***

– А туда можно заходить? – спросил Аргрим у служителя. Сама мысль о том, что в Храм может кто-то попасть, теперь казалась ему кощунственной.
– Можно, – кивнул служитель. – Я прекрасно понимаю ваши чувства, господин Аргрим. В первый раз я тоже боялся даже приблизиться к Нему. Но знайте, господин Аргрим, что Храму это будет только приятно. Ведь его создали именно для того, чтобы кто-то пользовался его силой.
– Знаешь что, – маг перешел на "ты". – Давай, обойдемся, без этих церемоний, называй меня просто Аргрим. Хорошо, Ант?
– Хорошо, Аргрим , – кивнул служитель. – Ну что, пойдем с тобой в Храм? Нужно подготовиться для разговора с душами.

Аргрим кивнул, и они молча направились в сторону Храма. Дверей тут, как и следовало ожидать, не оказалось. Да и от кого нужно запирать Храм? Кто мог посягнуть на эту святыню? Высоченные проемы вели в большое помещение, посреди которого стояла большая чаша с маслом. Ее зажигали каждый вечер, не столько для того, чтобы погреться, сколько для того, чтобы соблюсти традицию. 

С большой осторожностью Аргрим переступил порог, коснувшись черных монолитных плит. Маг, вопреки своим ожиданиям, не почувствовал никаких враждебных эманаций. Наоборот, ему вдруг стало хорошо, а где-то в груди поселилось ласковое тепло.
Ант тем временем подошел к масленой чаше и чиркнул над ней огнивом. В разные стороны тотчас же поползли огненные змейки. Не прошло и пяти ударов сердца, как масло уже полыхало ровным светом, выхватывая из вечерних сумерек большой круг.
– Что теперь нужно делать? – произнес Аргрим шепотом.

– Сейчас пока ничего, – также тихо ответил служитель. – Ждать наступления полной темноты. Только тогда мы сможем воспользоваться силой Храма. Ведь ночь – время мертвых. Садись, Аргрим. Посидим пока, а потом приступим.
Аргрим опустился рядом с Антом, который уже сидел возле полыхающей чаши с маслом. В большие проемы врывался ветер, но магу не было холодно. Служителю, видимо, тоже. Но это только поначалу. Вскоре ветер начал пробираться под одеяния каждого из чародеев, и они придвинулись ближе к огню. 

Служитель и маг переговаривались тихим шепотом и смотрели на пылающие языки пламени. Время от времени Аргрим поглядывал в большие окна, всматриваясь в угасающий закат. Наконец, когда истлела последняя искра уходящего дня, Ант сказал, что можно приступать.
Чародеи поднялись с пола.

– Тебе чем-нибудь помочь? – поинтересовался Аргрим у Анта.
– Нет, – отрицательно покачал головой тот. – Тебе только нужно будет, когда я скажу, представить тех, с кем бы ты хотел пообщаться и мысленно позвать их. А что до остального, то я справлюсь. Не впервой, как говориться. Тут все не так уж и сложно.
Аргрим отошел чуть в сторону и стал смотреть, как Ант делает странные движения руками и что-то неясно бормочет. Затем служитель достал откуда-то из-за пояса небольшую склянку, откупорил и брызнул несколько капель в огонь. Пламенные языки жадно подхватили их, затем на миг окрасились сиреневым, а после снова стали своего обычного цвета.
– Теперь можешь звать тех, с кем тебе нужно общаться, – сказал Ант, не переставая делать пассы руками.

До этого момента Аргриму казалось, что все происходящее – не более, чем нелепое представление, и никаких душ и призраков на самом деле не появится. Ему очень хотелось в это верить, но сейчас он внезапно понял, что на самом деле это вовсе не так. И, что самое обидное – отступать уже некуда, да и никто, собственно говоря, не тащил его в этот храм.

Аргрим зажмурил глаза и представил лица всех тех, кого он убил несколько месяцев назад. Он начал звать их, как и говорил Ант. Маг хорошо помнил их всех, даже тех, с кем раньше не был знаком. Сначала Аргрим ничего не почувствовал, но спустя примерно пятьдесят ударов сердца ощутил магические колебания.
Маг открыл глаза и увидел, как недалеко от пылающей чаши стали появляться размытые туманные силуэты. Их было много и с каждым мгновением становилось все больше. Спустя еще некоторое время сгустки тумана стали принимать очертания, похожие на людские, а затем на площадке появилось около сорока человеческих фигур. Сначала они были светло-серые, цвета вечернего тумана, а потом одежда на людях, их волосы и кожа стала принимать свой обычный цвет. Только глаза остались неживыми, мертвенного лунного цвета.

