Встреча седьмая. Особняк на Арбате

  ***

     Предательство - отвратительнейшее из грехов человеческих. Уж как нежно заглядывает порой змий в глаза! Как сладко, мелким бесом, рассыпается в изысканных комплиментах, настойчиво стараясь впихнуть в руки запретный плод, или там, за неимением необходимого реквизита, подгнившее яблочко, надтреснутую дыньку, хотя бы банан, в конце концов.  Может, конечно, и на бокал красного вина расщедриться, коль склонность имеет к зрелищным антрепризам. А за спиной в это время в другой руке коварно заострённое холодное оружие прячет, выжидая удобного момента для удара. И вот когда, усыплённая лестью, расслабленная и совершенно не ожидающая подвоха, жертва  безмятежно грызёт преподнесённый фрукт, коварный змий бьёт в спину, мечтая  чтобы железяка не подвела. Но некоторые твари, особенно искушённые в своём грязном деле, опасающиеся осечки,- ведь ножичек тоже может без знака качества оказаться,  для перестраховки  от души улучшают качество вашего напитка в бокале в своей злодейской манере. Здесь выбор ингредиентов велик и разнообразен. Мышьяк, к примеру, всегда под рукой, но и стрихнин вполне подойдёт.
Лучше всего, конечно цианистый калий. Особенно он ценится интеллигентными гурманами, воспитанными на классике.
     С предательством даже Судьбе не справиться. Уж если втемяшится какому-нибудь умнику в голову предать, так уж будьте спокойны, предаст обязательно. Спать не будет, пока свою железяку Вам между лопатками ласково не пристроит, утешая свою жертву тем, что токо её же пользы ради так надрывается. Вот Вы яблочком давеча закусывали, а могли и подавиться ненароком. Не самое приятное зрелище, между прочим, а так нож в спину и всех делов. Красиво, особенно ещё если вам красное к лицу. Одна надежда на спасение в этом случае только и остаётся. Если вдруг случайно мимо будет рыцарь пробегать в белых доспехах по своим рыцарским делам, так обязательно Вас спасёт, в промежутке между этими самыми делами. Такая у них рыцарей натура, вот не могут чтобы не вмешаться, обязательно свой рыцарский нос в чужие разборки сунут. Ибо в душе все они, почитай, спасатели. Их, рыцарей, хлебом не корми, дай только кого-нибудь спасти. А если рыцарь ещё и весь в белом, так точно спасёт, чтобы, значит, не опорочить честь мундира. Можно, конечно, и в чёрном, но в белом всё же красивее. Правда, по нынешней моде современные рыцари всё больше в камуфляже, да в бронежилетах бегают. Ну, так вы тоже не на подиуме, главное, чтобы не запоздал. Не так и часто они в последнее время бегают, всё больше по кабакам сиживают. Ну, тогда на Судьбу уповайте, она уж знает, что в этом случае делать следует, как  у обленившихся рыцарей в душе пинками искру разжечь, чтобы за державу обидно не было.

      Она.

