Экспонат

Последняя моя профессия  - экспонат. Я при психушке им работал. Устроился туда после инцидента на кирпичном заводе. Какой-то дурак, рацуху кинул, кирпич сырец сушить под солнцем на кровле цеха, в целях экономии топлива. Вот я и попал под эксперимент. Кирпич марочный. Вы не подумайте чего. Я здоровее всех живых. Как бы вам объяснить? Просто не таким я стал, как раньше. Не жалею.

Первое обследование проходил, доктору приглянулся, он и пристроил меня к себе. Он тогда еще в институте преподавал. Студентов пригонит целую кучу, меня на стол, разденут и круть - верть, да щупать- щекотать до икоты, потешные люди. А после уж - беседы душевные, мне они жуть как нравились, иной раз такого наговорю, что они на доктора, как на дурака последнего смотрят.

Доктор говорит, что  я находка для медицины, во мне вся энциклопедия мировой психиатрии. Я ее между прочим даже пополнял, доктор на мне докторскую защитил. Во времечко было. Со мной в те времена вся больница на “вы” и шепотом, а в столовой какой харч был? Вспоминаю с замиранием сердца.

Помню, телевизионщики понаехали, я перед камерой повествовал, как  с Сашкой Невским рос, учился да великую драку учинил с делегацией шведов, по пьяной лавочке конечно. У нас настроение, как сейчас помню, тогда никудышное было, мы с охоты с ним  пустые вернулись, за куликами на Куликовское поле хаживали. Богатое дичью угодье, я его еще заприметил, когда Чингисхана лупил не помню с кем, но досталось этому упырю и кодле его. Вернулись и на рыбалку, а там туристы, шведы пьяные на нашем месте прикормленном, и ни на какие уговоры, в смысле подвинуться. Слово за слово и понеслось... Слава Богу, только в историю попали, а ведь могли и на Колыму иль Магадан.

Погодите. Кажись что то напутал. С Невским мы с немцами подрались. На рыбалке. Вспомнил. Точно. На Чудском озере. Чудное место. А шведов под Полтавой, с кем не помню. Только не надо меня за дурака считать. Вы на прошлой недели не помните, что с вами было, а я из памяти вековую давность вынимаю. Вековую. Почувствуйте разницу.

Можете не верить, а тот журналист, что меня снимал,  говорит, может чего я и путаю, но подробности такие, что есть подозрение, не первую жизнь я живу, а  рисунки  мои, ради хохмы малюю, от наскальных, что индейцы из Майя писали, не отличить. Кстати, майям календарь я помогал составить. В те времена астрономией увлекался, Коперник заразил.

Карьера моя закончилась с наступлением гласности, слушаю всех и диву даюсь. Есть ли умные люди или вывелись? Как так получилось, что враз, все повывелись? Несут чушь, побеседовать не с кем. Ни капли правды, ни с высоких трибун,  ни с низких завалинок.

Харч, в столовой стал, что свиньи морду воротят. И доктор мой пригорюнился. У него психика, которая в нервах находится, сбои давать стала. Он говорит. Что вся Россия – большой дур дом. И теперь все больше в палате у нас находится, в окно уставиться в одну точку и раскачивается, как маятник, разве что не тикает.

А я иногда тикаю, и мне кажется,  время я вспять отсчитываю, но не успеваю, оно в перед как вода течет, а назад я его по секундам возвращаю. Для доктора стараюсь, не для себя, жаль мне его. Потерял он себя, где то в прошлом, а я найти его пытаюсь.

Я когда сам на улицу гляжу, то много народа потерянного вижу, целые поколения бродят с утра до вечера, прозрачные такие, как призраки. Ходят, ходят, друг друга не замечают. Не правильно это, люди должны друг друга замечать. Негоже жить нам в замкнутом круге.

Идею одну вынашиваю, податься к Ермаку на вольные просторы. Хоть и трудно у него, я был, знаю, а все одно жизнь интересная. Я доктору предложил, говорит, что подумает. Если кто желает, милости просим с нами. Там места всем хватит и работы не початый край, не впроворот работы, да еще какой, просто великие дела на великих просторах с чистым и светлым воздухом. Собирайтесь, только много вещей с собой не берите. Дребедень всякую. Часы, компы, бинокли иль фонарики. Врят ли пригодятся. А вот косу, топор, молоток с серпом обязательно.