Территория лжи

                1


     К концу января, люди постепенно привыкли к рабочим будням, и после долгих новогодних каникул, наконец-то вошли в правильный ритм, направленный на повышение уровня благосостояния не только своей страны и себя любимых. Фабрики и заводы, больницы и школы - все вновь закипело и зашевелилось после десятидневных праздников  с интенсивным поеданием продуктов питания, заботливо припасенных на этот период.
      Январь выдался теплым, но обильным на снегопады и люди сновали по городу, меся эту кашу ногами, проклиная погоду и влажный соленый воздух, которым пропитался весь приморский город от асфальта до крыш небоскребов.
     Было около часа дня,  когда два авто, один за другим въехали на охраняемую стоянку и мужчина в синей униформе, с отражающими полосками, показал им на свободные места, дабы  внушительных размеров внедорожники не стали преградой для то приезжающих, то отъезжающих чиновников.
     Двое мужчин, с короткими  стильными стрижками, держа головные уборы в руках, поднялись по лестнице городской Мэрии и, войдя в приемную, спросили Федора Кузьмича.
- А вы, простите, кто? Как мне о вас доложить?
- Скажите  - Брагин и Куликов. Он знает. У нас договоренность.
-Хорошо, - ответила секретарша и прошмыгнула  в кабинет к градоначальнику.
      Через пару секунд, Федор Кузьмич сам открыл двери кабинета и,  пожимая руки по очереди обоим мужчинам, с широкой улыбкой, пригласил их в кабинет, почти вытолкнув секретаршу за его пределы. И моментально сменив ее  на совершенно серьезное, даже суровое  выражение лица, сказал:
- Галина Семеновна, идите на обед и закройте  дверь приемной на ключ. Назад можете не торопиться, ключ у меня есть.
      Когда он вернулся в кабинет, двое мужчин, удобно расположились на широком диване. Он пододвинул к ним журнальный столик и кожаное кресло на колесиках. Затем достал литровую начатую бутылку, на которой красовалась надпись Hennessy,  и разлил темный напиток в три широких хрустальных стакана. И когда гости выпили по глотку, Федор Кузьмич, глядя на озабоченные лица своих посетителей, спросил:
- Я, так полагаю, он не соглашается?
- Нет.
- А вы достаточно ему предложили?
- Более чем.
- Чем мотивирует?
- Говорит, это его детище и никому его не отдаст, ни за какие деньги.
- Какие у вас предложения, по этому поводу?
- Есть небольшие задумки, но это потребует некоторого времени.
- Сколько?
- Мы думаем, несколько месяцев.
- Так. Давайте с вами договоримся сразу. Меня не интересуют подробности и  то, как вы это провернете, а, следовательно, и  то, как все это скажется на нем лично. Если он не хочет по-хорошему, надо действовать более жестко. Вы меня понимаете?
- Вполне.
- Мне важен результат. Контрольный пакет должен быть у меня, и тогда у вас тоже будет, что оставить своим детям и внукам, и даже правнукам. Но все это должно быть не позднее конца июля этого года.
      Мужчины согласно кивнули головами. Федор Кузьмич снова  плеснул всем коньяк, и уже сам удобней усевшись в кресле, приготовился слушать небольшой отчет о проделанной работе, вследствие которой,  у него появится возможность контролировать вышедший из-под его юрисдикции завод по изготовлению огромного количества материалов, без которых каждодневный быт теперь не представляется возможным.
      Во время этого повествования, он все время вспоминал, как восемнадцать лет назад, даже и не задумывался, что этот никчемный, по его мнению, завод,  разрастется и станет таким прибыльным, а продукция  востребованной, во всех областях экономки. Он сам удивлялся своей недальновидности, когда Анатолий Павлович  Климов, пришел к нему со своими проектами и, будучи тогда первый год на посту мэра, проявил необычайную чуткость и доброту к чудаку, который взахлеб рассказывал о перспективах производства этого завода и влияния на  экономику всего города. Тогда ему нравилось, что он делает широкий жест и позволяет такому, как Климов, попробовать себя на данном поприще. Мэр, с легкой руки подписал ему ходатайство на огромную по тем временам ссуду в банке на закладку завода и на приобретение необходимого оборудования, которую, кстати сказать, тот вернул уже через пять лет.
      Он вспоминал, как на несколько лет практически забыл об этом, пока ему не сообщили, на одном из собраний, что данный завод выбился в лидеры по рентабельности и получению прибыли. Высокого качества продукцию завода стали раскупать в соседних городах и спрос на товары народного потребления, а так же огромное количество продукции для строительства, медицины и сельского хозяйства, волокон и нитей, труб, технических изделий, возрос необычайно. Главным преимуществом этого завода, стало то, что его производство  выгодно отличалось от технологий, используемых в современной химической промышленности, простотой применения и обеспечивало максимальную надежность и экологическую безопасность.     Именно выработанная его инженерами  технология позволяла получать ударопрочную и морозостойкую пластмассу и полиэтилен, а также их модификации, основная сфера применения которых широка настолько, насколько это вообще можно себе вообразить.
       Вопрос о заводе для мэра вдруг открылся с  совершенно  иной стороны и казался таким лакомым куском, что каждый раз думая об этом, у него начиналась мигрень, а давящее чувство досады от упущенной возможности закипало в нем с такой силой, что от злости его начинало подташнивать и он опять шел либо пить таблетки, либо просто пить.
      За восемнадцать лет на посту градоначальника, он настолько уверовал в свою незаменимость и вседозволенность, что ему было невдомек, как это кто-то может противиться его требованиям и чинить какого-то бы ни было рода препятствия, на пути его желания обладать таким сокровищем.
      Будучи на посту мэра, он уже давно обеспечил своих детей, предоставив им прекрасные возможности открыть свой бизнес в сфере недвижимости. Все вновь вводимые объекты были под его неусыпным контролем, или контролем его двух взрослых сыновей.  Жена  Федора Кузьмича, хоть уже давно потеряла для него всякую привлекательность, но в  благодарность за годы супружества и выросших сыновей, благополучно заведовала в мэрии отделом по распределению земельных участков под промышленное и гражданское  строительство. Надо ли говорить, что на своем месте она тоже изрядно преуспела в умении подвести бизнесменов к мысли, что «не подмажешь – не поедешь», что даже открыла счет в банке, чтобы «благодарных» предпринимателей, не дай бог, не застали за передачей взятки должностному лицу.  Все в городе знали об этом.  Слишком честные бизнесмены даже пытались вывести ее на чистую воду, но потом, после того как с ними проводилась оперативная работа, со стороны органов внутренних дел, заявления забирались. Ну а если уж попадались совсем истые правдоискатели, то они благополучно разорялись или вовсе пропадали неизвестно куда.
      И теперь все это богатство утекало у мэра промеж пальцев и данное положение вещей, мягко говоря, совершенно не устраивало Федора Кузьмича, а уж если выражаться точнее, то несговорчивость Климова и его нежелание добровольно отдавать значительную часть  своей прибыли, его просто выводила из себя.
      «Что о себе возомнил этот выскочка? Ведь это только благодаря мне, он все это имеет». Он вспомнил, что после нескольких недвусмысленных намеков с его стороны, Климов и не подумал над тем, что если он хочет спокойно работать в родном городе, то спокойствие это ему может обеспечить только правильные экономические отношения с главой этого самого города, и ни что иное.
      Когда весь коньяк был выпит и мужчины начали собираться, он еще раз уточнил порядок действия по избавлению от проблемы, так мучившую его последнее время. И повторив фразу о том, что его имя, ни в коем случае и нигде не должно фигурировать, он со спокойной совестью открыл замок дверей приемной и, выпустив посетителей, привычно уселся в свое роскошное кожаное кресло. Он задумчиво откинул голову назад и мысленно прикинул сумму, которая не давала ему покоя и могла бы с легкостью  обеспечить его на безбедную старость после того, как он покинет это ненавистное кресло.  Он уже связался с некоторыми людьми, крайне заинтересованными в покупке данного производства и которые предлагали настолько хорошие деньги за него, что всякий раз, когда Федор Кузьмич думал о ней, у него кололо кончики пальцев от нетерпения и предвкушения удачной сделки.

-Ты все записал? – спросил один из недавних посетителей кабинета мэра города.
-Да, - ответил второй и показал диктофон. Он вытащил его из кармана пиджака, переложил  в дипломат и, открыв двери внедорожника со стороны водителя, поставил его на сидение.
- Страховка нам не помешает. Еще неизвестно, что ему придет в голову, после того как дело будет сделано. Он может запросто отказаться от выплаты нам гонорара, так и просто убрать нас, как ненужных свидетелей. Так что ты прибери это в сейф на работе с сопроводительным письмом, на всякий случай.  И собеседник, кивнув ему головой, направился в сторону своей припаркованной машины, и легко запрыгнув на водительское сидение, лихо вырулил с охраняемой стоянки вслед за внедорожником своего товарища.

                2

     Проснулась я от болезненной тяжести внизу живота и еще от каких-то робких и неуверенных прикосновений. Затем  ясно ощутила, что с меня пытаются стащить трусы. Я открыла глаза и увидела Олега, моего однокурсника, который  на протяжении всех пяти лет обучения, ходил вокруг меня кругами, с периодическими  предложениями то выйти за него замуж, то просто так заняться сексом, то погулять, то в кино, то еще что-нибудь. После очередного отказа, он всегда долго собирался с мыслями, и на некоторое время его чувства ко мне вроде бы остывали, или мне так только казалось. Но потом он с новой силой рвался в бой, каждый раз доводя меня до белого каления.
     Потихоньку моя память начинала восстанавливаться и я, оглядевшись, обнаружила себя в Дашкиной квартире. Я уже ясно ощущала его руки, цепляющие мои трусы  на полуголой попе, когда резко соскочила на кровати и одним движением скинула его с себя.
- Алисочка, куда ты? Ну, пожалуйста, не уходи. Ты меня и так столько лет мучаешь, - опять запричитал он  своим жалобным голоском, от которого мне всегда становилось не по себе, от жалости и одновременно от неприязни.
- Я пить хочу, - резко сказала я и направилась на кухню, где раздавались приглушенные голоса и тихое хихиканье.
      Мочевой пузырь ломило. От выпитого алкоголя подташнивало и сушило во рту. Не обращая внимания на вылупившую на меня глаза Дашку и ее лучшую подругу Веру, я подошла к раковине, и, налив себе большую чашку холодной воды, залпом выпила ее.
- Алисочка, нам надо обратно, в кроватку,  - начал опять было Олег, думая, что я все  еще достаточно пьяна, чтобы с легкостью поддаться на его уговоры.
Но я закрылась в ванной комнате, чтобы избежать его назойливых приставаний, а так же умыться и привести себя в порядок. Проделывая все это, я никак не могла понять, что же такого я могла выпить, что привело меня к такому состоянию. Я, в принципе, не любительница алкогольных напитков, и на вечеринке, наливала себе только белое вино, так что единственной мыслью, которая ко мне закралась в голову, было  то, что Дашка специально подливала водку в мой бокал, пока я отрывалась на танцполе.  Зная ее гаденькую натуру, я понимала, что это вполне возможно. Я вспомнила, как  почти в бессознательном состоянии садилась с ними в такси, и картинка начала складываться сама собой.  Выйдя из ванной комнаты, я снова зашла на кухню.  Дашка с Верой сразу замолчали.  А Олег, все еще на что-то надеясь, снова попытался уговорить меня пойти с ним в спальню.
- Даша, где у тебя телефон? – строго спросила я, уже ясно понимая, весь смысл заговора двух однокурсниц.
Она, состроив невинные глазки, засуетилась, и торопливым шагом пошла в гостиную, дабы показать, где у нее стоит сей аппарат. Я набрала номер и вызвала такси.
- Алисочка, давай я тебя провожу до дома. Ведь ночь на дворе, - промямлил Олег.
- Нет, - коротко ответила я, заранее предвидя, чем  может для меня обернуться прогулка с ним по ночному городу.
     Я снова буду чувствовать себя черствой скотиной, не сумевшей найти в себе хоть чуточку любви или хотя бы сочувствия, к моему давнему обожателю. Но как не крути, пересилить я себя не могла, ведь единственное, что он мог у меня вызвать к себе - это чувство жалости. А я не терплю мужчин, которых надо жалеть, и уж тем более не стану с таким ложиться в постель.
      Было около четырех часов ночи, когда я вышла из подъезда Дашкиного дома и запрыгнула на заднее сидение подъехавшего такси.
     Июньская ночь блистала всеми красками вновь наступающего дня. Где то вдали брезжил рассвет, и пробивающиеся лучи солнца робко освещали своим переливающимся светом горизонт. Наступал новый день. День, в котором наконец-то не надо заботиться о зачетах и экзаменах, об отношениях с сокурсниками и преподавателями. Хотя все это вызывало определенное чувство радости, но все же с этим в душе  образовало некий вакуум и робкое чувство тоски по уходящей молодости и беззаботной студенческой жизни.  И хотя мое будущее было уже почти на девяносто процентов определено,  страх перед неизвестностью и безграничными просторами раскрывающихся возможностей, несколько пугал меня. И все последнее время я постоянно пребывала в состоянии прострации, зная, что вступление во взрослую и самостоятельную жизнь не за горами и первый шаг навстречу своему будущему мне придется сделать уже в ближайший понедельник, то есть уже послезавтра.

     Я потихоньку отворила дверь ключом и на цыпочках, чтобы не разбудить родителей, направилась в свою комнату.
- Алиса, уже половина пятого, а ты обещала прийти в двенадцать, - открыв дверь из своей спальни, констатировала мама. - Это крайне безответственно с твоей стороны, приходить так поздно, зная, что я все равно не смогу уснуть.
- Мама, давай завтра поговорим. Завтра я тебе все расскажу и объясню. А теперь иди и ложись спать, - устало произнесла я и, состроив жалостливую гримасу, закрыла за собой дверь в спальню.
Видно было, что она хотела сказать еще что-то, но я закрыла двери в свою комнату и, быстро скинув с себя абсолютно все, забралась под тонкое одеяло, и тут же уснула под звуки пробуждающегося города и мерный шелест высоких деревьев за моим окном.

- Алиса, каша уже остывает. Давай к столу, - услышала я, как мне показалось через две минуты после того, как я юркнула в постель.
       Я открыла глаза и закатила их к небу. Сколько я себя помню, эта фраза повторялась день ото дня. Сначала я ее не замечала. Потом она стала меня раздражать. Теперь же я просто ненавидела ее, за ее постоянство и неизменный тон, которым она произносилась. Так делала мамина бабушка, так делала ее мать и так же делает она, то ли по привычке, то ли от   нежелания придумывать что-то новое. Но я уже давно дала себе слово, что когда у меня будет своя собственная квартира, первым делом, что я сделаю утром, это намажу себе хлеб маслом и положу на него толстый кусок колбасы и съем это с величайшим удовольствием вышедшего на волю каторжника. Хоть я и понимаю, что мама желает мне добра и как может заботиться о моем здоровье, но овсяная каша каждое утро на завтрак, приводит меня в состояние бешенства уже с четырнадцати лет. И при этом она всегда повторяет одну и ту же фразу: «Заинька моя, только благодаря овсянке ты у меня такая стройная и красивая».

    И вот я снова шла на кухню, на которой за красиво сервированным столом уже стояла моя порция сваренной на воде сероватого цвета совершенно безвкусной  размазни.
- Какие планы на сегодня? – спросил папа, когда я пожелала ему доброго утра и чмокнула в щеку.
- Не знаю. Женька до сих пор не вернулась из путешествия, так что может, с книжкой поваляюсь на диване. Может, по магазинам пройдусь, подыщу что-нибудь подходящее для работы – строгое, но не пуританское.
- А, может, составишь нам компанию в одном деле? – спросил папа, как-то очень подозрительно переглянувшись с мамой, и улыбнулся только краешком губ.
- Хватит секретничать. Я же по глазам вижу, что вы что-то замышляете. Давайте колитесь, а то я умру от любопытства.
- Нет уж! Сюрприз, так сюрприз. Заранее ты от нас ничего не узнаешь. Хоть на куски нас реж.
     Я сделала суровый вид и  направилась к кухонному столу, где лежали ножи, вилки и другая кухонная утварь. И с угрожающим видом произнесла:
- Ну все! Сами напросились! Но отрезав себе только крохотную корочку от булки хлеба, положила ее в рот и убрала нож на место.
Родители засмеялись.
      Я смотрела на них и была практически счастлива. Папа уже целый месяц был в «завязке» и в доме царила тишь и благодать. Он не всегда был алкоголиком. Интелегент в пятом поколении в принципе не должен был им  стать, но  однажды, по неизвестным мне причинам, они с мамой перестали разговаривать на какое-то время. Тогда он впервые пришел домой в стельку пьяным. Потом все это стало повторяться все чаще и чаще, пока в конце концов, не привело к сильнейшей алкогольной зависимости. И все же  врожденная интелегентность и незаурядные умственные способности отражались в его глазах, а для посторонних он был и вовсе совершенно идеальным мужчиной. Почти никто не знал, только самые близкие родственники, что после нескольких лет таких запоев, его выгнали из университета, в котором он преподавал высшую математику, вместе с мамой.
Когда он уходил в длительные запои,  он  напивался до такой степени, что его буквально не держали ноги, и он без конца калечился. К своим сорока годам  у него не осталось почти ни одной не травмированной  конечности, а в последний раз мы с мамой вообще думали, что после такого падения в телевизионную тумбочку, он навсегда останется инвалидом.  Тогда он сломал нос и разорвал кожу на лбу, разлетевшейся на острые осколки стеклянной полкой для аппаратуры. Мама тогда с ним долго провозилась. Пока отвезла его в больницу, пока ему наложили швы на лоб и выправили носовую перегородку. Я же в это время убирала осколки стекла, обильно политые кровью моего отца  и тихо плакала.
    Но для него это прошло почти незаметно. Он был в таком алкогольном угаре, что вообще мало что запомнил из произошедшего. И, по словам мамы, все время пока они были в больнице, пытался заигрывать с медсестрами и врачами женского пола. И на их вопросы о том, что  же произошло, отвечал просто и  с улыбкой на лице: «А хер его знает!» Но швы наложили профессионально, и от перелома носа тоже следа не осталось, но после красочного рассказа с нашей стороны, он снова задумался о том, как жить дальше и вновь попытался начать новую жизнь без алкоголя.
     Я всегда удивлялась маминому терпению и ее спокойному отношению  к отцовским запоям. Она никогда не жаловалась, никогда не делала ему «выволочку» и не выясняла отношения. Она просто всегда так на него смотрела, что его, наконец, начинали терзать муки совести, и он в очередной раз просил прощения и клялся, что никогда, никогда больше не станет пить. Несколько лет назад, при тех же обстоятельствах, он попал в аварию на нашем стареньком Жигуленке. Сам он отделался легкими ушибами, чего нельзя было сказать об автомобиле. Тогда  у него отобрали права, и больше он не пытался их восстановить, а машину и вовсе сдали в металлолом.
      Пока я была маленькая, как только он приходил домой навеселе, мама тут же меня отвозила к бабушке, дабы не травмировать мою неокрепшую детскую психику. Но теперь в этом не было никакого смысла, так я уже давно выросла, и скрывать от меня реальность стало значительно труднее.
     Я помню как я подолгу жила у бабушки и дедушки – родителей моего отца и дяди. Их дом для меня всегда казался каким-то сказочным. Мебель вся была старинной, темного цвета, покрытая толстым слоем блестящего лака. Старые ковры застилали полы во всех комнатах. На стенах висели картины, написанные маслом на холстах, в старых золоченых рамах и портреты наших родственников, одетых в смешные сюртуки и платья. Всюду на полках и шкафах стояли фарфоровые статуэтки слоников и балерин, китайские вазы, привезенные с их исторической родины одним из наших предков – профессором Илларионом Климовым, дедушкой моего дедушки.
     Дом их - постройка Сталинских времен, из красного кирпича, довольное высокое строение, учитывая, что высота потолков там достигала пяти метров, доставляя массу хлопот с заменой лампочек в люстрах, мытьем окон и заменой штор. Но, несмотря на свой преклонный возраст,  он был очень крепким и выглядел значительно лучше нынешних новостроек. Единственным недостатком, по словам бабули – это то, что их квартира располагалась на первом этаже и это все бы ничего, если бы не соседство с Василием. На той же лестничной площадке, только в углу, жил одинокий и беспросветный алкоголик, к которому без конца приходили такие же алкоголизированные товарищи. А поскольку  его лексикона не хватало на то чтобы правильно объяснить, где именно располагалась его квартира, его собутыльники без конца звонили в дверь бабушки и дедушки и сильно удивлялись, когда им открывали очень приличного вида жильцы. Тогда они делали совершенно круглые глаза, и с нескрываемым удивлением спрашивали:
- О, а где Василий?
     У него была еще одна особенность, когда он был не в духе от выпитого, он начинал ломать мебель. За стеной раздавались такие страшно разрушительные звуки, что казалось, будто рушится дом. Он ронял шкафы и серванты, кидал в стены стулья, в окна посуду. Однако же потом, когда ему удавалось протрезветь, он с тем же упорством пытался все это починить и тогда день и ночь стучал молотком, забивая гвозди в исковерканную мебель.
     И вот однажды у Василия случилась любовь, в прямом и переносном смысле. У него поселилась женщина также довольно пропитого  вида, по имени Люба. За ними было странно наблюдать из окна. Выходили они из квартиры только вместе, держась за руки. А когда возвращались, в изрядно подпитом состоянии, то также нежно поддерживали  друг друга. Так продолжалось около месяца или чуть больше, пока мы снова не услышали в квартире Василия  звуки  вновь разрушаемой мебели и отборной нецензурной брани в адрес его любимой женщины.
-Тварь, сука, дрянь, - кричал он. Найду, прикончу!
    Как выяснилось позже, они вместе поставили ведро браги, и вот когда она поспела, Люба взяла это ведро и ушла в соседний двор к таким же алкоголикам, как Василий и там благополучно все с ними распила. Такого Василий не смог ей простить, о чем явственно свидетельствовал крик из его квартиры.
- Такое предательство не прощают! - визжал он, вновь роняя мебель на пол.

     С тех пор прошло много лет, и Василий довольно сильно состарился, заработал цирроз печени и инсульт, но пить так и не перестал. Насквозь пропитавшись спиртом, он вел привычный для себя образ жизни, и менять его не собирался.  И когда в нашей семье случилось горе – умер мой дедушка, то Василий плакал громче всех, приводя своим протяжным воем, пришедших на похороны родственников,  в состояние легкого замешательства.  Тогда всем казалось, что они недостаточно горюют по ушедшему родственнику и начинали подвывать Василию.
     Я очень любила моего дедушку, но все происходящее на его похоронах напоминало мне плохо отрепетированную то ли трагедию, то ли комедию. Вот тогда-то я впервые задумалась о смерти вообще.
     Я смотрела на его худое и сморщенное от старости тело и не верила, что когда-то в нем кипела жизнь. Сейчас он казался мне таким далеким и чужим, что я не вполне осознавала, что это именно он. Тогда-то мне впервые и пришла в голову мысль, что вместе с дыханием и сердцебиением, человека покидает нечто большее, чем просто способность передвигаться, мыслить, говорить  - его покидает что-то огромное, дарящее его глазам свет, его сердцу - доброту, его мыслям – ясность и благородство. А передо мной в гробу лежала просто оболочка того, кто раньше был моим дедушкой и не более того.  И может быть поэтому, я не плакала. Мама даже попыталась обвинить меня в черствости, но я знала, что теперь мой дедушка не здесь, он далеко и ему хорошо, гораздо лучше, чем всем нам, тем, кто его потерял.

     Еще задолго до смерти дедушки, отец, как он сам это называет, стал «свободным художником». В его понимании «свободным» – это писать, что хочешь, когда хочешь, и если получится, то выставляться.  Но рисовал он действительно хорошо. Всегда любил и умел это делать. Сам он говорил, что никогда не учился этому, это либо есть, либо нет. А у него это было. Я часто, когда была еще совсем маленькой, наблюдала за ним, как он накладывает мазки, как создает объем картины и ее внутренний свет. Чаще всего он позволял мне смешивать краски, отбивать кисточки, а впоследствии и начал учить меня рисовать свои собственные картины маслом.
      Иногда его картины продавались, и ему удавалось пополнить семейный бюджет, но в основном все заботы по добыче денег лежали на маме, так как папа, как он сам говорит, просто не может расстаться со своими произведениями. Он говорит, что его картины ему, как дети, и отдавать их, это как совершать предательство по отношению к близким.

     И вот теперь они с мамой стояли на кухне готовые сделать  мне какой-то невероятный сюрприз по поводу моего успешного окончания университета и устройства на работу к дяде.

- Ничто не заставит нас выдать тайну, к которой мы с матерью готовились, зная, что теперь ты практически рабочий человек и как-то должна добираться до работы.
- Что же это может быть? – задумчиво спросила я, уже  догадываясь, к чему они клонят.
-Ты лучше завтракай быстрее и пойдем. А то нам самим не терпится увидеть твою реакцию.
      Меня не надо было упрашивать дважды. Я молниеносно доела и почти бегом направилась в ванную комнату. И уже через несколько минут  стояла возле порога квартиры, нервно переминаясь с ноги на ногу, в ожидании родителей, которые наносили последние штрихи перед выходом из дома.
     Идти далеко не пришлось. Гараж наш находился примерно в одной остановке от дома. Поэтому пешком наш путь составил буквально несколько минут.  Я давно уже не была в этой части спального района и поразилась, насколько здесь все изменилось. Деревья и кустарники подросли. Появились новые дома и детские площадки. Вокруг бегала ребятня под неусыпным присмотром своих мамаш. Дороги стали как будто шире и ровнее, а по краям их были высажены многочисленные цветущие кустарники, создавая вид чистоты и ухоженности.  Раньше с Женей  мы часто бегали по улицам родного города, пытаясь найти его неизведанные уголки. Но то время безвозвратно ушло. Я уже давно не имею столько свободного времени, чтобы просто погулять по району, да и учеба в университете наметила мне ежедневный путь до центра города и обратно, с редкими походами за покупками  в отдаленные от нашего спального района, участки.
     Я все еще сомневалась, то ли «это» о чем я думаю. Но когда отец открыл ворота гаража, мои сомнения улетучились, как и радость, когда я увидала то, что они мне решили преподнести в качестве подарка на окончание университета.  В гараже стояла довольно потрепанная праворукая старенькая Тойота. Я, как могла, растянула улыбку, уже довольно ясно представляя, как мне будут сигналить пролетающие мимо меня новенькие иномарки. Но показать отцу, что подарок меня не сильно воодушевил, я не могла, тем более, я видела, с какой счастливой улыбкой он обошел это творение рук человеческих, причем, как мне представляется не только мастеров завода Тойота. Она была не только несколько раз перекрашена, причем каждый из слоев, кое-где проглядывал достаточно явно, но и следы сварки, рихтовки и других  дефектов, буквально кричали о своем присутствии даже в таком темном помещении, как наш освещенный только солнечным светом гараж.
Мама наблюдала за моей реакцией, и  ей буквально с первых секунд стало ясно, какое впечатление на меня произвела эта техника, но она сделала мне знак взглядом, чтобы я не расстраивала отца и не показала ему своего истинного отношения к выбранному им подарку.
      Я обняла счастливого отца и постаралась, как можно искренней, поблагодарить его за автомобиль. И тут вмешалась  мама:
- Помнишь, ту картину, которую отец ни как не хотел продавать? Так вот, он все-таки решился, когда возник вопрос о том, что тебе подарить  на окончание университета.
- Папа, ты продал свою любимую картину?
- Да, доченька. Я подумал, что тебе надо будет на чем-то добираться до новой работы. Ведь автобусы туда ездят не так регулярно, как хотелось бы,  и  мне не понравилось бы, чтобы ты каждый день, по сорок минут, тряслась в автобусе, добираясь до окраины города.
     Я чуть не расплакалась. Какая я эгоистка! Он пожертвовал для меня самым дорогим для него произведением, а я ворочу нос от его подарка. «Не большая шишка, поезжу и на старенькой Тойоте. И пусть смотрят и говорят, все, что захотят, а я со временем постараюсь довести ее до ума, и эта старушка еще покажет на что способна», - подумала я, и крепко обняла отца, поблагодарив его за подарок.
      Я села за руль и завела двигатель. Мотор зашуршал под капотом. Я оглядела ее изнутри. На вид все было довольно прилично, и намного лучше, чем я ожидала. Вот только надо сменить чехлы и отмыть обшивку потолка, а все остальное было в более или менее хорошем состоянии.
     Я кивком показала родителям на заднее сидение, и они послушно юркнули назад. Я потихоньку выехала из гаража и вышла из машины закрыть ворота.     Потом быстро, запрыгнула снова за руль и свернула на довольно широкую дорогу, шедшую вдоль всего спального района.
- Мы тут с отцом подумали и решили на этом не останавливаться, - сказала мама, и заказали столик в маленьком ресторанчике.
       Я, тут же вспомнив о пристрастии отца,  посмотрела на нее в зеркало заднего вида и встретилась глазами сначала с ней, а потом и с ним. Я знала, что если снова хоть капля алкоголя попадет ему в рот, он уже не сможет остановиться, и снова уйдет в длительный запой. Отец, видимо, прочитав мои мысли, сразу же уточнил:
- Я-то, конечно, пить не стану, а вот вам, девочки, надо бы отметить столько разных событий, а то ничего хорошего из всего этого не выйдет.
    Объехав вкруг всего микрорайона, я  подрулила к гаражу, и, открыв железные ворота, лихо въехала в его темную пустоту, еще раз оглядела салон и, выключив зажигание, покинула автомобиль, а  затем и гараж. Взяв обоих родителей под руки, мы направились в маленький ресторанчик, стоявший в небольшой рощице на окраине микрорайона.

