Эмпатия

       Я думала, эмпаты не совсем похожи на обычных людей. Что у них должен быть третий глаз во лбу или что-то типа того, как нарисовано на ярких рекламах, заполнивших город когда-то давно, на заре появления этой службы. Поэтому немного побаивалась прибегать к их услугам. Но случай вынудил меня к этому.
       Счастье накрыло человечество удушливой волной в 2022 году. Пережив катастрофу декабря 2012 года, люди вынуждено поменяли свою точку зрения на стиль жизни и в течение 10 лет ухитрились выстроить идеальное мировое сообщество. Когда-то это казалось фантастикой, а сейчас стало невыносимой реальностью. При неизменном политическом устройстве, Земной шар стал одним большим союзом равноправных и равнообязанных государств. Человечеству удалось искоренить понятия войны или международного соперничества. Озоновырабатывающие фабрики и заново высаженные лесные массивы выровняли экологию. Летающий на принципе антигравитации транспорт избавил планету от выхлопных газов, а заодно и от нефтяной иглы. Повсюду строились города, основанные на принципе автономности и самообеспечения. Здоровье и уровень жизни повсеместно достигли небывалых высот. Смертность от естественных причин, напротив, в разы сократилась. Однако этот земной рай имел обратную сторону в виде персонального внутриличностного ада.
       Поскольку продолжительность жизни достигла практически возможного биологического максимума, как следствие повсюду на Земле возникли институты контроля рождаемости, дабы избежать угрозы перенаселения. В России, прежде долгие годы боровшейся за поднятие уровня демографии, в 2024 году был издан закон о запрете рождения второго ребенка без причин физиологического характера. Когда ребенок достигал восемнадцатилетнего возраста, его родителей принудительно стерилизовали – они уже выполнили свою биологическую функцию, а их потомство доказало свою жизнеспособность. Кроме того, стерилизации подвергались все женщины старше 35 лет, даже если они до этого возраста так и не родили – слишком велик был риск произвести на свет неполноценного члена и так густонаселенного общества. Мне 35 исполнялось через две недели. Проснувшись рано утром после того, как полночи не могла уснуть от бессонницы, я поняла – мне нужна помощь эмпата.
       Когда стало очевидным, что всеобщее счастье обернулось невиданным ростом числа самоубийств, правительства мировой общественности забили тревогу. Эпидемия смерти по собственной воле захлестнула весь мир. Людям нечего было больше хотеть, некуда стремиться. Лишенный ветряных мельниц социальных проблем, человеческий инстинкт борца был загнан вглубь личности, разъедая души изнутри. Не находя выхода из клетки благополучия, человек лишал себя жизни, ибо это казалось единственным способом выразить свой протест. Сытость и спокойствие оказались большим врагом, нежели война или болезнь. Искусственно созданное идеализированное общество оказалось нежизнеспособным, потому что его главным ценностям не на что было опираться. Без стремлений люди умирали от скуки, но вожделенный социализм не мог им дать никаких целей, потому что все цели были достигнуты. Уже самим фактом своего рождения каждый новый человек реализовывал заложенную обществом программу неизбежного благосостояния, не оставлявшего никакого выбора. Жизнь свелась к простому выбору социального пути, в котором не могло быть никаких сюрпризов, ибо все они были предусмотрены и запрограммированы. Единственное, чего не могли учесть общественные программы – это смерть. Смерть стала той отдушиной, к которой обращалось уставшее от удовольствий человечество. И вот на пике количества самоубийств в России появилась и начала победное шествие по миру Федеральная, а позднее Международная Служба Эмпатии. Государственный масштаб трагедии требовал государственного решения вопроса, и он был решен.
       Как гласит реклама, наводняющая до сих пор каждый город на Земле, эмпат ближе, чем ваш лучший друг, больше, чем психолог или психиатр, действеннее, чем священник, серьезнее, чем экстрасенс. Эмпат – это человек, который с ювелирной точностью вскроет вашу душу и с искусством опытного талантливого хирурга исправит там все, что причиняло вам боль. При этом профессиональная тайна эмпатов охранялась законом и моралью тщательнее, нежели коммерческая, адвокатская, тайна исповеди и прочие известные обществу тайны. На любых документах МСЭ стоял гриф «Сов.Секретно». «Доверяйте нашим служащим как своему банковскому сейфу» - призывала одна из листовок, которые я вытаскивала каждое утро из своего почтового ящика. Об истоках МСЭ было известно немногое. Первоначально в ряды эмпатов набирали психологов и священников, под жесточайшим контролем отбирая самых способных мастеров препарировать человеческие души. Потом эмпатов стали искать и среди непрофессионалов, путем каких-то специальных тестов вычисляя способность к эмпатии среди других человеческих качеств. Их строгая черна форма с бело-серебристыми погонами, напоминавшая мундиры царских времен, вселяла в людей трепет. Эмпаты, не обладая никакой специально обусловленной властью, тем не менее, пользовались почти не ограниченным влиянием, основанным на почти мистическом к ним отношении обыкновенных людей. В российских СМИ, к примеру, их открыто называли пятой ветвью власти. К чести служащих и руководителей МСЭ, они никогда не вмешивались ни в какие политические, экономические или социальные игры, держась обособлено. Более того, эмпаты словно бы абстрагировались от общества, чье оказавшееся столь несовершенным совершенство и породило их службу.
