Полонез

Моим сыновьям Даниле (Птичке), Жене (Степплеру) и спаниельке Аське, по кличке Зина и Светке.



       В приоткрытом дверном проеме явился растрепанный силуэт  в длинной, почти до пят,  ночной рубашке.
- Птичка, ты почему не спишь? Ночь совсем.
- Папочка, я тебя ждала, ждала и совсем, почти уснула…, а Зина снова сперла со стола на кухне конфеты и ее тошнило. И, еще говорят, что школу закроют на неделю из-за карантина, кайф. А  ты  полетишь монстров гонять?
-Нет. Угомонись, Сегодня был последний раз.
- А они очень страшные?  Жуть, какие, у-у. А нянька меня достала, достала, монстрюга  занудливая,  уже скоро всю кожу на руках смою, с ее бакте-е-ериями… Птичка прыгала по кровати на одной ноге.
- Знаешь, меня осенило, если Зина сильно взмахнет  ушами, то, наверняка, долетит от крыши до аж самого Большого дуба Надо, надо ср-р-рочно заняться дрессировкой.
- Надо срочно ложиться спать. И не разрушай мне кровать.
- Не-а.  Я легкая. Зато, жутко сильная. И страшно умная.  Я выучила самое сложное. Семью восемь- сорок восемь. YES. Птичка, продолжая скакать на кровати, надула щеки и выпучила глаза.
– Пятьдесят шесть.
- Уймись и сядь,  дам пинка.
Птичка,  в прыжке вытянула ноги, и с грохотом приземлилась попой на кровать.
– Летальный исход,  аж  мозги, чуть не лопнули, двустороннее воспаление мозгов. Мама скоро вернется?
– Скоро.
- А когда, объясните мне, если вам конечно не очень трудно?
- Когда выучишь таблицу.
– Табли-и-ицу?  Ты ее видел? Это же целая вечность, ве-е-чность.
– Угомонись.
- Ладно, я согласна выучить таблицу, только, если ты расскажешь мне сказку, любую, нет, стра-а-ашную, страшную. Птичка перепорхнула на кресло, быстро укуталась с головой в куртку Охотника и замерла.
– Жудку-у-ю, как про Черную руку.
  Охотник присел в дальнем от Птички углу кабинета, поставил бокал на пол и, подперев коленями подбородок, задумался.
Птичка затаила дыхание. Только блеск глаз в глубине мехового воротника выдавал ее присутствие.
- Значит,  так,  Жили, были... Нет, лучше с начала.
- На самом краю горизонта, в  чудесном зеленом лесу, у развалин старинного замка, рос огромный, развесистый Дуб. Тысячи лет стоял он на страже Великого княжества, княжества древнего и славного народа. Дуб был такой огромный, что верхушки ветвей доставали до  облаков, а корни простирались от моря до моря, до  самых границ его священной земли. И люди и звери знали, что Дуб будет здесь всегда, с самого начала жизни  и до самого ее конца. Но однажды пришла Беда, беда страшная и беспощадная. Она со всех сторон накатилась на Великое княжество невидимыми клубами смертельного Зла…

  Дойдя до края дорожки, иголка подпрыгнула и вернулась на трек.

