Кэкуги

А собачины-то я все-таки отведал…

Дело было так. Год тому назад в научном центре нашего университета, расположенного почти в центре Сеула, появился новый профессор. Толковый физик, занимался, и очень успешно, магнитооптикой. Но многие студенты, да и некоторые преподаватели, в разговорах о нем постоянно отпускали ироничные шутки. Вроде того, что он немножко со странностями и не такой, как все другие сотрудники. Вообще-то говоря это не свойственно корейскому стилю отношений, который проповедует конфуцианство. То есть все младшие должны неукоснительно уважать старших и не только по возрасту, но и по занимаемой должности. Такое уважение может быть утрачено только в случае, если, как говорят корейцы, человек потерял свое лицо. Совершил какой-нибудь нелицеприятный поступок или его поведение оскорбляет общественное мнение.   Например, одного профессора истории выгнали из университета за неосторожное высказывание об определенной пользе японской оккупации в начале позапрошлого столетия для общего развития корейской экономики. Возможно, так на самом деле и было при объективном взгляде на историю этого вопроса, но, к сожалению, субъективное мнение всего корейского общества расценивает акт упомянутой оккупации, как прямой геноцид корейского народа, а самих японцев считают исконными врагами государства. В любом историческом музее можно увидеть картины, на которых ужасные воинственные японцы, с искаженными от злости лицами, колют, рубят и стреляют мирных трудолюбивых корейцев. А неутомимые гиды с энтузиазмом втолковывают маленьким школьникам, что их главными врагами продолжают оставаться японцы, которые, во-первых, должны публично принести извинения всему корейскому народу за оккупацию, а, во-вторых, вернуть исконные корейские острова, которые они захватили во время агрессии. Одним словом, патриотическое воспитание молодого поколения идет полным ходом и базируется на прочном фундаменте национальной идеи о Великой Корее. Но потерять свое лицо можно и по менее глобальным причинам, связанным с национально-историческим самосознанием корейцев. Достаточно, если вас заметят играющим в казино или посещающим улицу красных фонарей, населенную жрицами свободной любви. Кстати, все эти развратно-развлекательные учреждения не разбросаны хаотично по всему городу, а сконцентрированы в одном месте, и засечь вас там не составляет большого труда.

Однако, к нашему профессору, о котором идет речь, все перечисленные причины отношения не имели. Он был хорошим семьянином, верным патриотом своей страны, а играть любил только в национальную игру Го, да и то в свободное от работы время. Единственным недостатком считалась его чрезмерная любовь к тушеному собачьему мясу.
 
- Он любит кэкуги,- по секрету сообщали мне студенты. При этом заговорщицки щурили и без того узкие глаза, укоризненно качали головами и осуждающе смеялись. Вроде бы сами не употребляют тишком четвероногих тварей. У них даже в календаре отмечен праздник под названием «День поедания собаки». А любимым анекдотом считается рассказ о несчастном псе, который несет вдвойне опасную сторожевую службу на границе между корейскими государствами.

С проблемой собакоедения я столкнулся несколько лет тому назад, когда в первый раз посетил Корею. Работал я тогда в одном частном университете, расположенном в сельской местности, недалеко от городка Чонан. Место было сказочно живописным. В пойме небольшой речушки зеленели рисовые поля, на холмах вились стройными рядами виноградники, вдоль тропинок, ведущих к деревне, стояли низкорослые яблоневые сады и широкими клиньями чернели плодоносные огороды. Воздух до того был чистым и свежим, что им нельзя было надышаться. Настоящий азиатский Эдем, одним словом.

Перед окончанием контракта, местные профессора решили устроить для меня прощальный ужин и пригласили в небольшой ресторан. В ресторан был приглашен также мой друг - китаец, который работал в нашем отделе. Мы чинно расселись на полу вокруг деревянного стола на низких ножках и заказали себе бибимбаб. Бибимбаб представляет собой овощное рагу на основе риса, которое готовится в глиняных горшках на большом огне, с добавлением грибов и яиц. В готовое блюдо вливается острый соус и все содержимое горшка тщательно перемешивается. 

Под мерный стук деревянных палочек, которыми здесь пользуются вместо вилок, наша застольная беседа тихо текла, прерываемая только опрокидыванием маленьких стопок, наполненных рисовой двадцатиградусной водкой, под поэтичным названием «соджу», за здоровье присутствующих, за науку, за наше плодотворное сотрудничество. Возможно, так бы умиротворенно и закончились наши посиделки, если бы старший профессор не задал провокационный вопрос о том, что меня больше всего поразило в Корее. Я немного подумал и, видимо, под воздействием винных паров, чистосердечно признался, что наиболее сильное впечатление на меня произвело полное отсутствие бездомных собак на улицах. За столом воцарилось тягостное молчание. Все присутствующие опустили глаза в горшки c бибимбабом и вяло ковыряли палочками дымящуюся снедь. Тут меня будто током ударило. Что я несу? Они же этих собак едят, но открыто стараются в этом не признаваться. Наверно, я оскорбил их национальные чувства и потерял свое лицо. Сколько раз ругал себя за необдуманную болтливость. А слово, как справедливо говорит народная мудрость – не воробей. Доигрался до международного скандала.