- А думаю, что вам просто необходимо съездить куда-то и отдохнуть, - уже через несколько минут говорила я, сидя за круглым столом в уютном углу ресторана.  Ведь у тебя мама огромный отпуск, так что я думаю, вам сам бог велел наконец-то   выбраться из четырех стен и развеяться.
- Ну, во-первых, мы и так собираемся съездить к моим родителям, - сказала мама и билеты уже у нас в кармане. Это было нашим вторым сюрпризом, но ты нас опередила. Прости, тебя с собой не берем. У тебя сейчас период вступления в ряды молодых специалистов, единственной задачей которых является – свернуть горы и перевернуть весь мир с ног на голову, правда, пока под руководством твоего дяди. А во – вторых, мы наконец-то дадим тебе свободу и возможность отдохнуть от нас и чуть больше месяца пожить самостоятельно, без нравоучений и овсяных каш по утрам. Да, да, и не смотри на меня, будто я не замечала твоей утренней реакции на свою «заботу», - и она засмеялась своим заразительным смехом. Правда, мы не знаем, как ты будешь справляться и с домом и рыбками и попугайчиками и новой работой. Но уж прости, это издержки твоего теперешнего положения – самостоятельной особы.  Но мы надеемся, что к нашему приезду, все цветы будут цвести, как и прежде, а рыбки и попугайчики не умрут от голода.
- Но ведь вы же не завтра уезжаете? – спросила я, уже несколько испугавшись,  такому  количеству новостей.
- Ну, конечно же, нет, - ответил папа.
И когда я облегченно вздохнула, он уточнил:
- Послезавтра. Вернемся как раз перед выставкой. Как ты думаешь, хватит мне недели на подготовку картин к ней? – засмеялся он, видя какую реакцию они произвели на меня своим сообщением.
- Но ведь это же больше месяца, - быстро подсчитав дни, констатировала я.
     И теперь уже пришла мамина очередь смеяться, когда она увидела мои округлившиеся глаза и глупый вид особы, не совсем доверяющей своему слуху и способностям к подсчету.

                3

    Женя Лебедева была моей лучшей подругой еще со школы. Я уже не помню  точно, как мы с ней подружились, кажется,  мы просто вместе сели за одну парту. Тогда же оказалось, что ее дом стоит неподалеку от нашего, так что в школу и со школы, мы стали ходить вместе.  Потом,  не желая надолго расставаться, вместе делали уроки, гуляли, смотрели любимые фильмы и читали книги. Так что, расставшись даже ненадолго, мы скучали друг по другу и страшно радовались, когда разлука заканчивалась. Мне легче давались точные науки, и я помогала ей по математике, а она  со своим незаурядным литературным даром, объясняла мне, как проще и лучше написать сочинение, чтобы непременно  получить за него наивысший бал. Такого рода симбиоз делал нас  недосягаемыми в процессе школьного обучения, и хотя сначала все нас читали выскочками, но потом, сами же стали обращаться к нам за помощью. Видя наши трогательные отношения с Евгенией, родители наши тоже стали общаться и ходить друг к другу в гости. А потом, то ее, то моя семья, отправляясь на отдых, позволяли брать с собой их любимое чадо, полностью доверяясь друг другу.
       Это была середина лета, и Женя только что вернулась от бабушки, которая жила в деревне  недалеко от нашего города. Погода стояла чудесная. Летнее солнце щадило нас, изредка прячась за облаками и тучами, не устраивая пытки летним зноем,  и мы с моими родителями, поехали за город на шашлыки. Женины  решили остаться из-за плохого самочувствия  мамы. Она в последнее время все чаще и чаще болела,  а просто  отдохнуть от семейных забот, должно было пойти ей на пользу. Мы собрали в корзины все, что только  было возможно, и отправились в путь. Но уехать далеко не пришлось. Где-то, на середине пути, в нашем стареньком Жигуленке заглох двигатель. Мы, протолкав его на обочину, оставили маму и папу разбираться в причинах столь несвоевременной поломки. Нам же они разрешили осмотреть местность и погулять недалеко от трассы, сказав, что как только неисправность будет устранена, они нам посигналят.
     За  шелковисто-пшеничным полем,  под высоким скалистым выступом, шумело Черное море. И хотя наш город был приморским, но все его выходы к нему ограничивали очень крутые склоны, и именно поэтому он не пользовался популярностью у туристов, как другие, соседствующие с нами города.  Единственным пологим местом в городе был  городской пляж, на котором  в купальный сезон всегда была масса народа, и как покупаться там, так и отдохнуть практически не представлялось возможным из-за жуткой толкотни. Поэтому мы всегда ездили на одно и то же место, где был более или менее невысокий склон и иногда в ветреные дни, соленые брызги  долетали до места нашего импровизированного  пикника, что для нас являлось основным критерием  выбора.
     Наслаждаясь летом, каникулами, свежим морским воздухом и легким дуновением ветерка, мы  какое-то время  носились по пшеничному полю, восхищаясь его красивыми золотистыми переливами, на бегу касаясь руками шелковистых и упругих колосьев.  Но приблизившись к краю практически вертикального склона, нам удалось  заметить что-то вроде ступеней, естественным образом, образованным природой.
      Осторожно придерживая друг друга, мы стали спускаться. И чем дальше мы спускались, тем ступени становились шире и безопасней. Тропинка уходила в сторону, и вскоре  мы уже не видели ни места, с которого начался наш спуск, ни тем более высоких колосьев пшеницы. Море становилось все ближе и ближе, пока мы не вышли на огромное, совершенно ровное, отшлифованное морскими прибоями плато. На него набегала небольшая  волна, тонко распределяясь по всей его поверхности. По нему совершенно спокойно можно было гулять, не опасаясь, ни прибоя, ни порывистого ветра, ни чего-либо другого. Мы так и сделали. Разувшись, босиком  мы бродили по нагретой солнцем поверхности, ощущая под ногами ровную, слегка шероховатую скальную породу. Морская вода только слегка смачивала наши ступни, блестя под ногами, создавая совершенно невиданное зрелище.   Мы обследовали весь участок и на небольшом возвышении от этого места, нашли что-то вроде выступа, на котором можно было удобно расположиться, как в огромном каменном кресле, чтобы  наблюдать за всей это красотой,  и слушать шум набегающего моря на прогретую солнцем скальную равнину.
      Мы, зачарованные этим великолепием, не могли оторвать глаз от необыкновенного творения природы, пораженные ее идеальными линиями, словно созданным по каким-то точным чертежам.  Было совершенно очевидно, что если море будет еще спокойней, то сидеть можно будет на самом плато, свесив ноги прямо в море, и от этой мысли захватывало дух и желание оставаться здесь как можно дольше, становилось просто болезненным.
      Мы, молча, сидели в каменном кресле, боясь нарушить это хрупкое равновесие своим присутствием. Из оцепенения нас вывел далекий  и пронзительный звук автомобильного гудка, непрестанно раздающийся со стороны дороги. Мы постарались, как можно быстрее, подняться по природным ступеням, и стремглав бросились через поле, видя, как мама, заламывая руки, ходит вокруг автомобиля, а папа почти беспрестанно жмет на сигнал.
    Не договариваясь, мы с Женей, молчали  о нашей находке, видимо опасаясь, что раскрыв эту тайну,  нам больше никогда не доведется увидеть то, что нас поразило с такой силой. И  всю оставшуюся часть пути, мы не разговаривали, пытаясь сохранить в душе всю мощь и хрупкость только что увиденного нами.
     С тех пор мы часто ходили на это место. И действительно, когда море было совершенно спокойно, мы подолгу сидели на краю плато, как на краю вселенной и, болтая ногами в море, рассуждали о величии природы и ничтожности человека перед ее силами.
- Может, как-нибудь назовем это место, - как-то  предложила Женя.
- А ты думаешь, оно еще никак не названо?- удивленно спросила я, пораженная, что мне это даже и в голову не приходило.
- Да какая разница. Может и есть у него название, но мы-то его не знаем. Что нам мешает назвать это место  по-своему?
- Да, в принципе – ничего. Но мне пока ничего в голову не приходит. А ты уже что-нибудь придумала? – спросила я, зная, что мне не стоит тягаться с ней по нахождению точных и емких слов, у нее к этому был всегда просто врожденный талант.
Но она и на этот раз поразила меня.
- Давай не будем придумывать что-то замысловатое. Здесь подойдет что-то простое и емкое, без надрыва и пафоса, как и само это место. По своему опыту я знаю, что если отправить эту мысль в подсознание и не зацикливаться на нем, то правильное решение обязательно придет само собой, без лишних усилий и раздумий.
      Я всегда поражалась, как это она может объясняться как совершенно взрослый и умудренный опытом человек. Для своего возраста она была необычайно умной, так что, иногда вглядываясь в ее глаза, я не могла поверить, что такие мысли может выдавать подросток пятнадцати лет.

      Но время шло, и кроме как Плато, мы это место не называли. Мы уже были там миллион раз, и никогда никого  там не больше не встречали. По всей вероятности, место это так и оставалось недосягаемым в силу своей отдаленности и скрытности от посторонних глаз. И, кроме того, мы так никому про него не рассказали, даже родителям.
    К тому времени, мы уже заканчивали одиннадцатый класс. Нужно было готовиться к выпускным экзаменам и вступительным в высшее учебное заведение. Перед Евгенией вопрос о выборе факультета не стоял, так она уже давно печатала свои стихи  и маленькие заметки в нашей городской газете и уже тогда ей прочили достойное место в журналистике. Я же до последнего металась выборе между физико-математическом и химико-технологическом факультетах. Но на помощь пришла бабушка и просто спросила меня:
- К чему больше тянется твое сердце? Не думай о том, обидишь ли ты своим выбором нас с дедушкой или родителей, делай так, как хочется тебе, потому что никто из нас не шел туда по выбору родителей, а только по велению  своего собственного сердца.
     А сердце мое тянулось к химии и еще одному мальчику из противоположного класса  – к Кириллу Островерхову,  к которому я питала самые нежные чувства уже два года. Красавец и спортсмен, но уже давно дружил с одной из девочек из своего класса и про них постоянно шептались все  мои и его одноклассники. Несколько лет серьезно занимаясь боксом, он выгодно отличался от моих и своих одноклассников стройной и красивой фигурой, да  к тому же он был весельчаком и заводилой. Так что  возле него постоянно крутилась большая компания, в которую не так-то просто было попасть. Я видела и чувствовала, что для него не осталось незаметным, как он мне нравится, и он в свою очередь изредка, с интересом поглядывал в мою сторону.

      Платье на «выпускной» мы выбирали долго. Маме хотелось, чтобы на мне было что-то вроде бального платья, но мне эта идея не нравилась, и может, основной причиной для этого было то, что  в нем я стану такая же, как все, а мне хотелось отличаться, быть другой, неординарной, совершенно отличной от всей этой однотипной массы девочек - выпускниц. И в результате, мы сошлись на компромиссе, что мое платье, будет хоть и похоже на бальное, но в отличие от него будет ярко красным, хоть и не таким коротким, как мне бы хотелось. И на выпускном балу, я постоянно ловила на себе завистливые взгляды белоснежной расфуфыренной женской половины и полупьяные масленые глазки мальчиков – выпускников, разгоряченная алкоголем кровь которых начинала бурлить от ощущения своей взрослости. Я же убивалась от мысли, что может, больше никогда не увижу Кирилла Островерхова.  Взгляд мой осторожно, но неотступно следовал за ним, и  желание сделать напоследок что-то  безумно-дерзкое   прочно засело в моем мозгу. И  когда я заметила, как его подружка куда-то удалилась, я решительно подошла к нему и пригласила на белый танец, пытаясь скрыть свое волнение и выступивший на лице румянец. Он охотно принял предложение и с первыми аккордами, перешел в наступление.
       Девушкам, конечно же, не принято отдаваться на первом свидании. Я не знаю плохо это или хорошо. Общепринятая мораль сдерживает, чтобы всех  нас не считали женщинами легкого поведения. И раньше я всегда думала,  для того чтобы это все-таки произошло, нужно совсем потерять голову или так отчаянно влюбиться с первого взгляда, что с ходу наплевать на все правила и принципы и окончательно расслабиться  в объятиях того, с кем, хочется сделать это больше всего на свете. Но сейчас я проклинала эти дурацкие принципы, и была готова на все, лишь бы продлить  чудесные мгновения в объятиях любимого мальчика, под нежную музыку белого танца.
В темном зале он тихо касался моей шеи губами и шептал мне как я давно и сильно ему  нравлюсь, и как он не хочет терять меня из вида после окончания школы, что я совершенно потеряла разум.
- Пойдем, я что-то покажу тебе, - сказал он, и нежно взяв меня за локоть, легонько подтолкнул  к выходу из украшенного для выпускного бала спортзала.
      Где-то в подсознании у меня мелькнула мысль, что все это просто так не кончится, но я ее гнала, так как невообразимое чувство тоски от  будущей  разлуки с ним, рвало мое сердце на части.
      В небольшом скверике, недалеко от школы, под раскидистой ивой, скрытая от людских глаз, стояла беседка с деревянной лавочкой внутри. Увитая плющом, она совершенно сливалась с окружающими ее деревьями, создавая атмосферу полной уединенности и скрытности.  Он завел меня внутрь эту и, обвив мое тело руками, прижал к себе с такой  страстью, что земля ушла из-под  ног,  чувство невесомости охватило меня, словно я парила в воздухе. С каждой секундой, поцелуи его становились все нежнее и дольше, горячие губы спускались к глубокому вырезу платья и становились все жаднее и жарче, пока не коснулись моей обнаженной груди. Задыхаясь от желания, он уже совершенно бессвязно шептал мне слова любви, которые срывали с меня оковы страха перед неизбежным, вместе с деталями моего праздничного одеяния. И вот когда это случилось, и острая боль пронзила мое тело, я вдруг очнулась и попыталась выбраться из-под него. Но мои жалкие попытки только привели его в состояние ярости и он, отвесив мне мощную оплеуху, прошипел:
- А ну-ка не дергайся, сука, я еще только начал, - и с силой придавив локтем  мое горло к деревянному сидению лавки,  зажал мне рот рукой.
     Я еще раз попыталась освободиться, на что он ответил ударом кулаком в челюсть, ясно дав мне понять, что сопротивляться бесполезно.  Все это, как мне тогда показалось, продолжалось целую вечность, и крупные  слезы непрерывным потоком  катились по моим щекам, освобождая мое глупое  сердце от любви к нему. Когда  все, наконец, закончилось, и он, последний раз вздрогнув, встал, привел в порядок свой роскошный костюм  и с наглой улыбкой произнес:
- Ну что, права поговорка? – «За что боролась, на то и напоролась», -  захохотал он  в голос, развернулся и вышел из беседки.
      Я не помню, как добралась домой. Мои и Женины родители праздновали наш выпускной  в ресторане, поэтому   дома  не было никого. Женька несколько раз звонила мне, пытаясь допытаться, куда это я пропала. Но, в конце концов, уверив ее, что со мной все в порядке,  я  залезла в ванну, пытаясь смыть его запах со своего тела  и грязь, которую он оставил в моей душе. Отправив платье в стирку, я  приложила замороженную курицу к лицу, там, где уже кожа приобрела красноватый оттенок,  легла в постель и,  заливая ее слезами, проревела всю ночь.
На следующий день, я все рассказала  Женьке.
- Вот ублюдок! Так ведь его же судить надо! – возмущалась она. Это же изнасилование. Еще неизвестно какие последствия будут у всего этого.
Но я  наотрез отказалась говорить об этом родителям, поскольку виновной в произошедшем считала  только себя. На носу были вступительные экзамены, и втягивать себя в судебный процесс мне было и страшно, и стыдно. Я смотрела на себя в зеркало, пытаясь разглядеть в себе какие–либо изменения, но внешне я оставалась такой же, как и прежде, чего нельзя было сказать огромной ране кровоточащей в моей душе.
      Несколько раз, мы пересекались с ним и компанией его друзей на улице, и он неизменно  провожал меня самодовольной и наглой улыбкой. Его подружка почти всегда была рядом с ним,  вечно сияя от счастья и удовольствия.
      Но через некоторые время напророченные Женькой последствия, стали проявляться.  Грудь стала больше, по утрам тошнило, совершено поменялись пристрастия в еде.
      Мама, слава богу, пока  ничего не замечала.  А мы с моей закадычной подругой долго плакали  вместе на том самом Плато, которое для нас стало маленьким островком для излияния наших женских тайн и секретов. И когда тест на беременность подтвердил все мои опасения и выдал положительный результат, я подумала, что жизнь моя  кончена, и под всем к чему я стремилась и  о  чем  мечтала, была подведена жирная черта. И самое страшное, что виноватой во всем этом была только я.
      Все экзамены были сданы, и я уже готова была рассказать все маме, как однажды утром,  ко мне пришла Евгения.
- Ты еще ничего не говорила родителям? – спросила она.
- Нет, - отвечала я, не совсем понимая, какое это теперь имеет значение.
- Тогда поедем со мной, - удовлетворенная моим ответом, сказала она и практически выволокла меня из дома.
      Вышли мы на остановке возле кирпичного трехэтажного здания, на котором красовалась надпись  «Гинекологическое отделение роддома №1». И когда она повела меня прямо к его высокому крыльцу, я вопросительно взглянула на нее.
- Ничего страшного, тебе все сейчас расскажут и объяснят, что нужно делать, - сказала она и уверенно повела меня за руку.
- Кто, - спросила я, но она, молча и решительно, вела меня по узким коридорам первого этажа. Заглянув в один из кабинетов, она произнесла:
- Галина Сергеевна, можно?
Из глубин кабинета раздалось:
- Женечка! Ты с Алисой? Ну, конечно же, заходите.
За столом чистенького кабинета сидела молодая белокурая, слегка полноватая  женщина и приветливо улыбалась.
- Насколько я понимаю, это Алиса – твоя подруга? – спросила она у Жени и встала из-за стола.
- Да, - коротко ответила она и подтолкнула меня вперед.
- Галина Сергеевна, - представилась она мне и, подойдя ближе, погладила меня по плечам. Ты можешь не рассказывать мне о том, что случилось, просто ответь мне на один вопрос: - Ты хочешь оставить этого ребенка, и если нет, то согласна ли ты на мою помощь в данном вопросе?
Я расплакалась навзрыд, зажав лицо руками, а она только  обняла меня за плечи и,  прижав к себе, тихо повторяла:
- Ничего, Алисочка, ничего. Я конечно, должна была бы обо всем рассказать твоим родителям, но Женя уговорила меня не делать этого. Хотя ты, конечно, формально считаешься совершеннолетней и можешь самостоятельно принимать такие решения, но я хочу тебя предупредить, что все же, несмотря на то, что данный вид аборта  называется «бархатным» и считается безопасным, это  все же  аборт. И ты не должна этого забывать.
И немного дав мне успокоиться, добавила:
- Ну, во-первых,  хочу тебе сказать, что ничего страшного с тобой здесь не произойдет. Медицина в данном вопросе шагнула далеко вперед. В Европе данный вид прерывания беременности, уже давно и успешно себя зарекомендовал. Оперативного вмешательства не потребуется, это медикаментозный способ избавления от нежелательной беременности, стоит только принять таблетку,  - и она вложила мне в ладонь маленькую  коробочку. - Я отведу тебя в свободную палату.  Некоторое время тебе придется там полежать, недолго, максимум несколько часов. Сразу хочу тебя предупредить,  чаще всего вся эта процедура сопровождается  болями несколько сильнее, чем в твои естественные физиологические дни, но все достаточно терпимо. Я иногда буду заходить к тебе, и ты мне будешь подробненько рассказывать о своих ощущениях.  Ты девочка здоровенькая, и никаких последствий,  я думаю, не возникнет.
      Но я плакала. И не от страха перед тем, что мне предстоит  испытать. Маленькое чудо, которое только что стало развиваться во мне, теперь  должно погибнуть. Это было страшно и ужасно. Я не боялась боли - я ее заслужила! Я думала о том, что будет чувствовать это маленькое существо, когда я собственноручно буду убивать его. Сердце мое разрывалось от жалости,   душевной боли и стыда за свою глупость, и все же  я, проглотив таблетку, отвернулась к стене,  тихо всхлипывая и  изредка прислушиваясь к тому, что происходило у меня внутри.


                4


       Ночью я спала очень беспокойно, все время просыпалась, а  мысль о том, что уже с утра начнется новая жизнь,  приводила меня в состояние трепета и тревоги.
- Чего тебе беспокоиться, - говорили мне все вокруг. – Ты идешь на знакомое место, да к тому же к своему родному дяде, так что переживать не о чем.
      Но именно в этом было все дело. Мне не хотелось подводить его. У меня совершенно не было никаких амбиций по поводу того, что я как родственница стану пользоваться какими-то привилегиями, что я приду на все готовое и, ничего не делая стану получать огромную зарплату.  Я изначально была готова к тому, что все чего ты хочешь в жизни, ты должна заработать, ну если ни каторжным трудом, то хотя бы своим умом и любовью к работе. Ведь когда тебе нравится твое дело, то и сама получаешь массу удовольствия от работы и зарплаты.
      Хотя я уже давно в материальном смысле не зависела от родителей. Во время учебы мне всегда удавалось сдавать сессии на повышенную стипендию, да и моя подработка репетитором по химии и математике, приносили некоторый доход, которые позволяли нашему семейству сводить концы с концами.
      Правда мой дядя несколько раз пытался внедрить в наше сознание мысль, что нам совершенно не о чем беспокоиться, и мы можем вполне рассчитывать на его деньги, как на свои, но родители категорически отказались принимать его помощь.
- В этой жизни надо всегда рассчитывать только на себя, - говорила мне мама. А если жить за чужой счет, то ничего хорошего из тебя не выйдет. Да и вообще – это очень унизительно ждать милость  от кого то, даже если это твои родственники.
      Так что, мысль о том, что «там, где начинаются деньги, там  заканчиваются не только дружеские, но и родственные отношения», - прочно засела в моем мозгу, и чем дальше я живу, тем больше и больше в этом убеждаюсь.

      Утро встретило меня яркими лучами солнца, игриво проглядывающими через ажурный рисунок на шторах. Город за окном просыпался, шурша машинами под окнами нашей пятиэтажки. Звуки, начинающего новый день города, постепенно становились все менее отчетливы, пока не превратились в непрерывный, ровный гул.
      Было только начало июля, и жаркая погода вытесняла многих горожан за пределы душного города и гнала их ближе к морю. Уже пару месяцев не было дождя, и от изнуряющей жары не страдала только буйно разросшаяся зелень. Деревья и кустарники,  цветы и расстилающаяся мягким ковром трава, прекрасно себя чувствовали, приспособившись впитывать влагу из влажного морского воздуха. Кондиционеры в домах работали на полную мощность, давая людям небольшую передышку от вдыхаемого ими горячего южного воздуха.
      Взглянув на уличный градусник, который на этот ранний утренний час показывал около двадцати девяти градусов тепла, я достала из шифоньера и положила на кровать, приготовленный с вечера легкий ситцевый сарафан. Мама хлопотала на кухне. По ее движениям я поняла, что она тоже немного нервничает, хотя старается не подавать вида. Я чмокнула ее в щеку и быстро проглотив кашу, пошла одеваться на работу. Но покрутив ключи от машины в руке, я положила их на место, решив в первый рабочий день не испытывать судьбу и отправилась на завод на обыкновенном рейсовом автобусе, который через каких-то сорок минут практически «домчал» меня до места.

- Ну, здравствуй, здравствуй, дорогая моя, - вставая со стула, сказал мой дядя Анатолий Павлович, и с распростертыми объятиями направился ко мне. Вот уж время-то как летит. Ты посмотри, какая ты взрослая стала, а какая красивая то, - в миллионный  раз сказал он, и, держа меня за руки, немного отошел назад, с ног до головы рассматривая меня.
      Так происходило каждый раз, во время всех праздников, когда мы все встречались одной большой семьей за огромным столом в доме  бабушки. Дядя Толя и мой отец – Константин Павлович, были близнецами, и  похожи друг на друга, как две капли воды, а кроме всего прочего в них чувствовалось единство душ и схожесть характеров, кроме конечно пристрастия одного из них к алкоголю.  Они практически всегда могли договорить любую фразу друг за другом, так как думали и чувствовали одинаково.
      Единственное о чем всегда сожалел мой дядя – это о том, что у него не было своих детей. Он женился всего девять лет назад, когда уже был серьезным бизнесменом и владел собственным заводом по изготовлению продукции народного потребления из пластика и пластмассы. Его жена Валентина Петровна, была женщиной видной, можно даже сказать красивой. Как он сам мне рассказывал,  впервые  он увидел ее, когда та еще жила в поселке городского типа «Казариново», недалеко от областного центра. Он тогда приехал в поселок, ища перспективы развития его в плане строительства еще одного завода. Валентине Петровне  тогда уже было тридцать с небольшим. Она жила со своей матерью в добротном деревянном доме, который построил еще ее дедушка. Анатолий Павлович, говорил, что она ему почти сразу понравилась, а «почти» - это потому, что сначала он не обратил на нее никакого внимания и так бы и прошел мимо, если бы та сама не спросила у него «который час?» и не сделала комплимент его швейцарским часам.  Валентина Петровна - белокурая, изящно сложенная молодая женщина, с тонкими чертами лица и длинными волосами, заплетенными в косу, сразу очаровала его. И даже  безобразные слухи, которые ходили про нее по деревне, не могли остановить его в принятии такого решения, как сочетался с ней законным браком и увезти ее в город,  в свой роскошный трехэтажный особняк. К тому времени, как она сама о себе рассказывала, она была уже два раза замужем, и соответственно, два раза разведена и имела четырнадцатилетнего сына от первого брака. И поскольку сама она считала, что детей ей уже достаточно, то придумала себе целую прорву болезней, вследствие которых иметь других детей уже не могла. И дядя смирился, и со временем даже усыновил ее отпрыска, дав ему свою звучную фамилию Климов. Так что, мой двоюродный брат Степан Анатольевич Климов, на самом деле, от рождения, таковым не являлся. И поскольку был на три года старше меня, всячески старался намекнуть мне об этом, и дать понять, что с ним у нас могут быть любые отношения, на которые я только захочу пойти, так как между нами нет никакой родственной связи. Все это конечно происходило без свидетелей и ни мои, ни его родители и не догадывались об истинной причине такой нежной братской любви ко мне их милого Степочки. На людях все выглядело довольно благовидно. Первое время я довольно сильно страдала от его приставаний, поскольку была молода и неопытна, но со временем научилась динамить его хлесткими фразами, после которых он некоторое время не приближался ко мне, и даже старался избегать редкие семейные праздники, объясняя это тем, что у него свидание с прекрасной незнакомкой.

      И вот Анатолий Павлович снова он обнял меня своими сильными руками и с завистью отметил, что я с каждым разом все сильнее и сильнее становлюсь похожей на своего отца. И он тут же рассмеялся своей шутке, потому что с таким же точно успехом я становилась все больше похожей и на него, так как таких двух одинаковых близнецов отыскать было бы наверно невозможно.
- Что ж, милая, добро пожаловать на производство завода «Авангард», - сказал он и размашисто подписал мое заявление о приеме на работу в качестве помощника химика – технолога в цех по производству – полиэтилена низкого давления, который используется в самых разных областях: от производства упаковочных материалов до нефтепогружных кабелей и труб для газопроводов. Иди, отнести это в отдел кадров, а потом сразу ко мне, я покажу тебе твой рабочий кабинет. Он конечно не бог весть что, но если тебе понравится здесь работать, и ты решишь остаться, то со временем мы подумаем  о более комфортабельном помещении. С производством ты уже знакома, поэтому здесь никаких сложностей я не вижу.     А с новинками ты, я думаю, освоишься быстро, ведь завод живет и развивается постоянно. И то, каким ты его видела в прошлом году, уже ушло в небытие, и новые технологии и новые стандарты, и новый размах. Все это уже здесь и все это ждет тебя и твоих идей и их решений. А пока Виктор Федорович тебе в этом поможет. И он указал мне на пожилого человека в темном рабочем халате. Как ты уже знаешь, он  со  мной  работает со дня основания завода, поэтому знает здесь каждый винтик. А со всеми вопросами и предложениями ты можешь смело обращаться сначала к нему, а если уж он решит, что идея стоящая, то он сам приведет тебя ко мне.
      Говоря все это, он был страшно горд, что из всех профессий и специальностей я выбрала именно ту, которая когда-то вывела его на этот путь. Он всегда говорил, что мы с ним очень схожи характерами и одинаково любим химию. Тогда как мне с моими родителями можно было без проблем учиться на физико-математическом факультете, где и теперь преподавала мама. Там в свое время преподавали  мои бабушка и дедушка, родители моего отца и дяди, так что это была бы  своего рода династия, которую  мой дядя и я осмелились разрушить своим, на их взгляд, опрометчивым решением посвятить свою жизнь практическому применению исключительного разнообразия химических процессов.
      Единственным недостатком во всем этом я видела только то, что возглавлять лабораторию по добавкам в этот полипропилен он взял моего однокурсника Олега Коромыслова, который вслед за мной пришел на завод  для прохождения практики и, хорошо себя зарекомендовав, закрепил за собой это место, которое как раз должно было освободиться к нашему выпуску, поскольку его престарелый заведующий ждал, когда его наконец-то заменят и он сможет спокойно отправляться на заслуженный пенсионный отдых.  Все бы ничего, если бы он не решил работать здесь только для того чтобы быть рядом со мной и постоянно терзать меня своими признаниями в вечной любви и верности.
      О встрече с моим дядей они договорились на завтра, и поэтому сегодня я могла полостью расслабиться и попытаться освоиться на своем первом рабочем месте.

