Внуково-Оренбург или Повесть о детстве

Глава ?         Нам не дано предугадать,
                как слово наше отзовётся
                или Штирлиц какал стоя.

Представьте себе такую удивительную картину: начало 70-х годов 20-го столетия, Подмосковье. Страна замерла в трепетном ожидании самого светлого праздника всех «труждающихся и нуждающихся» - 1 Мая, а потому – над всяким, мало-мальски уважающим себя административным или государственным учреждением гордо реет алый флаг, повсюду развешены портреты классиков и основоположников марксизма-ленинизма, а также, парадные, тщательно отретушированные фотографии членов ЦК КПСС, во главе с «уважаемым Леонидом Ильичём». Утром, из всех стационарных радиоприёмников и висящих прямо на улице репродукторов, раздаются бодрящие советские гимны, голоса дикторов радостно рапортуют об очередных успехах народного хозяйства, два раза за утро транслируется радиопередача «Пионерская зорька», где юных слушателей навязчиво убеждают в том, что: «Пионер – всем ребятам пример!» В общем – эфир безнадёжно перегружен разнообразной, столь характерной для того времени пропагандистской галиматьёй. (Фу! Как вспомню всю эту муть – аж тошно становится! Ну, да ладно…)
А по заасфальтированной дорожке детского сада при посёлке МВТ (Министерства Внешней Торговли), бодрыми, но далеко не стройными рядами, навстречу друг другу движутся две детские колонны. Одна колонна состоит исключительно из мальчишек, другая – сплошь девочки.
На головах некоторых мальчуганов можно заметить симпатичные фуражечки, отдалённо напоминающие те, что носили офицеры СС – с кокардой в виде черепа.
Дети старательно печатают шаг своими обутыми в поцарапанные и стоптанные сандалии ножками. Все марширующие воодушевлённо поют: «Не думай о секундах свысока…!», и в момент встречи колонн детские ручки стремительно взмывают вверх в традиционном нацистском приветствии. Одна колонна восторженно скандирует: «Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!...!», другая же, с не меньшим энтузиазмом отвечает: «Зик Хайль!»
Абсурд! Не правда ли? Но это было! Было – вот вам крест! И я сам шёл в одной из этих колонн.
-Безобразие! – в порыве праведного гнева воскликнете Вы. – Форменное безобразие! Да как же так вообще могло случиться?! Куда же, собственно, смотрели родители и педагоги?! И почему, скажите на милость, бездействовала общественность и органы правопорядка?!
Ответ же на все эти, более чем закономерные вопросы, достаточно прост: всё дело в том, что в 1972 году (или в 1973, точно уже не помню), благодаря замечательному творческому союзу Юлиана Семёнова и Татьяны Лиозновой, наша великая советская страна, страна, победившего, так сказать, социализма, страна, одержавшая убедительную победу во Второй мировой войне, неожиданно для себя обрела нового национального героя, нового своего кумира – штандартенфюрера СС Макса Отто фон Штирлица – породистого красавца с изысканными манерами, запредельно высоким IQ и обостренным чувством собственного достоинства (он же – смелый советский разведчик М.М. Исаев, но всё равно – для неискушённого советского зрителя этот человек, в первую очередь, был именно фон Штирлицем – типичным представителем военной элиты Третьего Рейха).
Не буду подробно описывать тот ажиотаж, который фильм «Семнадцать мгновений весны» произвел среди взрослого населения страны, ибо об этом писалось и говорилось уже достаточно много. Расскажу лишь о том, что творилось в умах и сердцах детсадовцев-дошколят, проникшихся этим бесспорным кинематографическим шедевром.
-Но почему же вы – ЗАСРАНЦЫ!, не пытались подражать и другим, не менее достойным героям кинофильмов той поры?! – с упрёком спросите Вы. – Ведь были ж фильмы в наше время! Всякие там: «Четыре танкиста и собака», «Тимур и его команда»… «Трактористы» в конце концов! Да и педагоги-психологи в один голос утверждают, что дети, мол, почти без разбора всему и всем подражают. Слышите – ВСЕМУ и ВСЕМ! Так откуда же такая изощрённая избирательность?! Почему же именно Штирлиц?!