        Небольшой, довольно уютный особнячок, кокетливо выкрашенный в золотистый цвет, так и не дождался моего восхищённого, или хотя бы какого-нибудь, взгляда. Не поднимая головы и упорно глядя себе под ноги, я решительно вдавила палец в кнопку дверного звонка. За внушительной дверью раздалось мелодичное" дзинь". Честно говоря, сейчас мне было не до окружающих красот и уж тем более не до громовского особняка, наивно претендующего на оригинальность смешанностью архитектурных стилей и переизбытком украшений, окружённого копиями греческих скульптур. Я злилась и злилась, конечно  же,  прежде всего на себя. Ну, к чему была эта моя откровенность, выплеск потаённой боли, которую Он  скорее всего не понял. И сейчас, возможно, удивляется моей беспричинной горячности. Может быть этой своей истерикой я окончательно отпугнула Его от себя и больше уже никогда не увижу. Захотелось сесть на белоснежную мраморную ступеньку, ведущую к двери особняка и разреветься, как маленькой. Страх потерять,  пусть и призрачную возможность,  хотя бы изредка видеть Данте, говорить с ним, заглядывая в стальные, смеющиеся глаза,  иногда превращающиеся в горячее олово от неизвестных мне бурлящих в Нём чувств,  душил меня невидимым спрутом,  проникая внутрь, к сердцу,  замораживая кровь. Нет, именно сейчас мне раскисать нельзя, мне нужны силы и каменное спокойствие, чтобы выйти победительницей в бою с Громовым за свою свободу. А о своей боли я подумаю после, и плакать тоже буду после. Я  глубоко вздохнула успокаиваясь и решительно вошла в приветливо распахнувшуюся дверь.
       Оказавшись в просторном холле, украшенном огромной хрустальной люстрой, я немного растерянно поискала глазами хозяина этой роскоши. Но мой взгляд наткнулся только на бесстрастные лица охранников.
- Одну минуту подождите пожалуйста Виктория Александровна, - обратился один из них, видимо главный, ко мне с вежливым поклоном. - Хозяин спустится через минуту.
Громов появился значительно быстрее, словно ждал условной фразы, затаившись на лестнице. Одет он был по-домашнему: в парчовый халат и тёмные брюки из какого-то мягкого материала. В таком виде Громов походил на восточного князька. Со своими барскими замашками он вызывал у меня чувство стойкого отвращения.
- Зачем тебе столько охраны ? - спросила я, покосившись на толпу в чёрных костюмах у себя за спиной, и игнорируя его липкие комплименты.
- Ну дорогая, - удивлённо поднял он тщательно выщипанные брови. - Каждый уважающий себя человек моего уровня просто обязан иметь необходимый штат прислуги.
Я вдруг подумала, что Сашка на самом деле прав. Находясь рядом с Громовым больше, чем пять минут, нужно опасаться внезапной тошноты и его пушистые кокетливые  домашние тапочки подходят для этой цели ничем ни меньше, чем блестящие ботинки. Впрочем, я и не собиралась здесь задерживаться.
- Давай твои бумаги, я подпишу,- потребовала я .
Он тут же изобразил на лоснящемся лице полное непонимание моего требования, при этом ловко схватил мою протянутую руку и слюняво облобызал.
- О каких бумагах идёт речь, сердце моё? - проворковал чуть слышно  этот коварный змей, делая вид, что чрезвычайно увлечён, захваченными в плен моими пальчиками.
- Громов, не делай из меня идиотку! - прорычала я выдирая несчастную руку из его липких лап. - Гони бумаги на развод, живо!
- Фу, дорогая, - закатил муженёк глазки, - тебе вовсе не идёт быть вульгарной.
- Приходится чем-то жертвовать, - пробурчала я, притопывая нетерпеливо ногами. - Я не виновата, что другая форма обращения до тебя не доносит смысловой нагрузки текста.
- Я всегда восхищался уровнем твоего интеллекта и образования, - отвесил  комплимент Громов.
- Если ты опять передумал, то так и скажи, - я сердито насупилась. - Я не собираюсь тут долго задерживаться.
- Отчего же передумал? - вяло проговорил Громов. - Подумалось, что может ты всё же переменила решение.
- Ты же знаешь, что я решений не меняю. - Мои ноги  сами собой уже направились к двери.
- Бумаги в кабинете, - безразличным тоном произнёс мне в спину муж. - Не думала
ли ты, что я собираюсь решать столь жизненно важный вопрос, стоя в холле?
- Я о тебе вообще стараюсь не думать, - моё пренебрежение в голосе ему явно не понравилось и пухлые губки обиженно надулись, как у младенчика,  потерявшего соску. - Ну и где твой кабинет? - спросила я, решительно направляясь к лестнице.
- По лестнице ... налево, - пробормотал он с какой-то странной заминкой.  - Я покажу.
    Когда вошла в распахнутую  Громовым передо мной дверь, то очутилась в  хозяйской спальне, где над всем умопомрачительным персиковым великолепием властвовала гигантских размеров кровать, украшенная кружевным балдахином. Я тут же резко развернулась, дабы поскорее покинуть эту роскошную ловушку, но дверь, словно сама по себе, захлопнулась перед моим носом. С ненавистью уставившись на хитрое чучело в халате, я прорычала ему в лицо:
- Это что ещё за шуточки?!
- Упс, - с самым невиннейшим видом развёл руками напыщенный урод. - Ты же знаешь, я всегда путаю "лево" и "право". Кабинет с другой стороны лестницы.
- Открой дверь немедленно! - взвыла я.
Но Громов был совершенно спокоен. Удовлетворённо развалившись на кровати, он лениво пояснил:
- Прости  малыш. Такая незадача. Именно в этой двери замок заедает. Дверь звуконепроницаемая, так что мы на некоторое время совершенно отрезаны от мира.