      Кабинет оказался хоть и небольшим, но очень уютным, сверкал чистотой и находился в непосредственной близости к кабинету главного технолога. Окна выходили на зеленую зону за территорией завода. Большой шкаф удобно располагался по левую руку от моего рабочего стола, а за ним, что-то вроде уголка для  отдыха с уютным диванчиком и аккуратным круглым столиком, на котором уже стояли чайник и кофеварка и  совершенно невероятной красоты чайный сервиз.
     Я села на диван и откинула голову назад. В качестве помощника химика - технолога, я, пожалуй, справлюсь с работой, тем более, как говорили мои преподаватели  -  у меня была прекрасная способность схватывать суть вещей на лету, не прилагая к этому особых усилий. А как всегда говорит мой папа «тебе Алисочка, надо было родиться мальчиком, у тебя мужской склад характера и  способность к аналитическому мышлению». Но вот в своих способностях поладить с людьми, я не вполне была уверена. А моя молодость и неопытность, могут оказаться значительным  препятствием на пути к сердцам людей, с  которыми мне теперь придется трудиться рука об руку. Я, конечно, понимала, что на меня будут косо смотреть, потому что я тоже Климова, племянница директора и хозяина завода, и предвзятости их отношения  ко мне не избежать. Но об этом я много думала, и решила, что только своими знаниями, любовью  и рвением к работе,  когда-нибудь, со временем, я смогу преодолеть этот барьер.
      И вот дядя, которого теперь мне придется называть только по имени- отчеству, по крайней мере, на людях, сначала хотел меня представить всем остальным сотрудникам, но я отказалась. Пусть уж это произойдет постепенно в процессе работы, чем я буду стоять и краснеть, под взорами любопытных сотрудников и работников завода. Да и останавливать из-за меня производственный процесс не имело никакого смысла. Поэтому я, немного посидев в своем кабинете, одела приготовленный специально для меня голубого цвета рабочий халат, вышла из своего убежища и пошла в самое сердце завода, где ни на секунду не прекращался процесс изготовления пластмассовых изделий. Но я сильно преувеличила значимость своей персоны. Пока я проходила по цеху, никто особенно на меня внимания не обратил. Все были заняты своей работой и  праздно шатающихся по территории предприятия, здесь просто не замечали.
      На заводе действительно много что поменялось с прошлого года, когда я проходила здесь производственную практику. В течение  месяца  я трудилась здесь, осваивая технологический процесс для защиты ее по программе учебного курса, но и еще  три месяца, просто так, для себя – ознакомится с производством поближе,  вникнув в его  самые потаенные глубины, скрытые от посторонних глаз.
      Вторую половину дня, я посвятила ознакомлению с документами, которые мне любезно предоставил Виктор Федорович, со словами:
- Тебе моя дорогая, для того чтобы прочесть и изучить все что здесь понаписано, потребуется по крайней мере месяц. Но сильно не зацикливайся. Все с этого начинают. Но у тебя есть огромное преимущество – ты практически все знаешь, - и он заулыбался своей доброй и мудрой улыбкой, оставив меня разбирать кипу документов.
- Спасибо Вам, -  ответила я вслед уходящему Виктору Федоровичу, на что он не оборачиваясь, только махнул рукой и плотно закрыл за собой дверь. А я, усевшись удобнее, глубоко откинувшись на спинку кресла, переложила первую папку к себе на колени и  начала великое таинство теоретического  постижения тонкостей производства.
      И действительно, все оказалось не так страшно, как могло показаться на первый взгляд. Во-первых, я достаточно много знала уже, так как университетская  подготовка была близка к практической части производства. А во-вторых,  я всегда очень внимательно слушала рассказы дяди на семейных праздничных посиделках о некоторых тонкостях и подводных камнях, с которыми ему пришлось сталкиваться в процессе становления завода.
      И уже в конце моего первого рабочего дня, дядя зашел в кабинет и, оглядев разложенные на столе папки, сказал:
- Ну, что с почином тебя, Алисочка! Завтра приглашаю тебя на собрание наших инженеров, хочу, чтобы ты послушала, о чем они будут говорить и потом узнать твое мнение. Ты у нас с новыми, перспективными мыслями, с незамыленным взглядом, сразу, я думаю, сумеешь оценить и отделить  действительно деловые предложения от разной чепухи. А потом мы с тобой обсудим все и сравним наши впечатления. Я возлагаю на тебя большие надежды. Ну, что же ты ждешь? Собирайся домой. Завтра рано утром ведь отец с матерью уезжают, следует, как то попрощаться, посидеть вместе за ужином. Так что давай переодевайся, я тебя подброшу до дома,  - сказал он и  вышел из кабинета.

      Свой роскошный Мерседес он вел уверенно и легко.  Будучи уже достаточно богатым, он не принимал на работу водителя лично для себя,  не потому что никому не доверял свою жизнь, а потому что не привык, чтобы ему прислуживали. Дядя мог бы совсем не работать, а сидеть дома и получать прибыль с завода, но завод  был его детищем, а он не хотел попустить не единой минуты из его роста и развития. Да к тому же, насколько я знала из полунамеков родителей, в его жизни с женой и пасынком, не все было  настолько гладко, как они хотели показать на людях. И постоянное пребывание в доме, брат моего отца переносил болезненно, и всякий раз стремился найти повод и работать в выходные дни, ссылаясь на большой объем работы.

      Заходить он не стал, только высадил меня возле подъезда, пообещав позвонить родителям и попрощаться с ними по телефону. Когда же я зашла  в дом, там меня ждала суета и полная неразбериха. Мама и папа носились с последними приготовлениями  к отъезду. В уже собранные и забитые доверху чемоданы, в последний день они пытались еще что-то впихнуть и сильно расстраивались, что ничего не успевают.
-  Мама, папа, я дома, - сказала я им, когда они несколько раз пронеслись мимо меня, с какими-то пакетами.
- А, Алисочка, уже вернулась? А почему так рано? Как поработала? – сказала мама с растерянным видом и вновь унеслась в спальню.
- И совсем не рано. Уже семь часов, - ответила я в пустоту.
- Как семь? – вышел из кухни отец и посмотрел на свои часы. – Так, Людмила, остановись, сказал он, ловя маму за руку в коридоре. Давай сядем, поужинаем, а заодно и подумаем над  тем, что мы могли еще забыть.
- Костя, но ведь времени почти не осталось. Такси завтра будет в пять утра, тогда мы точно ничего не сумеем доложить в сумки.
- Людмила, остановись! – еще строже сказал отец и, взяв у нее какую-то кофточку из рук, положил ее на диван и крепко обнял жену. Мы с тобой все успеем. Только не надо суетиться. Вон посмотри дочь первый раз пришла с работы, давай отпразднуем это и спокойно посидим в теплой домашней обстановке.
      Мне всегда это нравилось в отце. Он своим спокойным, но волевым решением, как мне казалось, мог бы горы свернуть. Может, поэтому до того как он начал злоупотреблять алкоголем, его так уважали и ценили на кафедре,  может за это его так любили студенты. Мама же всегда была несколько суетлива, немного несобранна, но он с лихвой всю жизнь компенсировал этот ее маленький недостаток и мог привести ее в чувство безукоризненными доводами или же  простым объятием.
      Так мы и сделали. Мы посидели, я им рассказала про свой первый рабочий день. Мы весь вечер проговорили и смеялись от души, когда я поведала о том, как не смогла найти дорогу в новую столовую, а ломилась в закрытые двери ее старого помещения. Затем помогла им отсеять все ненужное из их поклажи, чем значительно облегчила им чемоданы, и уж потом отправились спать, когда было уже далеко за полночь, чтобы завтра начать то, к чему каждый из нас стремился и постараться получить от этого массу удовольствия.
      Спать оставалось недолго, поэтому заснула я практически мгновенно и почти так же мгновенно соскочила под резкий звук заведенного будильника. Мама была несколько встревожена, папа же – абсолютно спокоен. С этим я проводила их на улицу,  и когда они сели в подъехавшее такси, я еще долго смотрела вслед удаляющемуся автомобилю, с ощущением маленькой потери и  легкой тоски.

      Со всей этой суетой и проводами, я естественно не выспалась и чуть не проспала на второй день своей работы. Наспех позавтракав, я выскочила из дверей и тут меня осенила мысль о том, что теперь у меня есть машина и если я поеду на ней, то уже точно никуда не опоздаю. Я вернулась обратно в квартиру, и помня о том, что возвращаться – плохая примета, посмотрела на себя в зеркало, висевшее на стене прихожей. Достав ключи из маленького ящика, я уже более неторопливым шагом вышла из подъезда и направилась в сторону гаража. И вот уже через несколько минут я выруливала на городскую магистраль, которая вела в сторону огромного завода, на котором я теперь работала. И чувство восторга переполнило меня от всего того, что произошло со мной в последнее время. Я ехала на любимую работу в своем собственном автомобиле, стремительно приобщившись к великому сообществу автомобилистов.  И вот когда чувство удовлетворения собой достигло своего апогея, я увидела, а потом и почувствовала,  как моя старенькая Тайота таранит впереди стоящий автомобиль. «Этого не может быть, - пронеслось в моей голове. Я ведь хорошо вожу машину». Мой мозг старался отрешиться от случившегося, и я тупо глядела, как из автомобиля напротив, словно в замедленном кино, совершенно спокойно выходит молодой мужчина и направляется ко мне. Я быстро заблокировала окна и вжалась в кресло, не отрывая глаз от надвигающейся на меня потенциальной угрозы. Молодой человек с совершенно серьезным лицом, обошел свою машину, видимо мысленно оценивая ущерб, затем  подошел ко мне  со стороны водительского кресла, но увидев мои обезумевшие от страха глаза, заулыбался ослепительной белозубой улыбкой.  Осторожно постучав в стекло, показал жестом, чтобы я открыла окно. Я уже во всех красках представила себе как он за шиворот вытаскивает меня прямо в образовавшуюся оконную щель, но пересилив себя и набрав в легкие побольше воздуха, я все-таки опустила стекло и тихим голосом произнесла:
- Здравствуйте.
Он еще больше заулыбался и совершенно спокойно сказал:
- А, так вы просто поздороваться со мной хотели, и не знали, как бы это проделать из своего авто, - и он внимательно осмотрел внешний вид мой машины.
- Вы знаете, я вообще-то сегодня практически первый раз за рулем этой машины. Я еще не вполне к ней приспособилась.
- Ну и как мы с вами поступим? Будем вызывать ГАИ, или  просто обменяемся номерами телефонов и уже потом решим нашу проблему.
- Если честно, у меня сегодня только второй день работы и совсем не хотелось бы опаздывать на нее. А насколько я понимаю с ГАИ – это долго? – с надеждой в глазах спросила я.
- Вообще-то я тоже опаздываю на встречу, и тоже не люблю заставлять себя ждать. Так что, давайте решение нашей небольшой проблемы мы с Вами отложим до вечера, – и он замолчал, вопросительно глядя на меня.
- До вечера, - решительно ответила я, в голове прикидывая, где и сколько мне надо занять денег, для того чтобы оплатить вмятину на автомобиле, оставленную моей машиной.
      Я достала документы и подала ему, а он вдруг внимательно посмотрел на меня, на секунду дольше положенного задержав взгляд на моем лице, затем что-то быстро записал в свою записную книжку, и уже потом совершенно по-деловому спросил номер моего мобильника,  вбил его  в свой телефон и тут же набрал. У меня определился его номер, но спросить его имя  я постеснялась и записала его как «авария».
- Ну, Алиса Климова, тогда  до вечера,  - произнес он и,  не оглядываясь, проследовал к своей машине, а  уже через несколько секунд скрылся из вида.
       Всю оставшуюся часть дороги я практически кралась по ней, сильно прижимаясь к обочине. Немного легче мне стало, когда я выехала за город, и движение стало разреженней. И все же, как я не стремилась вовремя приехать на работу, я все-таки  опоздала на десять минут.
Но зато, когда я вошла в свой уютный кабинетик, я чуть не подпрыгнула от испуга, когда мне навстречу буквально выскочил Олег с двумя кружками кофе в маленьких чашках.
- Па-пам! – воскликнул он, в то время как я пыталась успокоить сердцебиение и привести дыхание в норму.
- Господи, как ты меня напугал! Кто тебя сюда впустил?
- Ой прости, милая, кабинет был открыт, но я обещаю, что так больше не буду делать, - запричитал он в своей излюбленной манере.
      Бросив сумку на стул, возле стола, я все же взяла чашку с дымящимся кофе и с удовольствием отпила довольно хорошо сваренный напиток. Образовалась неловкая пауза, во время которой, я еще раз внимательно посмотрела на Олега.  Сидевший напротив меня слегка полноватый русоволосый молодой человек, был, на мой взгляд, достаточно привлекательным.  И тем более, мне казалось удивительным, что он практически зациклился на мне, и от моих непрерывных отказов, взрастил в себе целую прорву комплексов. Его тонкие, но очень выразительные  губы только иногда слегка касались чашки, чтобы отпить душистый кофе, а сам он  что-то весело и без умолку рассказывал. Я никак не могла ухватить смыл повествования, так как за столько лет его навязчивых ухаживаний, безмерно устала от его пустой болтовни на совершенно посторонние и неинтересные для меня темы.
- Ты уже был у Анатолия Павловича, - спросила я и, как оказалось, прервала его на середине слова.
      Он сделал вид, что не заметил и, выдержав секундную паузу, ответил:
- Нет. Как пришел, так сразу к тебе. Думал, что может, мы вместе с тобой к нему сходим.
- Да ты никак боишься? – сказала я, не накладывая на данную фразу никакой эмоциональной нагрузки.
- Не то, что боюсь. Просто ……. Ну да, если честно, то побаиваюсь, - зардевшись, ответил он  и отвернулся.
- Так ведь вы же обо всем уже давно договорились, - и я постаралась вложить в эту фразу как можно больше участия.
- В том то и дело, что давно. А вдруг он передумал, и на мое место решил взять кого-нибудь другого.
- Ты плохо думаешь о моем дяде. Если бы он передумал, ты об этом бы узнал первым.  Он очень уважает людей, и не ведет себя с ними как барчук. Поэтому, ничего не бойся и смело ступай к нему. Я думаю, он уже на месте.
С этими словами я выпроводила его за дверь и плотно ее прикрыла. «Вот же зараза! Ну, за что мне это? Ведь миллион раз говорила ему, что у нас ним ничего не может быть. Из-за него я постоянно чувствую себя гадиной. И что, теперь, он каждый день будет тут у меня ошиваться? А может, все-таки  не будет? Или я слишком хорошо о нем думаю, или наоборот – слишком плохо. Вот, черт побери! Он только первый день на работе, а я уже голову сломала, размышляя о нем. Но что-то мне подсказывает, что он меня в покое не оставит!»
Я оказалась права. Уже через час он залетел ко мне в кабинет со счастливой улыбкой на лице.
- Все-таки он классный парень!
- Ты о директоре?
- Ну, конечно, о нем! Ты не представляешь, как он меня представил сотрудникам лаборатории. Ты обязательно должна прийти ко мне в кабинет и посмотреть, как я там устроился.
- Успеется. У меня на сегодня много всего запланировано. Анатолий Павлович пригласил меня на собрание инженеров завода, я хочу еще пролистать некоторые документы.
- Меня он тоже пригласил. Так что пойдем вместе.  А поскольку это будет только после обеда, я предлагаю в столовую пойти вместе. Тем более, что я еще не знаю, где она тут у вас.
     Я улыбнулась, вспоминая свое вчерашнее маленькое приключение, когда сама сразу не смогла найти ее, блуждая по длинным коридорным лабиринтам постоянно разрастающегося завода.
- Хорошо. Пойдем вместе. Но я сразу хочу тебя предупредить….
- Что это не должно становиться правилом?
- Ты совершенно верно уловил мою мысль. Недаром ты с отличием окончил университет, - засмеялась я.
- Тогда договорились. Ровно в тринадцать ноль, ноль, я за тобой захожу, и ты делаешь мне маленькую экскурсию до столовой.
     Я только кивнула в ответ, а он, сложив ладошки  вместе, попятился спиной к двери, все еще глядя на меня масляными глазами.
     Время пролетело незаметно. И действительно ровно в назначенное время, он для приличия стукнул в дверь и затем вошел.  В его взгляде что-то поменялось или мне это только показалось. Но как бы там не было, держался он значительно уверенней. Мы вместе дошли до столовой, и, войдя в нее, я обнаружила, что взоры всех молодых женщин находящихся там, обращены в нашу сторону. Вчера я ничего такого не заметила и тем разительнее, была сегодняшняя перемена в их поведении. Некоторые откровенно перешептывались, показывая на нас взглядами. Мне стало не по себе, и я направила на Олега вопросительный взгляд.
- Они думают, что мы с тобой пара, - сказал он, потупив глаза.
- И кто это, позвольте спросить, их навел на эту мысль? – возмущенно спросила я.
- Ничего конкретно я не говорил, просто намекнул сотрудницам лаборатории, что мы с тобой вместе с первого курса университета. А тут, наверное, как и везде – сарафанное радио, уже разнесло не бог весть что.
- Но ведь если бы кто-то держал язык за зубами, этого бы не случилось. Мне совершенно не улыбается, видеть и слушать как меня и мои несуществующие с тобой отношения обсуждаются всем заводом. Так начинать свою работу, это самое глупое, что можно было придумать в данной ситуации.
- Ну, не сердись. Поболтают и забудут.
- Хорошо, если так.
И еще раз оглядевшись, добавила:
- Прости, но есть мне что-то расхотелось. Свою миссию я выполнила, где находится столовая - показала, так что извини, обедать я сегодня с тобой не стану. Да, и, пожалуй, завтра тоже, - сказала я как можно тише, чтобы не привлекать к себе всеобщее внимание и тем более не устраивать сцен. Поэтому, не дойдя даже до середины довольно большого помещения, я спокойно развернулась и направилась обратно, в свой кабинет.
      На собрании инженеров завода, я ловила себя на мысли, что иногда теряю нить разговора, мысленно возвращаясь к сегодняшнему происшествию на дороге. И все же мне удалось записать в блокнот некоторые мысли, которые возникли у меня в процессе обсуждения. Я решила, что потом поделюсь ими с дядей, когда пойду просить у него деньги взаймы на выплату за причиненный мною ущерб чужому автомобилю.

- Как это  случилось? Алиса, с тобой все хорошо? Ты нигде не ушиблась? – соскочив со своего кресла и осматривая меня со всех сторон, не переставал он задавать вопросы.
     Я не ожидала, что мой рассказ произведет на дядю такое впечатление. Он очень был обеспокоен этим обстоятельством и предложил самому оплатить расходы на ремонт чужого авто.
- Алисочка, как же ты так неаккуратно? А если бы авария была серьезней? Я бы не пережил, что с тобой что-то случилось, и тем более в отсутствии родителей. И как же позволь мне тебя спросить, тебя отпускать домой одну?
- Дядя Толя, пожалуйста, не беспокойся. Ты же знаешь, я хорошо вожу машину. Просто, видимо, маленькое стечение обстоятельств.
- Так, дай мне его телефон, я сам улажу все проблемы с ремонтом его автомобиля, - и он достал свой телефон, готовясь записать его номер.
      Но я наотрез отказалась принимать такого рода помощь дяди,  придумав какую-то более или менее убедительную отговорку.
- Послушай, Алисочка, может мне заезжать за тобой утром, а вечером отвозить тебя обратно? – спросил он с такой заботой в голосе, что у меня защемило сердце.
- Так ты же ездишь к семи утра, а возвращаешься за полночь. Ты что же из-за меня будешь позже приезжать и раньше уезжать с работы?
- Да, ты права. Я как-то об этом не подумал. Давай тогда я приму на работу водителя и после того как он меня привезет на работу, он поедет за тобой, - не унимался дядя Толя.
- Так. Давай не будем ничего придумывать. Я тебе обещаю, что как только он сходит в автомастерскую и ему оценят ущерб, и если эта сумма окажется неподъемной, я обещаю, я точно обещаю тебе, - повторила я, видя, как он пытается что-то мне возразить, - что непременно обращусь к тебе за помощью. Договорились?
Он немного задумался. Но потом сказал:
- Ты так похожа на меня в молодости.
И опять выдержав маленькую паузу, добавил:
- Хорошо, договорились. Но как только……
- Ну, ведь уже договорились, - опередила я его недосказанную фразу и, выйдя из-за стола, обняла его за плечи и поцеловала в щеку.

       За рабочий день я несколько раз прокручивала обстоятельства своего столкновения. И когда он закончился, я спустилась в подземный гараж завода и еще раз осмотрела свою машину. Вмятина была еле заметна и абсолютно не бросалась в глаза. Я села за руль и завела двигатель. На небольшом свертке, где это произошло, я припарковала машину и вышла из нее. Я еще раз попыталась понять, как такое  произошло, что я не увидела едущий  впереди меня автомобиль. Мне  никак не удавалось вспомнить, что так отвлекло мое внимание, что я не только догнала его, но и протаранила.
     Еще немного постояв  на обочине, вглядываясь в снующие в обе стороны автомобили и ища глазами похожую иномарку, я вернулась за руль.
      Остаток дороги до дома я проделала удачно быстро. Поставила машину в гараж и направилась в сторону дома. На детской площадке играли ребятишки под неусыпными взорами своих мамаш. С нагруженными продуктами сумками, люди возвращались с работы. Маленький спальный район жил своей жизнью, кипя своими заботами и проблемами.
     Дома, заглянув в холодильник, я отметила, что с такими темпами, продуктов мне хватит до приезда родителей. Затем нарезала себе овощной салат и с ним отправилась в гостиную на диван перед телевизором, дабы не утратить связь с реальным миром.
      Когда вдруг раздался звонок мобильного  я, даже не взглянув на дисплей, решила, что это тот самый владелец покореженного мною авто, быстро ответила:
- Да, я Вас слушаю.
- С каких это пор ты со мной на «Вы»?
Я не совсем понимая, с кем разговариваю, но уже точно зная, что не с ним, поскольку голос был женский, тупо уставилась на номер на дисплее, очень медленно соображая кто бы это мог быть.
- Алиса, ты от счастья язык проглотила что ли?
- О, господи, Женечка! Ты приехала, наконец!  Я действительно тебя не узнала, - обрадовавшись звонку подруги, скороговоркой протараторила я.
- Тише, тише, помедленней. Я, когда ты так быстро говоришь, почти тебя не понимаю, - смеясь, говорила она в трубку телефона. Но послушай, ты так быстро схватила трубку, я так понимаю, что ты ждала чьего-то звонка и, судя по тому, что ты меня не узнала, уж точно не моего?
- Ну, да! Тут со мной кое-что приключилось. Небольшое столкновение. Я врезалась ему прямо в задний бампер, - сказала я, и перед глазами все это пролетело так отчетливо, будто случилось только что.
- Ты что же налетела на него, когда дорогу переходила что ли? – спросила она.
- Ах да, ты ведь не в курсе! Мне родители подарили машину на окончание университета. И я сегодня первый раз села за руль этого автомобиля, если не считать, конечно, позавчерашней обкатки.
- Ух ты, ма-ши-ну! – восхищенно сказала она. Ведь это же здорово! Но ведь насколько я знаю, ты отлично водишь. Как это ты умудрилась? И что сильно ты его стукнула?
- Да не очень. Вот сегодня он должен был съездить в автомастерскую и назвать мне сумму, которую ему насчитают за ремонт. И вот когда раздался твой звонок, я сначала подумала, что это он.
- Ну извини, что разочаровала тебя, - смеясь сказала она. Но может быть и здорово, что не звонит. Вдруг он посчитал, что это мелочи и вообще простит тебе это столкновение.
- Но как бы то ни было, лучше сразу решить эту проблему и больше к ней не возвращаться, - ответила я,  но почему-то вспомнила  его приятную улыбку.
- Это откуда же у нас вдруг возникла столь изощренная форма мазохизма? Или у тебя неожиданно прорва свободных денег образовалась?
- Да нет, конечно! Но быть кому-то должной я тоже не могу, да и не хочу. Стыдно когда тебя воспринимают безголовой дурой, которая не может отвечать за свои поступки,- совершенно серьезно сказала я.
- А сколько ему лет? Может быть, он тебе просто понравился, и поэтому ты снова хочешь с ним встретиться?
- Он действительно очень приятный молодой человек и лет я  думаю, ему  так двадцать пять - двадцать семь, - уже понимая, к чему она клонит, ответила я.
- Ну вот видишь, а «ларчик то просто открывался», - смеясь, констатировала она.
- Да нет же. Я больше на те же грабли не наступаю. Не думаешь же ты, что все это время он сидел и ждал встречи со мной. Многие молодые мужчины в его возрасте уже имеют семьи и кучу детей.
- А у него что, кольцо на пальце было, - спросила она, все еще надеясь выудить из меня побольше информации.
- Да я, вроде, не заметила, - ответила я, вспоминая его руки, записывающие что-то в блокнот.
- Ну тогда, я думаю, он еще позвонит, - сказала она.
- Ну а если не позвонит, то мне придется самой как-то определяться с суммой ущерба.  Тогда уж  сама и назначу ему свидание.
- Мне кажется, ты слишком все усложняешь. Расслабься и пусти все на самотек. А уж если встреча с ним неизбежна, то так тому и быть. Я думаю, самой подстегивать ситуацию не стоит. Да и вообще мы слишком много рассуждаем о человеке, с которым ты разговаривала всего несколько минут. Давай завтра вечером встретимся и обо всем пошепчемся. Я страшно по тебе соскучилась, вот даже Филиппу еще не звонила,  сразу тебе. А то ведь он ведь сразу примчится и не даст нам с тобой поговорить. Ты, до которого часа  завтра работаешь?
- До шести, - ответила я. Давай я сразу после работы заеду за тобой и посидим у меня. Я ведь теперь больше  месяца дома одна хозяйничать буду, пока родители отдыхают. А, и Филиппу тоже скажи, пусть приезжает, а то он наскучался, так что наверно и на один вечер тебя отпустить не захочет?
- Да уж! Он каждый день меня sms–ками заваливал, - немного смущаясь сказала она, зная, что у меня с личной жизнью полный отстой. - Ну, ладно, целую тебя, дорогая. Завтра увидимся, - сказала она и, звонко чмокнув,  положила трубку телефона.
     Я откинулась на спинку дивана, вспоминая, как  Филипп тогда на концерте впервые решился подойти  к Евгении. После того вечера уже прошло два года, а они все так же нежно относятся друг к другу. Грустная история моей университетской  любви к Вениамину Князеву тут же всплыла в моей памяти, словно это было только вчера. И когда телефон вдруг запищал в моей руке, я вздрогнула от неожиданности и посмотрела на дисплей. Увидев знакомый номер  и слово «авария», я постаралась привести в порядок свое дыхание, и как мне показалось, уже совершенно спокойно сказала:
- Да, я Вас слушаю.
- Здравствуйте Алиса.  Я прошу прощения, что не позвонил Вам раньше и не предупредил, что сегодня нам с Вами не удастся обсудить наше небольшое столкновение. Просто у меня оказались неотложные дела, которые требует моего присутствия. Я прекрасно понимаю, что я напрямую и в большей степени заинтересован  в нашей встрече, но ничего не поделаешь – дело превыше всего. Тем более, что материальная сторона дела, как Вы сами понимаете, не на столько значительна, чтобы ставить ее во главу угла. Но я думаю, что мы с Вами обсудим все  это  при встрече.
- Хорошо. Я все понимаю. Дело есть дело, - ответила я, стараясь держать голос ровнее.
- Алиса, я Вам позвоню, как это станет возможным,- произнес он своим приятным бархатным голосом, в котором как мне показалось, прослеживался более глубокий  подтекст.
- Конечно же, да. Можете не сомневаться, прятаться я не стану, - стараясь не придавать много значения его интонации, сказала я.
- Ну, хорошо, не стану Вас больше мучить. До встречи Алиса Климова, - сказал он и положил трубку.
      Я еще несколько минут подержала телефон в руке и направилась в ванную, приняла освежающий душ и смыла с лица остатки макияжа. Было уже около восьми вечера, а жара все никак не спадала. Старенький кондиционер хоть и работал на полную мощность, но со своими обязанностями явно не справлялся.  Поэтому я, совершенно обнаженная,  прошла в небольшую мастерскую и прямо на голое тело одела забрызганный красками огромных размеров фартук. Затем  смешала необходимые мне цвета на палитре,  и как всегда задумалась над холстом, на котором я уже два года пытаюсь по памяти нарисовать наше с Женькой Плато. Я специально не стала его фотографировать. Я хотела, чтобы моя память шаг за шагом восстанавливала все его глубокие и драгоценные для меня черты. Иногда я так и простаивала с кисточкой в руках возле него по несколько часов, так и не решаясь сделать ни одного мазка.  Но сегодня у меня получилось. Мелкими шажками  я медленно осваивала пустующее пространство холста, и оно постепенно наполнялось моим, понятным только мне одной, видением этого необыкновенного кусочка земли, с которым у меня было связано столько мыслей и душевных переживаний. Я не заметила, как прошло несколько часов. Ощущение времени вдруг внезапно вернулось, когда изображенное мной Плато, неожиданно приобрело и форму, и объем, и свет, и внезапно показалось мне абсолютно идентичным моим представлениям о нем.
      Я опустила кисти и посмотрела в сторону окна. За ним брезжил рассвет. Я сняла фартук, вымыла руки и, пройдя на кухню, отрезала себе большой кусок хлеба, намазала его маслом и положила туда же внушительной толщины кусок колбасы.  Даже не могу передать, с  каким великим удовольствием я  съела все это, и довольная собой, отправилась в постель.
     Спать мне оставалось только три часа.