       Вы спросите, откуда я так много знаю про эмпатов? Мое болезненное любопытство к ним проснулось давно, задолго до того памятного дня, когда мне пришлось прибегнуть к их помощи. Однажды на моих глазах в крупном торговом центре какой-то безумец выстрелил из парализующего пистолета в эмпата, мирно беседующего с миловидной молодой женщиной. И те несколько десятков секунд, пока несчастный боролся за жизнь, пытаясь заставить неподвижные легкие вдохнуть хоть глоток воздуха, а всё замедляющее свой бег сердце сделать еще хоть несколько толчков, я наблюдала, склонившись над ним, за сменой выражений на его бледном красивом лице. Сначала на нем читались боль и недоумение, потом борьба, а затем невероятное, необъяснимое, шокирующее облегчение. Он умер без единого звука, без стона, но глаза его передали всё, о чем он в эти секунды успел подумать.
       Тогда задумалась я. Над тем, что за люди становятся эмпатами. Я собрала о них максимум возможной информации, учитывая закрытость доступа к этой службе, но ни на секунду не приблизилась к разгадке тайны того дара, что делала человека эмпатом. И спустя много лет после этого я, наконец, решилась пригласить эмпата в свой дом.
       Я не знала, как буду говорить строгому и отчужденному представителю государства о своей боли и страхах. О том, как прячу подальше от себя острые предметы и сильнодействующие лекарственные препараты. О том, что не употребляю алкоголь, потому что тут же начинаю рыдать. О том, что вид детской коляски вызывает во мне непреодолимое желание встать посреди ближайшего моста и броситься с него вниз. О том, что я не могу иметь детей, и никакая медицина мне в этом не поможет. Но когда я открыла дверь своего дома, на меня подняла усталые глаза хрупкая молодая женщина, затянутая в черный мундир. Ей с равным успехом можно было дать и 18 и 40 лет. Возраст на её округлом личике совершенно не читался. Глаза выдавали мудрость, граничащую со сверхчеловечностью, свойственную всем опытным эмпатам. Из-за выражения этих глаз она и казалась много старше своих лет.
       - Могу я войти?
       Белые погоны с серебристыми кантами и выстроенными в ряд тремя серебряными звездами в представлении не нуждались. Я посторонилась, чувствуя, как замерло сердце, когда она прошла мимо меня. Я ощущала себя так, словно в мой дом вошло нечеловеческое существо. По некоторым слухам, так оно и было.
       - Где нам будет удобно разговаривать?
       Её голос был завораживающим. Глубина, терции и обертоны в нем сплетались в дивное звучание, гипнотизирующее и погружающее в транс. Я указала пальцами на диван в гостиной. Она села и внимательно наблюдала за тем, как я мечусь по комнате, сервируя стол к чаю. Я опасалась, что в подтверждение тезиса о неземной природе эмпат откажется от чая, но она с видимой благодарностью приняла тонкую фарфоровую чашку из моих рук и с наслаждением сделала глоток. Я почувствовала облегчение. Нас разделял стол, а к своей чашке я даже не притронулась от волнения. Она пристально изучала меня своими пронзительными глазами и вдруг сказала:
       - Начните говорить, все равно о чем.
       Я вздрогнула и вдруг брякнула:
       - Я боялась, что вы не совсем люди. Думала, у вас должен быть третий глаз, или что-то в этом роде.
       Она рассмеялась, не очень весело, но искренне, и вдруг меня словно прорвало. Я болтала обо всем на свете без умолку, впрочем, старательно обходя самую больную тему. Она слушала меня, не перебивая, кивая в нужных местах и улыбаясь. Когда чашка опустела, она сложила руки, обтянутые белоснежными форменными перчатками, на коленях и продолжала мне внимать. Я остановилась только тогда, когда часы в гостиной начали быть третий раз. Я уже три часа болтала о всякой ерунде, а ведь её, наверное, ждут другие люди, а я еще даже близко не коснулась воспаленного нарыва на моей душе.
