Июль 1607 года. Черкесы

   Июль наступил душный, знойный. Часты были грозы после полудня: горами вставали над лесами и полями страшные клубящиеся тучи, налетал ветер, крутя поднятую пыль и сор и срывая соломенные крыши, били извилистые   блескучие молнии, громы оглушали и низвергались потоки теплой небесной воды. И вскоре все утихало: тучи уходили, жаркое солнце вновь сияло на небосводе, земля парила… Травы в это лето росли на лугах обильные, густые, сладко пьянили медовые запахи цветущей таволги. Лето господне шествовало по русской земле...


                ***

    Только что прошла гроза, и по московским улицам бежали мутные ручьи, неся обильно желтые липовые цветы, обитые в боярских  вертоградах.  Тучи уже снесло в сторону и выглянуло жаркое солнце. Парило, блестели еще не высохшие листья на умытых деревьях, птицы заливались в садах. Бабы, высоко подбирая подолы, шли по раскисшей грязи, дети пускали щепки в мутных потоках… Плыл нежный липовый аромат.
    Во двор к Борису Канбулатовичу завернули три всадника в мокрых рваных черкесках, в папахах,  бородатые лица почернели от солнца и усталости. Хурджины забрызганы грязью так, что и не разобрать рисунка ковра, из которого они сшиты. Закричали сторожам по-черкесски – те окрыли ворота. Побежали слуги предупредить боярина о гостях.
Во дворе черкесы сошли с коней, стали обниматься с сородичами…
   Вышедший на крыльцо Борис Канбулатович долго с опаской всматривался в гостей - кто такие, зачем прибыли?..  Наконец с трудом признал  Пшимахо. Сердце  дрогнуло – с чем приехали черкесы? Прислал ли Ослан-бек воинов своих, иль уклонился от участия в московских делах?
   Спустился на несколько ступенек. Подождал, пока Пшимахо поднимется к нему, обнял его – от того резко пахло лошадиным потом, дымом костра, сопревшим войлоком. Коснулся щекой его щетинистых щек,  потом отстранил от себя, пытливо взглянул  в рысьи глаза тлешхота:
-Привел?
Тот улыбнулся – как оскалился:
-Привел!
-Где стоят?
-За Окой, под Каширой.
Борис Канбулатович с трудом сдержал себя, боясь показать Пшимахо свое нетерпение. Повернулся к слугам, велел принести сухую одежду  и угощение для гостей. Лишь после этого спросил вроде равнодушно:
-Сколько?
- Ослан-бек, как ты и просил, прислал тысячу. Да я еще две сотни своих уорков привел.
Борис Канбулатович кивнул головой – не понять, рад ли, равнодушен ли.  Снова спросил:
-Надежны ли?
 Пшимахо только цокнул языком, снова оскалил зубы.
Прежний остался Пшимахо, отчаянный,  на любое дело готовый. Не человек – зверь! Только седина обильней стала, да морщины резче на усталом лице…
-Что казаки? Ушли?
-Все ушли. Теперь там наша земля, – Пшимахо не скрывал своего торжества, - Терек наш, Кубань наша, степи наши!
    Помолчал, щуря свои рысьи глаза, добавил озабоченно:
- Казыева орда теперь на те земли метит… Война снова будет!
В мыслях у Бориса Канбулатовича мелькнуло, что не только ногаи зарятся на освободившиеся степи, но и Крым, и Янараслан, и кумыки. Так что скоро кровь густо польется в тех местах. Вслух же сказал:
-Поможем вам с Казыем справиться. Теперь уж скоро!
И посмотрел многозначительно. В глазах хищная радость.
Пшимахо все понял, подобрался весь, рысьи глаза блеснули. Провел ребром ладони по горлу, спросил отрывисто:
-Здесь, в Москве? Когда?
-Ближние люди изменили царю, разбегаются от него. Все войско бежит! Скоро и сам Васька побежит в столицу от мятежников спасаться. Тогда и покончим с ним!..
Борис Канбулатович замолчал. Знал, что все решится днями, если не часами. Рад был безмерно, что Пшимахо успел с черкесами – теперь было с кем за трон поспорить. Жаль, что терцев к себе так и не приманил! С такой силой можно было бы хоть сейчас на Кремль идти…
    Когда слуги принесли новые кафтаны и переодели в сенях черкесов, Борис Канбулатович махнул рукой, подзывая сенных девок, и те понесли гостям подносы   с вином, пирогами мясными, икрой паюсной, окороками медвежьими, грушами в меду… 
  Борис Канбулатович из своих рук подал кубок Пшимахо – тот медленно выпил, запрокидывая голову, последние капли выплеснул на пол, отер губы и бороду,  поблагодарил хрипло:
- Пусть счастье и изобилие  никогда не оставят твой дом!
 Потом потянулся к подносу, взял  кусок окорока и пышный пшеничный калач и стал жадно есть. На темных впалых щеках заходили желваки  – видать, наголодался за дальнюю дорогу. 
   Когда гости выпили по второму кубку, Борис Канбулатович жестом отослал девок,  сказал вполголоса Пшимахо, кивнув в сторону его  уорков:
- Скажи им, чтоб не медлили. Пусть скачут за остальными. Пропуск в Москву я вытребую в приказе… Мои люди уже сменных лошадей приготовили и ждут.
   Пшимахо торопливо  задвигал челюстями, дожевывая кусок,  смахнул крошки с бороды, ответил отрывисто:
-  Сам поеду. Не буду перекладывать на слуг важного дела.
Борис Канбулатович одобрительно кивнул головой, поманил тлешхота пальцем, прошептал в ухо:
- Выезжай со своими кабардинцами к тульской дороге. Мои люди проводят тебя. Там скоро царь появится. Если встретишь, то убей его!.. Не жалей ни своих, не его людей – за все заплачу! По-царски заплачу!..
Пшимахо коротко кивнул в ответ. Поднял глаза, а в них решимость холодная и жуткая, нечеловеческая. Воистину, зверь…
   …Борис Канбулатович  вышел на крыльцо посмотреть, как отъезжают черкесы. Когда ворота за ними закрылись,  он тяжело и размашисто перекрестился. Руки дрожали от нетерпения и от страха  за  намерения свои дерзкие.