  Мягко отстрелившись от палубы, Охотник  крутанул бочку  зрителям из  корабельной команды, и  ушел на курс.  Черная бездна Океана  таяла, оставляя дымку серых облаков. Все, как всегда. Только,  последний полет.   Отработал.   С креном на левое крыло, машина пошла  на север. Удар звукового барьера отразился от воды, и растаял в соленом тумане, подняв с волны жирную,  крикливую,  стаю чаек...
- Прошел Кордон.  Облачность сплошная. Высота три тысячи.
-Параметры... штатно.
-Летю,... не падаю.
- Норма.
        Кордон построили за три месяца. Всем…  Миром.   
        Говорят, что 26-ого, какая то хрень, угодила в  Новый блок случайно.  Почему в следующие три дня,  долбанули еще три станции, никто так и не объяснил. Население, не погибшее  сразу ,  умерло за  неделю.  И животные… и, даже насекомые… ВСЕ.  А потом, поползли слухи о мутантах.  Никто не верил.   Весной, на Кордоне отстрелили почти сотню,  не понятно кого. И не людей, и не зверей. Нечто. Трупы даже не пытались исследовать: «светились», как ведро с ураном. Совет решил, что надо полностью исключить возможность миграции через Кордон. За лето, ковровыми бомбардировками, вычистили всю территорию.  Всю вдоль…  от Балтики до Крыма и поперек… от Беластока до Смоленска.  Птичка, Птичка.  – Трижды,  четыре- тринадцать…  Охотник улыбнулся. "Надо добить  таблицу. Хитрюга,  малолетняя.  Все же помнит…, но не хотИт"…
«Божчка, любенькi, што есць на Нябесах»…Бабушка всегда так смешно и серьезно молилась…
«I святае iмя твае, i прыдзе дзяржава твая»…

   Вот и пришло царствие.  Охотник закрыл глаза.   Сюда, в Великое княжество, где была моя Родина,… была.  Теперь, эту пустыню называют Лукоморье.  Сказочная страна. Здесь никого нет. И не будет, лет,… насовсем.
 
Зубр стоял в этом рыжем болоте уже второй день.
«Божа, магутны, што есць на Нябесах».
Он думал. Он всегда о чем- то думал. О боге,… любви,… вселенной,… детях,… еде.   
Да о любви он на самом деле и думал…
  «Куда пропал Птичка?»
  Птичка  - болтуха.
Птичка всегда  говорит.  Говорит, говорит, говорит. Птичка… Обычно Птичка  появлялся совершенно внезапно, шумно приземлялся Зубру на спину, и важно прохаживаясь, по теплой, лохматой шести, верещал обо всем, что видел, или хотел увидеть… или видел во сне, или снил, или просто придумал… Птичку можно было остановить только вопросом. Вопрос, конечно же, должен бы, быть КАВЕРЗНЫЙ, …  например: "сколько будет трижды четыре?…"
Птичка сказал, что этот самолет был уже три раза. Три раза один и тот же самолет.
«Где его носит. Вот получит пинка».
Зубр улыбнулся, представив, как можно дать пинка Птичке. Вспомнилось,  старинное: «вы пробовали зашвырнуть комара?».
Вдруг что- то мягкое с чавкающим звуком ударилось о его спину, и шумно отрикошетило в дальние кусты.
«Явился».
Зубр спросил:   
- Где, Степлер?
- Я не знаю, не знаю-ю.
– Представляешь,  Степлер опять взялся за эту Цепь, уже все железяки перетаскал. Теперь на Большом дубе, приличному человеку и присесть негде…
-Я не знаю, честно.
- Птичка, я спросил трижды четыре, где Степлер?
- Я забыл. Я и не знал, да еще и забыл.
- Я спросил, что он сказал, когда снова поперся  в Дом?
-Он сказал, чтобы я молчал, как могила, иначе он мне ничего из Дома не принесет.
–« Три,  умножить на четыре», это можно запомнить?
- Можно, но я забыл.
- Ты всегда говоришь:  – стоять, слушать, смотреть. Я не могу стоять. Я птичка. «В Дом не ходить.  Бомбанут».  Я знаю. Он прилетит снова. Ненавижу эту дурацкую таблицу. Я не помню сколько.
- Двенадцать. Не зли меня. Надо найти Степлера. Пора. Солнце садится.
– Я бегом слетаю.
– Я тебе слетаю… сидеть и молчать. И не верещать.