Я упрямо подбежала к двери и заколотила в неё кулаками. Кулаки заболели, а дверь даже не поморщилась, равнодушно взирая на моё отчаяние.
- Да, не нервничай ты так, - лениво утешал меня муженёк. - Сядь, отдохни. Мы так давно не виделись, нам есть о чём поговорить.
- Нам не о чем говорить! - отрезала я, посылая своему мучителю уничтожающий взгляд. - Ты  что, в плен меня взял, что ли?
- Ну  что ты, солнышко? - улыбнулся он удовлетворённо, явно находясь в восторге от
сложившейся ситуации, которую видимо сам же тщательно и спланировал. - К ужину нас
обязательно позовут и дверь откроют с той стороны специальным ключом. Хочешь вина? У меня здесь скрытый бар имеется, - похвастался Громов, указывая рукой на довольно пошлую картину, висящую на стене.
- Не хочу, - сердито проворчала я, в отчаянии присаживаясь на краешек безразмерного полигона, выполняющего в этом помещении роль королевского ложа.
- Зря, - хмыкнул муж, - у меня отличное  вино. Я помню, ты любишь красное.
Но, несмотря на уговоры, за вином не побежал. Я отвернулась к окну, застыв в ожидании освобождения из западни. Громов осторожно придвинулся и заботливо положил мне руку на плечо:
- Кстати, я хотел тебя предупредить...
Я резко оборвала этот монолог :
- Убери руки! Загрызу! Или ты любишь прогуливаться с расцарапанной рожей?
Муженёк послушался, ибо рожи ему всегда было чрезвычайно жалко.
- Зря ты так со мной, - искренне обиделся он. - Я же, действительно, тебе желаю добра. Хочешь конфетку? У меня  есть очень вкусные.
Конфет я не хотела и его слушать тоже, но из вредности сказала:
- Давай!
Громов удивился моей покладистости, но за конфетами не пошёл.
- В последнее время тебя окружают очень нехорошие личности, - поспешно зашептал он мне с жаром.
- Откуда ты знаешь о моём окружении? - спросила я, внимательно к нему приглядываясь.
- Ты же моя жена, - спокойно информировал он, будто бы я могла об этом забыть при его-то старании. - О своей жене я знаю всё! - хвастливо выдал он,  окидывая меня двусмысленным хозяйским взглядом
От этого взгляда я непроизвольно поёжилась. А Громов, не замечая моего нарастающего страха, продолжил :
- Окружение бандитов не самая лучшая компания. А бандиты в погонах, значительно хуже, чем  просто бандиты.
- О чём ты говоришь? - попыталась прикинуться я непонимающей.
- Я говорю о неком Данте. Это очень плохой человек. Сам я его не видел, но мои друзья, весьма влиятельные и состоятельные люди, предупреждали о его коварстве и советовали держаться от него подальше.
Мне очень не понравился этот настойчивый интерес моего мужа к Максу. Я скорее поверила бы, что сам Громов со своими друзьями бандиты, чем мой спаситель.
- Девочка моя, - зашептал муж, придвигаясь совсем близко. - Я хочу защитить тебя.  Я очень люблю тебя, и ужасно беспокоюсь. Ты должна всё рассказать мне  об этом плохом человеке, так бессовестно преследующим тебя. Только обладая полной информацией о нём, я с друзьями  смогу освободить тебя от него.
Я вовсе не хотела, чтобы кто-то освобождал меня от сероглазого майора, я страстно желала этого плена и до жути боялась освобождения.
- Я не знаю никакого Данте. И оставь меня, ради Бога, в покое. - Мой вскрик, к сожалению, чуть запоздал. Задумавшись о странном поведении мужа, и испугавшись его  вопросов о Максе, я и сама не заметила, как оказалась в медвежьих объятиях Громова. Он был, на удивление, очень сильным, невзирая на рыхлость фигуры. Комната перед глазами закружилась. Сопротивляться было почти невозможно, кричать бессмысленно. Больно заныли губы, от его ядовитого поцелуя, похожего на укус гремучей змеи. Послышался треск ткани,- видимо, моя любимая бирюзовая футболка приказала долго жить. Сильные объятья душили всё сильнее. Я начала задыхаться, каждую минуту готовая провалиться в небытие. Вдруг  послышался сильный удар в окно и звук разбитого стекла. Громов вздрогнул и разжал капкан из волосатых рук. Я безжизненным комом свалилась на пушистый персиковый ковёр к его ногам.
- Какого чёрта?! - проорал муженёк, недовольный тем, что вынужден был прервать любовные ласки, щедро  расточаемые, им обожаемой, жене.
- Ну  извиняйте,- раздался от окна знакомый голос и высокая фигура  проскользнула в разбитое окно, останавливаясь на подоконнике, оценивая ситуацию.
- Это я хорошо зашёл и, главное, вовремя, - с этими словами Макс пролетел через комнату и с наслаждением  отксерил каблук своих тяжёлых ботинок на раскрасневшейся, потной роже Громова.
Тот лишь успев растерянно пискнуть:
- Спасатель?! - отлетел в угол комнаты и, ударившись головой о стену, благополучно отключился.
    Потом  Данте  сосредоточенно снял с себя джинсовую рубашку и набросил мне на плечи, потому как  футболку, после тесного общения с Громовым, одеждой можно было назвать с большой натяжкой. Я благодарно кивнула, смущённо пряча глаза, и поспешила в неё укутаться. Макс посмотрел на меня внимательно, и вдруг на мгновение прижался  лицом к волосам, глубоко вдохнув.
- Ты солнцем пахнешь, а ещё золотыми осенними листьями, - шепнул он в мой висок и
отстранился, поворачиваясь в сторону открывающего мутные глаза Громова. - Извини, конечно, но мне очень жаль, что я не могу прямо сейчас нарезать ремней из твоего мужа. Но я обязательно это сделаю, обещаю, - в эту минуту голос у Него был страшен, подобен порыву ледяного ветра. Я задрожала, словно  в ознобе, и  доверчиво прижалась к Нему, позволяя обнять за плечи одной рукой. В другой руке Данте держал пистолет.