Возникшая пауза несколько затягивалась, создавая гнетущую обстановку взаимной недоброжелательности. Неожиданно один из присутствующих указал на моего китайского друга и ответственно изрек, что в Китае едят обезьян. Оскобленный маленький китаец в сердцах воткнул свои палочки в горшок с бибимбабом и возмущенно закричал, что в Китае никогда не ели обезьян, так как они считаются священными животными. Все с изумлением и опаской уставились на палочки. По азиатскому застольному этикету, палочки, воткнутые в рис, означают, что их владелец собирается сделать себе харакири.  И снова за столом воцарилась гнетущая тишина. А в меня словно бес какой-то вселился и я уже не мог остановить свой развязавшийся язык.
- Друзья мои, зачем вам ссориться. Я в Корее и обезьян бездомных не видел.
Ну, тут уже и корейцы воткнули свои палочки в горшки, наполненные любимой пищей, а наступившая тишина опустилась до могильной.
Я растерянно обвел всех внимательным взглядом и также воткнул свои палочки в остывающий рис бибимбаба.
Не знаю чем бы закончилась наша трапеза, но обстановку разрядил самый умный из нас профессор теоретической физики.

- Представь себе на минуту, мой друг, что по твоему родному городу стали бы бегать бездомные свиньи,- сказал он. - Как ты думаешь, сколько времени они бы оставались бездомными? 
Я мысленно воссоздал фантастическую картину, на которой, обалдевшие от неожиданно привалившего счастья, мои запасливые сограждане с огромными мешками гоняются за невесть откуда свалившимися бездомными свиньями, и грустно вздохнул. В моем городе действительно очень любят свинину.
Потом профессор наполнил наши стопки и произнес тост за торжество национальной кухни, из чего бы она не состояла. Все с удовольствием его поддержали. Вот такое было со мной приключение на заре моих вояжей в Корею.

Поэтому, когда профессор, любитель кэкуги, пригласил меня отобедать с ним в ресторане, я несколько растерялся. Тем более он намекал, что накормит меня настоящим корейским блюдом, которое вряд ли я смогу отведать в будущем. Мне вообще-то не очень нравилось это предложение. Во-первых, не ясно какой вкус у собачьего мяса. Ведь может и не понравиться, что было бы не очень удобно выказывать в обществе гостеприимного профессора. Во-вторых, собака считается как бы другом человека. А друзей едят только в самом крайнем случае. Сомнения сомнениями, но все-таки дал себя уговорить.

Ресторанчик оказался типичной корейской харчевней средней руки, каких в Сеуле существует невероятное количество. Обслуживала сама хозяйка – старая кореянка в цветных штанах и сером фартуке. Она долго выслушивала наш заказ, который озвучивал профессор, широко улыбалась и постоянно повторяла, как заводная игрушка – самнида, самнида. А потом вдруг нахмурилась и ушла на кухню, видимо, ловить животное. Затем вынесли огромную сковороду с высокими бортами. В нее положили разные овощи и приправу, влили темно-красный густой соус и, наконец, опустили нарезанное небольшими кусками мясо. Все это томилось и тушилось минут тридцать-сорок, распространяя невероятно специфический терпкий запах имбиря, базилика и других местных пряностей. Потом началась трапеза.

Хозяйка собственноручно налила мне дымящегося отвара, приправленного зеленью, положила в миску несколько кусков тушеного мяса и, счастливо улыбаясь, села рядом наблюдать за моей реакцией на это чудо кулинарного искусства. Последний раз так на меня смотрели гостеприимные китайские студенты, которые предложили выпить стакан китайской шестидесятиградусной водки, которая вылетела из меня через полторы секунды, после первого глотка, так и не добравшись даже до пищевода. Денатурат и тормозная жидкость по сравнению с этим китайским напалмом кажутся сухим Мартини или ординарным столовым вином. Поэтому, пытаясь усилием воли унять преждевременные судороги желудка и селезеночную икоту, я все-таки зачерпнул вместительной ложкой огненно-красную жижу с кусками собачины и тут же проглотил ее, не разжевывая и не втягивая в себя воздух.

Если отбросить эмоции и предрассудки, то мясо собаки напоминает по вкусу обычную баранину. Так что, не очень переживайте по поводу нарастающего продовольственного кризиса. Наши четвероногие друзья, в крайнем случае, помогут решить эту проблему.

И еще, национальная кухня является неотъемлемой  частью национальной культуры любого народа, такой же, как религия, философия или искусство. Поэтому относиться к ней необходимо уважительно и терпимо. Мир очень велик, а количество рецептов приготовления пищи можно считать бесконечным. И это – хорошо.