                5

       После произошедшего со мной на выпускном балу, я считала, что никогда не смогу полюбить и старалась проходить мимо оценивающе - смотрящих    на меня мужчин, и не обращать на них внимания.  Но на первом курсе, я все же  заметила одного студента, который учился на два курса старше меня - на геолого-географическом. Он  с интересом поглядывал на меня и, завидев, неизменно улыбался своей очаровательной и  обезоруживающей  улыбкой. Это продолжалось несколько месяцев. Затем я стала замечать, что постоянно, в перерывах между лекциями ищу его глазами в толпе студентов. Но время шло, а  возле него постоянно кружились очень симпатичные девушки  и я, решив,  что мы никогда не будем вместе, постепенно стала соглашаться на маленькие свидания с  предложением «встретиться вечером и посидеть в кафе». Но после первого же свидания, было ясно, что основной целью их является раскрутить меня на секс, что  меня, мягко говоря, совершенно не устраивало.
- Ну че, к тебе или ко мне? – говорили почти все они, после того как угостят меня чашкой кофе. Этим тут же отбивали у меня всяческий интерес к себе, и я сама прекращала всякие попытки с их стороны встретиться еще когда-либо.   И уже через некоторое время, я утвердилась в мысли, что такое сочетание, как ум и красота встречаются крайне редко. И когда  я попыталась найти умных среди некрасивых и непримечательных парней, все это так же закончилось ничем, поскольку они обнаруживали в себе такую массу комплексов, что все мои попытки убедить их, что они намного лучше, чем сами о себе думают, так же закончились провалом. И тогда я полностью погрузилась в учебу, решив предоставить все воле случая.
        И этот случай представился сам собой. Мы тогда отмечали окончание третьего курса, и в университете, в его огромном концертном зале, была организован концерт группы «Максимус». Мы,  со своей школьной подругой   Женькой, моим неизменным спутником  Олегом Коромысловым  и присоединившимся к нам однокурсником Филиппом, веселились, как могли. Не обращая внимания на окружающих, толпившихся  возле сцены и припрыгивающих в такт четко отбиваемых ритмов, я отдавалась музыке, впитывая в себя ее четкие и отточенные звуки, и не заметила, как ко мне сквозь толпу пробрался тот самый молодой человек, с которым мы некогда переглядывались в больших коридорах университета.
- Привет, - сказал он с безумно красивой улыбкой на лице.
- Привет, - ответила я, не сильно утруждая себя поиском другой фразы для ответа.
- Как музыка? – наклонившись почти к самому моему уху, спросил он, под грохочущие звуки, бешено бьющие из колонок.
- Нормально, - односложно ответила я, понимая, что длинные рассуждения по этому поводу здесь просто неуместны.
     Женя  выглядывала из-за спины Филиппа,  и улыбаясь  мне. Олег же побагровел так, что на его лице отчетливо проявились мелкие белые пятна. Но он промолчал и, отвернувшись, сделал вид, что ему все равно. Это тоже мне в нем страшно не нравилось. Я всегда считала, что за то, что тебе действительно  дорого ты должен бороться, а не отходить в сторону поджавши хвост. А он всегда только так и делал.
- Может, вместе послушаем? - опять приблизившись ко мне на минимальное расстояние, так что я могла рассмотреть крапинки в его глазах,  предложил он.
- Давай, - поддержала я,  пытаясь унять дрожь в коленях.
А он встал рядом, закрывая меня от любопытных глаз моих сокурсников.
   Он взял меня за руку, словно боялся потерять в толпе, но в этом  простом движении, было нечто такое трогательное и сексуальное, что все мои ощущения молниеносно сосредоточились в этом маленьком участке моего тела. Я забыла о людях, которые окружали меня, музыка перестала быть основным действующим лицом в этом зале. Мне казалось, что здесь стоим только он и я, а все вокруг только бутафория и антураж для создания необходимого эффекта. Несколько раз он поворачивался ко мне лицом, и в его глазах было столько нежности, что  от счастья мне  хотелось плакать. И когда толпа вдруг опять неистово рванулась ближе к сцене, он просто прижимал меня к себе и обхватил  руками мое тело так, что у меня мурашки бежали по спине. А потом ритмичная музыка вдруг оборвалась, и в микрофон зазвучало что-то очень медленное и тихое. А он, все еще не выпуская меня из объятий,   только одними губами произнес:
- Можно тебя поцеловать? - и, не дожидаясь ответа, легко коснулся моих губ своими.
     Все происходило как во сне, еще несколько минут назад я и не помышляла о том, что он может быть настолько рядом со мной. А сейчас я стою рядом с «ним», с самым красивым и завидным парнем в нашем университете.
У меня захватывал дух, и сердце учащенно колотилось в груди, так что казалось, вот-вот  выскочит наружу. Видимо он чувствовал то же самое, потому что дыхание его становилось все глубже, и я чувствовала, как он касается губами моих волос, вдыхая аромат моих любимых духов.  И когда музыка закончилась, он наклонился к моему уху и сказал:
- Может, убежим отсюда?
Я бросила Жене взгляд, который она поняла  без слов, и  все еще стоя рядом  с Филиппом, только кивнула мне.
- Давай, - ответила я, и тут же утонула в бездонном омуте его голубых глазах.

     То, что его зовут Вениамин Князев, я уже знала, но то, что и он знает мое имя, было для меня новостью. И когда он обратился ко мне по имени, это окончательно  сломило все преграды на пути моего бурно развивающегося чувства к нему. И, похоже, я влюбилась окончательно и бесповоротно, в ту самую секунду, когда  он прижал меня всем телом к стене и поцеловал так, как никто и никогда не целовал меня. Хоть мой опыт и нельзя назвать самым богатым, но в тот момент я могла бы поклясться, что такого со мной больше не будет никогда.
      Мы долго гуляли по высокой набережной  нашего небольшого приморского города. Он рассказывал о себе, о своем увлечении геологией, о минералах, ископаемых, тектонических подвижках геологических пластов. Я узнала массу интересного, того о чем даже и не подозревала.  Все это приводило меня в состояние восторга. А еще более он сам,  поскольку я всегда считала, что ничего не может быть сексуальней красивого и к тому же умного мужчины, которому есть что  рассказать, такого, о чем ты никогда не слышала и даже не догадывалась. Иногда он останавливался, вглядывался в мои глаза, а потом целовал в губы с такой нежностью и трепетом, словно  я могу рассыпаться под его напором. Я не знала, сколько прошло времени,  знала только,  что мне было рядом с ним  хорошо, и я все бы отдала, только бы это длилось вечно. И когда, мы подошли к подъезду моего дома, мы долго не могли расстаться. После очередных слов прощаний, он снова и снова целовал мои губы, и шептал: «какая же ты сладкая, Алиса, я не хочу расставаться с тобой и на миг», и я чувствовала, что это правда. И только когда из-за горизонта стали пробиваться первые лучи солнца, он  со словами «увидимся», развернулся и ушел прочь, в свете пробуждающегося  после ночи города.
      Но на следующий день он не позвонил. Не позвонил и потом. Я не могла ни есть, ни пить, ни спать. Все вокруг меня происходило как во сне. Как я не старалась, я не могла понять причины его столь долгого молчания.
    Я пыталась позвонить Женьке и  рассказать ей все, но слова застревали в горле от боли и обиды и ей, в конце концов, пришлось приехать ко мне и узнать все из первых уст.
- Послушай, Алиса. У тебя совсем нет гордости что ли? Ну и плюнь, и забудь. Что он единственный на белом свете? Ты посмотри, какая ты хорошенькая, что ты так на этого Князева запала.  Посмотри возле него бабы табунами ходят. Ты что же с ними хочешь?
- Нет, - отвечала я, но моя фантазия уже рисовала его в объятиях другой, и предательские слезы вновь подступали к глазам.
- Алиса, я же не слепая, я видела, как он на тебя смотрел.
-Тогда почему он не звонит?
- Ну, мало ли, может он увидел в тебе порядочную девушку, которую нельзя так сразу затащить в постель? Может он сам очень порядочный и скромный?
- Ага. И только поэтому его каждую неделю видят с разными девушками?
- Может он просто такой общительный?
- Общительный и скромный! Ну конечно, это ведь явно не для меня, - переходя  на смех, сказала я.
- Н что ж я могу поделать? Все мы женщины так устроены, сначала влюбляемся в пороки мужчин, а потом так же неистово пытаемся их исправить.
- Ты слишком мудрая для своих лет, Женя.
- Это потому что я не такая красивая как ты. У некрасивых, видишь ли, больше поводов размышлять над жизнью и над судьбой. У вас же гораздо все проще, примитивней.  Но, по всей видимости, мы и даны вам для того, чтобы вы вместе с нами больше задумывались не только о том, что вам «должна» предоставить судьба на блюдечке, но и о том, что другим для достижения своего счастья приходится много и упорно трудиться.
- Я, наверное, и правда, эгоистка. Мне ведь и в голову не пришло спросить у тебя, чем там все у вас закончилось  с  Филиппом?
- А ничего и не закончилось, - улыбаясь, сказала она. Правда, я все же надеялась услышать от тебя, что я не меньшая красавица, чем ты. Но, по всей видимости, разум твой точно в несколько разрушенном состоянии. Но сегодня я тебя прощаю. Но запомни, только сегодня, - засмеялась она, вытирая слезы с моих глаз.  - А с Филиппом все, пожалуй, только начинается. Мне ведь он тоже  сразу понравился, только вот мы все стеснялись подойти  друг к другу. А теперь, барьер сломлен. Ну а после того как мы прогуляли почти до утра, я надеюсь, что это перерастет в нечто большее, чем просто симпатия. По крайней мере, я это так чувствую.
- Вот видишь, какая я дрянь. Только о себе любимой.
- Ну, хорошо, что хотя бы ты это понимаешь, - смеясь, сказала она и обняла меня за плечи. Я думаю, что ты еще не совсем потеряна для общества. По крайней мере, наметки совести у тебя прослеживаются достаточно явно.

      Он позвонил мне только через неделю. К тому времени я уже немного успокоилась и перестала ждать его звонка.  И вот когда я услышала его голос в телефонной трубке,  сердце мое подскочило к горлу, полностью перекрыв доступ  кислорода. От неожиданности я закашляла, пытаясь проглотить подступивший к горлу комок.
- Алиса, ты простудилась? – спросил он очень заботливо, словно и не было той недели тишины, которая полностью растоптала мою былую уверенность в себе.
Я закрыла трубку рукой, прокашлялась и, переведя дыхание, как можно спокойнее  ответила:
- Нет, ничего страшного, просто не ожидала тебя услышать.
- Я не мог тебе позвонить, у меня были неотложные дела.
      Ему даже не пришлось ничего мне объяснять, я сама  тут же нашла массу оправданий этого недельного затишья, а я только слушала его завораживающий голос и таяла, таял, таяла………. И только тогда когда он еще раз повторил свой вопрос, я поняла, что он интересуется какие у меня планы на сегодня.
- Никаких, - быстро ответила я и поняла, что сказала это слишком быстро.
Я не услышала, а скорее просто почувствовала, как он заулыбался в трубку и, чуть не провалилась сквозь землю от стыда за свою глупую поспешность.
- Ну, тогда до вечера. Я позвоню в шесть, - сказал он и повесил трубку.

      На часах было около двух. Мне оставалась ровно четыре часа мучительного ожидания. Это было одновременно и мало и много. Потому что я была абсолютно уверена, что эта встреча изменит все и ничего не останется прежним. Я тут же набрала номер Женькиного телефона и, задыхаясь от переполнявших меня чувств, рассказала ей все.
- Алиса, выпей валерьянки, - совершенно спокойно сказала она. Ты меня прости, но мне кажется, что  он тобой манипулирует. Это известный прием среди мужчин – взять телефон и выдержать паузу, для того чтобы девушка окончательно созрела. И это все простые отговорки, что он был занят и бла, бла, бла. Ты поверь, что со стороны все видно гораздо четче, нежели  через призму твоих розовых очков. Я ни в коем случае не прошу тебя не встречаться с ним, просто  сначала постарайся узнать его получше, прежде чем принимать окончательные решения.
- Женя, прошу тебя, не надо! Не напоминай мне о том, о чем я и так никогда не забуду.
- Хорошо, не буду. И даже не скажу потом:  «Ведь я же тебя предупреждала!»  Хотя может, я и ошибаюсь. Может, у него действительно были неотложные дела и он на самом деле очень хороший и не меняет девушек как перчатки. Может мне просто не надо доверять своим глазам, когда я каждый раз вижу его с другой?
- Ну не такая уж я и наивная, как ты хочешь мне показать, - обиделась я.
- Ты не наивная, ты очень доверчивая и влюбчивая. Ты пойми, что твоя глубокая вера в людскую правдивость себя не оправдывает. И то, что ты не умеешь врать, в действительности, не может заставить всех остальных говорить и поступать правильно.
- Но я верю ему. Я чувствую, что он говорит  искренне.
- Хорошо, если так, - сказала она.
Мы еще поговорили о чем-то постороннем, но мысли мои были далеко.
      Ровно в шесть он позвонил. Мы договорились встретиться в городском парке.
     Поздно вечером, я позвонила домой и сказала, что не приду ночевать. Мама попыталась что-то возразить, но я быстро положила трубку и отключила телефон. Я не хотела, чтобы она меня останавливала. И я не могла допустить, чтобы она меня отговорила от того, что я собиралась сделать.
     А вернувшись домой утром, я собрала вещи и перевезла их к Вениамину. Ни папины доводы, ни мамины слезы не могли удержать меня от этого поступка. Я не могла  думать не о ком, кроме него. Мне нужен был только он, я верила, что это навсегда  и тогда  могла бы поклясться в этом своей собственной жизнью.

                6

      Его однокомнатная квартира в центре города, досталась ему от бабушки совсем недавно и поэтому выглядела ужасно. Он рассказал, что последнее время, она практически никого не пускала в дом, всех и каждого подозревая в желании отравить ее. Старый кот, которого она и не думала кастрировать, пометил все имеющиеся в доме углы, и оставил о себе неизгладимую память в виде жуткого запаха, от которого щипало в глазах.
      Но все эти мелочи, как и ванна, в которой невозможно было не только мыться, но и просто принять душ, разбитый унитаз, щели в полу, отсутствие некоторых стекол в окнах, не могли поколебать моей уверенности в  том, что все это поправимо. Лишь бы со мной был человек, который любит меня и которого, и я в этом была уверена, люблю я.
      Мама несколько раз навещала меня, уговаривала вернуться домой, но я была непреклонна. Я впервые почувствовала себя любимой. Мне казалось,  что он не может  надышаться на меня, и я отвечала ему тем же.
      Вениамин благополучно поступил в аспирантуру, нашел подработку в университете на кафедре, за которую платили кое-какие деньги, а я продолжала репетировать будущих студентов, готовя их  к поступлению в ВУЗы.  У меня набралась своя приличных размеров клиентура, которые передавали меня своим знакомым, а те другим и так далее, так что вскоре количество желающих пополнить свои знания в области химии и математики, выросло так, что мне пришлось некоторым даже отказывать. Все это приносило свои доходы, а я приносила их в дом Вениамина, дабы обустроить наше гнездышко с максимальной долей комфорта.  И поскольку, как оказалось, времени  на ремонт квартиры у меня оставалось больше, чем у него, то я этим и занималась.
      Где-то через месяц после того как я переехала к нему, он решился  познакомить  меня со своими родителями. Я была вне себя от счастья, так как считала, что это огромный шаг в развитии  наших отношений. Я сильно волновалась и долго не могла решить, что мне такое одеть на себя, чтобы произвести наилучшее впечатление.
      Но волновалась я зря. Похоже, свое впечатление обо мне они составили, опираясь на мое решение поселиться у их любимого мальчика. Так что встретили они меня недружелюбно, можно сказать даже враждебно. На все мои попытки завязать с ними разговор, мне отвечали либо с неохотой, либо вовсе игнорировали мои слова. Так что через некоторое время я замолчала, даже не пытаясь вновь повторить свои жалкие попытки.  Больше я старалась с ними не встречаться, и на все предложения Вениамина поужинать у родителей, я всегда отвечала неизменным отказом. Но, несмотря на это, мы наслаждались своими отношениями, свободой, любовью.  Он оказался не только очень умным и красивым, но еще абсолютно раскованным в вопросах секса. Так что наши ночи  и дни были озарены страстными и бурными приключениями, разнообразие  которых вызывали во мне чувство слегка порочной, но такой упоительной свободы.
      Почти каждый вечер в течение двух месяцев он давал мне уроки вождения. Из него получился бы прекрасный инструктор, так как за все время обучения,  кроме похвалы в свой адрес, вселяющей в меня уверенность, я ничего не слышала. И, в конце концов, я успешно сдала и этот экзамен, получив водительские права. Он был страшно горд этим обстоятельством и частенько, а если  точнее, то при любом удобном случае, доверял мне вождение его автомобиля, совершенно не беспокоясь  за возможные последствия.
- Ты водишь лучше многих мужчин, - частенько говорил он мне, в ответ на мои опасения, и предоставлял мне машину на целый день в мое распоряжение.  Тогда мы с Женькой отрывались по полной программе. Мы могли с ней целый день посвятить  шопингу, передвигаясь на авто от одного магазина к другому. Правда, в моем случае практически все покупки сводились к приобретению стройматериалов для ремонта квартиры. На что Женя частенько хмурила брови и упрекала меня в излишнем стремлении, во что бы  то ни стало, привести в порядок его жилище.  И все же мои глаза горели, когда я  делилась с Женькой своими планами по обустройству квартиры, в тайне надеясь, что она станет по настоящему «нашей», и  он наконец-то поймет, что только со мной его настоящее и будущее. Она пыталась отговорить меня строить такие долгосрочные планы, но я была так счастлива, что ее доводы мне казались, по меньшей мере, смешными.
      Университет я бросать не собиралась и поэтому с сентября  рьяно  приступила к занятиям. А Вениамину доверили вести со студентами первокурсниками практические занятия, и ему это страшно нравилось.  С началом учебного года, на ремонт квартиры оставалось  не так много времени, но все же к окончанию первого семестра, в преддверии Нового года, нам, то есть мне и строителям,  удалось завершить его, и теперь она действительно выглядела уютным гнездышком для нас двоих.
     Конец декабря выдался на удивление снежным. Такого в нашем городе не замечалось уже несколько десятилетий. Красивые снежинки легко ложились на деревья и дома, дороги и тротуары, машины и просто прохожих, создавая сказочную картину. Влажный воздух переливался алмазной пылью, и казалось, что его можно потрогать руками.
       На Новый год мы решили пригласить к себе Женю и Филиппа и три пары  из друзей Вениамина, так что компания обещала быть хоть и небольшой, но очень приятной. И действительно, я чувствовала себя настоящей хозяйкой дома.  Женя помогала мне на кухне. Остальные девушки тоже охотно принимали участие в приготовлении праздничного стола.
- Ты выглядишь такой счастливой, - сказала мне Женя, когда мы остались одни на кухне.
- Я и чувствую себя такой, - ответила я с сияющей улыбкой на лице.
Но Женя почему-то смотрела на меня встревожено и даже несколько печально.
- А что? Тебе известно что-то такое, о чем я должна знать, - встревожено спросила я ее.
- Нет, конечно. Иначе бы ты узнала об этом первой.
- Ну, тогда переставай дуть губы и начинай веселиться, как все, - сказала я и подтолкнула ее в сторону гостиной, где звучала музыка, и слышался смех гостей.
       Праздничный стол удался. Под бой курантов и звон бокалов  я, стоя возле Вениамина, загадала свое главное желание и соединилась с любимым в долгом поцелуе в наш первый Новый год.  Шампанское лилось рекой и по лицам всех присутствующих, я видела, что им хорошо и весело.  Курящие гости периодически выходили на лестничную площадку и вели долгие разговоры под клубами сигаретного дыма.
      Женя помогла мне собрать грязную посуду, а я пошла на кухню, загрузить все это в посудомоечную машину, когда ко мне вдруг зашла приглашенная Вениамином Катя, в изрядно подпитом состоянии.
- И что, у вас все хорошо? – вдруг спросила она и ухмыльнулась.
- Что ты имеешь в виду? – не поняла я.
- Как будто ты не знаешь. Все вокруг знают, а ты у нас святая наивность, - слегка пошатываясь, сказала она и прислонилась к краю стола, сдвинув его с места. Упс, - чуть не упав на пол, сказала она, и села на стул.
     Я вопросительно посмотрела на нее, в тайне надеясь, что все, что она скажет, окажется бредом сивой кобылы, и все, что она сможет мне поведать не стоит и ломаного гроша.
- Это ведь из-за тебя он меня тогда бросил, - сказала она, и многозначительно подняв одну бровь, икнула.
       Я, стараясь не выдавать своего волнения, снова отвернулась к раковине и замерла, пытаясь уложить в голове то, что сейчас прозвучало из ее уст.
- Хочешь сказать, что ты ничего не знала? – снова икнув, продолжила она. И что в то время мы вместе жили в его квартире, но только не в этой. Я вообще не знаю, как он со своим высоко эстетическим вкусом, может жить в такой халупе. Я заходила к нему на прежний адрес, там квартира пустует.
    Я не верила своим ушам.
- После того злосчастного концерта, он пришел домой под утро и велел мне собирать вещи, - заплетающимся языком рассказывала она. – Я его просила, умоляла подумать, ведь мы тогда уже год жили вместе. Но на все про все он дал мне неделю и по истечении ее, выставил мои вещи на площадку.
       Я сопоставила все события полугодовой давности  и поняла, что именно завязавшийся со мной роман  стал причиной их разрыва.
- И что ты думаешь, что у вас с ним это на веки?  Или у тебя настолько плохо со зрением, что ты ничего не замечаешь? – вдруг подойдя ко мне сзади, прошептала она мне на ухо.
- А что я должна заметить? – развернулась я, вдруг оказавшись с ней прямо лицом к лицу.
Она вдруг в голос захохотала, обдав меня запахом алкоголя,  но потом с чувством огромного удовлетворения спросила:
- А вот где он сейчас?
- Где-то там, в гостиной, с друзьями, - не понимая,  к чему она клонит, ответила я.
- Ну иди, посмотри. Если он с ними, то я при всех попрошу у тебя и у него  прощения.
      И только для того чтобы доказать лживость ее слов и неуместных подозрений, я вышла в гостиную. Но Вениамина там  не было. Его не было и в ванной, и в туалете, и на балконе, его вообще не было в квартире. Я, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, осторожно открыла дверь на площадку и прислушалась к звукам, доносившимся сверху. Слов я не могла разобрать, поэтому босиком, поднялась на несколько ступенек вверх и еще раз прислушалась. Вслед за мной вышла Женя, но я приложила палец к губам, призывая ее вести себя как можно тише.
- Нет, сегодня не надо, - услышала я голос Вениамина.
- Я больше не могу смотреть на ее счастливую рожу, - говорила девушка полушепотом. Если мы протянем еще немного, то живот уже будет не спрятать. Папа тебя точно по головке не погладит, и неизвестно останешься ты работать на его кафедре после этого.
- Послушай, я не могу в Новый год  огорошить ее этим. Ведь мы с тобой  уже решили, что заявление подадим сразу после новогодних праздников, поэтому давай не будем, хотя бы сегодня, ничего предпринимать.
- А до этого, ты будешь спать с ней в одной постели и говорить, как ты ее любишь?
- Я найду повод не спать с ней, я тебе обещаю, милая.
И я услышала звуки поцелуев  и томные вдохи девушки, которая находилась в объятиях  Вениамина.
- Милая моя, Викочка, какая же ты у меня сладкая. Маленькая моя, беременная девочка, – шептал он. - Все у нас будет хорошо, только  потерпи немного…..

      Больше я слушать не могла. В висках стучало. Я, не замечая, как окоченели мои босые ноги, спустилась на свою площадку, зашла в квартиру и осторожно прикрыла  дверь. В коридоре со мной стояла Женя и смотрела на меня.
- Ты все знала? - спросила я ее.
- Нет, не знала, просто сразу догадалась. Я видела, как они смотрят друг на друга  и все поняла.
- Но почему я-то ничего не поняла? – еле сдерживая слезы, проговорила я. Но почему, чтобы  до меня дошло наконец, меня обязательно надо стукнуть мордой  об лавку. Что это, Женя? Тупость? Или я настолько не разбираюсь в людях, что мне надо все растолковывать по десять раз. Ты же меня предупреждала! Какая же я идиотка! И что мне теперь делать? Закатить истерику и выгнать всех на хрен? Испортить всем праздник и пусть все будет, как будет? Что же мне делать, Женя? – уткнувшись ей в плечо, рыдала я.
- Во-первых, успокойся, - вдруг строго сказала она, отведя меня за руку на кухню. Он ведь не знает, что ты теперь в курсе всего. Скандала никакого не надо, это послужит прекрасным поводом выгнать тебя из квартиры тут же.
- А что мне проглотить это и спокойно дожидаться, когда он меня также выставит из дома, как Катю? Я не знаю как мне себя вести, - всхлипывая, причитала я.
- Так, послушай меня внимательно. Возьми себя в руки, доведи праздник до конца. Когда все разойдутся, не выясняй отношения и не пытайся вывеси его на чистую воду, он тебя же обвинит во всем, а  результат будет все равно тем же, но только ты в этом случае останешься оплеванной. А тебе это надо?   Первой откажись от секса сегодня, сославшись на усталость или еще что-нибудь.  Не жди, когда он откажется сегодня спать с тобой, сделай это сама.    Утром приедешь ко мне, и мы решим с тобой как нам дальше вырулить из этой ситуации, чтобы уйти по собственной инициативе и с гордо поднятой головой, а не ждать когда он тебя попросит. Только ты должна стать инициатором разрыва! А детали мы сможем спокойно обсудить завтра.  Сегодня мы как бы невзначай, скажем о том, что у нас завтра важное мероприятие, а какое именно, можно и подержать в секрете, пусть немного помучается. Если к нему вообще можно отнести этот термин. Сдается мне, он может только мучить, а самому мучиться ему еще придется научиться.
- А если эта дура скажет ему, что все мне рассказала, - вдруг вспомнила я разговор на кухне.
- Навряд ли. Ты посмотри на нее. Она даже если с президентом сегодня на брудершафт выпьет, то вряд ли вспомнит об этом завтра.
     Я вытерла слезы. Холодной водой намочила  полотенце и прижала к заплаканному лицу. Я точно даже не могла понять, что  чувствовала в тот момент. Это была термоядерная смесь из уязвленного самолюбия, стыда, злости, обиды и все еще теплящейся надежды. И с этим, я нацепила на лицо улыбку и вышла к гостям. Через некоторое время с лестничной площадки зашла Вика Полежаева, дочка проректора нашего университета, и  еще через пару минут  Вениамин. Он обнял меня за плечи и поцеловал в щеку.  А я развернулась к нему и, нежно  обхватив его голову руками, прижалась своими губами к его губам. Он не сопротивлялся, но после поцелуя, мельком взглянул на Вику, которая нервно теребила край праздничной скатерти. Я тоже обратила внимания на всю эту немую сцену и переглянулась с Женей, которая взглядом похвалила меня за самообладание.
      Ближе к утру гости стали расходиться.  Я не стала убирать со стола остатки посуды и, сославшись на усталость, легла в постель. Он последовал за мной.
- Знаешь, милая….. ? – начал он.
- Ну, конечно же, знаю….. Я тоже очень тебя люблю, -  оборвала я фразу, которая  готова была  сорваться с его губ. – Но пожалуйста, дорогой, только не сегодня. Я жутко устала и на любовь сил уже не осталось,- сказала я и почувствовала,  как он облегченно вздохнул, хотя сказал обратное:
- А я так хотел отметить с тобой пришедший Новый год. Но ничего не поделаешь, - видимо вдруг опомнившись, что я могу и согласиться, быстро проговорил он.  – Ну, нет, так нет, - и отвернулся к стене.
      Через пару минут он уже спал, а я дала волю слезам, которые непрерывным потоком катились из моих глаз. Я вспомнила выпускной, боль и унижение от своего бессилия. Вспомнила своего нерожденного ребенка, которого я предала из-за своей глупости. Вспомнила предупреждения Жени и взволнованные глаза мамы. И все что происходило в моей жизни с ним, стало вдруг предельно ясно и понятно. Вспомнились отлучки, задержки на работе, какие-то мелочи, которые я только теперь  начала сопоставлять и все встало на свои места. На сколько же надо было быть слепой и так безоговорочно доверять ему, что не замечать очевидных вещей? Ведь всем вокруг было понятно, что он собой представляет, и  только я, ослепленная любовью, оказалась неспособной здраво мыслить и отличать черное от белого. Сама себе  теперь я виделась однобоким инвалидом, с отсутствием психического доразвития на ментальном уровне.  Именно эта однобокость и не давала мне реальной возможности двигаться дальше и тем более, принимать адекватные решения.  Ведь стоило только немного постараться или хотя бы послушать Женьку. Но вера в свою неотразимость обернулась против меня, и теперь  мне оставалось только принять это и  постараться выйти из этой ситуации с наименьшими моральными потерями.