Исходя из своего личного опыта, пытаясь парировать все ваши упрёки, я бы ответил, что дети, почти без разбора пытаются подражать всему самому ЯРКОМУ, КОЛОРИТНОМУ, САМОБЫТНОМУ! И подчас это действительно приводит к совершенно неожиданным, а порою и абсурдным ситуациям. Именно это и произошло в данном случае, ведь в «Мгновениях» самым удивительным образом переплелось всё: и личное обаяние главного героя, и необычный колорит окружающей его обстановки, и лиричная музыка Микаэла Таривердиева и многое-многое другое… Вот потому-то мы с таким упоением и орали: «Хайль Гитлер!», потому и щёлкали каблуками детских сандалий, лишь бы хоть немножко походить на всенародного любимого героя. Вот только по этой веской причине и рисовали повсюду свастику и таинственные рунические символы, ибо символика и атрибутика Священной Римской империи, древних тевтонских рыцарей и Викингов, преломлённая в свете агрессивной нацистской идеологии, была по своему самобытна, сурова и прекрасна. Иначе бы её традиционные элементы (пряжки ремней, кокарды, каски, фуражки, холодное оружие…) не пользовались таким бешеным успехом в многочисленных течениях и группах нынешней поры, не имеющих к нацизму ни малейшего отношения. Ведь до сих пор интерес к вышеупомянутым вещам огромен, а в связи с тем, что спрос намного превышает предложения – существует целая индустрия, производящая качественные практически неотличимые от оригинала копии.
Между прочим, чем-то подобным пытались заниматься и мы – маленькие граждане страны советов. Мы, например, пытались создать «нечто», хотя бы отдалённо напоминающее головной убор офицера СС или Абвера (чтобы как у Штирлица).
Для этого сначала изготовлялась кокарда в виде черепа – так называемая «Мертвая голова» или «Totenkopf».
Технология изготовления этой самой (или этого самого) Totenkopf была достаточно проста: разбирался какой-нибудь старый, найденный на ближайшей свалке аккумулятор, из которого изымались решительно все свинцовые элементы. Все они ломались на маленькие кусочки и помещались в пустую консервную банку, которая в дальнейшем раскалялась на костре. После того, как свинец расплавлялся, его заливали в заранее подготовленную формочку в виде вышеупомянутого символа (т.е. в виде черепа). Тут же, в жидкий, не успевший застыть и остыть металл вставлялась стальная или алюминиевая проволочка. После того, как свинец остывал и застывал, с изделия аккуратно снимались остатки глиняной формочки – всё! – кокарда была готова. После этого бралась детская темно-синяя фуражечка, стилизованная под морскую. С неё безжалостно срывался золотистый якорёк, а на его место вставлялась свежеизготовленная кокарда – сходство с головным убором, в котором щеголял Штирлиц, было поразительным!
Естественно, что вышеупомянутыми литейными работами занимались не мы – малолетки, а более старшие ребята, давно уже посещающие школу.
Но не надо думать, что все эти «штучки-дрючки» доставались нам даром – отнюдь! Всё это выменивалось на: «…жвачки, машинки …танчики там всякие…», с тем непременным условием, что гостинцы и игрушки были заграничного происхождения. С неказистой, а подчас и откровенно уродливой продукцией отечественной игрушечной промышленности к «мастерам литейного дела» соваться было совершенно бессмысленно!
А вот теперь и прикиньте, почему среди нас – детей того времени, да и в современном мире не пользуются такой же популярностью элементы подчеркнуто аскетичного, откровенно чмошного обмундирования бойцов Рабочее-Крестьянской Красной Армии (Р.К.К.А.) или военнослужащих Советской армии 70-х, 80-х годов 20 века? Почему люди интересуются этими вещами лишь как историческими реликвиями? Почему в нашей стране всё яркое и стильное долгое время было под запретом? Было ли это своеобразным проявлением советской идеологии или же причиной сего были внутренние психологические проблемы советских вождей, негативно относящихся к внешнему лоску?!
Казалось бы – инфантильно, смешно и безответственно придавать столь большое значение внешней атрибутике, но ведь не без её помощи Гитлеру, например, удалось романтизировать свою идею и вдобавок создать культ армии вообще и военной службы как таковой, что сделало её (военную службу) по-настоящему почётной и желанной для молодых людей, а армию – высокопрофессиональной и эффективной, обладающей феноменально высоким боевым духом! Не зря же «советы» называли её – «грозной военной машиной»! И я не думаю, что во времена Третьего Рейха военкомы Германии бегали по квартирам в поисках призывников-отказников, а родители оных платили огромные взятки врачам призывных комиссий, лишь бы отмазать своё любимое чадо от «почётной» службы в армии!
Сейчас вроде бы пытаются как-то изменить ситуацию и привести форму российских военнослужащих в божеский вид, но кому доверена сия непростая задача? Известным модным дизайнерам! А они такое творят – «мама не горюй!» - одна только форма российской милиции чего стоит, а ведь её в своё время создавал человек, имя которого до сих пор не сходит со страниц модных журналов.
