Восемь дней с морем. Рассказ-фантазия

… Я пришёл к морю случайно. Я бесцельно бродил по дюнам, ощущая его запах и зная точно, вернее чувствуя сердцем, а оно меня никогда не обманывает, что оно – море это – вот где-то тут, недалеко, надо только выбрать правильный курс. Я остановился и прислушался. Примерно в направлении зюйд-зюйд-вест я услышал лёгкий колеблющийся шум, похожий на шёпот:
- Я здесь, дурачок, ну где ты всё время бродишь, бродишь, бродишь, бродишь…
Я опрометью бросился туда, и вот, вбежав на очередной холмик, я увидел его… вернее, её, потому что в русском языке явная ошибка: море не может быть среднего рода! Оно может быть только женского рода – по своей непредсказуемости, необузданности, стремлению к свободе и воле, взрывному характеру и капризности… Но и по нежности, мягкости, ласковости и солёности, как женские постоянные слёзы. Недаром, на латыни море зовётся marina, а полное имя Венеры – Venus Marina и, разумеется, она родилась из пены морской.

На этот раз море было величественно и спокойно, улыбаясь барашками лёгких волн и покорно ласкаясь у моих ног.
Я решил пошутить – я быстро скинул одежду и, бросившись с головой в эту нежную и притягательную плоть, стал дурачиться и плескаться, пытаясь его поцеловать в высокую, стройную, белоснежную от пены шею. Море рассердилось от такого наглого  обращения и уже следующей волной выплюнуло меня на берег.
Пока я приходил в себя, вставал и отряхивался, я увидел, что море возбудилось не на шутку. Его глаза из серо-зелёных превратились в тёмно-серые, грудь гневно вздымалась и насылала на меня волну за волной, окатывая теперь уже довольно прохладной водой.
- Marina! – закричал я, чтобы перекрыть гул усиливающегося морского возмущения, - прости! Я глупо пошутил! Я тебя люблю! Я тебя всегда любил, даже ещё не видя, и твои колебания (на этот раз – электромагнитные) уже давно воспринимаются моим сердцем, как собственные!
И тут произошло чудо. Море как-то сразу вдруг успокоилось и стало удивительно ласковым. Ах, какое это было наслаждения купаться в его тёплых, (мне даже казалось горячих) ласковых струях и принимать на себя его взрывные, но необыкновенно приятные всплески. Оно меня поднимало к облакам, и я парил там соколом, сочиняя стихи и даря их marine.

Я так счастлив никогда не был! Я часто думал: ах, вот сегодня верх блаженства – мне никогда не было так хорошо и вряд ли ещё когда-нибудь будет, но наступал новый день, и я получал новую ласку – ещё более сладостную и восхитительную.
Я приходил сюда и по ночам и подолгу разговаривал с искрящимся в свете луны и переливающимся мириадами светлячков нервно вздыхающим и временами страстно бурлящим морем. Мы признавались друг другу в любви, и тогда для нас ничего не существовало, кроме нас, наших бесед, звёзд, воли и необъятного простора. Казалось, это будет продолжаться вечно. Но, понятно, что ничего вечного на земле нет. И однажды, когда я в очередной раз ночью пришёл, нет – прилетел к своему морю, с радостным трепетом ожидая очередной упоительной беседы с ним, я вдруг услышал:
- Прости, я больше не буду с тобой беседовать. Посейдон страшно гневается, что я ухожу от него по ночам к тебе. Я не могу его больше огорчать, он мне дорог.
- А я? – хотел вскрикнуть я, - я тебе совсем не дорог?
- Ты очень хороший, - как бы читая мои мысли, продолжала marina, - но, прости, ты - обычный старик, а Посейдон - бог и всегда молод, и хоть глаза у вас очень похожи, но я останусь, разумеется, с ним.
- Но почему так внезапно? – взмолился я, - зачем же резать по живому? Можно же было как-то постепенно – я не дурак, я бы всё понял и постепенно смирился бы со своей участью!

Ничего она мне больше не ответила, а, когда я с восходом солнца, надеясь, что под его лучами море оттает и изменит своё решение, примчался на берег, я не нашёл своего моря. Я метался, орал, звал, умолял, рыдал, но моря нигде не было! Только на влажном песке то и дело попадались маленькие ямки, как следы от слёз...
Обессиленный, я упал на песок, и вдруг увидел на соседнем холме Ангела.
- Глупенький, - ласково сказал мне он, увидев, что я открыл глаза, - тебе это всё приснилось. Никакой mariny не было и нет, и никогда уже не будет. И нечего мешать людям своими воплями и не давать им вкушать радости жизни. А тебе уже пора подумать о душе – заждались тебя на том свете!»
И саркастически хмыкнув, он взмахнул своими белоснежными крылами и исчез в лазурном небе, в это мгновение показавшимся мне морем…