Звёздочка

Опубликовано: сборник рассказов "Запредельный градус", 2011 г.



– Куда мы поедем сегодня? – спрашивает Белка.
– На наше озеро, – предлагаю я, поскольку на что-то более оригинальное моя фантазия уже не способна.
Белка хмурится, её глаза темнеют, из голубовато-серых становятся почти чёрными. Они всегда темнеют, когда Белка мною недовольна. То есть, мы-то с ней прекрасно понимаем, что, в действительности,  это недовольство жизнью не имеет никакого отношения к преданной лучшей подруге. Я просто привыкла добровольно исполнять роль  громоотвода, за неимением у Белки иной мало-мальски родственной души.
– Звезда моя, ты превращаешься в зануду.
«Звезда моя», вместо обычного ласково-панибратского «Звёздочка», говорит о том, что Белка точно не в духе.
Она называет меня Звёздочкой. Белка почему-то думает, что моё экзотическое имя в переводе означает «Звезда». Это не совсем так, конечно, но, поскольку звёздный корень в моём имени и вправду присутствует, я охотно откликаюсь на Звёздочку.
– Радость моя, разве это занудство – провести солнечный день среди сосен над дюнами, упиваясь мелодичными переливами лёгких волн, набегающих на берег в мокрой гальке? – изрекаю я, и, не дожидаясь реакции, поспешно бормочу вдогонку:
– От зануды слышу!
Белка, как и ожидалось, в ответ на мою сложно закрученную тираду хохочет. Затем, посерьёзнев, закуривает сигарету, приоткрывает форточку в салоне. Она терпеть не может мусорить в машине, и ни разу не пользовалась встроенной пепельницей. Я же терпеть не могу табачного дыма, но сопереживаю молча, потому что догадываюсь, каково Белке сейчас.
Её нынешнее состояние, муторное и тоскливое, называется «пустота». Я сама никогда не испытывала ничего подобного. Но однажды Белка прочитала мне стишок собственного сочинения. Там были строчки:
…Страшнее боли – только пустота.
    Страшнее пустоты нет ни черта…
Стихотворение было длинным. Я совсем не разбираюсь в поэзии, но оно произвело на меня впечатление. И пустота, которая страшнее боли, представилась мне чёрной затягивающей воронкой, в которой бьётся, как муха в паутине, Белка.
Оказавшись в эпицентре пустоты, все живые существа и предметы теряют свои очертания, формы, функции, свойства. Об этом не хочется думать, потому что сразу  становится тоскливо и холодно.
–  Да, правда, это я – зануда. А ты – только моё отражение, – философски изрекает Белка.
И любой, кто с нами знаком, согласится, что она права.

Мы неразлучны уже два года. Белка – страстная автомобилистка, у неё за плечами школа экстремального вождения и опыт участия в любительских гонках. Мы познакомились в автосалоне, где я болталась без дела, а она выбирала себе новую машину. Взамен прежней, на которой Белкин супруг, на тот момент уже бывший, укатил в свою новую жизнь, к новой жене и будущему розовощёкому карапузу. Белка мечтала купить Lexus, но могла позволить себе только Subaru, да и то – в кредит.
Я помню, как она вошла, окинула глазами помещение… и наши взгляды встретились. Это было похоже на любовь с первого взгляда.
Было в ней что-то ранящее, агрессивное и в то же время беззащитное. Она подошла ко мне и тихо проговорила:
– Я знаю, детка, тебе тоже одиноко, да?
Уже не помню, что именно я ей ответила. Но мне в ту же секунду стало понятно, что мы вместе уедем.
Думаю, я заменила Белке и мужчину, который предал, и его новую жену, которая когда-то была её подругой. Правда, на тот момент у неё ещё оставалась работа, и Белка её, несмотря ни на что, любила.