Неужели трудно понять, что дизайном военной формы и различных других силовых структур должны заниматься люди любящие её, а значит – знающие в ней толк. Только они могут создавать талантливые образцы, которые будут одновременно просты и харизматичны, недороги и практичны. Только такие художники смогут создать форму, которую захочется надеть, и, в дальнейшем, будет удобно и приятно носить.
Ну а все эти расфуфыренные и распиаренные Кроликовы-Букашкины-Чебурашкины, гордо именующие себя кутюрье, путь стринги расшивают да лифчики конструируют, то есть – занимаются прямыми своими обязанностями!!!
Извините уж, что отвлёкся от основного повествования, но поскрипеть по-стариковски – это святое!

"Я
     себя
           под Лениным чищу,
чтобы плыть
                в революцию дальше…"
(Да-да! Вот именно так – по диагонали – слева направо!) - кто из моих сверстников не помнит эти бредовые строки, вышедшие из-под пера Владимира Маяковского?  Сейчас, да, наверное, и во времена моего детства, они были если не смешны, то, по крайней мере, уже не актуальны. Эпоха, когда этот субтильный старичок с добрыми глазами был всенародным кумиром безнадёжно канула в лету. И случилось это далеко не потому, что когда-то, с молчаливого согласия этого "добряка", а порою – и по его прямому указанию, были ограблены, унижены и уничтожены тысячи и тысячи людей, единственной виной  которых было неприемлемое для того времени происхождение – вовсе нет! (Кстати – наше поколение о всех этих злодеяниях ничего и не знало). Просто популярность (если в этом случае, конечно же, можно применить это понятие), как известно – вещь непостоянная, и не реально вечно быть на пике её.
 Конечно же, с точки зрения официальной пропаганды всё оставалось по-прежнему: всё то у нас было имени Ленина – организации, ордена, премии и заводы, по телевизору постоянно крутили фильмы, где главным героем был мудрый вождь мирового пролетариата, проводились ленинские субботники…
Но, на деле, уже тогда никто не соизмерял свою жизнь, своё мировоззрение и  свои поступки с именем вождя. Никто не спрашивал себя: "А что в моём случае сделал бы Владимир Ильич? Как бы он поступил на моём месте?", а потому реальные рычаги давления и управления отдельными индивидами (гражданами) на тот момент просто отсутствовали. Бесполезно было говорить кому-то: "А вот Ленин в этом случае поступил бы так-то и так-то!" Нежелание уподобляться Ильичу распространялось и на нас (детишек дошкольного возраста), на октябрят, на груди у которых горела алая звездочка с изображением щекастого и вихрастого карапуза, и на пионеров и на всех, всех, всех… Люди, в ответ на подобные патетические призывы, в лучшем случае энергично кивали головой в знак полного согласия и понимания, разворачивались и тотчас делали всё по-своему. Ну, а кто-то просто откровенно смеялся в ответ.
А потому, когда появился Штирлиц, мамаши всей страны облегчённо вздохнули – средство управления собственными оболтусами было найдено – чуть что, сразу: "А вот Штирлиц…!" Не миновала сия участь и меня – Штирлиц неоднократно ставился мне в пример, после чего я с восторгом бросался выполнять то, что ещё минуту назад было для меня совершенно неприемлемо. Очень скоро я с удивлением узнал, что: "Штирлиц всегда приходил домой вовремя! Штирлиц всегда говорил правду! Штирлиц, когда был маленьким, никогда не воровал мармелад из буфета и клубнику с соседских огородов! Штирлиц, будучи школьником, всегда прилежно готовил уроки, и вообще - прекрасно учился! У Штирлица никогда не было рогатки, потому как он был добрым, послушным и во всех отношениях положительным мальчиком…!"
- И откуда взрослые всё это знают? – с сомнением рассуждал я, отправляясь делать что-то, что, со слов родителей, штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц в детстве делал  "на ура". – Ведь в фильме об этом – ни слова!
Боже мой! Чего мы только не творили, каким требованиям не пытались соответствовать (если только на стену не лезли!), исходя лишь из тех соображений, что Штирлиц в детстве, якобы, поступал именно так! Всего и не упомнишь… Могу поведать о паре эпизодов (естественно, из собственного опыта, из своей коллекции), которые, вероятно были не столь уж яркими, зато весьма типичными для то эпохи.