                7

      Белая большая иномарка с визгом остановилась у крыльца красивого каменного дома. Изящная женщина с длинными светлыми волосами, вышла из нее, поставив машину на сигнализацию, осмотрела улицу по сторонам и быстрой походкой направилась к высокому крыльцу дома.
- Здравствуй, дорогая, - широко распахивая дверь, сказал ей высокий красивый   брюнет с обнаженным торсом.
     Она тут же  прошмыгнула в огромную прихожую его загородного жилища,
скинула с плеч шикарное белое пальто и, пройдя дальше, осмотрела помещение. А со словами – «я смотрю, ты неплохо устроился», подошла по очереди к каждому их четырех окон большой гостиной-спальни, и задвинула тяжелые портьеры.  Развернувшись лицом к мужчине, она положила руки ему на грудь и тут же припала губами к его красивым губам. После недолгого, но   страстного поцелуя, она кокетливо оттолкнула его и тут же начала раздеваться.
- У меня совсем мало времени. Он, кажется, стал что-то подозревать и уже который день возвращается домой вовремя. Первый раз еще, я придумала классную отмазку, но каждый день «задерживаться у подруги», в это уж он точно не поверит. Какие у меня подруги? Я их всех послала подальше, когда вышла замуж за этого сраного интелегентишку.
      Говоря все это, она плавно вела мужчину прямо по направлению к кровати, параллельно расстегивая ему брюки. А затем обеими руками с красивыми тонкими пальцами легко толкнула его на постель и стянула их с него вместе с плавками. Мужчина, положив руки за голову, полностью отдался ее ласкам, которые она совершала с великим мастерством опытной и похотливой самки.  И уже через полчаса, когда он завершил начатое ею, она сама заговорила на тему, которая интересовала его гораздо больше, чем сама обладательница, хоть уже и не молодого, но еще очень соблазнительного тела.
- Как продвигаются наши дела? Ты уже нашел поставщика, который нам предоставит эту продукцию.
- Да. И не только. Я нашел людей, которые сорвут ему поставку нормальных добавок, и ему ничего не останется делать, как заключить договор с нами. А уж липовые документы мы изготавливать умеем.
- Но, ты ведь знаешь, этот педант дотошный до тошноты  станет проверять качество продукции на выходе.
- Но насколько я знаю, он собирается менять старика в лаборатории на какого-то юнца, только что окончившего университет. Я думаю, что с ним мы сможем договориться. Если не захочет по-хорошему, мы найдем, чем омрачить ему жизнь. Ты мне скажи, он уже написал завещание?
- Мне кажется, что нет, - на секунду задумавшись, сказала она.
- Что значит, тебе кажется? Ты совершенно уверена, что завещание будет на тебя?
- Нет, конечно.
- Вот видишь. Если он что-то заподозрит, или что-то ему покажется не так, он может написать завещание, и оно не обязательно может быть в твою пользу. Так что сама понимаешь, допускать этого нельзя. У него, насколько я понимаю, есть и родной брат и племянница. А если он умрет быстро и не успеет его написать, то все абсолютно точно перейдет тебе и сыну. Поэтому давай домой, делать любимому муженьку праздничный ужин, да в постели будь с ним поласковей.
- Честно говоря, мне кажется, он уже что-то задумал, потому что недавно ему  звонил  нотариус, но трубку  взяла я, но  ему ничего об этом не сказала. Он ведь очень умный мужик, с ним надо действовать очень тонко.
- Но недаром же говорят, что на каждого мудреца найдется дура, которая непременно сведет его с ума, - сказал красавчик и, приподняв подбородок женщины, легко чмокнул ее в губы.  - Но про завещание узнай наверняка. Контрольный пакет акций должен оказаться у тебя, или, по крайней мере, у твоего сына.
- Понятно дело! А иначе, зачем все это затевать. А ты не думал, что наш план очень уж сложный. Может, придумали бы что-нибудь попроще, без этих наворотов – пуля в голову и готово.
- Ага, а кто под суд пойдет? Когда все просто - просто и раскрывается. Прямая выгода и мотив убийства будут настолько очевидны, что ты и дня на свободе не проведешь.  А нам надо подвести все так, словно он не выдержал убытков и неприятностей  и сам покончил жизнь самоубийством. А потом мы вернем все на круги своя, и ты заживешь как королева.
И говоря это мужчина поднял с пола женскую одежду и, бросив ее на кровать ко все еще обнаженному телу любовницы, добавил:
- Давай, не разлеживайся. Собирайся, тебе еще ехать почти полчаса.
- А может еще разок, - потянувшись, предложила Валентина Петровна, и, подогнув ноги в коленях, широко расставила их, призывно совершая круговые движения тазом.
    Мужчина на секунду задумался, потом посмотрел на часы и, улыбнувшись, направился к особе, которая так мастерски умела доводить его тело до оргазма……

      Когда дверь за ней закрылась,  он тут же набрал хорошо знакомый номер, и немного подождав, когда ему ответят, произнес:
- Все в порядке. Его жена на нашей стороне, и на нее можно полностью  положиться. Правда она еще не знает, что ее любимый сынок подсел на наркоту, которую мы ему своевременно предоставляем. Но мне кажется, его судьба ее интересует еще меньше чем судьба  мужа. Эта похотливая сука, думает только о том, как бы зажить без ограничений и развернуться на денежки муженька, которого она хочет, во что бы то ни стало загнать в гроб. Так что доступ в его домашний компьютер нам обеспечен и в любое время мы можем воспользоваться информацией, которую он не доверяет компьютеру на работе.

      Черный Мерседес подкатил к небольшому ресторанчику в самом конце квартала. Из него вышел солидный мужчина лет сорока пяти и уверенным шагом направился двери заведения. Зайдя туда, он присмотрелся к сидевшим за столами посетителям и, увидев спину своего давнего друга, направился к  стоящему в стороне от всех столику.
- Привет дружище, - сказал он и похлопал по спине товарища.
- Привет Толян, - ответил друг, привстав со своего места, и по-дружески обнял приятеля.
-Ну, давай рассказывай, что там у тебя за новости, которые я «должен непременно знать».
- Послушай, Анатолий! Ты ведь знаешь, мы с тобой дружим уже сто лет, поэтому я не мог не сказать тебе этого. Правда, мне нелегко это сделать, так как сам понимаешь,  приносить неприятные вести - это не самое любимое мое занятие.
- Да, говори уже. Мне кажется, меня уже ничем нельзя удивить.
- Помнишь, мы как то с тобой  вот так встретились в этом ресторане и на мой вопрос «как у тебя дела с женой?», ты только отмахнулся и перевел разговор на другую тему.  Уже тогда я заподозрил, что у вас не все гладко, и укрепился в этой мысли, буквально на следующий день, когда увидел твою Валентину в машине с каким-то ухарем, который еще и обнимал ее как свою женщину. Ты уж меня прости, но я взял на себя смелость и поручил одному из наших стажеров последить за твоей женой. Вот фотографии, - и он протянул большой бумажный  конверт  своему собеседнику.
      Анатолий Павлович внимательно рассмотрел их все, и снова сложил в конверт.
- Я уже давно о чем-то таком догадывался. Ее постоянные отлучки, рассеянный взгляд, вспышки гнева и холодность ко мне. Ну что ж, эти фотографии, я думаю, лишь приблизят неизбежное и ускорят бракоразводный процесс. Я бы сказал тебе спасибо, друг, но прости, за такое благодарить не хочется.
- Послушай, Толя, это еще не все. Мне кажется, твоя жизнь в опасности.
- С чего это ты взял?
- Это не просто любовник твоей жены, он еще связан с группой лиц, которые напрямую заинтересованы в том, что бы прибрать к рукам твой завод.  Может я бы даже не стал говорить тебе о жене, и подождал, пока все решится само собой, но я тебе многим обязан. Ты помог моему сыну развернуться в бизнесе, ты поддержал меня, когда я сомневался, стоит ли мне занять  пост главного прокурора города, да и просто, ты мой друг с пятого класса, и дороже тебя у меня никого нет.
- Ну, уж ты загнул. А сын, а жена?!
- Ну, это другое - это родные люди, а я сейчас тебе говорю о дружбе, старый ты болван.
- Хорошо, давай выкладывай, что тебе стало известно.
Но главный прокурор, подозвал к столику официанта,  заказал пол-литровую бутылку водки и закуску, и только после того, как осушил первую рюмку, начал свой рассказ………….

                8

      Анатолий Павлович положил телефонную трубку на  аппарат и еще некоторое время  крутил золотой паркер в руках,  задумчиво глядя на картину  с видом разбушевавшегося моря, висевшую  на противоположной стене. Он достал сотовый и, найдя нужный номер, нажал на вызов. В трубке раздались протяжные гудки, но как и последние несколько дней, ответа не последовало.  Анатолий Павлович, положив телефон рядом с собой на стол, откинулся на спинку большого кожаного кресла и опять задумался.
- Вероника Петровна, вызовите ко мне, пожалуйста, нового заведующего лабораторией Олега Дмитриевича Коромыслова.
- Ему нужно взять с собой какие-либо бумаги? -  спросила она.
- Да, конечно.  Пусть захватит последние акты проверки добавок и красителей на смеси. Вы ему это скажите, а он уж там сам знает, о чем я говорю.
    Через несколько минут в кабинет директора, чуть смущаясь и краснея, зашел Олег Коромыслов и, положив папки с документами перед собой, сел напротив.
- Ну, во-первых, я сразу хочу Вам сказать, что не предполагал, что такая серьезная работа по проверке качества добавок и красителей ляжет на Вас буквально с первых дней Вашей работы. Я одновременно и сожалею и рад тому что Вам наконец-то представиться прекрасная возможность показать на что Вы способны и доказать мне свою незаменимость. Не скрою, что я  хотел бы  подключить к этому нашего прежнего заведующего, но он видимо куда-то уехал, так как я не могу до него дозвониться уже несколько дней.  Несомненно, я сильно обеспокоен тем, что наши старые поставщики все вдруг разом разорвали с нами контракты и  наводит меня на мысль, что без влиятельного вмешательства здесь не обошлось. Мне, конечно же, не хотелось бы сваливать на Вас всю ответственность за решение данной проблемы, но завод  должен существовать, а мои рабочие  кормить свои семьи, да и у меня самого контракты на продукцию, которые я не могу сорвать. Я говорю Вам все это, для того чтобы Вы вполне могли дать себе отчет, какое качество продукции мне необходимо. Раньше мы не работали ни с самой компанией Widler Chemical Company, ни с ее  продукцией. И как не странно, по всей стране  я не могу найти ни одного завода, который раньше бы работал с ними напрямую. Меня это сильно настораживает. Поэтому, я бы хотел, чтобы вы со всей серьезностью отнеслись к проверке их добавок, проверили все сертификаты соответствия и санэпидзаключения.
      Контроль качества должен начаться с инспекции сырья и компонентов в момент их получения. Вся продукция, получаемая от поставщика, должна проходить проверку на соответствие армейским и промышленным спецификациям. Если поступающее сырье и компоненты должны будут использоваться для создания потенциально опасной продукции, следует потребовать от поставщика сопроводительной документации о соответствии сертификатам на каждую поставку.
      Проведите все надлежащие испытания в ходе технологического процесса. Здесь должен осуществляться контроль качества и проводиться разрушающие или неразрушающие испытания в соответствии со стандартами, принятыми в промышленности.
      Желательно бы привлечь независимую испытательную лабораторию. Результаты, получаемые в такой лаборатории, обычно более полезны и убедительны при рассмотрении дела в суде, чем данные, представляемые самим заинтересованным лицом. Но на это у нас нет времени.
        Другая важная задача, стоящая перед  нами, это хранение информации. Хорошо организованная система хранения информации позволяет решить различные задачи. Во-первых, она покажет, что компания предпринимала необходимые меры для производства надежной продукции. В-вторых, в случае каких-либо инцидентов или обвинений, мы можем вернуться в архив и найти причины возникших проблем. В-третьих, с помощью хранящейся информации  можно доказать, что произведенная продукция удовлетворяли необходимым требованиям.
       Да что мне Вас учить, Вы ведь и сами в курсе всего, что мы должны  получать в итоге на выходе продукции с нашего завода. У нас незапятнанная репутация, и я хочу, чтобы все впредь так и оставалось.  А сейчас, будьте любезны, расскажите мне, что Вами уже сделано и каково качество их реагентов.
- По документам, которые мне предоставили поставщики, - начал заведующий лабораторией, покрываясь густым румянцем, - компания существует на рынке только полгода. Она образовалась, как  дочерняя компания от известной Вам Dow Chemical Company, у которой наш завод ранее  закупал все необходимые добавки. Они еще не успели сильно раскрутиться и поэтому о них пока никто не знает. Документы их я проверил, все в полном порядке. На все сырье есть все необходимые сертификаты и заключения независимой лаборатории.
- Ну а что вы скажете о качестве? В какую продукцию Вы их добавляли и как они повлияли на свойства полипропилена.
- Я знал, что Вы об этом спросите и принес несколько образцов.
Анатолий Павлович долго крутил в руках небольшую болванку, из которой в процессе горячего формования получают различные емкости для жидких наполнителей.
- Вы проверили температуру структурообразователя? – не унимался он, пристально вглядываясь в лицо своего собеседника.
- Да и провел все разрушающие и неразрушающие испытания в соответствие со стандартами, принятыми в промышленности.
- Ну хорошо, - задумчиво произнес Анатолий Павлович. - Давай попробуем изготовить первую партию изделий, а там уже посмотрим, - и кивком головы показал, что Олег может быть свободен.
      Олег вышел сначала из кабинета директора и, пройдя мимо секретаря с невозмутимым лицом, вышел за дверь приемной и, плотно закрыв ее за собой, устало прислонился к ней спиной и выдохнул. «Все вроде прошло нормально, - подумал он. Похоже, он не о чем пока не догадывается. Хотя кто знает. Не так уж он и прост, да и совсем не глуп».
      Жуткий животный страх перед  людьми, которые вышли на него на второй день работы не оставлял его вот уже несколько дней.  Но  вместе с тем греющая душу мысль о баснословной сумме, которую ему уже отвалили, и которая еще была ему обещана  в случае успешного запуска завода на новых добавках и красителях, приводили его в состояние легкого трепета и заставляли его лицо подрагивать. «Эта скотина уже зажралась, - говорили ему. Его немного надо проучить, чтобы он знал, благодаря кому он все это имеет и научился, наконец, жить в условиях рыночной экономики, а так же  соблюдать ее неписаные правила. Ты можешь не о чем не беспокоиться, твои тылы будут прочно прикрыты, и то, что ты тоже замешан во всем этом, никто кроме нас не узнает. Да и с самим стариком ничего не случиться, просто мы немного проучим его и все. Через некоторое время почти все вернется на круги своя, только при другом директоре и с совершенно иными финансовыми возможностями».  А поскольку вид разговаривающих с ним мужчин был более чем серьезен и угрожающ, то возражать на такие доводы у Олега не хватало ни ума не смелости. Причем во все время беседы, эти двое в черных строгих костюмах, тонко намекали ему, что его участие в этом деле –  непосредственная просьба не их, а таких высокопоставленных лиц, о которых им в данном конкретном случае, говорить просто непозволительно. Да и четыре пачки пятитысячных купюр были весьма весомым доказательством их неголословности.
      Странная тоскливая мысль о том, что все это просто так не кончится, и непременно приведет к серьезным последствиям на пике его карьеры, конечно, терзала его. Но Олег  гнал ее, поскольку жизнь его, по словам двух господ в штатском, ничуть не пострадает и его карьерный рост тоже.  После смены руководителя завода, его – Олега не только оставят на данной должности, но и предоставят в его расположение достаточное количество акций завода, которые позволят ему благополучно и без надрыва сводить концы с концами. «Да и кто он мне, в конце концов? – успокаивал себя Олег. Ну, принял меня на работу, так что же теперь мне за него волосы на жопе рвать что ли? Да за меня с моим красным дипломом многие предприятия боролись. Так что заслуги его в том, что я у него работаю, нет никакой. Неудобно конечно будет перед Алиской. Но и эту выскочку тоже бы проучить надо. Столько лет меня динамила, паскуда. Даже когда этот  красавчик ее бросил, она все равно не снизошла до меня, маленькая тварь!  Вот хотя бы разок  трахнуть ее и все, можно будет тут же забить на нее и забыть навсегда. Но эта дрянь возомнила о себе черт знает что, что на хромой кобыле к ней не подгребешь!»  При мысли об Алисе, дикое нереализованное желание отыметь ее, всплыло с новой силой, желваки на его лице заиграли, и он непроизвольно сжал кулаки, вспоминая, как в родительской ванной мастурбировал на ее фотографию, представляя ее в своих объятиях. «Кто бы мог подумать, что он вчерашний студент химико–технологического факультета, может так быстро и просто, а главное чужими руками, отомстить всему ее семейству, а так же повлиять своим непосредственным участием на судьбу не только конкретного человека, но и завода, да  в прочем, и города тоже», - размышлял Олег. От этой будоражащей мысли, у него поползли мурашки по телу.  С чувством собственного достоинства, он направился через застекленный переход в стоящее отдельно трехэтажное строение, в котором размещался экспериментальный цех и огромная лаборатория, оснащенная по последнему слову науки и техники.
      Проработав на данной должности всего несколько дней, он с удивлением отметил интерес практически всей женской половины лаборатории к нему, как к мужчине, чего с ним не случалось ни в школе, когда он был подростком, ни во время учебы в университете. Он всегда считал себя серой мышкой и, да к тому же пятилетняя неразделенная любовь  к  однокурснице Алисе не придавала ему ни уверенности, ни смелости в общении  с особями противоположного пола. Но здесь, на заводе, все кардинальным образом поменялось. Молодые и очень симпатичные девушки провожали своего новоиспеченного начальника томными взорами, всем своим видом выказывая свою заинтересованность, и насколько он понимал, не только в общении с ним. Сначала это его смущало, но затем мысль, что он похоронил себя в своей безответной любви и собственноручно  украл у себя годы беззаботной,  ни  к чему не обязывающей  сексуальной жизни, вывели его осознание своей неповторимости на новый, совершенно отличный от всего ранее испытанного им, уровень. И он прямо-таки наслаждался свои новым положением и решил, во что бы то ни стало, извлечь из всего этого нереализованные и столь заманчивые в перспективе выгоды.
      Мысль, что вся его жизнь с приходом на завод вот-вот изменится, грела его душу, и он  походкой, вышедшего на охоту тигра, шел по коридорам лаборатории, уверенно и свысока улыбаясь молодым, привлекательным особам, ловящим взгляды своего незамужнего молодого начальника. Страх и напряжение, которое он ощущал во время разговора с директором, требовали выхода наружу, и он глазами подыскивал необходимую для этого жертву.  Проходя мимо высокой красивой брюнетки, на которую он обратил внимания в первый же рабочий день, он чуть задержался. Она стояла перед лабораторным столом, в белом коротеньком халатике, в котором ее стройные ноги казались невероятно привлекательными, и выглядела так, словно  была одета  специально для ролевых игр. Олег остановился и, словно вспомнив что-то важное,  повернулся к ней лицом и  сказал, так чтобы его было слышно:
- Ирочка, зайдите ко мне, пожалуйста. Да, и захватите результаты исследования сегодняшних проб.
      Ирочка зарделась румянцем и стала торопливо складывать бумаги в стопку. А Олег Дмитриевич медленно проследовал к себе в кабинет, и, не оглядываясь,  легонько прикрыл за собой дверь.
      Когда Ирочка зашла, верхняя пуговка на ее белой униформе уже была расстегнута, кокетливо и вызывающе открывая верхнюю часть ее полной и упругой груди. Она подошла к столу начальника и слегка наклонилась, выкладывая перед ним бумаги. Олег не сводил глаз с выреза, вдыхая аромат ее нежных духов. Голова его закружилась, а  рука как бы невзначай легла на бедро девушки. Реакции с ее стороны никакой не последовало и движения его стали более уверенными. Рука двинулась дальше по ягодицам, затем соскользнула с халата и  продолжила путь к месту воссоединения двух прекрасных стройных ножек. И когда его рука проникла в самые потаенные глубины и заскользила по теплым и влажным ее прелестям, Ирочка задержала дыхание и, повернувшись к нему лицом, быстро скинула с себя нижнюю часть своего белья. Затем она сама  освободилась от халата и бюстгальтера, представ перед ним во всей своей сногсшибательной красоте и, слегка подтянув его к себе за ремень, ловкими движениями расстегнула  ширинку  брюк. Перекинув ногу через сидящего в кресле Олега, она села ему колени так, что ее пышная грудь оказалась прямо перед его лицом.  Единственное чем она нарушила их молчаливое соглашение, это  вопросом – «есть у тебя презерватив?» Но на его отрицательный ответ, она  согласно кивнула головой, дав понять, что это вовсе не проблема.
       Ему практически ничего не пришлось делать, он только сдвинулся на самый край, настолько,  чтобы подлокотники кресла не мешали реализовать задуманное. Движения ее рук и тела были ловки и отточены до совершенства. Ирочка запрокинула голову назад и закрыла глаза.   Тихонько постанывая, она полностью и  без остатка отдавалась удовольствию, которое было явно написано на  ее лице. Ему оставалось только наслаждаться ее разгоряченным телом, придерживая девушку  за ягодицы и слегка покусывая  ее подпрыгивающую грудь.   И вот когда Олег практически достиг наивысшей точки блаженства, Ирочка легко соскользнула с него, и, встав перед ним на колени, завершила начатое, глубоко захватывая ртом его возбужденное естество, жадно проглатывая извергающиеся из него соки. Он еще несколько раз вздрогнул, когда она поднялась и, вытерев краешек рта бумажной салфеткой с его письменного стола, так же быстро застегнула на себе халатик.  Поцеловав свой указательный пальчик, она кокетливо  прижала его к губам Олега, поправила волосы перед зеркалом и походкой горной лани вышла из кабинета.
      Привыкший к тому, что практически всех девушек ему всегда надо было  уговаривать на «трах», подолгу ухаживая за ними и одаривая их подарками, такой бессловесный и животный секс, явно пришелся ему по вкусу.  В состоянии полной прострации,  ему пришла в голову мысль, что может теперь, когда он  вдруг неожиданно стал лакомым кусочком для женщин, стоит развести на секс еще кого-нибудь.

                9

- Послушай Рома, я совершенно не собираюсь  тебя уговаривать, просто сделай так,  как я говорю, - сказал отец, помешивая ложкой сахар в небольшой кофейной чашке.  - Для того чтобы тебе не потерять твой, набирающий  обороты, бизнес, тебе стоит немного приостановиться и пока не заниматься монтажом бассейнов из изготавливаемых сейчас на его заводе листов полипропилена.
- Я не могу бросить его в такой момент, - ответил Роман.
- Твой героизм совершенно неуместен, тем более, что сам Климов просил меня передать это тебе.
- А почему он сам мне этого не сказал? Он что мне не доверяет?
- Он вообще старается ничего не обсуждать на заводе. За него взялись конкретно и у меня есть сведения, что в его кабинет могла быть поставлена прослушка. И он естественно в курсе этого. Ты подумай, если ко всем проблемам с заводом, ему придется решать еще и проблемы с твоими заказчиками, то это ему однозначно только помешает вылезти из всей этой ситуации. Я не прошу тебя выйти из состава акционеров или продать акции завода, пока они еще в цене, это было бы, по крайней мере, неразумно. Хотя я если не был старым другом Климова так и посоветовал бы тебе поступить. Я не спорю, ситуация тяжелая, но мы вместе попробуем ее решить, и будь уверен я сделаю все возможное чтобы призвать к ответу всех виновных и подключу к этому аудиторскую проверку из Москвы. У меня скопилось достаточно материала на его дела и дела его семьи, так что только одни только махинации с земельными участками и недвижимостью, могут потянуть лет на пять.
- Сколько у нас еще времени, пока грянет гром и все полетит в тартарары? – спросил Роман Дорохов.
- Его практически не осталось. Они запустили производство на новых добавках.
- А  как Климов допустил это? Он ведь в курсе что сертификаты – подделка и сырье некачественное.
- Он умный мужик и естественно в курсе всего. Ты что же думаешь столько лет возглавлять такой огромный завод и не поднатореть в экономических вопросах? Естественно все уже давно просчитано и проиграны все возможнее варианты.  Мы единственное не знали, когда это все начнется и надеялись, что он успеет выполнить обязательства по контрактам и уже просто не станет на время заключать следующие. Но видишь, не успели.
- Тогда я не понимаю, почему он все-таки начал производство на некачественных добавках?
- Да потому что если бы он не начал этого делать, то нарушил бы огромное количество контрактов и договоров, и ему пришлось бы выплатить такие сумасшедшие  неустойки, что это в одночасье привело бы завод к банкротству. А так с некачественной продукцией, у него появится время на остановку завода, по более чем  уважительным причинам.
- А как же судебные иски, если их вдруг станут  предъявлять заводу?
- И все же это значительно меньше, чем неустойка. Тем более, что пробная партия,  в масштабах производства, была незначительной.
- Неужели нельзя было вообще всего этого избежать? - недоуменно спросил младший Дорохов.
- Видишь ли, у мэра  власть, связи, должники, крупные деньги. Пока он на посту, нам с ним тягаться сложно.  На него уже много чего есть и все же этого недостаточно, чтобы раскрутить громкое дело. А тут и подвернулся завод Климова, который у него как кость в горле. И со своим необузданным стремлением завладеть им, он уже совершил массу промахов и надеемся совершит еще, что нам и поможет не только снять его, но и упрятать далеко и надолго. К этому делу он подключил людей, которые уже, по нашим сведениям, замешаны в криминале, и я думаю, на этом они не остановятся.
- Кто еще в курсе всей этой схемы?
- Только Климов, моя рабочая группа, а теперь еще и ты.
- Но от меня-то точно никто ничего не узнает, - засмеялся младший Дорохов.
- А иначе я бы с тобой этот разговор не затевал, сын, - ответил прокурор и похлопал Романа по плечу.
В кармане младшего Дорохова запиликал сотовый и он, глядя на дисплей, сделал отцу знак рукой, чтобы тот не уходил и  поднял трубку.
- Да, Виктор Петрович, я Вас слушаю.
В трубке что-то долго говорили, и когда Роман отключил телефон,  лицо его практически ничего не выражало.
- Что она там опять выкинула, - спросил Иван Васильевич, своего сына.
- Пыталась покончить с собой. Доктор просит, чтобы я приехал, иначе она опять попытается вскрыть себе вены.
- И что ты, поедешь? – спросил отец.
- Конечно поеду. Я до сих пор чувствую свою ответственность за нее.
- А мне кажется, напрасно ты идешь у нее на поводу. Уже год прошел, как вы разошлись, и пора бы перестать бегать в больницу по каждому поводу.  В конце концов, у нее есть родители, пусть они и беспокоятся о дочери.
- О чем ты говоришь! Им она нужна даже меньше, чем мне. Просто я надеялся, что врачи  смогут хоть немного поправить ее психику, но вижу что все напрасно.
- Это просто удивительно, как можно было себя довести ревностью практически до сумасшествия.
- Нет отец, здесь все с точностью до наоборот. Психические проблемы у нее были и до меня,  а они в свою очередь  и вызвали ее патологическую ревность, а это гораздо хуже, чем первый вариант, поскольку причина всего это кроется гораздо глубже и длится намного дольше, чем те шесть месяцев, что мы с ней прожили.
- Ну что ж держись сын. Видимо для чего-то жизнь тебе подбросила эту проблему, подумай над этим. Ничего в жизни нам не дается сверх наших сил, так что придется тебе нести этот крест, пока кто-то там наверху не решит, что с тебя хватит, - вздохнул Иван Васильевич и  покинул маленькое кафе, в котором они  встречались один или два раза в неделю.
      Роман проводил отца взглядом,  сделал еще несколько глотков кофе, рассчитался с официантом и,  запрыгнув в автомобиль, направился в сторону городской психиатрической лечебницы.