– …И пустота, – говорит Белка бесцветным голосом, отправляя в форточку колечко дыма.
– Тогда хватит киснуть, поехали развлекаться, – предлагаю я, поскольку знаю, что только радикальными мерами её можно вывести сейчас из чёрной апатии.
Если же апатия возьмёт верх, если её не заблокировать своевременно, тогда уже сама Белка заблокируется в своей квартире. В большой и неуютной квартире, где бродит  сумасшедшая мать с трясущейся головой, и всё заставлено фотографиями Белкиного брата, погибшего на очередной бессмысленной войне.
Белка сделает матери усыпляющий укол, погасит свет в своей комнате, опустит шторы, включит маргинальную музыку, раскупорит бутылку с коньяком, и забудет о моём существовании дней на пять, на шесть. Впрочем, по возвращении в реальность она сразу  обо мне вспомнит, и мы тут же увидимся. Правда, потом ещё некоторое время будут продолжаться её истерики в машине и мои неуклюжие утешения, разъезды по ночному городу, набитому клубами и тупоголовыми битками в клубах, штраф за превышение скорости, ненужный скорый секс с подвернувшимся под руку парнем сомнительного обличья, а также прошлого и будущего…
Нет, этого никак нельзя допустить сейчас, когда её только что вытурили с работы. Белку может «засосать» пустота  на очень длительный период.
– Поехали на озеро, – продолжаю уговаривать я. – Приготовим шашлыки, такие, как ты любишь… И, скажи мне, когда ты в последний раз купалась? Не в бассейне, я имею в виду.
– Бассейна скоро не будет, – мрачно говорит Белка и жмёт на газ. – Мне нечем оплачивать походы в клуб.
– Ты совсем ласты склеишь, если в этом же месяце не устроишься на работу, – с нарочитым укором говорю я, хотя ненавижу «промывать» Белке мозги.
Для этой цели у неё есть средовое окружение. Тот же папаша, который почти круглый год живёт в Финляндии.  Тот же «любимый» шеф… Впрочем, шеф больше не актуален.
Я ещё тогда сказала Белке, что и в потере работы есть свои плюсы, и для неё главный плюс – в избавлении от общества скудоумного Ивана Константиновича, с его залысинами и нудными интонациями, которого подчинённые за глаза называли «Упырь».
Белка недолго молчит, а потом спрашивает, как ни в чём не бывало:
– Пригласим кого-нибудь с собой, Звёздочка?
– Как хочешь, Белочка.
– Но кого, как ты думаешь?
Ей опять нужен мой совет. А мне приятно чувствовать себя нужной.
– Позвони Димке, у него выходной, – предлагаю я.
– Димке… Думаешь, он до сих пор торчит дома? Наверняка уже нашёл себе занятие.
– Белка, вот увидишь: ради тебя он отложит все дела.
И, как всегда, оказываюсь права.