  Он.

       - Она меня любит, -  сообщил я поражённо добродушному, бродячему псу, незаметно устроившегося у моих ног. Тот на мои откровения равнодушно зевнул, не понимая такой странной взволнованности, ведь разговор был явно не о колбасе, единственной вещи, по-мнению пса, достойной любви. Я не мог поверить своей догадке, но всем сердцем этого желал.
- Оказывается я всё таки счастливчик, - подмигнул я четвероногому бродяге, который не разделяя моей странной радости лениво удалился, помахав на прощание обрубком хвоста.
      Особняк Громова был роскошный, но совершенно безвкусный. В архитектуре я не знаток, но нагромождение лепнины на стенах и толпа статуй вокруг резали глаз. Окинув профессиональным взглядом здание, я сразу же определил немалое количество охраны, мелькавшей в больших окнах и прогуливающейся вокруг  особняка. Электроникой домик был набит тоже под завязку. " "Сигналку" не помешало бы вырубить. Уж очень не хотелось наслаждаться её завыванием. Вспомнив  о старом школьном приятеле, которого ещё в подростковом возрасте уже назвали "электроником" за особый талант уметь договориться с электричеством, я достал "мобилу" и набрал, с детства сохранившийся в памяти, номер. "Электроник" не подвёл и на этот раз:
- Ну, раз очень надо, - сказал он, хихикая в предвкушении детской шалости. - В общем, у тебя всего пара минут минут. Извини Макс,  больше никак. Всё-таки центр Москвы.
Не прошло и пяти минут, как  на Арбате вырубилось электричество напрочь. Я не стал терять времени и, подхватив очень удачно замеченный прежде здоровенный булыжник, аккуратно взобрался на раскидистый клён, ветки которого почти упирались в одно из окон, расположенных на втором этаже особняка. Секунду понаблюдав за совершенно сонной охраной, я устремился к столь соблазнительному окошку. Булыжник всё же брал на всякий случай. Прежде всего хотелось проверить обстановку, а не превращаться в хулигана, коллекционирующего  разбитые окна. Но открывшаяся мне картинка мгновенно перечеркнула все благие намерения быть паинькой. Пыхтящий, как паровоз, этот мешок с дерьмом, суетливо срывал одежду со слабо отбивающейся Ветки, словно лепестки с поникшей ромашки. Стёкла  были очень прочные, но ярость удесятерила силы. Вежливо извинившись за причинённый материальный ущерб, я быстро прыгнул в разбитое окно и вырубил урода. Страх за Неё не позволил сделать мне из этого папуаса отбивную. Ветка обессиленно, в полуобморочном состоянии, лежала на пушистом коврике, пытаясь укутаться в обрывки, уже не подлежащей починке, футболки. Укутав Её в свою рубаху, я не удержался и коснулся губами волос. От Её солнечного запаха закружилась голова.