-Здравствуйте, здравствуйте Роман, - сказал главный и врач и, приподнявшись со своего кресла, через стол протянул руку Роману для приветствия. Мы уже дали ей успокоительные и перевязали руки, так что она сейчас под воздействием лекарственных препаратов и  в достаточно спокойном состоянии.
- А как так получилось, что она опять впала в столь буйное состояние.
- Она очень необычный пациент. Иногда по несколько недель вообще не проявляет никаких признаков агрессии и ведет себя очень спокойно.  Тогда мы постепенно снижаем дозировку успокоительных, хотя никогда  не сводим прием принимаемых ею препаратов на нет. Нам не совсем понятен тот механизм, который отпускает в ней эту пружину, но это всегда происходит внезапно и крайне агрессивно. Прошлый раз она серьезно поранила нашу медсестру, которая ей ставила снотворное.
- Что же она сделала? – спросил Роман.
- Она разбила стакан и осколком порезала ей горло. А вчера вечером в душе она куском отбитого кафеля разрезала себе вены, и когда мы зашивали ей раны, она все орала, что если мы не дадим ей встретится с Вами, то следующую медсестру она точно зарежет насмерть.  Поймите меня правильно, мы конечно и сами можем с ней справиться, просто после встречи с Вами она на  длительное время перестает впадать в истерику и более или менее живет нормальной жизнью, настолько насколько это возможно в наших условиях.
- Я все понимаю и поэтому не отказываюсь приезжать сюда.
- Она сейчас в своей палате. Вы можете поговорить с ней. Ваши приезды очень благотворно сказываются на ее самочувствии, поэтому мы не можем не воспользоваться этим в терапевтических целях, - вставая из-за своего стола, сказал Виктор Петрович и проводил Романа до дверей палаты своей пациентки.
      Юлия сидела тихая и спокойная в кресле своей палаты. Руки ее были забинтованы в области запястья, а  светлые растрепанные волосы сосульками свисали над худощавым лицом с синими кругами под глазами.  Увидев Романа, она встала, подошла к нему и уткнулась лицом в его грудь. А он обнял ее, и стоял так несколько минут, гладя ее по спине и приговаривая:
- Юленька, ну что ты делаешь? Что ты опять вытворяешь? Ведь сама понимаешь, что все это только вредит тебе и твоему здоровью.
- У тебя есть кто-нибудь, - вдруг спросила она и подняла свое лицо к Роману.
- Послушай Юля. Я хочу, что бы ты уяснила одну мысль: мы с тобой разведены и ты не должна больше вмешиваться в мою жизнь. Я взрослый, здоровый мужчина, у меня могут и должны  быть женщины, но к тебе  это теперь не имеет никакого отношения, - ответил он, заметив каким нездоровым блеском сверкнули  ее глаза.
Она сделала вид, что успокоилась и вновь села в кресло.
- Как твои дела с бизнесом?  Клиентура расширилась? – спросила она совершенно спокойным голосом, не выражающим никаких эмоций.

      Иногда глядя на нее, он  не верил, что эта хрупкая, красивая девушка, могла вытворять такие вещи. Когда они с ней познакомились, она излучала столько света и позитивной энергии, что он не мог налюбоваться на нее и не верил в собственное счастье, когда та согласилась выйти за него замуж. Проблемы начались буквально через месяц. Сначала шуткой, а потом, закатывая жуткие  скандалы, она стала заявлять, что знает, будто у него есть любовница. Первое время Романа это даже немного забавляло, пока она не стала преследовать его повсюду. Она  купила себе старенький подержанный  автомобиль и ежедневно тенью следовала за ним, куда бы он ни направлялся.  И если ему по работе приходилось сталкиваться с женщинами, то на нее это действовало, словно красная тряпка на быка. Она с криками оттаскивала потенциальную соперницу за волосы от своего законного супруга.
      Несколько недель походов к психотерапевту не принесли не только никаких плодов, но и выявили у нее более серьезные психические отклонения, чем это казалось на первый взгляд.  Совместная жизнь превратилась в ад. Бесконечные подозрения, обнюхивание по вечерам, проверка номеров в телефоне, неожиданные появления на работе – вот не полный перечень списка ее параноидальных  фантазий.
      Первый раз в психиатрическую лечебницу она попала через три месяца после свадьбы, когда к приходу мужа с работы, встала на балконные перила и  грозилась спрыгнуть вниз с  третьего этажа, если он не признается при всех, что у него есть другая женщина. Это было началом конца. Домой возвращаться не хотелось. Роман все чаще стал ночевать у родителей, чем вызывал еще большую бурю эмоций.  Последней каплей послужило то, что однажды она влетела в дом родителей Романа и стала крушить все на своем пути, требуя возвращения мужа домой.  Она так перепугала маму, что ее с сердечным приступов отвезли в кардиоцентр.  После этого, брак был официально расторгнут.
      Два раза она убегала из больницы, усыпляя бдительность персонала своим спокойствием и уступчивостью. Последний же раз, уже бывшая жена,  попала туда после того, как сбила на своей машине одну из сотрудниц Романа, когда та возвращалась домой с работы и имела неосторожность помахать ему рукой на прощание.  Девушка с серьезными переломами ног попала в больницу, а Юлию признали невменяемой и вновь заперли в психушке.
      Всякий раз, посещая ее в больнице Роман, замечал, что она все меньше и меньше напоминала ту самую Юлию, каждый день с которой ему когда то казался счастьем. Сейчас же это был совсем другой человек. Печать безумия тенью легла на ее лицо, исказив его до неузнаваемости.
      Они еще немного поговорили о его работе, родителях. Казалось, что она всерьез интересуется тем,  что происходит за пределами больницы и даже попыталась дать этому свою оценку.  И когда пришло время прощаться, она спокойно восприняла эту информацию и даже проводила Романа до лестницы. Он еще раз заглянул к главному врачу, затем спустился по главной лестнице к выходу на улицу. Привычным движением сунул руку в карман пиджака и не найдя там телефона, стал проверять в других. Телефона нигде не было. Роман заглянул в машину и еще раз просмотрел все карманы. «Телефон взяла Юля» - тут же пришла ему в голову мысль, и он быстрым шагом вновь направился к дверям медучреждения.
      Когда он заглянул в ее палату, она продолжала сидеть в кресле, но только на этот раз  неистово нажимала на кнопки в его телефонном аппарате.
- Юля, отдай мне, пожалуйста, сотовый, - сказал он, стараясь не повышать голос.    На что она взглянула на него безумными глазами, и дико захохотав, отшвырнула его в сторону.

10

      Работа шла своим чередом. Я постепенно освоилась и перестала замечать вопросительные и  удивленно-заинтересованные взгляды в свою сторону. Мне приходилось больше слушать и вникать, чем делать поспешные выводы и пытаться привести производство нашего цеха на новый уровень.  Небольшая перестройка производства в связи с новыми реагентами и добавками, сначала  несколько снизила темп производимых нами изделий, но через несколько дней и он стал восстанавливаться.
      К моему величайшему удовлетворению, Олег не досаждал меня своими приставаниями и ухаживаниями и даже несколько отстранился от меня, что давало мне больше моральной свободы и спокойствия. Правда я стала замечать, что в его взгляде появилась еле уловимая, странная надменность. Его глаза теперь выражали уверенность  и злость, которых я раньше в нем не замечала.
      Один раз, когда я задержалась на заводе дольше чем обычно, проходя по  длинному  коридору административного корпуса, сквозь щель одного из кабинетов я услышала  звуки, явно не соответствующие прямому  назначению отдела маркетинга. И решив, что это не мое дело, я уже сделала несколько шагов дальше по коридору, когда в глубине его, услышала хорошо знакомый мне голос Олега:
- Ну, что сучка, а как тебе это?
      Раздался звонкий шлепок. Женский стон, перемежающийся с удовлетворенным рычанием, получающего сексуальное удовольствие мужчины, эхом раздавался по кабинету и выходил за его пределы. Я ускорила шаг по направлению к выходу, совершенно не зная, как относится к тому, чему я вдруг стала невольной свидетельницей.
     На следующий день, мы встретились  с ним в лифте. На его лице играла  наглая усмешка, словно был в курсе моего вчерашнего открытия.   Он лишь слегка кивнул мне в знак приветствия и отвернулся, уставившись на двери лифта. Мне даже пришла в голову мысль, что все это было им специально подстроено, чтобы до меня дошло, что именно я потеряла в его лице. И если честно, я действительно почувствовала некоторую пустоту, словно вдруг лишилась  чего-то. Нет, мне было не жаль, что он переключил свое внимание на другую или других, мне просто было обидно, то наши с ним дружеские отношения медленно но верно перерастали во что-то негативное и злобное, чего я, на  самом деле, совсем не желала.
      Родителям оставалось отдыхать еще около двух недель. Расслабившись и вырвавшись из привычной обстановки, отец опять ушел в запой только теперь на чужой территории, повергнув родственников в состояние легкого шока. Они всегда считали нашу семью образцовой, но он с легкостью подорвал их столь давние и глубокие заблуждения. Мама не знала, как выйти из этой ситуации. Поскольку оставить отца она там не могла, не могла и уехать с ним по причине его невменяемости.  Я практически каждый вечер звонила ей и рассказывала о прошедшем дне, упуская некоторые детали, которые могли бы расстроить ее и так доведенную до предела нервную систему.
       Мужчина, машину которого я так опрометчиво протаранила на дороге, так и не позвонил больше, и я решила, что мне остается только принять это, хотя осталось какое-то смутное чувство незавершенности.
      Я много задумывалась над тем, что ничего в жизни не бывает просто так. И все что случается в жизни, несет на себе определенную информационную нагрузку  и дано нам для чего-то.    Исходя из этой мысли, я пришла к выводу, что данный опыт мне был дан исключительно в поучительных целях, дабы я подвергла сомнению свою, как я считала исключительную способность к вождению автомобиля и обратила внимания на аккуратность своего вождения не только во имя своего здоровья, но и для  безопасности других.  И все же, когда я получила аванс за первый месяц работы на заводе, я решила сама позвонить ему и  выяснить какова стоимость ремонта его автомобиля.  Я долго собиралась с мыслями, настраивалась и готовила речь. Мне не хотелось выглядеть ни глупо, ни навязчиво, поэтому пришлось тщательно продумать слова. И вот, в конце концов,  когда я все-таки набрала его номер, в трубке прозвучал женский голос:
- Я вас слушаю.
      Я опешила от такого поворота событий, и мне не пришло в голову ничего лучше, как тут же положить трубку.  Я, медленно соображая, в чем дело, уставилась на номер, над которым было ясно написано «авария» и отложила телефон в сторону. Но не успела я встать с дивана, как телефон затрещал своим протяжным гудком, и на дисплее опять замигало «кодовое» слово.
- Да, - осторожно ответила я, совершенно не зная чего ожидать от звонившего.
- Послушай, ты дрянь, по имени Алиса Климова. Если ты еще раз наберешь этот номер, я обещаю, что разыщу тебя и сверну  голову.  Роман - мой мужчина, и чтобы он там тебе не говорил, я его не оставлю и тем более не позволю, какой то суке разрушить наши с ним отношения.
- Но, послушайте, это совсем не то, что Вы думаете, - попыталась я прервать эту тираду необоснованных обвинений.
- Заткнись, гадина! –  завизжала она. И не смей мне говорить, о «том» я думаю или нет. Забудь этот номер, или сильно об этом пожалеешь, - проорала она и бросила трубку.
      Я откинулась на спинку дивана в полном недоумении. Стойкое ощущение, что меня только что облили грязью, не проходило ни на секунду.  Единственный положительный момент во всем этом разговоре, это то, что теперь я узнала, что «его» зовут Роман. Но то, что он мужчина совершенно невменяемой особы совсем  не прибавляло ему шарма. И весь оставшийся день я пыталась выбросить из головы этот разговор, но  чем больше  я это делала, тем больше несоответствий я находила в его облике и ее поведении.
       Всю ночь мне снились кошмары. Сначала за мной гонялись какие-то маньяки, которые пытались отвернуть  мне голову. Потом, без конца повторяющийся цикл развития вороны, из которого следовало, что из всех птиц на земле только вороны проходят личиночный путь развития, и весь этот путь мне был продемонстрирован, словно  кинофильм.  Проснулась я с головной болью и стойким убеждением, что вороны именно так  и размножаются, выпила чашку кофе и отправилась на работу.
      Но  там все было намного хуже. Оказалось, что  новые добавки в полипропилен, который является основой для всех изделий, производимых на нашем заводе, оказались совершенно несоответствующими заявленным стандартам и снизили качество выпускаемой нами продукции в несколько десятков раз.
      Мы, как производители продукции, в один день получили сразу несколько судебных исков от раздраженных потребителей, поскольку пластмассовые фитинги в системах водоснабжения зданий стали неожиданно разрушаться, заливая квартиры, портя дорогую мебель и ковры. В последующие дни, несколько лечебных учреждений и аптек, подали в суд на нас из-за проблем с одноразовыми шприцами, в которых поршень застревал прямо посередине шприца, не позволяя полностью ввести лекарственные средства.
      Следом выяснилось, что выпускаемые нами чайники, посуда, ведра стали окрашивать воду в цвет изделия, передавая жидкостям не только свой цвет, но и отвратительный синтетический запах.
     А еще через пару дней оказалось, что  ручки инструментов из поливинилхлорида, производимые в нашем заводе, перестали выдерживать нагревание. Под действием высоких температур они стали размягчаться, не обеспечивая надежной изоляции, что привело  к ударам электрическим током некоторых рабочих и возбуждения уголовного дела из-за травм на производстве.
      И все это стало разрастаться как снежный ком. Каждый день, все новые и новые иски возбуждали против завода и его продукции, так что на экстренном собрании акционеров,  директора и начальников отдельных отраслей, было принято непростое решение о закрытии производства на неопределенное время, для решения проблем в сложившейся ситуации.
      И уже к концу недели, средства массовой информации подняли шумиху по этому делу, обвиняя моего дядю в самых немыслимых преступлениях, начиная от воровства до попытки подорвать экономику города. Не было ни одной местной газеты, в которой бы не склоняли его имя, вытаскивая наружу его прошлое и настоящее, выясняя не только историю постройки завода, но и его личную жизнь. И во всех этих статьях фигурировало еще одно имя, которое в противовес дядиному, сияло, словно начищенный пятак. Во всех статьях говорилось, что только мэр города неоднократно предупреждал об опасностях, которые нам грозит такое руководство заводом. Что он несколько раз заявлял об авторитарности Климова и его преступном поведении по отношению, как к гражданам города, так и непосредственно к нему – мэру. Его нежелание сотрудничать с властью пагубно влияет на инфраструктуру, и только переход завода под руководство Мэрии, принесет жителям  стабильность и процветание.
      Во всей этой ситуации, когда будущее завода и его рабочих было поставлено на карту, только один человек ходил с совершенно спокойным лицом. Казалось, что это его абсолютно не касается. Анатолий Павлович Климов несколько раз вызывал Олега к себе, пытаясь выяснить, как такое могло получиться с продукцией, которая, по словам заведующего лабораторий соответствовала всем необходимым нормам качества. На что Олег Дмитриевич Коромыслов опять предоставлял толстую пачку документов, подтверждающих  полное соблюдение всех необходимых процедур проверки.
- Я не в кое случае не собираюсь свешивать всю ответственность за случившиеся на Вас, Олег Дмитриевич, - говорил директор. Но как такое могло получиться, что на испытание продукции были предоставлены одни добавки, а основная партия реагентов уже совершенно не соответствовала  заявленному качеству пробных поставок?  На что руководитель лаборатории только разводил руками, так  ни разу и, не предоставив ни одного внятного ответа.
      Июль подходил к концу, а на небе так ни разу за весь месяц и не было не единого облачка. К концу следующей недели должны были вернуться родители. Они уже знали о том, что завод терпит небывалые убытки, пытаясь хоть как то поддерживать рабочих и служащих, выплачивая им зарплаты. По словам мамы, отец, узнав о развале завода, тут же перестал пить и уже несколько раз связывался с братом  по телефону, пытаясь приободрить его.
Производство остановилось полностью до полного разбирательства. Все добавки и были отправлены на дополнительные лабораторные исследования, что принесло заводу ущерб в еще несколько тысяч долларов. Мне как помощнику технолога, каждый день приходилось отвечать на вопросы обеспокоенных своим будущим  рабочих, которые каждый день приходили на завод, в надежде услышать ободряющие новости.
     Наступили очередные выходные, и мне удалось немного расслабиться и ненадолго абстрагироваться от ситуации на заводе. Мое бессилие в данной ситуации оказывало на меня совершенно удручающее воздействие. В голову лезли абсолютно не улучшающие мое самочувствие мысли: «А что если это я, придя на завод, принесла ему несчастье?»
Женька узнав, что такие мысли засели у меня в голове,  рассмеялась.
- Ты слишком много значения придаешь своей персоне, Алиса, - говорила она. В жизни часто встречаются страшные вещи, давай их тоже припишем исключительно твоему появлению на свет. Существуют обстоятельства, которым мы иногда просто являемся сторонними свидетелями, а иногда они захватывают нас в свой водоворот. Но это совершенно не значит, что такая маленькая  пешка как ты, можешь так сильно повлиять на судьбы людей. И хватит рассуждать о своем великом влиянии на судьбу планеты всей, это с твоей стороны, по крайней мере, нескромно. Подумай, каково теперь приходится твоему дяде, проблемы которого на порядок страшнее твоих. Ведь на его глазах разваливается дело всей его жизни. А люди, которым надо кормить свои семьи? Как тяжело им. Как тяжело твоей бабушке, которая каждый день открывая газету, видит какой грязью обливают ее сына.  Так что по сравнению с ними, твои неприятности, это капля в море. И перестань делать трагическое лицо, постарайся в этот момент, по мере сил своих поддержать родственников, а не подливать масло в огонь, своим убийственным настроением. Если хочешь, мы можем вместе съездить к твоей бабушке и попытаться успокоить ее.  Ведь твои телефонные звонки, я полагаю, не сильно  вносят ясность  в понимание сложившейся ситуации.
      Женька оказалась, как всегда права. Бабушка нас встретила с заплаканными глазами.  Шторы на окнах ее были плотно занавешены, словно она старалась отгородиться от всего мира этой эфемерной стеной.  Холодильник был пуст, газеты валялись по всей квартире, создавая вид запустения и хаоса.  Мы, как могли, постарались приободрить ее, я пошла в магазин и накупила всякой снеди, а Женька  вытерла пыль, вымыла полы, раскрыла шторы и комнаты вновь засияли спокойствием и теплотой.
      Позже мы постарались убедить ее, что не так все страшно, как пишут в газетах. СМИ, как известно склонны к преувеличению и накручиванию  на злободневную проблему всевозможной грязи, для повышения рейтинга своей захудалой газетенки. Но не всем и не всегда надо верить. Вскоре они найдут другой объект для растерзания и вся эта шумиха с заводом сойдет на нет, а завод обязательно возродится, как только руководство найдет нормальных поставщиков для своего производства.
      Бабушка действительно немного успокоилась. Мы с нее взяли слово, что она не станет больше читать газеты, а доверять только словам сына и моим. С этим мы дружно напились чаю с баранками и, оставив  бабулю в более приподнятом настроении, отправились ко мне домой.
      Там я наконец-то решилась показать Жене картину, которую написала по памяти с нашего Плато. Не сразу повернув ее к ней, я с нее взяла слово, что если ей не понравится, она мне так и скажет, и не будет щадить мои чувства. Мне необходимо было ее мнение, поскольку кроме меня, только она одна знала, как выглядит наше любимое место.
      Когда я повернула картину, она несколько секунд, которые мне показались вечностью, молчала, затем повернулась ко мне, и я увидела в ее глазах слезы.
- Неужели все так плохо? – спросила я.
- Ты обалдела? Это лучшая картина, что я видела в своей жизни. Алиска, у тебя настоящий талант. Это же надо, так здорово! Так точно! Я словно опять очутилась там. Как тебе удалось, так достоверно все передать? У меня нет слов! Надо чтобы ее еще кто-нибудь увидел, а лучше выставить ее вместе с картинами твоего отца, и посмотреть, как люди будут на нее реагировать.
Я обняла ее  и уткнулась носом в ее плечо.
- Спасибо, - шмыгая носом, произнесла я. Мне было важно, чтобы ты ее оценила. Как ты думаешь, отцу она понравится? Ты думаешь, он разрешит мне ее выставить рядом со своими работами?
- Мне кажется, он будет необычайно горд тобой, - ответила Женя, приблизив свое лицо к картине и рассматривая ее вблизи. Я никогда не понимала, как можно так положить масло на холст, чтобы вышла такая красота. Смотришь на нее, и кажется даже слышен шум моря. Просто великолепно! Почему ты раньше так мало писала? Посмотри, как у тебя это здорово получается?
- Видимо, я только теперь созрела для этого, - засмеялась я, воодушевленная такой высокой оценкой моей подруги.
-  А портреты ты писать пробовала? – спросила она, явно намекая на свою персону.
- Давай попробуем, может, что и получится, - ответила я, вглядываясь в зеленые, с маленькими коричневыми крапинками,  глаза своей подруги.
- Нет уж, попробуй на ком-нибудь другом. Я не переживу, если я у тебя получусь какая-нибудь уродинка. А вот если выйдет хорошо, то так и быть стану тебе позировать, - подразнивая меня, веселилась она. Кстати когда возвращаются твои родители? Мне сильно хочется услышать, как твой отец отнесется к твоему произведению.
- В пятницу вечером, - ответила я, понимая, что совсем скоро моя жизнь в роли  хозяйки закончится и все снова будет подчинено правилам, установленным моими родителями.
- О чем задумалась, Алиса? – спросила Женя, слегка приподняв мне подбородок.
- Вспомнила, как приняла меня мама, после того как я ушла от Вениамина. Как мне  хотелось, чтобы она поддержала меня, успокоила, поняла. А она только укоряла и укоряла, каждый раз напоминая мне что «она ведь меня предупреждала, что добром это не кончится». Если бы ни ты тогда, я бы точно бросила университет и ушла в монастырь.
- Но ведь все прошло. И боль утихла. И посмотри, как он еще бегал за тобой, когда ты объявила, что разлюбила его и  возвращаешься домой.
- Да, не скрою, это было классно. В некотором смысле было даже смешно смотреть на его глупое выражение лица. Его впервые кто-то бросил, тогда как он считал что это исключительно его прерогатива.
- А я все-таки считаю, что ему надо было предъявить счет по всем расходам, что ты понесла, приводя в порядок его квартиру. Я помню, как ты горбатилась и в университете, и на репетиторстве, и все тащила в его дом, а он как оказалось, в это время делал детей на стороне. Кстати, ты после этого видела его хоть раз?
- Нет. Но может это даже и к лучшему. К чему бередить былые раны. «С глаз долой – из сердца вон!» Я если честно, даже не знаю, как поступлю, если вдруг встречусь с ним на улице. Я много раз себе это представляла, и каждый раз, в мыслях вела себя по-разному.
- Да, пошел он, Алиска! И не вспоминай ты этого гавнюка. Горбатого могила исправит. Ты думаешь, они с Викой сейчас живут душа в душу? Я больше чем уверена, что нет. У него наверняка, есть кто-то на стороне, и я не удивлюсь, что и там у него дети.
- Да и действительно - бог с ним! Как бы то ни было – это тоже жизненный опыт, которого не купишь ни за какие деньги. Было бы хуже, если бы все это не открылось, а меня просто поставили бы перед фактом. Так что, в какой-то мере я очень благодарна его бывшей подруге Кате, за ее болтливость.

      Женя, вдруг вспомнив что-то, резко посмотрела на часы и ойкнула.
- Меня ведь Филипп, уже как полчаса ждет у его родителей. А я телефон отключила, когда мы к бабушке твоей зашли. Он меня убьет! У его мамы сегодня день рождения, а я тут прохлаждаюсь.
      И пока она это говорила, она уже неслась в сторону коридора и, припрыгивая на одной ноге, на другой застегивала ремешок.  Потом бросив это занятие, со словами «в такси застегну», чмокнула меня в щеку и побежала по ступеням лестничной клетки, махая мне рукой на прощание.

                11

      В воскресенье я еще раз заглянула к бабушке и застала  ее в более спокойном расположении духа, чем накануне. Она наотрез отказалась от моей помощи  в приобретении продуктов питания, сославшись на то, что ей самой  необходимо, наконец, выйти в люди.
      В свой последний выходной перед рабочей неделей я навела порядок в доме, поговорила с попугайчиком, долила воды рыбкам и протерла все листочки у комнатных цветов. Так что, чистота и порядок в  квартире должны были продержаться, по крайней мере, до приезда родителей, так как   больше времени у меня на это не оставалось.
      Утром машина шла ровно и  практически бесшумно. Я уже начинала привыкать к ней и даже дала ей имя  - Маруся. После того инцидента на дороге, я больше не совершала никаких правонарушений, но на участке дороги, где это произошло, постоянно возвращалась к мысли о Романе – владельце  автомобиля, который я так беспардонно стукнула. Поэтому как не старалась, я никак не могла выкинуть его из головы, даже после того, как мне пригрозили отвернуть за него голову.

     На заводе, я сразу зашла к дяде, застав его разговаривающим по телефону.
- И каково сейчас его состояние, - спрашивал он у кого-то на том конце провода.
     Он поднял руку вверх и жестом указал мне на стул напротив его стола, одновременно  продолжая слушать говорящего на том конце провода.
- Вы можете рассчитывать на меня. Все что необходимо ему из лекарственных средств, я постараюсь найти, и по возможности, доставить вам в больницу….. Да, конечно….. Она обязательно вернется….. Я все понимаю…. Да, конечно, я все оплачу….. Я так же надеюсь, что Вы будете держать меня в курсе….. До свидания Виталий Георгиевич, - и он положил трубку.
- Что случилось? Кто в больнице? – испуганно  спросила я, и перед глазами в одно мгновение пронеслись все самые нереальные и страшные картины   происшествий.
- Степан. Я вчера вечером нашел его. Он поставил себе укол героина и, видимо, немного не подрасчитал.
- И как он? – спросила я и неожиданно для себя, почувствовала, как облегченно вздохнула.
- Еще не понятно. Валентина должна была уже с утра быть  там. Но ни там, ни дома ее нет, и сотовый тоже не отвечает.
- Я не думаю, что она вот так оставит сына надолго, - попыталась я его успокоить.
На что он только саркастически посмотрел на меня, но ничего не ответил. И немного задумавшись, продолжил:
- Все рухнуло в одночасье. Мне как-то не верилось, что такое с нами может случиться, - вдруг сказал он. Мне казалось, что такие вещи происходят с кем-то другим, но только не со мной, не с моей семьей  и не с моим заводом. Я думал, что они все-таки не решаться пойти на такой шаг.
- Кто? О ком ты говоришь? Если тебе известно, кто во всем  виноват, то ведь можно как-то призвать его к ответу.
- Да в том то и дело, что всем прекрасно известно, кому понадобилось разрушить мою семью, разорить завод, развалить вообще все, что я строил всю свою жизнь.  Только это ничего не меняет. Все кругом куплено, все просчитано и подстроено. И, в конечном итоге, это именно то, к чему я был всегда морально готов.
- А что на все это говорит Валентина Петровна? – спросила я, надеясь, что в лице жены он нашел утешение и поддержку.
      Но Анатолий Павлович только криво ухмыльнулся.
- Она просто перестала со мной разговаривать. Когда  я попытался ей  все объяснить, она демонстративно перенесла свои вещи в другую комнату и захлопнула дверь перед моим носом. И даже вчера, когда она должна была быть с сыном, она была у ……..
- У кого?
- Неважно. Ее просто не было дома.
- А что же теперь будет с заводом? – спросила я, в тайне надеясь, что у дяди уже есть решение для предотвращения катастрофы.
- Акции завода упали в цене. Акционеры в панике. Завод терпит страшные убытки, выплачивая задолжности по зарплате. Практически вся прибыль с производства у нас всегда шла на модернизацию завода, а теперь мы не имеем возможности установить новое оборудование, так как нам нечем платить за это. Так что проблемы растут как снежный ком, и все это усугубляется бесконечными судебными тяжбами. Так что я думаю вскоре, когда завод перестанет вообще что-то стоить, а останутся одни только долги, за эти долги нас и купят с потрохами. Затем восстановят прежние поставки добавок и реагентов, и все вновь закрутится и заработает, только под новым руководством и по совсем другим правилам. Недаром же у меня копались в домашнем компьютере и выудили оттуда всю необходимую им информацию.
-  Как такое могло случиться? Ты вызывал милицию? Как они вообще проникли в дом, ведь там же у тебя сигнализация?
- Я полагаю, кто-то им помогает. И даже догадываюсь кто именно. Замки не взломаны, сигнализация не отключалась, а пароль я никогда не скрывал. Единственное, чего они не знали, это то, что я могу с легкостью определить, кто и когда копался в моем компьютере.
- И кто же это был? – не удержалась я.
- Алиса, не заморачивайся. Достаточно того, что это знаю я,  и знает мой давний школьный друг – прокурор Иван  Васильевич Дорохов. Он пытается раскрутить это дело и через третьих лиц выйти на заказчика. А ты постарайся в это не вмешиваться. Я не прощу себе, если с тобой что-то случиться. Ты у меня самый родной на свете человечек, - и он, встав со стула, крепко прижал меня к своей груди, а затем развернул  в сторону дверей и, подтолкнув к ней, добавил: - Ступай, рабочие твоего цеха нуждаются в твоей поддержке. Приступай к своим обязанностям, Алиса. Толку не будет, если мы вместе с тобой будем тут нюни разводить.
      Я ушла от него с тяжелым сердцем. Оказывается, все это было подстроено. Неужели такое может быть и в нашей стране. А я-то, глупая, думала, что таким образом разоряют только крупные предприятия Запада. Почему-то мне всегда  казалось, что у нас совершенно иные люди – добрые и порядочные, и совершенно не корыстолюбивые. Неужели, все обреченные властью люди одинаковы, и их единственной целью является нажива любой ценой, не гнушаясь никакими средствами для ее достижения.