Димка появляется из парадного с большой сумкой «мечта оккупанта» через плечо.
– Привет, девочки, – говорит он, и даёт ласкового шлепка Белке, а потом и мне. – Белка, открой багажник. Тут все причиндалы, даже угли есть, мы только заедем мяса купить.
– И пива. Мне – безалкогольного, – говорит Белка.
Ну, слава Богу, думаю я. Сегодня экстремальной поездки не предвидится.
– Хорошая машина, – замечает Димка, удобно устроившись в салоне. – Я и сам такую хочу.
– Да, машинка – супер, – соглашается Белка.
И добавляет:
– Я, правда, мечтала купить Lexus, но сейчас думаю, что никакой Lexus никогда не обрадует меня больше, чем моя Subaru.
– Японцы умеют делать технику, – соглашается Димка.
На берегу озера, где сегодня малолюдно, Белка облачается в откровенный серебристый купальник. Димка, подрумяненный на солнышке и раскрасневшийся от пива, ворошит угли, переворачивает мясо на шампурах. Потом шашлыки, сочные и прожаренные, уничтожаются  крепкими молодыми челюстями и запиваются пивом. Далее я торчу на берегу, деликатно предоставив им возможность поплескаться в воде, вспомнить беззаботное детство. Димка подхватывает Белку на руки и зашвыривает далеко-далеко, а она визжит и барахтается там, на глубине, как щенок, который только учится плавать.
Я, конечно, понимаю, что Димка – не просто хороший друг, что Белка ему очень нравится. Я не раз намекала: Димка – добрый, веселый, с отдельной квартирой, и его, похоже, не пугают Белкины проблемы с цикличными депрессиями и полоумной матерью. Что ещё ей нужно?
– Он неинтересный, Звёздочка. Он милый, добрый, но  простой, как валенок, – всякий раз отвечала Белка, и в глазах её плескалась тоска. – А с парнем, с которым не интересно, мне даже перепихнуться не о чем.
Её последний приятель Олег, конечно, был поинтереснее Димки: образован, начитан, весь мир объездил… К сожалению, Олег  был женат на фурии.
Я никогда не забуду, как эта фурия явилась к моей Белке.
Я ждала Белку у парадного. Мне даже при беглом взгляде стало ясно, что это за тётка, с решительными видом идущая по двору. Тётка зашла в парадное, и спустя минут двадцать вышла. А вскоре появилась и Белка. Её губы были сжаты, лицо бледно. Но мои встревоженные вопросы она ничего не отвечала.
Мы выехали со двора и отправились вон из города. Сначала мне показалось, что это очередной Белкин «закидон», что мы будем кататься по Выборгскому шоссе, пока её не отпустит. С ней такое бывало периодически, и нередко утро заставало нас в каком-нибудь Приозёрске или Выборге. Она обычно дремала в машине часа полтора, восстанавливая водительские силы. А потом оказывалось, что машину не завести, потому что, как всегда, кончился бензин, и тогда Белка бежала по дороге с канистрой, размахивая руками; чтобы её подвезли до ближайшей заправки, а я стерегла вещи и терпеливо ждала подругу.
Но в тот раз всё было иначе. Едва лишь Питер остался позади, как Белка, ещё сильнее стиснув зубы, решительно нажала на газ и направила машину прямо на столб с гигантским рекламным щитом.
Мне неимоверным усилием удалось тогда затормозить.
– Какого ляда??? – завизжала Белка, колошматя меня тонкой, но сильной рукой. – Что это ещё за хрень???
– Это у тебя надо спросить, что это за хрень, – тяжело переводя дыхание, отозвалась я. – Прости, голубушка, но я хочу жить. Я, представь, дорожу своей коробкой. А ещё больше я дорожу твоей тупой черепной коробкой. И не позволю тебе покончить со своей молодой и жизнью из-за какого-то поганого кобеля.
Белка долго рыдала у меня в объятьях. А когда мы вернулись в город, она была уже спокойна, и даже обошлась без очередного депрессивного цикла.
Спустя полгода она в баре познакомилась с Димкой… с которым Белке не о чем говорить.
Купание и шашлыки заканчиваются, и мы отвозим Димку домой. Вариант  продолжения вечера вдвоём с Димкой Белка не рассматривает и всячески увиливает от этой темы, словно не понимая Димкиных намёков.
Димка, как всегда, делает вид, что нисколечко не расстроен. 
– Пока, девчонки! Сильно не разгоняйтесь! Белка, звони, – кричит он и машет рукой нам вслед.

– Какая ты стильная, – говорит Белка с любовью и гладит меня по спине. – Ультрамодная девочка, я тащусь от тебя.
Я, действительно, завзятая модница. В серебряных тонах. Кто-то скажет – пошлость, но только не в моём случае. А ещё у меня красивое тело, и грация дикой кошки в каждом жесте…
Но прима у нас, конечно, Белка.
Она такая миниатюрная, что не увидишь из-за барной стойки, и талию можно руками обхватить, но крепкая, мускулистая, с сильными рельефными ногами. Сама брюнетка, а глаза светло-серые, немного раскосые. Белка любит ярко одеваться и немного шокировать.
И никто, кроме меня, не знает, о чём она тоскует.
–  Понимаешь, Звёздочка, – однажды призналась Белка (это было вскоре после того, как её уволили с работы), – для меня невыносима такая тихая, обыденная, незаметная жизнь. Я вообще-то мечтала - в спецназ, или в милицию хотя бы, но не взяли из-за роста… А я, между прочим, в детстве во сне видела, что кого-то спасаю, и меня показывают по телевизору. Может, даже геройски погибаю… И вот сейчас, когда я совсем никому не нужна… мне очень плохо, Звёздочка. Мне никогда ещё не было так хреново.
В эту ночь, в первый и в последний раз, она заснула на моём плече. Я была счастлива, хоть и понимала, что ей попросту не хочется идти домой, к сумасшедшей матери, которую к тому же надо чем-то кормить…