   Ветка доверчиво приникла ко мне и я понял, что весь мир могу запинать ногами, а не только толстозадого чинушу. Но" макарова" всё же достал. Придерживая Её за плечи, дрожащую словно осенний листок на ветру, я понял - пора выбираться из этой тараканьей берлоги.
     В это время  хозяин этого вертепа разлепил, налитые кровью, поросячьи глазки, и судорожно потянулся к красненькой тревожной кнопке, расположенной у изголовья кровати. Я сердито покачал головой, очень жалея, что не могу порезать эту тлю на ремни прямо сейчас, время сегодня играло против нас. Но возвратиться  и довершить начатое, я ему обещал, а лжецом меня ещё в этом мире никто не называл. После чего, я продемонстрировал ему наличие у меня в руках огнестрельного оружия. 
 - Вот видишь эту штуку ? - спросил я Громова назидательно. - Она умеет делать дырки в брюхе. Хочешь попробовать?
Тот пробовать не хотел и дёргаться перестал. Но попытался права качать, видимо вспомнив, что живёт в правовом государстве. А ещё пять минут назад воображал  себя, наверное, "Королём-Солнце", жившим под девизом: "Государство - это я".
- Тебя посадят! - прохрипел  надрывно Громов, может  надеясь, что я испугаюсь и назад в окошко выпрыгну.
- Обязательно посадят, когда я тебя свинцом начиню. Только тебе это уже будет до лампочки. Кстати, белыми тапками уже запасся? Ага, по глазам вижу, что нет. А зря. Кажется мне, пора уже и  местечко на кладбище прикупить поуютнее.
- Ты не убьёшь меня! - упрямился очумевший от страха Громов.
- Может и не убью, - согласился я. - Я же не убийца в самом-то деле, и на том свете отвечать по всей строгости через такую гниду, как ты, мне даже как-то западло. А вот коленные чашечки я тебе запросто прострелить могу. После этой операции ремонту твои ноги подлежать уже не будут, поверь мне на слово. Так вот, пока они ещё функционируют, живенько проводи нас к выходу, как самых уважаемых гостей должен провожать радушный хозяин. Кстати, не забудь отослать своих макак. А то ведь не удержусь, уж очень ты меня разозлил. Или у тебя мечта детства закончить жизнь в инвалидной коляске?

   Громов про инвалидную коляску в детстве наверное всё же не мечтал, потому что послушно достал из кармана своего блестящего халатика мобильный телефон и,  позвонив вниз, велел охране немедленно убираться из дома. Чёрные костюмчики удивились неадекватному распоряжению, но всё же послушались. Я тоже сделал один короткий звонок по привычному номеру. В том же кармане громовского халата  отыскался и ключик от двери. Ветка наблюдала за этими маневрами, как за действиями фокусника, зло прищурив потемневшие от ненависти глаза. Спускаясь вниз по лестнице, Она вдруг споткнулась, словно окончательно лишившись сил, и я быстро подхватил Её на руки. Громов  в связи с этим хотел было изобразить "камикадзе", но ударом ноги под зад, я ему отсоветовал это делать. У распахнутой двери уже стоял Кешка, невозмутимо помахивая ключами от машины. Вот за что его особенно  уважаю, так это за способность всегда и везде успевать вовремя, невзирая на природную  неторопливость.

