Этюд - придуманно-бытовой
Наконец я нашла в себе силы встать, стянуть сапоги, поставить их сушиться, снять пальто и босиком потопать в коридор. Навстречу с приветливым мурлыканием радостно выбежал кот, на ходу потягиваясь, кинулся в ноги.
- Мааааленький мой, - машинально затянула я вечную песню любителей кошек и прочей очаровательной живности, повесила пальто, скинула шарф, шапку и перчатки и подхватила пушистика на руки. Пушистик, видимо, только что спал – был мягким, податливым, теплым и уютно тарахтящим. Да, спросонья он всегда тряпочка, а потом бегаю от него по всей квартире, зверь лютый…
Прошла в ванную, наскоро вымыла руки, посмотрела на себя в зеркало. Лучше бы не смотрела. Тем более что есть о чем подумать – тыльные стороны ладоней снова стали предательски сухими и шелушащимися, моя кожа всегда так реагирует на усиление морозов и никакие перчатки не спасут… С этими грустными размышлениями и прошла через большую комнату, не включая света, в свою, по пути вновь подхватив на руки ни о чем не подозревающего кошу, уже улыбаясь слышащимся переборам струн...
В моей маленькой комнатке горела маленькая лампа на столе. Он сидел в углу дивана, не охваченного светом, по-турецки в своих неизменных джинсах и с закрытыми глазами сосредоточенно подбирал какие-то аккорды на моей гитаре. Сильные руки, светлые волны недавно обстриженных волос, красивая, слишком утонченная форма бровей, легкая складка на лбу… Сколько раз я лицезрела эту картину, приходя с работы, и до сих пор не могу прервать первой волшебство момента. Он настолько органичен в этой комнате, настолько прост и естественен при своей удивительно красоте, что, кажется, он был тут всегда и я не вправе что-либо менять…
Меня выдал кот. Потеряв терпение от долго стояния и молчания, он изогнулся и отчетливо и протяжно мяукнул, оповещая о нашем приходе. Чудо с гитарой моментально открыло свои удивительные глаза цвета осеннего моря – сейчас, конечно, не видно, но я слишком хорошо знала, как выглядят эти глаза вблизи – увидело меня, тут же озарилось своей обычной улыбкой, в которой сочетались удивительный позитив, философский пофигизм и природное лукавство, и отложило гитару.
- Ты давно пришла?
- Только что, даже не разделась, - ответила я, расплываясь в ответной улыбке.
- Помочь? – он потянулся, намериваясь встать, я махнула рукой, выпуская кота на мягкий плед.
- Ну тогда я так, - он взял гитару и, сильно ударив по струнам, чистым голосом затянул в тон аккорду – Go doooown… moseeees… Let my people go! Парам-парам, пам-пам… - запорхали живые пальцы по струнам, закачалась голова. Нет, на это создание в принципе невозможно обижаться, даже если бы было очень нужно.
Наскоро переодевшись в домашний костюм под удивительно выразительное исполнение хита Луи Армстронга, я залезла на диван и, подождав, пока он вытянет последний аккорд, истерично сорвав его где-то в последней октаве, я с нарочито обиженным видом протянула ему руки:
- Смотри, опять эта пакость.
- Какая пакость? – он отложил гитару, взял мои ладони в свои, поднес к глазам, рассматривая кожу. Зрение у него не очень, да, плюс еще это адское, как говорил Михаил Афанасьевич, освещение… - Ах она пакость! – насупился он, рассмотрев, в чем дело. – Ах она дрянь какая. Ну ничего, сейчас я поцелую – и всё пройдет! – клятвенно заверил он меня и тут же прижал руки поочередно к губам. Губы у него горячие, сухие. И книжки мы любим одни, да.
- Прошло?
- Эээ…
- Ну вот и отлично! Пошли чай пить, - он легко вскочил на ноги, спугнув пушистика, спрыгнул на пол, одернул синюю обтягивающую футболку и прыжками побежал в кухню ставить чайник. Я, глуповато улыбаясь, откинулась на подушки. У вас в доме еще нет жизнерадостного высоченного блондина, дурачащегося, как ребенок, и поющего под гитару хиты 80-х? Тогда мы идем к вам.
Без него было грустно. Грустно возвращаться с работы, грустно обедать, грустно обедать, грустно сидеть за компом и смотреть телевизор. Дома ничего особо позитивного вообще не было, исключая кота – тот всегда разбавлял мою меланхолию. Мне всегда хотелось выйти отсюда поскорее навстречу любимому городу, там как-то… более живо, что ли. Теперь же, возвращаясь, меня греет одна мысль о том, что этот великовозрастный мальчик тут. Немного нескладный, с такими красивыми глазами – тут. Он поставит чайник, насвистывая какую-нибудь Марсельезу, крутясь по нашей кухоньке в своих слегка стоптанных тапках, нарежет лимон, поставит сахар, придет за тульским пряником из серванта…
- Ты идешь? – высунулась голова из-за двери.
Я с абсолютно счастливым видом кивнула и сползла с дивана.
Но, конечно, недолго музыка играла. Я прямо с утра знала, что сегодня не мой день…
Едва я уселась напротив него с кружкой обжигающего чая, в дверь зазвонили.
- Тваюж... – опустила кружку я. – И кто бы это мог быть?
Он беззаботно пожал плечами, методично дуя в кружку.
На мой ленивый крик «Кто там?» из-за двери отозвались голосом Дашико:
- А к тебе много кто ходит в семь вечера?