       - Я Вас, наверное, задерживаю уже?
       Как я ни пыталась, мне не удалось скрыть горечи и тоски в своем голосе. Мне почему то было легче от того, что она просто сидела в моей гостиной на диване напротив меня. Она покачала головой и тихо сказала:
       - Вы не могли бы сесть рядом со мной?
       Я удивилась и немного насторожилась, но пересела. Она аккуратно сняла перчатки и вдруг взяла мои ладони в свои. В тот же миг она заглянула в мои глаза, словно глядя через них прямо мне в душу, и заговорила:
       - Я здесь, чтобы помочь вам. Расскажите мне о своей боли. Отдайте эту боль мне. Она вам не нужна, освободитесь. Не держите же её в себе, говорите.
       В её голосе была сила. В её глазах была власть. От её рук в меня словно вливался электрический ток. Я погружалась в глубину её глаз, и мной овладело желание довериться ей, как самой себе. Я открыла онемевший было рот и начала говорить. Все свои страхи, всю боль и отчаяние я словно по туго натянутому кабелю передавала ей через горячие ладони и контакт взглядов. Я говорила ей о том, о чем даже боялась думать, что заталкивала вглубь себя, где эти мысли гнили и заражали меня отчаянием. В какой-то момент мне начало казаться, что я разговариваю сама с собой. В глаза эмпата жила моя боль и на её лице застыла привычная для меня маска тщательно загоняемого внутрь страшного крика. Потом это наваждение прошло и мне ощутимо стало лучше. Я излила все, что долгое время копилось во мне, и сидела опустошенная, словно наполненная воздухом. Во мне царила небывалая легкость. Наши руки расцепились, взгляды потеряли друг друга. Я ощущала почти наркотическое опьянение от того, что камень свалился с моей души, поэтому не сразу заметила перемену, произошедшую с эмпатом. Она сидела, обмякнув, словно тряпичная кукла. Руки безвольно лежали ладонями вверх на стиснутых форменной юбкой коленях. Глаза потухли, углы губ опустились. Со странным, несвойственным мне равнодушием я подумала: «Неужели я её убила?» В этот момент пальцы эмпата слабо шевельнулись. Она побледнела еще сильнее, но длинные ресницы дрогнули, а во взгляде снова появилась осознанность. Глубоко вздохнув, она медленно выпрямила спину и едва слышно спросила:
       - Я помогла вам?
       Я кивнула, ошарашенная осознанием того, как легко и безболезненно она сумела избавить меня от боли. Я словно выходила из глубокого наркоза. Она кивнула мне в ответ, и слегка сморщив личико, коснулась кончиками пальцев левого виска.
       - У вас болит голова? Я могу для вас что-то сделать?
       Я уже вскочила с дивана, но она отрицательно помотала головой и слабо улыбнулась.
       - Нам платят достаточно, чтобы мы не вешали своих проблем на граждан.
       Меня неприятно поразила интонация, звучащая в её голосе и это наименование «граждане». Я думала, мы для них пациенты, а граждане звучало как-то слишком по-военному. И снова возникшая между нами стена отчуждения не позволила мне сказать ей на прощание что-нибудь, выходящее за пределы обычной вежливости.
       Я всегда думала, что эмпат не похож на обычного человека. Что у него должен быть третий глаз во лбу или что-то типа того. Поэтому когда в 12 лет во мне обнаружили способность к эмпатии, я была поражена этим обстоятельством сильнее всех. Я с удовольствием прошла сложное и долго обучение, надела роскошную форму с белыми погонами и серебряными звездами, но я и вообразить не могла, что значит быть эмпатом на практике. Выйдя от милой женщины, у которой на лицо был комплекс несостоявшегося материнства, я остро почувствовала, что надолго меня не хватит.
       Мы, эмпаты, спасли мир от эпидемии самоубийств. Эмпатия – это способность понимать состояние другого человека, чувствовать его боль, проецировать её на себя, забирать у человека и отдавать свою чистую и здоровую энергию. Но нас мало, катастрофически мало. А людей – великое множество. Мало кто знает, что в наши дни самый высокий процент самовольного ухода из жизни твердо удерживается самими эмпатами. От нас прячут острые предметы и сильнодействующие лекарства. У некоторых один вид коляски с младенцем вызывает непреодолимое желание встать посреди ближайшего моста и броситься с него вниз, потому что еще один человек – это еще одна мучительная, раздирающая изнутри боль, которую нам придется принять на себя. Иногда мы задумываемся над тем, отчего мир так несправедлив? Почему нет эмпатов для эмпатов? Кто сумеет забрать у нас нашу боль? У меня чертовски болела голова, и сейчас я хотела только одного – умереть.