    Огромная, черная птица, с натужным ревом вынырнула из под облаков и,  выплюнув две струи копоти, медленно развернулась на цель.
- Подтверждаю координаты. Цель - двенадцать часов. Есть захват. Работаю. Высота четыреста. Сильный туман.
К Югу от развалин, метрах в ста от огромного дуба, в пол-оборота, широко расставив ноги, стоял зубр. Он смотрел прямо в прицел. Он не собирался никуда уходить.
- Плохая видимость.
- Выйду на второй круг на пятидесяти.
- Поехали.
Почему он не бежит? До тумана рукой подать.

-Три минуты на разворот… Бог любит троицу.
« Божачка, любенькi, што есць на нябесах»…
-Поехали…

  Музыка Полонеза, заполнила все пространство тесной кабины и, расширяясь, пульсировала в клочьях облаков. Срезая верхушки деревьев, черная машина отстрелила широкую струю огня, кровавыми клубами накрывшего лес  и,  крутанув «бочку», свечей унеслась в свинцовый мрак неба. Последние аккорды Прощания с Родиной растаяли в реве форсажа.
- Квадрат отработан.
- Это светились… грибы.
– Прием.« Пусто здесь. У нас».
Задачка для борткомпьютера: "дважды- два… сколько?" Только, с условием: ответ «четыре» не верен.       CTRL-ALT-DEL.
- Прошел Кордон.
- Бортовой комп, завис.
– Прием.
- Захожу на базу по радиосигналу.
– И аккуратно, парни, меня Птичка заждалась…, ночь уже. - Поехали.

   Дойдя до края дорожки, иголка подпрыгнула и вернулась на трек.

   Птичка скакал на одной ноге по широкой голове Зубра и чирикал, заглушая треск горящего за оврагом леса.
- Степлер, ты видел? Он промазал! Пр-р-ромазал!
- Не верещи.
- Он не промазал. Он не попал.
  Зубр с тяжелым треском, подминая влажный бурый  мох и жухлую листву, медленно лег у корней дуба.
- Парни, спать пора.
- Я еще не хочу, и не могу, и не, не, не…
- Может, попробуешь сказать, и не буду?
- И не попробую… Я спросить,  попробую.  Ты уверен, что Лисичка нас найдет?
– Уверен.  -
- Почему ты так и уверен?
- Спроси у Степлера, и спи. Достал.
-Я  спрашивал.
- Что он ответил?
- Сказал, что найдет, потому, что с Зиной.
- Правду сказал, спи.
- А когда?
- Когда таблицу выучишь.
  Птичка нахохлился и  притих с тяжелым вздохом.
- Это же годы зубрежки. Го-оды непосильного труда. Мне без них грустно.

  Черный, худющий кот Степлер,  приоткрыл зеленовато-серый глаз.
– Спи,  мак - чикен,  мелкий. Надоел…, болтать.

  Лисичка и Зина появились совершенно неожиданно, с первым снегом, когда Зубр и Птичка, возвращались из Кривого леса.  Лисичка сидела на крыльце Дома, укутавшись в роскошный огненно рыжий хвост.
- Знаешь, Зине все- таки, нужен поводок. И ошейник.
- С ней же не возможно никуда выйти. Она метет, все подряд, как пылесос.
Под каждым кустом -  кости…, потом понос.

  Зубр улыбался. Стоял и улыбался, совершенно дурацкой, до самых ушей улыбкой.
Птичка, сидя верхом на флюгере, вздыбив все перья и расправив крылья далеко назад, издавал звук пикирующего истребителя.
– Мамочка, а если Зина сильно взмахнет ушами, она взлетит?
- Ага, взлетит.
  Степлер спрыгнул с забора.
- С такой задницей, скорее нырнет. Снова нажралась желудей у дальнего дуба.
  Косматый, в черные «горохи» спаниель, медленно вышел из-за сарая, тихо икнул, и, пройдя несколько шагов, завалился на бок в мусор у бывшего муравейника.
- Балерина,  хмыкнул Степлер, и легко запрыгнув на ближнюю узловатую ветку дуба, растянулся на ней во весь рост.
Птичка с шелестом сухого репейника взмыл над огромной старой елью,  и, пытаясь зацепиться когтями за  верхушку, во все горло орал:
- Самое, сложное -  пятьдесят шесть…Семью восемь, восемь на семь,… пятьдесят шесть, черт побери.
- Не чертыхайся. Черта нет.   
-Уже…  нет.
  Птичка, качаясь на самой верхней иголке, передразнил  Зубра противным скрипучим басом:
- Черта -  не- ет. Уже и нету, и не надо.  Гы-гы. Да, точно, его же замочил тот мазила…, на ераплане.  Бубу-у-ух,… и черта нет,  откоптил,  козлина…

