1822

Рисунок 98г: Цветок

__

Почти безразлично, что произойдет - всё равно я забуду. Катастрофическое забывание жизни…

Что один конец палки, что другой; что так, что наоборот, что партия белыми, что партия черными – в обоих случаях можно выиграть… – но белыми легче! (и у палки один конец всегда толще другого!)

Разговоры с самим собой – это, конечно, последняя стадия и самый настоящий тупик; правда, так пытаюсь дать себе отчет в каких-то вещах, а то всё забываю…

__

С вертолета, как в тире, расстреляли палестинского Билли Грэма в инвалидной коляске, возвращавшегося из церкви домой… Полным-полно людей, воюющих с соседями, объявляющих их, несчастных, террористами… 90% корреспондентов на ТВ – евреи, и они с упоением трезвонят о размахе терроризма и замахе тех, кто  дает отпор…

И на другую тему в сотый раз пишу: искусство – это общественное, а творчество – личное: не может не быть конфликта между личным и общественным, это такие ножницы, которые личности неизменно оттяпывают голову… Всё общественное  такая же химера, как «родина»…

«Сколько воздуха в этой картине» - на улице всё равно больше. «Сколько нюансов» - на улице больше… Вот вроде шикарная эта картина, а я не понимаю, зачем она создана. Чтобы совсем не гулять?

Общественное звучание искусства не может не отдавать демагогией и модой, а его качество – качеством материалов и инструментов, т.е. деньгами…

 Все квартиры как картинки, но в картинках неудобно  жить. В ящике телевизионном, компьютерном – не больше. Кофе попить, поесть – не больше. Ну, и секс еще – как главная физическая нагрузка… Поэтому мужик стремится умотать из дома – даже на работе лучше, чем там! – а баба навечно остается дебильной или  худосочной картинкой…

Да, не интересуюсь, как сделаны сложные картины и вещи. Впрочем, испытываю уныние и страх. Ни картину мне правильно не нарисовать, ни дом не построить. Только живописный шалаш…

Необозримое море финтифлюшек – не видели? – и среди них ничего вроде мои истуканчики. Лоток торговки, ничего себе эстетической и  под красками вроде даже еще молодой и красивенькой. «Девушка», говорю, «покажите мне вон того истуканчика…» Нет, не сказал, постеснялся, не знал, как назвать, так проходил – и на своих ничего вроде истуканов смотреть избегал, как будто они не мои. Да и опасался, что всё же грубоваты они и топорны, и сразу всем в глаза это бросается, и укоряет их  целое море, так что и продавщице  уже хочется выбросить…