–...Мы едем отрываться? – спрашивает Белка и подмигивает.
– По злачным местам? – в тон переспрашиваю я.
– Да, – она встряхивает головой и ржет.
А мне почему-то становится тоскливо и тревожно.
Дорогая грязная, рыхлая, из-под колёс соседей в нас летят комья, стёкла приходилось сбрызгивать омывателем через каждые пять минут. Пару раз мы обогнули зияющие прорвы открытых люков.
– Помнишь, здесь мы пробили колесо? – напоминаю я, – Как ты лихо поставила запаску!
Да, нам есть что вспомнить! 
Впереди – Тучков мост.
В этом самом месте Белка, которая в детстве читала Шефнера, всегда вздыхает и говорит одну и ту же фразу:
– Вот Тучков мост…
Она такая предсказуемая, со своими фразами, истериками, сменами настроений, и я так люблю её, глупую, со всем этим набором!
Белка говорит:
– В следующей жизни моя душа переселится в большую, красивую машину.
Я не знаю, что на это ответить. Мычу невнятицу, а тревожное чувство всё растёт и растёт... 
Встречный поток слепит нас фарами. Дорога серая, как и небо.
И вдруг… Перед нами выскакивают две маленькие фигурки. Две девочки. Подружки, как мы с Белкой. Бегут, держась за руки, надеясь, что проскочат.
И мы с Белкой одновременно понимаем, что…
– Дурехи, чтоб вас! А пешеходный переход для кого?
Они застыли на долю секунды, два маленьких человечка, которые сейчас будут сметены, раздавлены, искорёжены…
Белка резко выкручивает руль. Я не вижу её лица, но представляю сжатые  побелевшие губы, расширенные глаза. Сбоку от нас… маленькая, словно игрушечная, Toyota, и лицо малыша прижато к стеклу. Ротик полуоткрыт, крошечные кулачки, тоже впечатанные в стекло, сжимаются и разжимаются.
Белка снова выкручивает руль. Машину разворачивает, как во время манёвров. Кто-то страшно кричит. Кто - мать девочек, или я, или Белка?
Перед нами – чугунное ограждение парапета. Замешкавшийся человек едва успел отскочить из-под колёс. Белка дёргает ручку автоматической коробки, это последнее средство, этому учат в школе экстремального вождения: когда тормоза не срабатывают – перевести тумблер в положение «парковка». Машину угробишь, но, возможно, спасёшь жизни…
Нас резко швыряет вперёд, и я чувствую боль. А потом наступают темнота и тишина, как в воронке пустоты, где всё живое и неживое теряет свои очертания, формы, функции, свойства.

У меня уже навсегда ничего не болит. Я теперь могу видеть сквозь стены, оценивать происходящее так, будто моя сущность – во всём, или, наоборот, всё сущее – во мне.
Нашу аварию засняли видеокамеры на перекрёстке. Зарёванные девочки, возбуждённые свидетели, отчаянный водитель иномарки, успевший сманеврировать, а что на выходе? Груда металла – вместо машины, из  пострадавших – один человек.
Этот ролик потом показывали по телевизору. 
– Совершенно очевидно, – изрёк комментатор, – что водитель решил пожертвовать собой ради спасения других.
Белку, собранную по частям и транспортированную в институт скорой помощи имени Джанелидзе, называли героем. А когда она очнулась, в больницу нагрянули гости. 
– У докторов сформирован благоприятный прогноз, и нас всех это радует, – произнесло важное лицо, стараясь придать голосу душевные интонации. – Хотите пожелать что-нибудь девочкам, которых спасали, рискуя собственной жизнью?
– Да, я желаю им счастья, – прошептала Белка, с таким лицом, как будто собирается заплакать. Но плакать при посторонних людях ей было так же несвойственно, как мне при жизни – глохнуть на перекрёстках. 
Тут выдвинулся пронырливый мужчина и бойко произнёс:
– Уважаемая Белла Юрьевна! Родители девочек благодарны вам, и хотели оплатить ваше лечение. Но этим занимается другая организация. Поэтому родители девочек от лица собственной фирмы делают вам подарок.
Камеры придвинулись ближе.
– В результате аварии вы остались без машины, – выпалил мужчина.
Белка, побледнев, кивнула.
– Ваш друг, – пронырливый мужчина кивнул на Димку, застывшего печальной статуей в углу, – рассказал нам, что вы всегда мечтали иметь Lexus.
Казалось, Белка никак не может выдохнуть.
  – Вот, это - машина марки Lexus, которая незамедлительно перейдёт в вашу собственность, – мужчина сунул Белке под нос рекламный проспект. – Что скажете, Белла Юрьевна?
Белка, наконец, выдохнула. Потом открыла рот и снова закрыла. На её глаза навернулись слёзы. Пауза затягивалась.
– Это… очень… красивая машина, – сказала Белка и, чёрт её дери, заплакала. При всех, всхлипывая и вытирая морду кулачком.