- Дети совсем чумазые, их надо срочно как-то вымыть.
«И по таблетке в клюв»… продолжил про себя Зубр. Женщина…, не лечится. Обожаю.

– Схожу, проверю дальнее болото.
- Я тебя слышал.
- Не обижайся.
   Зубр развернулся, и громко вдыхая морозный воздух, направился в сторону сгоревшего леса. Первый, еще совсем прозрачный  рождественский снег, тихо поскрипывал в такт тяжелым шагам. Километрах в трех, сразу за грядой валунов последнего Ледника, широко открылось плоское, почти бесконечное болото. Ковер крупных спелых ягод капельками крови устилал тонкий пушистый снег. Зубр остановился. «Если дунуть, они взлетят, и будут кружиться в искрах снежинок, пока снова не приземлятся и не застынут на замерзающей земле». Красиво. Как здесь когда-то было красиво... 
   Черный, лохматый предмет просвистел у самого уха, плюхнулся на землю, покатился  по снегу, превращаясь в утыканный клюквой шар, подпрыгнул на кочке и взорвался красно- белой  петардой. Остатки заряда оказались сидящим на пятой точке Птичкой. Зубру показалось, что он видит искры веером рассыпающиеся из Птичкиных глаз.
-  Здрасьте,  Вам, мужчина.  Жив?
- Пять минут, полет нормальный. Капсула вошла в плотные слои атмосферы и  приземлилась в заданном квадрате. Ух ты, сколько еды! Только не говори Зине! Она завтра же припрется сюда, сожрет все и помрет молодой.
-Знаешь, я написал стих… Настоящий стих. Шедевр. Только его нельзя рассказывать, где попало.  Надо, Место… Я знаю где, и буду терпеть до самого, самого Места. Вот. Ты меня слышишь?
- Слышу.  Быстро на спину и пошли домой. Молча.  Солнце садится.
 
   Они вышли к дому на  закате. Бордовый диск солнца уже коснулся обгоревших верхушек леса. Развалины Дома и Большой Дуб отбрасывали длинные,  красно – коричневые тени. Еще не опавшие листья, сверкали на черных узловатых ветвях отражением уходящего дня. Тяжелая, покрытая инеем, ржавая конструкция, свисала со ствола Дуба почти до самой земли. Падал снег. Лисичка и Степлер, тесно прижавшись, сидели в тени могучего дерева.  Зина, пятнистым комочком устроилась у них в ногах.  Падал снег. Птичка сопел, укутавшись в густую гриву Зубра. Под ногой громко, выстрелом,  треснула сухая ветка. Зубр остановился. « Точно проснется». Птичка встрепенулся.
– Постой, это здесь, здесь Место.
- Я знаю.
- Стой же… Слушай, слушай стих:
- У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый…
- Давай, дальше, вместе.
- Все ходит по цепи кругом. Пойдет направо,- песнь заводит, налево,- сказку говорит. Там чудеса, там леший бродит…
- А кто такой леший?
- Не свались снова. Я, наверное.  Русалка на ветвях сидит. Там на неведомых дорожках, следы невиданных зверей, избушка там, на курьих ножках, стоит без окон, без дверей...
- Как тебе?
-Гениально!
-Правда?  Ты мной гордишься? –
-Я… Тебя люблю.


  Дойдя до края дорожки, иголка подпрыгнула и вернулась на трек.



05.11.2010.