Ладони Аргрима стали похоже на две ледышке, а на лбу проступила испарина.
– Теперь можешь говорить с ними, – произнес служитель. – Не бойся, я ничего не услышу. Если хочешь, то можешь даже не говорить вслух, а просто думать, они все равно поймут.
Аргрим кивнул, а затем сглотнул ком в горле, произнес пересохшими губами:
– Вы меня слышите?
– Слышим, – раздались сразу несколько голосов, неслышимых не для кого, кроме Аргрима.
– Я пришел сюда…
– Мы знаем, зачем ты пришел. Мы знаем обо всем, что происходило с тобой.
– Я хотел попросить у вас только одного, – Аргрим помедлил секунда, за которую его сердце успело сделать четыре панических удара. а затем произнес голосом, в котором слышалась какая-то странная интонация. Не раскаяние, не сожаление, а нечто глубже, что нельзя передать словами, но что выплеснулось из самой глубины его души. Эти слова копились в нем несколько месяцев, и вот он смог сказать их. – Простите меня. Простите, если сможете. Я только прошу. Сам я простить так и не смог. Наверное, я был слаб. Очень слаб… Не знаю, сможете ли вы понять меня. Но я прошу у вас – простите…

Аргрим молча осел на землю, словно ему по спине ударили тяжеленным молотом, а потом встал на колени. Каменные плиты отчего-то впились в кожу, но маг не обратил на боль никакого внимания. Только сейчас до него стало доходить, как глубоко он ошибался и как тяжела его вина. Только, сейчас, когда он увидел убитых им. По сути, он убил весь свой род (некоторые,– почти двух десятков, – из убитых не было в Храме; может быть, они уже нашли упокоение).  Только сейчас он осознал все это в полной мере. И это было хуже всего, что он испытывал раньше.

А бесплотные человеческие фигуры с неживыми глазами безмолвно взирали на стоящего на коленях чародея. По выражению их лиц нельзя было ничего прочитать, и это пугало еще больше.
– Простите…– снова прошептал Аргрим и вновь ощутил, как из груди рвется наружу душа…
Чародей захотел закричать, но не мог Он только чувствовал, как из глаз его стекают слезы. Но он даже не обращал на них никакого внимания. Что теперь эти слезы? Пусть, пусть текут. Разве они смогут смыть его грехи? Нет – только кровь…Тогда какой смысл обращать на них внимание?..
Призраки продолжали молчать. Они не делали ни малейшего движения. Словно гипсовые изваяния, словно немые стражи неведомых постов. И это молчание было хуже всякой пытки, хуже медленного поджаривания на костре, хуже четвертования, хуже… Да что там говорить, самая мучительная смерть была бы лучше!

Проходили мгновение за мгновением, пролетали и уносились, а призраки так и не собирались отвечать. Чародей стоял на коленях, не смея взглянуть на своих жертв, не в силах преодолеть этот неведомый барьер. Он слышал завывание ветра, а через мгновение и сам взвыл, словно раненый волк, но волк который теряет не жизнь, а душу:
– Простите меня!!!
Молчание ему было ответом. Крик угас на губах Аргрима, а ответа так и не было, и не было отрады в том черном омуте, в который маг погрузился в эти мгновения, не единого луча света…

Чародей хотел бежать. Бежать прочь из Храма, бежать от этих призраков, которых он сам вызвал, чтобы они расправились над ним, но маг был не в силах сделать этого…
Слезы кончились, и теперь Аргрим лишь молча трясся над каменным полом, и бешено стучало сердце, готовое разорваться в любой момент. И только одна мысль пульсировала в голове, которая вновь отразилась на губах Аргрима. Жалкая и ничтожная перед всем происходящем, она вытекла из его рта последней струйкой крови:
– Простите…

Он уже не рассчитывал на ответ, он уже был согласен умереть несколько тысяч раз, лишь бы закончилась эта пытка.
И вот тишину нарушил голос одного из призраков:

– Знаешь, Аргрим, – сказала немолодая женщина (она участвовала в расправе над матерью Аргрима), одетая в длинное платье, выйдя вперед. – Хотя ты и совершил очень плохой поступок, но я могу понять тебя. Я сама потеряла сына. Я знаю, что руководило тобой. Я была матерью, и я готова была перегрызть горло тому, кто убьет моего сына. Но вот только забрала у меня его природа, а ей я ничего не в силах сделать… А твоих родителей забрали мы. Ты должен был мстить. Так что я прощаю тебя.
Аргрим не поверил своим ушам. Эти слова оказались для него еще большим потрясением, чем молчание его бывших односельчан. Магу казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Иссякшие было слезы вновь побежали по его щекам; маг затрясся еще сильнее.