушках, ручкой. В этом же стиле были исполнены серебряные ложки и сахарница со щипцами, и только тарелка, на которой лежали сухарики, была самой обыкновенной, фаянсовой, с белой щербинкой на краю. Перехватив взгляд Риббентропа, Сталин усмехнулся в усы своей лживой улыбкой и сказал, что эта незамысловатая тарелочка – самый ценный предмет на столе, поскольку она принадлежала еще Ленину. У него, пояснил Сталин, остался в наследство от вождя целый шкаф с разномастной посудой, которую сразу же после переезда правительства из Петрограда в Москву  наспех собрали для совместных чаепитий, которыми народные комиссары сопровождали свои бурные и продолжительные заседания.
Фюрер знал, что Сталин ненавидит его. Еще бы! Если бы Сталин сумел его обмануть, а не он Сталина, может быть,  все было бы  наоборот. Но наоборот быть не могло. Гитлер  чувствовал, попади он в руки Сталина, и тот подверг бы его самым изощренным издевательствам. А что он, Гитлер, сделает со Сталиным, когда захватит его? Сначала предаст его суду, потом помилует и сделает гауляйтером  Урала или Западной Сибири. Потом будет   встречаться с ним по вечерам за бокалом хорошего вина и беседовать  в духе Сократа  о смысле жизни и власти, объяснять Сталину,  почему тот проиграл.  Адольф Гитлер, может себе это позволить, он – бог. Сталин себе такого позволить не в состоянии. Его жестокость – это удел способного, но не божественного правителя. К тому же Сталин не имеет такой отваги, как он, Гитлер, который  храбро воевал в Первую великую войну, рисковал жизнью, получил боевые награды. Сталин ездил на бронепоезде, расстреливая из пулеметов соотечественников, когда те бежали с фронтов гражданской войны. Сталин не очень храбрый  и очень жестокий человек.
А вот его, Гитлера нельзя обвинять в жестокости. Он, конечно, настоит на том, чтобы членам «Красной капеллы» вынесли смертный приговор, всем, даже женщинам. Но в этом нет жестокости, в этом – высшая необходимость, целесообразность, и даже можно сказать – справедливость. Мягкотелость здесь не нужна. Она опасна. Нужна твердость. Воля! Вот и лидера немецких коммунистов Тельмана он давно бы расстрелял. Но Тельман ему симпатичен и будет нужен. Он – вождь! Как кричала ему тогда толпа, на стадионах: «Хайль, фюрер Тельман!», - и поднимала руки в жесте  «Рот фронт». Правда, вождь проигравший, второго сорта. Тем не менее, еще есть возможность перевоспитать его там, в лагере. А потом Гитлер приблизит его к себе, ему нужны талантливые помощники.
Сталин – мясник! Это все из-за отсутствия харизмы. Его, Гитлера, нельзя называть  мясником. Но его так называют из-за еврейского вопроса. Его обвиняют в ненависти к евреям. Глупцы! Здесь нет никакой ненависти, а только чувство здоровой конкуренции. Почти по Чарльзу Дарвину. Евреи хотят править миром, немцы – тоже! Здесь кто кого. Иного быть не может. Только евреи хотят закабалить мир подло, с помощью своих еврейских штучек, разных швейцарских и американских банков, а вот немцы завоюют мир в открытом бою, с открытым забралом, как рыцари времен Зигфрида.
Недавно он просматривал список евреев, приготовленных к уничтожению в газовой камере, за которых хлопотали их родственники из Швейцарии и Америки при посредничестве тех же швейцарских и американских банков. Он должен был лично решить, кого из них вычеркнуть из списков и выпроводить из Германии живыми. Фюреру была неприятна эта работа. У некоторых осужденных были такие ярко выраженные еврейские имена и фамилии, что рука фюрера просто отказывалась вычеркивать их из списка. Но суммы выкупа, стоявшие напротив, заставили   подчиниться голосу разума, а не сердца. От этих воспоминаний у фюрера окончательно испортилось настроение.
Он поковырял у себя в ухе, посмотрел на кончик пальца, понюхал и лизнул его. С некоторых пор Гитлер очень полюбил самого себя, каждую свою частицу.
Чтобы отвлечься, он опять подумал о Сталине.
Очень скоро Гитлер выстроит стройную пирамиду  власти из народов, основанную на самосознании каждого народа. Один народ будет сознательно править, другой – сознательно подчиняться. Он вспомнил римского поэта Вергилия:
«Римлянин, помни: властно народами править –
Вот искусства твои, мир водворять и порядок,
Покоренных щадить, побеждать непокорных.»
Эти стихи не раз цитировал ему при встречах Муссолини.
Не в этом ли высший порядок, о котором мечтали анархисты? Но не на уровне личного самосознания, а на самосознании целых народов. Каждый народ должен знать и понимать свое место. А что хочет создать Сталин со своим псевдо интернационализмом и с евреями в правительстве, такими как Каганович  и этот, как его там, Мехлис? Империю чиновников? Верховный чиновник. Жестокий повелитель чиновников.
Гитлер почувствовал, что он созревает для того, чтобы продиктовать очередную речь для выступления перед массами. Но вот незадача! Одна из его любимых стенографисток простудилась. Он вызвал секретаря и распорядился, чтобы ей прислали баночку меда и лимонов.  Гитлер всегда очень деликатно и бережно относился к обслуживающему его персоналу.
 Выступая перед толпой, фюрер купался в народной любви. Он заряжал толпу своей энергией, которую в свою очередь давал ему космос. Не то что Сталин, этот восточный бубнилка по радио. Когда Роммель захватит пирамиды, он поедет туда, чтобы подзарядиться от их энергии, полученной от созвездия Ориона. Это будет здорово. Он, Гитлер, и пирамиды. Как это символично! Фюрер опять поковырял в ухе, понюхал палец, осторожно оглянулся, ослабил галстук,  расстегнул рубашку и почесал у себя подмышкой. Потом опять понюхал пальцы и удовлетворенно хмыкнул. (Он так часто это проделывал, видимо, успокаивая нервы, что эта его повадка попала в воспоминания многих очевидцев).
- Хорошо, что, по крайней мере, из списка осужденных по делу «Красной капеллы» не надо никого вычеркивать, - подумал он.
Потом опустился в кресло, закрыл глаза и потянулся в сладком томлении.