  ***

     У Иннокентия Крышина, капитана спецназа, было только две слабости.  Во-первых, он очень любил вкусно поесть, поэтому просто обожал свою жену Полинку, умеющую готовить, как никто другой. А во-вторых, Кеша страстно мечтал о сыне и упрямо стремился воплотить эту мечту в жизнь, не давая бедной Полинке ни минуты покоя, уже родившей ему трёх дочерей. И вот через месяц, по уверению докторов, его мечта наконец должна была осуществиться. Думая об этом  и жуя вкуснющие пельмени, Кеша чувствовал себя просто абсолютно счастливым. Наблюдать за прохаживающейся нервно по кухне жене с круглым, выпирающим вперёд животиком, тоже было чрезвычайно приятно.
- Эта работа в конце концов тебя угробит, - привычно выговаривала Кеше она, на что  он безмятежно улыбался. Ему нравилось слушать мелодию Полинкиного голоса, а слова пролетали почему-то мимо ушей, не достигая сознания.
Вдруг зазвенел телефон. Звонил Данте, который очень напряжённым голосом назвал адрес и отключился. Кеша печальным взглядом попрощался с оставшимися  пельменями и направился к двери. Полинка, не прерывая свой монотонный монолог, подала ему бронежилет.
- Не понадобится, - ласково проворчал Иннокентий и привычно поцеловал жену в лоб.
        Из крутого особняка вышел обнажённый до пояса Данте, держа на руках Ветку, укутанную в его рубашку. Дверь за ними громко захлопнулась.
- Опять, - грустно подумал Кеша, искренне сочувствуя другу.
Друг тем временем загрузив  в машину свою драгоценную ношу и запрыгнув сам, тихо велел:
-Гони.
Кеша водителем был классным. Машина сорвалась с места и понеслась, словно полетела.
Как бы между прочим, Иннокентий спросил:
- Куда?
- Давай ко мне, - немного нерешительно, покосившись на сидящую сзади с закрытыми глазами Ветку, сказал Макс.
Но за спиной раздался тихий голос:
- Нет, отвезите меня к Иришке, в Жуковский.
Данте странно побледнел и не оборачиваясь тихо спросил:
- Вет, ты мне не доверяешь?
- Я тебе доверяю. Кому же, как не тебе? - в её уставшем, надломленном голосе послышалась удивительная нежность.
- Хорошо,-  согласился Макс недовольно, -  пусть будет Жуковский. Но охрану я к тебе приставлю.
Ветка вдруг встревоженно  зашевелилась, словно вспомнив что-то важное:
- Мне охрана не нужна. Громов трус. Он не посмеет больше. Но тебе нужно быть осторожным.
Данте  весело хохотнул :
- Мне стоит бояться только начальства. За то, что я немножко помял этого чинушу, могут, пожалуй,  шею намылить.  Хотя не думаю, что Громов решится на огласку своих гнусностей.
- Нет, ты не понимаешь, - упрямилась Ветка. - Он о тебе всё расспрашивал, точнее о майоре, которого многие знают по именем "Данте". Ему и его загадочным друзьям зачем-то понадобилась всевозможная информация о тебе. Они просто мечтают от тебя избавиться!
Макс задумчиво посмотрел на взволнованную Ветку:
- Говоришь, у Громова есть друзья, и они желают меня видеть. Это хорошо. Надо бы мне с ними познакомится поближе. Доставить людям удовольствие.
- Ты неисправим, -  вздохнула Ветка. - Прямо волку в пасть готов запрыгнуть.
- Ну, не такие уж они и волки, - ухмыльнулся Данте. -  Шакалы, не больше.
Когда Ветка направилась, решительно отказавшись от сопровождения,  к тёмному  подъезду старого пятиэтажного дома, Макс грустно проводил глазами тонкую фигурку, закутанную в его огромную рубашку.
- Кеш, надо бы пару добровольцев нарыть. Присмотреть за ней всё-таки не помешает. А завтра я вернусь и мы с ней обсудим некоторые накопившиеся вопросы.
- Надо, значит будут, - невозмутимо ответил Иннокентий.
   
    Первым добровольцем, пожелавшим присмотреть за Веткой, оказалась Судьба. Чувствуя за собой вину за всё случившееся, она решительно собралась исправиться и уберечь рыжую непоседу от своих же превратностей. Судьбе тоже случается быть наивной.