Ччерт.
- Так, быстро, вставай-вставай, - тут же среагировала я, кидаясь к столу. Он посмотрел на меня непонимающим обиженным взглядом ребенка, у которого отняли чупа-чупс, но спорить не стал и поднялся, прихватив кружку.
- Вот как раз в семь вечера и ходят! – громко оповестила я Дашико, чтобы потянуть время, а сама старательно пихала в спину запутавшегося в тапках кружконосца.
- Ну может быть я… - пытался было возражать он, но я была неумолима:
- Быстро!
- Ну хотя бы…
- Нет, иди туда, в мою комнату! – сквозь зубы быстро сказала я, выпихала его в коридор и побежала к дверям, где терпеливая Дашка тыкала в кнопочку звонка с периодичностью в три секунды.
- Да иду я, иду! – загремела ключами я.
Вместе с моей лучшей подругой в кухню ворвался морозный воздух, от неё веяло зимой и мандаринами. От неё почему-то всегда пахнет мандаринами и сама она немножко мандариновая.
- Привет! – обнялись мы, когда я закрыла дверь и повесила ключ. Взяла у неё светлое не по погоде легкое пальто, прошла в коридор, повесила рядом с моим, заодно убедившись, что белобрысый действительно ушел. А то с него станется…
Впрочем, нет. Меня он любит и мои желания и просьбы уважает. Слава богу.
- Ты ведь чай не пьешь? – вернулась я в кухню.
- В сотый раз спросила Настя, - укоризненно посмотрела на меня Дашико, усаживаясь на стул, где полминуты назад сидел мой гитарист. Не начал бы он там от нечегоделать Цоя играть, а то там такой мощный бой, что и в кухне слышно будет…
Пока я наливала ей сока из холодильника, Дашико вытащила из портфеля тяжеленный том и с размаху плюхнула его на стол:
- Вообще-то я зашла отдать тебе вот это.
Я кинула быстрый взгляд на обложку – мой Фрейзер, данный на почитать сто лет назад.
- Надо же. Прочитала? – отдав стакан, я села, подогнув ноги под себя, взяла книгу в руки, пролистнула – мои пометки в огромных количествах, когда-то я её штудировала будь здоров.
- Не то что бы… - замешкалась Дашка. – Но…
- Ясно, наводила порядок в шкафу.
- Да нет, я…
- Неужели совесть заела? – округлила глаза я.
- А таки что, она у меня не может заесть? – тут же шутливо вскинулась Дашка, подбочинясь. – Просто увидела на полке и подумала, что это отличный повод зайти.
- И что, ты ехала из Купчино, чтобы отдать мне это?! – еще больше удивилась я.
- Нет, вообще-то я ехала в универ. А на пути обратно решила закинуть. Мне наконец подписали заявление, я перевожусь, представляешь?
- Ня, - кивнула я. – Ты пей, пей. А Катька?
- Катька не захотела, говорит, там привыкла. Ты тоже тогда пей.
Мы чокнулись я – чаем, она – соком и дружно отпили. Всё-таки старые друзья – это то немногое, что в большинстве своем чаще всего остается с нами на всю жизнь. Со старыми друзьями трудно поссорится, потому что они знают вас как облупленных и ничего нового достаточно обидного вы уже не придумаете. Старые друзья в курсе ваших проблем и, что гораздо важнее, вашего характера, поэтому именно они – лучшие помощники в трудные времена и лучшие советчики. С ними даже не надо говорить, лучше становится от одного их присутствия. Дашико всегда была для меня вечным источником вдохновения и творчества, человек, буквально сотканный из идей, образов, замыслов, в котором ежеминутно рождаются и умирают сотни сюжетов и персонажей. С ней легко общаться, с ней забываешь о времени.
Ну не могу же я такому человеку сказать, что она невовремя…
Поэтому следующие минут тридцать мы, планомерно подъедая оставленный на столе пряник, обсуждали погоду, Баталова, восьмое марта, смешариков, снова погоду, снова Баталова, разводные мосты, недавно снятую с Дворцовой елку, то, что мы как-то слишком часто обсуждаем Баталова, Золотой Глобус и Шерлока Холмса, остаток пряника, Шалтай-Болтая на стене, хвост вылезшего на кухню пушистика, синус прямого угла, самолет в разрезе, буддийских монахов, Стивенса – в общем, всё то, о чем могут говорить две молодые не самые страшные девушки. Беседу прервал звонок – Дашико позвонила мама и потребовала срочно прибыть домой.
- Прости, что я тебя объела, - с сожаление посмотрела Даша на последнюю крошку пряника, пока я бегала за её пальто.
- Приходи и объедай еще, милости просим.
- Я запомню.
- До встречи! – махнула я ей рукой в дверь и щелкнула замком.
Выдохнула.
Повесила ключи.
Медленно стащила со стола кружку, поставила в раковину. Рано или поздно не прокатит, рано или поздно спалимся… спалюсь.
Он вышел мне навстречу из моей комнатки уже без всяких признаков обиды – он не умеет долго обижаться. С улыбкой, честной и открытой, он, пританцовывая, подошел, сгреб в охапку, сильно обнял.
- Когда ты нас уже познакомишь?
Я закусила губу, пряча лицо, чтобы он не заметил.
Хоть убейте.
У меня никогда не хватит духу сказать плоду своего воображения, что его не существует…
Свидетельство о публикации №211021101961
знакомые все ощущения и неощущения.)
Марс20 11.02.2011 23:39 Заявить о нарушении