Но прежде чем рассказать о первом – маленькая  предыстория. Всё дело в том, что мои родители прекрасно готовили беляши и пельмени, что в те времена, когда выбор пищевых продуктов в магазинах был более чем скромен, являлось огромной, удивительной удачей. Готовились вышеупомянутые кулинарные шедевры исключительно по праздникам, а потому я всегда с нетерпением ждал оных, в надежде, что на праздничном столе, среди различных вкусностей и деликатесов, найду и эти, столь уважаемые мною блюда. Но у меня был пунктик, а именно: пельмени я съедал не сразу. Сначала я аккуратно отделял тесто от мяса ("Мухи – отдельно, котлеты – отдельно!"),  второпях съедал мягкие мясные шарики, ну, а уж потом, не спеша, растягивая удовольствие, поглощал упругие, пропитанные мясным бульоном кусочки теста. Делал я это, поочерёдно макая их то в сметану, то в сливочное масло.
Но вот мою маму такой подход к принятию пищи не просто не устраивал – он её невероятно бесил. Она долго и безуспешно пыталась переучить меня, используя все известные ей методы внушения и убеждения: объясняла, уговаривала, ставила в пример различных людей, грозила лишить меня любимого блюда раз и навсегда…
-А вот Вася Машинин, когда кушает пельмени, всегда съедает их целиком! – в очередной раз заявила она, с досадой наблюдая за тем, как я ловко потрошу свежеприготовленный продукт.
Но я не реагировал, потому как Вася Машинин, при всём моём к нему уважении, в вопросе поедания наивкуснейших сибирских пельмешек был ни фига не авторитет. А вот если бы Штирлиц…
Мама как мысли мои прочла:
- А вот Штирлиц, когда ел пельмени, тоже съедал их целиком.
Помнится я призадумался, и было над чем. Нет, в тот день я доел пельмени в обычной для себя манере, но информация всё же запала, а потому, при следующем употреблении сего замечательного блюда, я попробовал есть пельмени традиционным способом – как Штирлиц.
-Ничего, вкусно даже, - подумал я – Штирлиц явно был не дурак, раз ел пельмени таким вот макаром!

Но, пожалуй, венцом безнадёжных попыток уподобиться созданному кинематографистами образу буквально во всём, его, так сказать апогеем, был случай, произошедший со мною где-то в гостях. А в гости, надо сказать, ходить я просто обожал – там на меня никто и никогда не ругался, все были добры ко мне, угощали всевозможными сладостями и всегда говорили моим родителям, что у них "растёт исключительно умный, послушный и обаятельный ребёнок!" Так что, поди плохо сидеть и, набив рот конфетами, внимать парадным реляциям в свой адрес. Но не буду рассусоливать – расскажу вкратце. В общем, припёрло меня там в туалет, "по большому" припёрло. Мама, естественно, повела меня в уборную, где я, по домашней привычке пытался сесть на деревянный ободок унитаза.
-Не надо садиться! Какай стоя! – строго потребовала она.
-Но мне так неудобно! К тому же дома я всегда делаю это сидя!
-То дома. А в гостях какать надо только стоя и на чужой унитаз садиться нельзя - это не гигиенично!  - безапелляционно заявила мама, но, видя, что я к её увещеваниям не очень-то прислушиваюсь и всё-таки пытаюсь сесть, добавила. – А вот Штирлиц в гостях всегда какал стоя!
-А на работе? – почему-то спросил я.
- И на работе тоже!
Что было делать? Если уж самому ШТИРЛИЦУ ! в гостях и на работе приходилось опорожнять кишечник стоя, что уж с меня грешного взять?!
В общем, сходил я в тот раз "по большому" как Штирлиц – не сгибая колен, ну, а потом меня ещё до-о-олго преследовал образ знаменитого героя-разведчика, стоящего (именно стоящего!) над чужим унитазом где-нибудь в общественном ватерклозете Берлинской рейхсканцелярии, или, предположим, на даче у старины Мюллера. Стоял он (Штирлиц) в своём великолепном чёрном мундире штандартенфюрера СС, сапоги его блестели "аки зеркало", галифе были решительно спущены, а красивое мужественное лицо являло собой олицетворение спокойствия и какой-то внутренней сосредоточенности. (По ходу смелый разведчик пытался осознать всю суть и значимость происходящего с ним сложного физиологического процесса).
Да! Вряд ли создатели телефильма, который по нынешним меркам смело можно было бы назвать культовым, предполагали столь бурную и далеко не однозначную реакцию со стороны юного советского зрителя. Воистину – в пору воскликнуть: "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся!"