     Красивая, стройная женщина, почти бегом подбежала к крыльцу дома и изящным кулачком забарабанила в дверь.
-Тише, тише! – раздалось из-за дверей, и на пороге появился ее молодой любовник.
- Урод, ублюдок! - набросилась Валентина Петровна на него с кулаками. Как ты посмел, ведь он мой единственный сын, - кричала она, а затем вдруг безвольно опустив руки, громко разрыдалась.
- Если ты ждешь, что я начну перед тобой оправдываться, то ты сильно заблуждаешься, моя дорогая. Прежде чем  обвинять кого-то, присмотрись к себе. Ты что ли хорошая мать? Или  быть может, ты давно обратила внимания, на то, что сын твой ведет себе неадекватно? Скажи мне, когда ты  заметила, что он колется? И заметила бы вообще что-то, если бы тебе не подсказал твой муженек?
     Валентина Петровна не отвечала. Она только сидела на краешке стула, прикрыв лицо руками, и плечи ее вздрагивали от чуть слышных всхлипываний.
- Где он сейчас? - уже спокойнее спросил молодой мужчина, присев на корточки, возле плачущей женщины.
- В больнице. У него была передозировка. Мы еле-еле успели. Климов нашел его в туалете со шприцом в вене.  Он давно мне уже говорил, что Степан  принимает наркотики, но я все думала, что побалуется мальчик  и перестанет.
- Милая, я ведь люблю тебя, а он твой сын, - говорил ей мужчина, поглаживая ее красивые колени. Он просил, я не отказывал.
И немного помолчав, добавил:
- Ну что ты сидишь на пороге? Иди ко мне, - и, приподняв ее за талию со стула, взял на руки и понес на кровать, покрывая ее заплаканное лицо поцелуями.
      Он впервые видел ее такой беззащитной, и именно этот факт, вызывал в нем все более растущее возбуждение. Понимая, что очень скоро их отношениям придет неминуемый финал, и как ненужный элемент, она будет вычеркнута из его жизни, он желал до конца испить эту чашу и в последний раз насладиться ее телом.
      Может и она чувствовала то же самое, потому что сегодня, как никогда, она отдавалась его ласкам.  Ее слезы отчаяния и стоны удовольствия - все перемешалось в безудержном стремлении найти что-то такое – необыкновенное, что вернет ее душу в состояние равновесия и нирваны. И когда все закончилось, Валентина медленно оделась, поправила руками растрепанные волосы, накинула на шею тонкий шелковый шарфик и вышла из дома.
      Осознание того, что она собственноручно загубила свою жизнь, жгло ее сердце.  Машина шла спокойно и легко. На перекрестке она посмотрелась в зеркало заднего вида и только ухмыльнулась, когда заметила синие круги под глазами. Ей было уже все равно. Где-то в глубине души она точно знала, что  ничего теперь не будет как прежде. Он выехала на извилистую, как серпантин, горную дорогу, виляющую между отвесными скалами и такими же крутыми обрывами. Солнце еще светило, как одержимое. Но где-то вдали за горизонтом, показались черные грозовые тучи, которые с невероятной быстротой надвигались на город.

- Ну, что? Ты все сделал,- спросил молодой красавец, когда машина Валентины отъехала, и в дом вошел человек лет пятидесяти.
- Конечно, как и договаривались, - ответил тот. Я думаю, минут через десять можно будет позвонить.
- Вот, - сказал хозяин дома, и протянул мужчине запечатанную пачку тысячных купюр. Можешь идти.
И когда тот вышел, красавчик сел на мятую, еще хранившую тепло и запах ее духов, постель,  и уставился на наручные часы. И когда минутная стрелка достигла точки отсчета, он набрал хорошо знакомый номер и, подождав несколько секунд, положил трубку.
      В сумочке Валентины раздалась мелодия. Она хорошо знала эту песню, которую поставила на звонок любимого. И в это же самое мгновение, в машине ее что-то вдруг громко ухнуло. «Лексус» слегка подбросило, но он тут же снова встал на колеса и понесся вниз по дороге на огромной скорости. Рулевую колонку заклинило, педаль тормоза провалилась в пол. Перед поворотом, автомобиль, глубоко пропоров днище о заградительный столбик, вылетел с трассы  и устремился к земле, своим падением еще раз подтверждая правильность теории всемирного тяготения.

                12

      Первый рабочий  день недели после суетных выходных, был тяжелым, но и он закончился. Люди расходились по домам, так и не услышав ничего ободряющего. Я завела двигатель своей Маруси и  выехала на трассу.
      Первый раз за несколько месяцев на небе появились тучи.  Внезапно солнце совсем исчезло и вокруг стало темно и холодно. Поднялся жуткий ветер, срывая с деревьев листья и мелкие ветки. Пыль огромными клубами закрутилась по дороге, сводя видимость до минимума. Еще через несколько секунд справа от трассы в дерево ударила молния, которое  тут же вспыхнуло алым пламенем, а  следом  раздались жуткие раскаты грома, оглушая и приводя меня в состояние панического ужаса. Первые капли забарабанили по капоту, и  подняла глаза к небу, благодаря создателя, за то, что нахожусь под надежной защитой своего автомобиля. Но стоило мне только об этом подумать, как двигатель Маруси пхыкнул, задымился и заглох. Еще на что-то надеясь, я несколько раз попыталась его завести, но он молчал, только тонкая струйка дыма поднималась над капотом.
      Дождь с неба уже лил сплошной стеной, сливаясь в единый поток и образуя холодную, грязную реку, текущую прямо по дороге. В тонком шелковом сарафане и босоножках на высокой шпильке, я осторожно приоткрыла дверь и вышла из машины  прямо в мутный поток.  Мне почему-то казалось, что стоит мне только посмотреть под крышку капота, я тут же определю причину поломки и, легко устранив ее, отправлюсь дальше. Но мечты и реальность редко идут рука об руку и поэтому, взглянув на двигатель, я сразу поняла, что надеяться на самостоятельный ремонт мне точно не приходится.
      Разогнав дым тряпкой, я потрогала несколько проводов, которые были в полном порядке, проверила свечи зажигания, но и они не вызвали у меня никаких подозрений. В это время еще раз громыхнуло, и с неба вдруг посыпался град размером с куриное яйцо.  Все еще частично находясь под капотом, который и защищал меня от смертельных ударов, я чувствовала, как мои ноги постепенно засыпает круглыми белыми градинами, но покинуть свое убежище я не могла, поскольку опасалась остаться рядом с машиной  с проломленной в нескольких местах головой. Я уже промокла до нитки и получила по спине и по ногам  ряд сильнейших ударов, но как выйти из этого плена, я себе представить не могла.
      Тут возле меня с визгом остановилась машина, из которой  кто-то выбежал,   сунул  мне в руки довольно приличных размеров кусок толстой пластмассы и скомандовал:
- А ну-ка, быстро в машину.
      Я, держа этот импровизированный щит над головой, быстро запрыгнула внутрь, на заднее сидение. А мужчина, закрыл крышку капота и, зайдя с другой стороны машины, сел рядом со мной.  И только тогда когда он повернулся ко мне лицом, я узнала в нем того самого Романа, за которого мне обещали оторвать голову.
- Вы? - только и сказала я.
- Видимо нам с Вами так и суждено встречаться на этом участке дороги.  Я сразу узнал Вашу машину. И что же теперь она выкинула?
- Маруся-то? Да она просто взяла и заглохла, отвечала я, стуча зубами и сотрясаясь от крупной дрожи.
-  Вы что, назвали машину Марусей? – спросил он, попутно снимая с себя пиджак и укутывая меня в его уютное, пахнущее приятным парфюмом, тепло.
- Ну да. Я посчитала, что ей просто необходимо дать имя. Я ведь как то должна к ней обращаться, когда прошу ее не ломаться и слушаться меня во время движения.
- И что, это работает?
- Теперь я вижу, что нет. Несмотря на все мое к ней нежное отношение, она все-таки сломалась.
      С волос моих капала вода. Ноги и спина нестерпимо саднили. Ступни онемели от холода. Он оглядел меня внимательным взглядом и наклонился к моим ногам. Быстрым движением он расстегнул мне босоножки и велел закинуть ноги на сидение. Потом одной рукой прижал меня к себе, накрывая мои ноги частью своего пиджака.
- Не бойтесь, я не кусаюсь. Вам необходимо немного согреться, пока не прошел дождь и град.
      Я безоговорочно прильнула к его боку.  Оказавшись под его рукой, которой он растирал мои онемевшие конечности, я постепенно согревалась,  прижимаясь к его теплому торсу, в белоснежной рубашке, которая стала совершенно мокрой от воды, капающей с моих волос.
      Небо немного разъяснилось, последние капли дождя еще несколько раз ударили по машине, и все затихло. Ветер, дождь, град, все вдруг исчезло как по мановению волшебной палочки, только белый, покрывающий и дорогу и поля вокруг, слой градин, медленно, но верно, превращающихся в воду, напоминал о том, что было всего несколько минут назад.
- Кажется, все закончилось, - сказала я, выглядывая из окна.
- Пожалуй, что да, - ответил он.
- Спасибо Вам. Я наверно так и замерзла бы там, под капотом.
- Что Вы собираетесь делать с машиной, - вдруг спросил он, не обращая внимания на мои слова.
- Я думаю, что надо вызвать эвакуатор, поскольку машина сама  уже точно не поедет. Потом мне необходимо добраться до дома и снять с себя всю мокрую одежду.
- Звучит очень воодушевляюще, - заулыбался он. Пожалуй, я могу Вам в этом помочь.
- В чем? Снять с меня мокрую одежду?
- Ну, если Вы так ставите вопрос, то и это мне по силам, - ответил он, заглядывая мне в глаза и не прекращая улыбаться своей открытой белозубой улыбкой.
- Нет, я не совсем это имела в виду, то есть, я хотела спросить……., - и тут я поняла, что совершенно запуталась и немного помолчав, добавила:  Я хотела спросить, чем Вы можете мне помочь? – наконец-то правильно сформулировав вопрос, я задала его своему спасителю.
- Я возьму на буксир вашу машину, и мы отгоним ее в мастерскую. Затем я отвезу Вас домой, а завтра заеду за Вами на работу, - просто ответил он, видимо уже давно решив все это про себя.
- Ааа, - только и смогла произнести я.
- Поскольку, я полагаю, что  эвакуатор ждать придется довольно долго, то  мне бы не хотелось, чтобы Вы в Вашем мокром состоянии, подхватили воспаление легких.
      Я всунула ноги в босоножки, и мы практически одновременно открыли двери машины. Я протянула ему пиджак, на что он остановил меня рукой и сказал, чтобы я поплотнее в него укуталась. Он пошел к своему автомобилю, и достал из багажника канат. Я наблюдала за его быстрыми и ловкими движениями, когда он, засучив рукава, привязывал мою Марусю. Я готова уже была сесть за руль, но вдруг  краем глаза  заметила машину, которая неслась прямо на меня.  От ужаса, ноги мои перестали двигаться, а все происходящее напоминало сон, в котором машина убийца гналась за своей очередной жертвой. Я зажмурила глаза, ясно осознавая, что конец мой неминуем, но неожиданно какая-то сила рванула меня в сторону и я оказалась лежащей на Романе, а он на спине, прямо на мокром асфальте.
- С Вами все в порядке? – спросил он, провожая взглядом автомобиль, который, не снижая скорости, умчался прочь.
- Я еще не знаю, - ответила я, и попыталась встать на ноги.
Он быстро поднялся с асфальта и подал мне руку. Колени мои были разбиты в кровь, и она тонкими струйками стекала по ногам, смешиваясь с  грязным водным потоком.
- О господи, что это было? Неужели это кто-то из разъяренных рабочих завода? – предположила я, в страхе вглядываясь в  дорогу по  обе ее стороны.
- Нет, работники завода здесь абсолютно не причем, –  ответил он.
Затем оторвал рукава от своей рубашки и  быстро перевязал ими мои колени.
- Откуда Вы знаете? Вы же не в курсе, что там творится?
А он подошел ко мне, взял меня за плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:
- Я в курсе, что творится на заводе, потому что я являюсь его акционером. И я абсолютно уверен, что это не его разъяренные, как Вы выразились, рабочие, потому что я знаю кто это.
- И кто же это, позвольте спросить?
- Об этом потом. Сейчас нам необходимо доставить вашу машину в мастерскую и поскорее заняться вашими коленями, сказал он и практически силой усадил меня за руль Маруси.
    Доехали мы довольно быстро.  Может потому что из моей головы не выходили его слова, о том, что он знает, кто это мог быть. Кто пытался расправиться со мной таким образом. И чем больше я об этом думала, тем  страшнее мне становилось.

     Мастер внимательно осмотрел двигатель и велел позвонить через два дня. А Роман открыл двери моего автомобиля и, выведя меня из него за руку пересадил  в свой, рядом с водительским сидением.
- Где Вы живете? – спросил он.
  Я назвала адрес,  и уставилась  в окно,  за которым в одночасье все поля и луга  вдруг стали белоснежными от  града, лежащего на них толстым слоем. И когда мы свернули  с трассы на городскую улицу, я вдруг поняла, что мы едем совершенно в другую сторону.
- Но это совсем не та дорога, что ведет к моему дому, - испуганно проговорила я, глядя на него.
- Просто  ко мне, гораздо ближе и быстрее, - ответил он совершенно спокойно и  вдавил до упора педаль газа.

     Те несколько шагов до подъезда, что мы шли под вопросительно-изумленными взглядами прохожих, показались мне вечностью.  Мужчина в мокрых грязных брюках, в  рубашке с галстуком, но без рукавов и я, с перевязанными коленями, с мокрыми сосульками волос, в висящем, как половая тряпка, платье и в мужском пиджаке, выглядели, по всей видимости, довольно странно. Мы быстро поднялись на третий этаж. И только тогда, когда он  открыл двери ключом, я смогла вздохнуть спокойно.
- Вот  ванная комната, тут Вы можете скинуть одежду и принять душ, - сказал он и подал мне огромное махровое полотенце.- А я пока найду чем обработать ваши раны.
    Заметив мой вопросительный взгляд, который я бросила на полотенце, он тут же попытался меня успокоить:
- Потом мы подыщем вам что-нибудь другое, не волнуйтесь, в этом полотенце я вас точно домой не отправлю, - говорил он, попутно снимая с себя грязную и мокрую одежду и  оставаясь только в одних плавках.
    Я на секунду задержала взгляд на его красивом мускулистом теле и тут же поспешно отвернулась.
- А можно мне воспользоваться вашей стиральной машиной?
- Да, конечно. Она в полном вашем распоряжении, - ответил он и быстро показал мне на какие кнопки следует нажать для ее включения.

    Я  включила воду. Платье и белье я тут же скинула с себя и запихнула в машинку, И когда я  встала под теплый, смывающий грязь и запекшуюся кровь с моих коленей, душ, я вновь почувствовала себя заново родившейся.
    Ванная комната оказалась очень просторной и светлой.  Ее довольно большие размеры вмещали в себя и ванну, и душевую кабинку, и раковину. Странными для обычных планировок были не только ее размеры, но и наличие огромного окна, на подоконнике которого стояло несколько небольших картин, с морскими пейзажами. На полу лежал пушистый длинноворсовый коврик, белого цвета, на который было очень приятно наступать после теплого расслабляющего душа.
    Я обернулась в полотенце,  вышла  из ванной комнаты и огляделась. Передо мной была уютная гостиная с двумя диванами. Огромный телевизор висел на стене, занимая большую ее половину. На полу лежал ковер зеленого цвета и в тон ему шторы на окнах, завершали полноту картины. Я подошла к окну и выглянула на улицу. Оно выходило на  небольшой сквер, с высокими старыми деревьями, густо склоняющими свои ветви над дорожками и лавочками маленького уютного уголка природы.
   Я услышала сзади себя шаги и обернулась. Роман стоял передо мной только в одних спортивных брюках, с голым торсом. Я постаралась отвести взгляд от его груди и обратила внимание на руки, в которых он держал коробочку, с надписью «аптечка».
- Садитесь, - скомандовал он и  показал мне на диван.
     Затем уселся рядом и пожил к себе на колени мои ноги, смочил в прозрачной жидкости ватные диски и обработал ранки. Затем по очереди раскрыл два пластыря  и осторожно закрепил их на поврежденной коже моих ног.
     Я следила за его ловкими и быстрыми движениями и ловила себя на мысли, что не хочу, чтобы это заканчивалось. Было в этом что-то интимное, мягкое, сексуальное.  Под его руками, я буквально плавилась и превращалась в воск. И мысль о том, что  на мне нет ничего, кроме  полотенца, которое и так без конца пыталось свалиться с меня, заставляло сердце мое учащенно биться.
- Послушайте Алиса, - вдруг  сказал он.
- Да, Роман, - ответила я.
- Так. Вы знаете, как меня зовут. Из этого я делаю вывод, что  она все-таки говорила с Вами, - вглядываясь мне в лицо, произнес он.
- Вы не звонили, и я решила сделать это сама. Я набрала Ваш номер только для того, чтобы  спросить, сколько я должна Вам за ремонт машины, - потупив взор, попыталась я прояснить ситуацию.
- Я не мог Вам позвонить. Просто…….  с моего телефона оказались удаленны практически все номера.
- Бывает, - пожала я плечами. Честно говоря, я уже ничему не удивляюсь.  То, что считалось стабильным  - рушится. Те, кому я ничего не сделала – пытаются убить меня. Все завязалось в такой страшный узел, что мне кажется, его уже не распутать.
- Дела на заводе, действительно обстоят не лучшим образом. Кстати, в махинациях с поставками замешан Ваш однокурсник Олег Коромыслов. Ему заплатили крупные деньги, чтобы он подделал результаты пробного прогона. И, насколько мне известно, обещали оставить за ним эту должность, в случае смены руководства.
- Откуда Вам все это известно? Не болтает же он об этом сам на каждом шагу?
- Вот именно, болтает. Половина девушек завода, с которыми он уже успел вступить в интимную связь, в курсе того что он сделал и еще собирается сделать.
   Я вспомнила, как изменился Олег в последнее время, но все же что он причастен ко всему этому, верить мне не хотелось.
- Но ведь моя-то роль на заводе незначительна, я не понимаю, кому нужна моя смерть.
- Это совсем другое. Сегодняшнее покушение на Вас никак не связано с делами завода, - сказал он и внимательно посмотрел мне в глаза. – По-моему, это моя жена, вернее моя бывшая жена пыталась убить вас, хотя наверняка я не уверен.
- Ну, знаете ли! – воскликнула я. С чего она вдруг решила, что у меня с Вами что-то есть? И  если она бывшая, то почему же она пригрозила, что  отвернет мне голову, если хоть раз увидит меня с Вами?
- Это длинная история.
- Ну тогда, извините. Это  действительно, по большому счету, не мое дело, да и вообще мне надо возвращаться домой, - сказала я и резко встала с дивана.
- Я бы конечно мог бы привести массу доводов, почему Вам не стоит сегодня возвращаться домой, но  скажу проще – оставайтесь. Машинка, как раз, отстирает  и высушит Ваше белье, Вы выспитесь, отдохнешь. Обещаю,  приставать не стану. Да я уже и чайник вскипятил и пиццу заказал, вот, кстати, и она, - сказал он, когда в дверь позвонили.
      Я оставалась стоять посреди комнаты, когда услышала  с шумом открывшуюся входную  дверь и  крик разъяренной женщины.
- Где она? Я знаю, что она здесь.
- Юля, успокойся, у меня никого нет, - отвечал ей спокойный голос Романа.
Затем он ойкнул и выругался, а в комнату  влетела  Юля  с растрепанными волосами и ножом в руке, с которого капала кровь.
- Ну, что сука,  я тебя предупреждала. Сама напросилась, - и она двинулась в мою сторону.
      Я видела только нож  и не могла сдвинуться с места. Затем все вообще стало происходить, как в замедленном кино. В гостиную вбежал Роман и, окликнув ее по имени, подождал, когда она к нему развернется, затем одним резким движением ударил ее прямо в челюсть, после чего она тут же рухнула на ковер посередине комнаты.
- Простите, я не хотел, чтобы Вы это видели.  Вообще-то я никогда не бью женщин, - сказал он,  наклонился к женщине и пощупал ее пульс.
    С пореза на его левой руке, быстро текла кровь. Я подскочила к нему и от страха, не соображая, что делаю, скинула с себя полотенце и обернула им руку Романа.
- Надо вызвать скорую помощь, - крикнула я и кинулась к телефону.
- Алиса, погодите. Не надо их вызывать. Я сейчас позвоню по одному номеру, и ко мне  пришлют   бригаду из психиатрической больницы. Только помогите мне ее связать, а то она скоро очнется. Видимо она опять сделала это.
- Что сделала? – спросила я, стуча зубами от страха и волнения.
- Сбежала из больницы, - ответил он, рассматривая меня с ног до головы. И, Алиса, будет странно выглядеть, если они приедут, а Вы так и будете бегать по комнате нагишом. Если честно, я бы не возражал, чтобы все так и оставалось, но  думаю для этого необходимо Ваше собственное желание, а не только панический страх, что я умру от потери крови. В  спальне висит халат, Вы можете одеть его.
     Только тогда я сообразила, что действительно стою перед ним совершенно обнаженная.
- Вот черт, - воскликнула я и юркнула в другую комнату, с трудом переводя дыхание от всего случившегося.

                13

       Я действительно обнаружила халат прямо на дверях его спальни.  Укутавшись в него и затянувшись поясом, я несколько раз глубоко вздохнула и вышла в гостиную, где на полу все еще без чувств лежала  его бывшая жена. Роман в это время уже вызвал бригаду из психиатрической лечебницы, достал из тумбочки широкий скотч и,  соединив вместе руки обезумевшей женщины,  на несколько раз обмотал их вокруг перевязанных бинтами запястий.
   Юля застонала и потихоньку стала приходить в себя.
- Помогите, пожалуйста, - сказал Роман и показал мне глазами на ее ноги.
Он приподнял их, а я сделала несколько витков скотчем вокруг ее лодыжек.
- Теперь, пожалуй, она еще сильнее разозлится,  как только  увидит, что  связана.
     Через пару минут в дверь снова позвонили, но на этот раз это действительно  оказался разносчик  пиццы, который, пока с ним рассчитывались,   с удивлением смотрел то  на меня, то  на просочившуюся сквозь большое полотенце, кровь Романа.
      Юлия действительно вскоре совсем пришла в себя и стала покрывать нас отборной нецензурной бранью. Лицо ее исказилось гримасой гнева и безумия. Она кричала, что «все равно выйдет оттуда и с великим удовольствием вскроет мое поганое брюхо».  Роману же обещала, что никогда не оставит его в покое, и сделает все возможное и невозможное, чтобы отравить ему жизнь.
      После нескольких минут, таких душераздирающих воплей, которые, как мне казалось, не кончатся никогда, в дверь снова позвонили и это, наконец, были те, кого мы с таким нетерпением ждали.
      Бедная женщина переключилась на них и, обозвав их всеми известными и неизвестными мне ругательствами, пообещала, что ее  никто не сможет удержать в психушке, тем более  такие дегенераты как они.  Но  два крупных медбрата, никак не реагируя на ее слова, просто воткнули ей укол, после которого речь ее вскоре стала путаться, пока она совсем не замолчала и не уснула с открытым  ртом, из которого, медленно вытекала слюна.  Зрелище, надо сказать, было просто удручающим. Я не  могла себе представить, что же могло так повлиять на психическое состояние молодой женщины, что она совершенно потеряла человеческий облик и перестала себя контролировать.
      Получив небольшую передышку, медбратья обработали руку Романа и,  стянув рану медицинским клеем, плотно  забинтовали ее стерильным бинтом. После этого  один из них легко взвалил  себе на плечо обездвиженное тело молодой женщины, и они почти бегом спустились вниз по лестнице, чтобы  увезти  ее  в больницу для душевнобольных.
      Когда машина отъехала, мы наконец, смогли перевести дыхание, и обессиленные, буквально упали на диван, откинувшись на его мягкие подушки.
- Вот так день, - только и произнесла я.
- Да уж. Нарочно не придумаешь, - поддержал он меня. После всего того, что сегодня произошло, я, как порядочный человек,  просто обязан на Вас жениться, - сказал он, и посмотрел на меня долгим взглядом.
- Я бы могла сказать, конечно, что освобождаю Вас от Ваших обязательств, но спорить сейчас у меня нет никаких сил. Так что теперь Вам придется это сделать, - пошутила я.
- Хорошо, на том и порешим.

      За окном совсем стемнело.  И после всех случившихся сегодня событий, сил на разговоры уже не оставалось.  Роман любезно предоставил мне свою спальню, застелив кровать чистым бельем, а сам устроился на диване  в гостиной.  Я прикрыла дверь и скинула с себя его халат, который все еще хранил приятный запах его тела.   Его мягкая футболка и легкие трикотажные шорты,  заменили мне ночную пижаму и были мне почти впору. Одев все это, я  залезла под тонкую простыню и утонула в приятной обволакивающей мягкости  подушек.
     Передо мной все еще проносились образы и события сегодняшнего дня, когда Морфей унес меня в  волшебную, сказочную страну на своих могучих крыльях.