Меня выбросили на свалку металлолома, я думала – забвение станет завершением короткого жизненного пути той, которую единственная родная душа называла «Звёздочкой». Но нет. Как только Белка научилась передвигаться на костылях, она попросила Димку отвезти её ко мне на могилу.
Вот они идут по замусоренной дорожке, и Димка старается поддерживать Белку под локоток, что сложно, поскольку костыли определяют дистанцию.
Доковыляв до моего серебристого остова, Белка садится и обнимает меня. Я чувствую, как она дрожит.
– Так, только без нюней, – сурово говорю я, маскируя радость, хотя мёртвые, вроде, не должны радоваться. – Ты теперь – герой, а это налагает определённые обязательства.
Белка неохотно кивает, соглашаясь. Потом отстраняется, смотрит в мою единственную уцелевшую фару с нежностью и печалью.
– Я счастлива, что ты жива и поправляешься, моя радость, – вырывается у меня.
– Да, у тебя были хорошие подушки безопасности, – улыбается она.
В моё разбитое окно торопливо прошмыгивает суслик. Белка недоумённо провожает его взглядом, потом снова обнимает меня, гладит бок с облупившейся краской.
– Мне тебя недостаёт, – признаётся она.
– А как твой новый мальчик-красавчик? – интересуюсь небрежно.
Мёртвые не умеют ревновать, но всё же…
Белка грустно улыбается:
– Хороший мальчик, резвый, послушный… Правда, простоват, не сказать – туповат, совсем как Димка. Они с ним, кстати, подружились. Димка же за рулём сейчас. Временно, пока я не... А мне, как ни странно, так намного спокойнее.
– Вот и хорошо. Теперь у тебя всё в гармонии.
– Да, Звёздочка, всё в гармонии. Знаешь, ты не поверишь, но моей маме намного лучше! Она даже стала меня узнавать. Раньше всё Виталиком называла. Бывало, погладит выходной костюм брата, принесёт ко мне в комнату и на кровать положит: сынок, надень… А сейчас Белочкой называет, значит, узнаёт. Правда, ещё не до конца отошла: приносит мне мои детские платьица, говорит: доченька, надень на школьный утренник… Да пару раз Димку за Виталика принимала, но всё равно, что было и что есть – это небо и земля.
– Я рада, Белка, что всё у тебя налаживается, и дай-то вам всем Бог, – искренне говорю я.

На самом деле, наш последний диалог – это чистой воды авторский вымысел. Сквозь меня уже прорастают сорняки, в моём корпусе полно улиток и ящериц – посудите сами, способна ли я полемизировать со своей бывшей владелицей? Это всё равно, как если бы череп Йорика со скрипом разомкнул челюсти и произнёс со сцены душещипательный монолог.
Так что, как вы понимаете, говорит только Белка, и сама себе отвечает, будто бы от моего имени.
К Белке подходит Димка, помогает подняться, даёт в руки костыли и обнимает за плечи.
– Знаешь, всё-таки Subaru в переводе означает «созвездие», а не «звёздочка», – говорит он.
– Я знаю. Просто мне так больше нравилось. И ей – тоже, – тихо говорит Белка. Не прижимаясь к Димке, но и не отстраняясь от него.
И со стороны видно, что Димкины шансы существенно выросли.
Значит, я оставляю тебя в хороших руках, моя радость. В руках, которые никогда не дадут тебе превысить скорость, а может, даже не позволят сесть за руль.
И уж тогда для моей посмертной ревности не останется никаких оснований.