       Я не совсем понимала, как я оказалась на этой кухне.  Какая-то  женщина среднего возраста, показывала мне ее, пытаясь всячески указать на ее достоинства.
- Площадь кухни составляет около двадцати метров, - говорила она.   Мебель, хоть и не совсем современная, но зато добротная и очень приятной расцветки. Кстати Вы можете здесь все переставить и разместить шкафы и тумбы по  своему усмотрению.  Я оставлю Вас здесь все хорошенько рассмотреть, а пока пойду, поговорю с Вашим мужем.
      Я прошлась по большой кухне, заглянула в шкафы, отметила, что я бы расставила и развешала  здесь все совсем иначе. Пройдя дальше,  в углу я заметила довольно большого размера круглый аквариум и заглянула туда. В нем не было воды, а на дне бегали какие-то маленькие животные,  напоминающие  то ли черепах, то ли пауков. Тут один из них выбравшись на край аквариума и, раскачиваясь из стороны в сторону, завел со мной разговор.
- Ну и как они тебе?
Тот факт, что они еще и разговаривают, почему-то не вызвал у меня большого удивления.
- Кто они? – спросила я, не понимая, что конкретно он имеет в виду.
- Да моя жена и дети, - ответил он и показал внутрь аквариума своей маленькой лапкой.  Я Чарльз, это Серафима, а там, если присмотришься, наши дети.
- А вы это собственно кто? – спросила я,  у маленького зверька, балансирующего  на тонком ободке стеклянного зверинца.
- Мы, это карликовые, русскоговорящие, панцирные ежи-альбиносы, - ответил он и потянул воздух своим белым длинным носиком.
- Ого! Сложно!
- А как тебе наши дети? – спросил он, указывая на маленькие полупрозрачные создания, больше напоминающие многоножек.
- А ты уверен, что это ваши дети? – задала я вопрос ежу-альбиносу. Ведь они на вас совершенно не похожи!
      На что он, видимо обидевшись, скатился на своем полупрозрачном панцире, который почему-то напоминал грецкий орех, вниз и полностью перестал реагировать на мое присутствие. Я попыталась как-то снова обратить на себя внимание, но он демонстративно бегал вокруг своих расползающихся  детишек, собирая их в кучку. Но тут я заметила, что на моей груди сидит огромная зеленая саламандра и, проникая сквозь одежду, кожу и кости, цепляется своими липкими лапками за мои легкие и пытается вытащить их наружу.  Чувство удушья и раздирающий кашель скрутили мое тело в один  комок. И чем больше я пыталась отодрать ее от своих легких, тем больше я задыхалась…..
- Боже мой, да ты вся горишь, - услышала я голос, хозяина которого никак не могла рассмотреть в совершенно пустой кухне. Алиса, у тебя жар, - вновь раздалось надо мною, и я  постепенно стала возвращаться к реальности.
На краю кровати сидел Роман, и одна рука его была на моем лбу.
- Подожди,  я сейчас принесу  градусник, - сказал он и тут же вышел из спальни.
     Я тут же приподняла простынь и осмотрела себя в поисках зеленой саламандры, которая, по всей видимости, должна была быть где-то здесь. Но никого не было. Но ощущение гадливости от ее липких, скользких лапок оставалось на моем теле, и было настолько реальным, что я еще раз приподняла простынь, чтобы окончательно убедиться в ее отсутствии.
- Алиса, что ты ищешь? – спросил Роман, застав меня за этим занятием.
И только тут я стала понимать, что похожа на сумасшедшую, настолько встревожен и безумен был мой вид.  Роман сунул мне в рот электронный градусник.
- Ого, - сказал он через несколько секунд, когда в термометре запищал датчик. Тридцать девять и шесть. Алиса, может, скорую?
- Нет, не надо. Принесите  мне только свою аптечку и воды, я знаю, что хорошо мне снизит температуру.
- Перестань мне выкать, сейчас не до любезностей. У тебя температура под сорок  и надо срочно что-то делать.
     Он практически бегом, выбежал из спальни и уже в следующую, как мне показалось  секунду, внес в комнату все, что я просила, а так же маленький тазик  с раствором уксуса. В аптечке я нашла все, что мне было необходимо и, кое-как проглотив маленькие таблетки, в изнеможении откинулась на подушку.
- А теперь поворачивайся на живот, - скомандовал он.
- Это зачем  еще?
- Не знаю, когда помогут твои таблетки, а вот слабый раствор уксуса, сразу снимет жар, так что поворачивайся и не разговаривай.
    Я развернулась, а он скинул с меня простынь, задрал футболку и гачены шорт, насколько это было возможно, и стал притирать мои спину и ноги смоченной  в растворе  марлевой  салфеткой.
- Боже мой, да ты вся  в синяках. Сколько же ты простояла под этим градом?
- С самого начала.
Он осторожно протирал оголенные части тела, обходя особо болезненные места.
- Да на тебе живого места нет. Вот что, на работу ты завтра не идешь, и домой я тебя тоже не отпущу. Кто там за тобой будет присматривать? А Анатолию Павловичу   я сам позвоню и скажу о твоем состоянии.
- Но мне обязательно надо домой, - сказала я.
- У тебя там, что семеро по лавкам, что ли?
- Гораздо больше, чем семеро, - ответила, пытаясь приподнять голову и повернуть ее к Роману. У меня там пара попугайчиков и десятка два рыбок в аквариуме, не считая цветов, которыми уставлены все подоконники. Так что все они без меня просто погибнут. И тогда смерть их будет не только на моей совести, но еще и на твоей.
- А если я отпущу тебя, то к ним присоединится и твой маленький хладный трупик. Так что не спорь со мной. Просто дашь мне ключи от квартиры,  я их всех накормлю и напою, можешь не сомневаться.
      Через несколько минут мне действительно стало легче. Не знаю благодаря чему, но и все тело мое покрылось крупными каплями пота, и температура стала заметно снижаться.  Роман расправил на мне импровизированную пижаму и, укутав  простынею, еще раз смерил  температуру.
- Ну вот, так гораздо лучше – сказал он, проверив показания термометра. Теперь еще поспи немного, а то только четыре часа. А завтра мы вызовем врача и устроим тебе лечение по полной  программе.
      Он вышел, но оставил дверь открытой, а  я, повернувшись на бок и свернувшись калачиком, моментально провалилась  куда-то  без грез и сновидений.

14

      Утром я проснулась с колюще-режущей болью в горле. Температура, по-видимому, снова стала повышаться, так как  сил  подняться с кровати и выйти из спальни, не было.  Правда, Роман сам заглянул в комнату и, убедившись, что я проснулась, приложил руку к моему лбу и закачал головой.
- Я вызвал врача. Давай я принесу тебе горячего чая с лимоном, а ты не вздумай вставать с кровати.
      Говорить в ответ что-то было невозможно, из-за раздирающей боли в горле,  но  и ждать пока мой мочевой пузырь лопнет сам, тем самым освобождая меня от прогулки до туалета, было глупо. Поэтому я кое-как сползла с кровати и побрела  туда, держась одной рукой за горло, другой за живот.
      Роман копошился на кухне, мурлыча себе под нос  какую-то песенку, поэтому мой героический поход остался для него незамеченным.  После посещения этого кабинета, я прошла в ванную комнату и, намазав зубную пасту прямо на указательный палец, им почистила зубы, привела в порядок волосы на голове  и только тогда направилась на кухню пить чай с лимоном.
    Роман сразу замолчал от неожиданности, когда развернулся с кружками от стола и увидел меня в дверном проеме.
      Смотрелся он просто превосходно. С голым торсом, великолепно сложенный, свежевыбритый с влажными, слегка вьющимися волосами, он выглядел бодро, без тени усталости на лице от практически бессонной ночи.
- Доброе утро, - прохрипела я, не в силах оторвать взгляд от него.
- О-о-о, как все запущено, - слегка улыбаясь, сказал он, имея в виду то ли мой голос, то ли то, как я пялилась на него. И, в свою очередь, так же рассматривая меня, добавил: - Скоро придет доктор и осмотрит тебя.
- Спасибо Вам.
- А я думал, что ночью мы перешли на «ты», - сказал он, сделав акцент на слове «ночью».
    Я не нашлась что ответить. Спасением моим оказалась кружка с горячим чаем, который я взяла из его рук,  сразу поднесла к губам и сделала маленький глоток.
В следующую минуту в дверь позвонили.
- Это, наверное, доктор, - сказал  Роман  и  пошел открывать дверь.

      Всунув в мое воспаленное горло холодный металлический шпатель, молоденькая женщина-врач,  в белом халате, сразу поставила диагноз - лакунарная ангина,  прописала таблетки, полоскания и постельный режим.
- Где же это она у вас та простудилась?  -  спросила она, явно кокетничая с хозяином квартиры.
- Не хотела одеваться, так весь день нагишом и пробегала, - ответил он с серьезным лицом, намекая ей на более чем близкий характер наших отношений.
- И все же постарайтесь держать ее как можно дальше от себя, инфекция опасна, Вы тоже можете заболеть, -  расплываясь в улыбке, произнесла она и пошла к дверям, мягко виляя задом.
- Хорошо, что предупредили.  Слышишь, Алиса, сегодня никакого интима.
И когда брови мои поползли вверх от возмущения, он продолжил:
- И не смотри на меня так. Доктор сказала, чтобы  ты потерпела до полного выздоровления.
      Они скрылись в коридоре, и пока не хлопнула входная дверь, мне было  слышно, как она весело хихикает  в ответ на его шутки.
Вошел он на кухню с совершенно серьезным выражением лица.
- Алиса,  Вы как? Продержитесь до моего возвращения? – спросил он, снова переходя на «Вы».
    Я, уже точно решив про себя, что как только он уедет, сразу вызову такси и вернусь домой, ответила:
- Я уже большая девочка и сама могу о себе позаботиться.
- Ну, раз так, то я постараюсь вернуться быстрее, - сказал он и вышел из кухни.

      Как только дверь за ним закрылась, я тут же позвонила дяде на сотовый. Я  сообщила, что, несколько дней, не смогу  приходить на работу по состоянию здоровья. И хоть голос его был совершенно отрешенным,  он наказал мне ни в коем случае не нарушать предписанный врачом режим, чтобы я ни о чем не беспокоилась и оставалась дома до полного выздоровления. Затем я кое-как проглотила таблетку жаропонижающего, и когда температура стала снижаться, вытащила из машинки свою выстиранную и высушенную одежду, запихнула туда  пижаму и  постельное белье с кровати, и нажала кнопку «старт».

      Такси примчалось через пять минут.  Я захлопнула дверь,  несколько раз подергав ручку и  убедившись, что замок действительно защелкнулся, спустилась вниз.
      Не прошло и пятнадцати минут, как я оказалась дома. И уже там,  скинув с себя все, я без сил упала на кровать, решив безоговорочно воспользоваться рекомендацией врача  - во что бы ни стало, соблюдать постельный режим.

      Я не знаю, сколько прошло времени, но проснулась я от того, что в дверь позвонили. Накинув на голое тело халат,  я подошла к двери и поглядела в глазок.  На лестничной площадке стоял и улыбался Олег.  Я подняла глаза к небу и скорчила гримасу, но  все же открыла дверь. Он стоял передо мной  элегантный, как с картинки. Шикарный летний костюм, дорогая обувь и полная сумка фруктов и соков.
- Я, как только узнал, что ты заболела, тут же предложил твоему дяде навестить тебя. И вот я здесь.
- Ну заходи, коли пришел, - сказала я и отошла в сторону, пропуская его во внутрь.
- Кстати, ты почему трубку не берешь? Я тебе уже сто раз  звонил и все тишина, отключила что ли? – тараторил он, выкладывая фрукты на стол.
      И тут я вспомнила, что скорее всего оставила его в доме Романа, после того как позвонила дяде, но Олегу сказала:
- Он, скорее всего, в машине остался.
- Так давай я сбегаю, принесу его, - предложил он и направил свои ноги к выходу.
- Нет не надо, я все равно ни с кем пока не хочу разговаривать.
- Ну как знаешь, - ответил он, и внимательно оглядел меня с ног до головы.
       Мне показалось, что он буквально ощупал своим пронзительным взглядом, сходу определив, что под халатом у меня больше нет никакой одежды.  Взгляд его загорелся похотливым огоньком, но он тут же отвернулся, чтобы быстрее скрыть от меня свои мысли.
- Так, где  у тебя чайник? – вдруг спохватился он и, соскочив с места,  засуетился возле стола. Ты, наверное, со вчерашнего дня ничего не ела, так что давай я быстренько что-нибудь приготовлю. А то смотри на себя - кожа да кости. Не успел он договорить, как в двери снова кто-то позвонил.
- Кто это к тебе? - спросил он, с исказившимся от возмущения  лицом.
- Понятия не имею. Может Женька пришла? «Хотя она в это время должна быть на работе» - подумала я и  поплелась к двери.
      Мои слова, его немного успокоили, и он снова сосредоточился  на приготовлении нехитрого обеда.
   Но за дверью стоял Роман.  Я не имела ни малейшего понятия, как он меня разыскал, но сердце мое  вдруг  учащенно забилось, и я быстро сосчитав до пяти,  открыла дверь.
- Что же Вы, девушка, даже не поделились со мной своими планами по побегу. Я бы и сам мог Вас сюда доставить, стоило только сказать о своем желании.
     Я смотрела на него во все глаза, не произнося не слова.  Я заметила, что он вообще действует на меня словно удав на мартышку и все умные слова тут же вылетают из моей головы, остается только бесконечный вакуум, в котором я пытаюсь отыскать что-то, хоть издали напоминающее связный ответ.
- Я принес Вам лекарства, которые Вам прописала доктор  и телефон,  тот, что Вы  впопыхах оставили у меня утром.
И в то самое мгновение, когда он произносил это, в коридор вошел Олег, со словами:
- Кто там, Алиса? Пойдем за стол, я там уже все приготовил…….
Но произнеся их, тут же замер на полпути, тупо уставившись в дверной проем.
- Извините за вторжение,- вдруг сказал Роман, выдержав секундную паузу. - Вот лекарства и телефон. Ну и выздоравливайте, конечно, Алиса Климова, - тут он протянул  мне пакет и, развернувшись, быстро сбежал по ступеням.
     Я закрыла дверь и, молча прошла мимо Олега на кухню.
- Что он там такое говорил про утро? Ты что у него ночевала? Потому и трубку не брала, что оставила телефон  в  квартире у этого пижона?
- Ты уверен, что я должна  отвечать на твои вопросы? – возмутилась я его наглым и надменным тоном.
- Ах ты тварь, - проорал он, одним махом руки скинув все со стола. Хлюха, проститутка, сука, - заорал он, неистово брызгая слюной.
А потом подскочил ко мне и, схватив одной рукой за горло, другой стал срывать с меня халат.
- Я долго терпел твои издевательства. Теперь пришел  твой черед, паскуда! Сейчас ты мне заплатишь за все годы мучений и унижений, - и, сказав это, он толкнул меня на пол и навалился всем телом.
       Кричать я не могла, горло сковала дикая боль, а от тяжести его тела  мне не удавалось даже  нормально вздохнуть. Поэтому  извиваясь словно уж,  я изо всех сил  пыталась удержать одежду на своем теле, делая безрезультатные попытки выбраться из-под него. Завернув мне руки за голову,  он свободной рукой рванул халат, который тут же потеряв все свои пуговицы, распахнулся, раскрывая перед ним все.
- О, боже! Какая ты красивая! Я так тебя себе и представлял. Как давно я хотел это сделать, - произнес он и стал с жадностью покрывать слюнявыми поцелуями мою грудь и живот.
     Я пробовала кричать, но из горла раздавался только хриплый стон. Несколько раз я пыталась пнуть его в пах, на что он только рассмеялся  и, чуть привстав на колени, стал растягивать брюки.
     От жуткого, раздирающего душу бессилия, слезы из глаз моих лились рекой, отравляя сердце всепоглощающей ненавистью к нему.
- Олег, я умоляю тебя, не делай этого,- плакала я, призывая на помощь его здравомыслие.
     На что он вынул из брюк свой возбужденный фаллос и уткнулся им в мой живот.
- Сейчас, сейчас, подожди, - проговорил он, направляя рукой свой орган,  и от предвкушения неизбежного, закатил глаза от удовольствия.
      Но неожиданно мне вдруг стало очень легко.  Я увидела, как  Олег буквально взлетел надо мной и, ударившись головой о стену, с грохотом свалился на пол.
- Да что же это такое, Алиса! С Вами постоянно что-то случается, - раздалось над моей головой, и я увидела Романа, который уже запахивал на мне мой разорванный в клочья халат.
     Придерживая на себе лоскутки ткани, я попыталась встать с пола, но  тут силы совершенно покинули меня. Ноги подкосились, все пространство кухни вдруг в бешеной пляске завертелось перед глазами и внезапно все исчезло, словно кто-то просто выключил свет в моей голове.

       Резкий запах ударил мне в нос, и я попыталась отмахнуться от него рукой.
- Что это? – спросила я, открывая глаза,  все еще не понимая, где я и что со мной произошло.
- Нашатырь. Я уж подумал, что если  это не приведет Вас в чувство, то придется вызывать скорую помощь.
     Постепенно память моя стала восстанавливаться и я вдруг поняла, что перед тем как отключиться, лежала на полу практически голой.
И на мой вопросительный взгляд Роман просто ответил:
- Простите, но одежду Вашу пришлось выкинуть, в связи с невозможностью ее дальнейшего использования. Поэтому,  мне пришлось с закрытыми глазами перенести Вас сюда и накрыть простынею.
- Так уж и с закрытыми? – с недоверием, переспросила я.
- Ну, почти, - ответил он и улыбнулся только краешком губ.
- А где этот……..?
- Этот подонок, Вы хотели сказать?
И на мой утвердительный кивок продолжил:
- Я хотел выкинуть его из окна. Но он так плакал и просил прощения, что мне пришлось отпустить его. Хотя я думаю, несколько недель ему все же придется посидеть на больничном. Да к тому же, он мне торжественно обещал, что при первой возможности уволится с завода и больше никогда не станет Вам докучать.
- Спасибо Вам. Если бы не Вы, он бы точно……….., - но не смогла закончить фразу и заплакала.
- Не думайте больше об этом. Все прошло. Теперь остается только быстрее выздороветь и все станет, как прежде.
- Роман, а почему Вы вернулись? Когда Вы ушли, мне показалось, что больше я Вас никогда не увижу.
- Честно говоря,   для меня самого это загадка. Было в его взгляде что-то такое, что напомнило мне мою бывшую жену. Когда я шел назад, я даже не предполагал, что скажу Вам. Просто мне необходимо было убедиться, что с Вами все в порядке.
- Может, после всего этого,  нам действительно стоит перейти на «ты». Вы  уже  столько всего сделали для меня и столько раз видели меня……, практически без всего, то в нашем случае Выкать и дальше, просто глупо.
- Действительно, все как-то шиворот навыворот. Сначала я вижу тебя во всей красе и только потом мы переходим на «ты». Как правило, в моей жизни всегда все происходило в обратном порядке. Но хочу заметить, что мне было очень  приятно, когда ты, отбросив ложную стыдливость, бросилась мне на помощь, предотвратив мою гибель от потери крови. И если вид крови, вызывает у тебя такую реакцию, то я с легкостью согласился бы пожертвовать еще чем-нибудь ради этого, - и он хитро заулыбался, видимо  прокручивая в памяти мой вчерашний порыв.
- Мне, правда, очень неудобно, что я постоянно предстаю перед тобой в таком виде. Раньше со мной такого не случалось. И Олег тоже никогда так себя не вел.
-  Презираю насильников. Всегда считал, что это от слабости и неуверенности в себе. С женщиной всегда можно договориться по-хорошему, а если сделать этого невозможно, то это просто не твоя женщина. Хотя, по-мужски, я его где-то даже понимаю. Тяжело, когда перед тобой такая красота, а прикоснуться к ней нельзя. Такое не каждый выдержит.
- И что же мне теперь делать? – спросила я.
- Ну, об этом мы подумаем после. А пока я немного разберу погром на кухне и поищу чем бы тебя накормить.
       С этими словами, он направился на кухню и прикрыл за собой дверь. И пока из нее доносились разного рода звуки, означающие, что работа идет полным ходом, я вспоминала его слова.  Каждое из них вспыхивало в моей душе маленьким ярким огоньком, вселяя в нее что-то теплое и пробуждая давно забытое, щемящее сердце, чувство.

                15

        И когда в своих мечтах и фантазиях, я ушла настолько далеко, что практически уже видела себя счастливой замужней женщиной с двумя детьми на руках, в комнату зашел Роман и протянул мне телефон.
- Алисочка, как ты себя чувствуешь, - услышала я голос своего дяди. Что у вас с домашним телефоном, я уже два часа пытаюсь до тебя дозвониться. И сотовый ты не берешь.
- Прости, я его отключала и забыла об этом, а…….
И только я хотела рассказать про сотовый, как он остановил меня:
-  Не важно, Алиса. Главное, я до тебя дозвонился.  Ты сегодня уже смотрела телевизор? - спросил он, и в голосе его я услышала такие нотки, которые никогда не слышала.
- Еще нет, - ответила я, уже начиная волноваться.
- Там показывают про Валентину. Вернее про вчерашнюю аварию, в которой она погибла.
- Как погибла? – задала я глупый вопрос, потому что ничего, более умного мне в голову не пришло.
- Прости, дорогая. Я не могу больше разговаривать, я сейчас у следователя.  Созвонимся позже.
     Я еще несколько секунд была в совершенном ступоре. Затем, быстро натянув на себя первое, что попалось мне под руку, я  вышла из спальни в гостиную и включила телевизор. По всем трем новостным каналам передавали о трагедии, которая произошла на серпантинной дороге.
    Глядя в телевизор, на без конца мелькающие в нем кадры разбитой вдребезги машины, я расплакалась.
   Я не сильно ее любила, но от мысли, что этого человека больше нет, и произошло это так страшно и нелепо, невообразимая тоска и чувство бессилия сдавили грудь железным обручем. В мельчайших подробностях я помнила  ее изящный поворот головы, красивые руки с длинными  тонкими  пальцами, заразительный смех.  И сейчас мне очень хотелось как-то поддержать дядю, найти для него какие-то слова, но я понимала, что все это будут лишь пустые фразы. Ведь только радоваться чему-то можно вместе, а вот горе, каждый переживает внутри себя. Для каждого из нас с потерей близкого человека, существуют свои, только нам  известные моменты  жизни, которые особенно дороги и именно они в первую очередь всплывают в памяти. Не обиды, не ссоры, не обманы, а что-то светлое и большое, без которого теперь, невозможно представить свою жизнь.
      Роман стоял у меня за спиной и молчал. И действительно говорить о чем-либо в такие моменты, было бы совершенно неуместным.  Он только подошел и  положил  руки мне на плечи.
       Закончился репортаж совершенно нелепым предположением, что «смерть Валентины Петровны Климовой - жены директора завода «Авангард», произошла из-за  проблем в бизнесе, возникших у ее мужа. Что психика женщины не выдержала нервных перегрузок, и она добровольно ушла из жизни, выбрав для этого более чем экстравагантный способ». И когда диктор переключился на поздравление  с юбилеем ведущего актера местного театра,  меня прорвало:
- Вот сволочи, подонки! И это они собираются повесить на дядю, хоть и косвенно, обвиняя его в этом происшествии.

     Я совершенно не знала, что делают в таких случаях, но была уверена, что ему необходима моя поддержка.
- Мне надо к нему, - сказала я Роману, и пошла в комнату собираться.
- Подожди, Алиса. Твое присутствие, может только усложнить все Анатолию Павловичу.  У тебя температура,  да и день у тебя сегодня выдался не самый удачный, как впрочем, и вчерашний, - подумав,  добавил он. Давай я сам съезжу и все разузнаю. Я обещаю тебе, что буду держать тебя в курсе дела. И как только выяснятся подробности дела  и то, когда будут похороны, я заеду к тебе, и мы все обсудим. Да к тому же я думаю тебе необходимо быть на связи, потому что сейчас начнутся звонки и кому-то надо будет на них отвечать.
     И действительно, как только он уехал, мне позвонили все -  хорошо и мало знакомые, родственники, родители, сослуживцы мамы, бабушки и многие другие, имена которых я не знала, да и не спрашивала. 

       А в это время в городской больнице №3, к окошку  приемного отделения подошел высокий молодой человек и спросил в какой палате лежит, привезенный в воскресенье Степан Климов.
   Молоденькая медсестра, густо покраснела, когда он ей улыбнулся своей очаровательной улыбкой, и ответила:
- В неприемные часы посещение больных в палатах строго воспрещается, – и томно опустила длинные ресницы.
  Он протянул ей в окошко шоколадку и, сделав очень печальное лицо, попробовал еще раз:
- Мне очень надо, - сказал он.
 На что медсестра, встав со стула, сняла с вешалки белый медицинский халат и, сунув его красавчику, скороговоркой прошептала:
- Восьмая палата на втором этаже. Только быстренько! Если кто-то увидит, идите спокойно и не оборачивайтесь. Здесь столько всякого народа ходит, что на Вас не обратят внимания.
    И действительно, когда он шел по коридору, кроме парочки больных и толстозадой медсестры, которая бегом пронеслась мимо него, ему никто не встретился. Он спокойно вошел в палату, в которой стояла только одна койка.  Степан спал. В вене его стоял катетер, с медленно капающим туда лекарством. Посетитель вынул из кармана шприц и, сняв колпачок с иглы, проткнул им силиконовую трубку системы и легко ввел туда содержимое.
- Какая ирония, - прошептал он, взглянув на шприц. На нем стоял штамп завода изготовителя «Авангард».

     Степану снился замечательный сон. Он и Алиса, держась за руки, бежали по зеленому шелковистому полю, наслаждаясь слабым дуновением ветерка и теплыми лучам восходящего солнца. Где-то вдали шумел прибой, и белые чайки громко кричали над водою. Вдалеке стояла мама и весело махала им рукой. Но неожиданно, картинка безмятежного счастья стала расплываться, словно на листок с акварелью кто-то пролил воды. Алиса вдруг исчезла, а в руке появилась ноющая зияющая своей темнотой пустота. А женщина, которую Степан, издали принял за мать, превратилась в огромное зубастое чудовище. Оно раскрыло свою пасть и, высоко подпрыгнув над жертвой, сомкнуло свои челюсти на его теле.

    Хоронили их вместе. О дне и месте похорон, в прессе ничего не сообщалось. На эту тему словно наложили табу, и на время ни одна местная газета не стала упражняться в остроумии на тему «череда смертей в благородном семействе». И даже недоброжелатели, с ехидством муссирующие глубинные причины возникновения проблем, замолчали на время. Родители мои  примчались буквально на следующее утро, чтобы поддержать дядю и помочь с похоронами. Бабушка, узнав о том, что произошло, слегла. Она попала  в больницу с сердечным приступом и  не смогла присутствовать на церемонии.  И хоть  весть о страшной трагедии, которая разыгралась в доме семьи Климовых, потрясла буквально всех, людей на похоронах было очень мало. Некоторых из них я даже не знала, и казалось, что туда съехались только самые близкие родственники, да   просто кучка любопытных обывателей. Никто не плакал, даже дядя. Он просто смотрел, как два красивых  полированных дубовых гроба опускали в выкопанные рядом могилы. Все толпились возле них, стараясь побыстрее кинуть свой ком земли и отойти подальше от этого места. Я  стояла в стороне. Из всех присутствующих, только Женя не отходила от меня ни на шаг и иногда брала за руку и крепко сжимала, что бы я знала – она рядом. И вот когда рабочие кладбища последний раз стукнули лопатами по двум холмикам земли, все пришедшие, молча сложив на них венки и цветы,  постепенно стали расходиться  по машинам. Женя, оставив нас в узком семейном кругу, прошла далеко вперед.
- Идите, - вскоре сказал дядя мне и родителям, когда мы вчетвером стояли у могил. Я хочу немного побыть один. Ступайте, я скоро.
     Мы развернулись и пошли по широкой дороге, вдоль которой, в тишине и разросшихся деревьев, лежали те, кто давно или недавно покинул этот мир. Я шла и смотрела по сторонам. За каждой  могилой стояла судьба человека.  Каждый из них любил и страдал, огорчался и радовался, и вот теперь здесь, на городском кладбище, среди  искусственных и живых цветов, нашел наконец-то свой покой.
- Боже мой, сколько людей! – сказала я тихо, скорее для себя, чем для кого-то.
- И столько из них ушли раньше, чем им хотелось бы, - раздалось за моей спиной и, я вздрогнула, услышав хорошо знакомый голос.
    Я остановилась, и посмотрела на человека, который произнес эти слова.
- Здравствуй, Алиса, - сказал он и, поравнявшись со мной, так же зашагал по дороге. - Давно не виделись. Я и забыл, какая ты красивая. Хотя нет, просто ты стала еще краше.
- Здравствуй Вениамин. Совершенно не ожидала тебя встретить здесь. У тебя тоже  кто-то  умер?
- Можно сказать и так, - сказал он, явно уходя от ответа.
    Я  внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, что у него на уме. Но мне это никогда не удавалась, поэтому и сейчас выражение  лица его  ничего нового для меня не открыло.  Он так же был необычайно красив, как и два года назад, только теперь еще больше возмужал, и во взгляде появилась какая-то жесткость и слегка уловимая  надменность.
- Я слышал о вашей трагедии, сочувствую,  - сказал он, и красивые губы его скривила однобокая ухмылка.
Но глядя на него, невозможно было определить, действительно ли он сочувствует, или же просто издевается.   Я решила перевести разговор на другую тему.
- Что у тебя нового? - спросила я.  Женился? Дети? Работа?
- У меня все нормально, Алиса. Часто о тебе вспоминаю. А ты как? Слышал, ты работаешь на заводе своего дяди? - быстро, словно не слыша, о чем я спросила, проговорил он.
    Такая форма разговора, честно говоря, меня совершенно не устраивала. Она напоминала пинг-понг, в котором мы только отбивали подачи друг друга, стараясь подальше отшвырнуть от себя мячик. Но спасение мое было рядом.
Подойдя к автомобилю, я в последний раз взглянула на него и сказала:
- До свидания, Вениамин. Будь счастлив, - и, не дожидаясь ответа,  села  рядом с родителями и захлопнула дверь.
    Кладбище было далеко от города, и поэтому, когда дядя сел за руль автомобиля,  я вдоволь насладилась болезненной прокруткой разговора с Вениамином и истязанием себя по этому поводу. Я вновь и вновь в мыслях возвращалась к нему, так и не сумев понять, был ли он таким, как сейчас, тогда, когда мы провели шесть волшебных месяцев вместе, или же он  совсем не изменился, а просто я,  в нем  этого не замечала. Но то, каким я его увидела, он мне  не только не нравился, он вызывал во мне какой-то необъяснимый, животный  страх.
      Мама изредка поглядывала на меня, но вопросов никаких не задавала, и я ей была благодарна за это. Мне необходимо было самой разобраться в своих чувствах.  Но я знала одно - боли уже не было. Встреть я его раньше, я наверное, снова погрузилась бы в жуткую депрессию, но теперь все было иначе. Чувство к нему остыло. Разрушающая  меня изнутри страсть, прошла - я излечилась. И дело было даже не в нем, я сама изменилась. И сейчас я очень надеялась – что в лучшую сторону.

                16

     После похорон, мы все, еще несколько дней приходили в себя. Дни тянулась словно месяцы. Особенно тяжело было дяде. Такое количество несчастий, которое свалилось на него, мало кто выдержал бы так же стойко. На заводе дела обстояли  так же стабильно – плохо.  Шум немного поутих, но в редких изданиях все еще возвращались к этой теме и мусолили ее, видимо так и не найдя другой сенсации, которая с таким же успехом могла бы привлечь к себе всеобщее внимание.
     Со всеми этими проблемами, я и не заметила, как стала постепенно выздоравливать. Температура уже  совсем не поднималась, горло перестало саднить, и нормальный голос практически полностью восстановился.  С машиной моей, как оказалось, случилась серьезная поломка и как сказал мастер,  будет готова к возвращению в родные пенаты  на раньше чем через пару – тройку  недель.
     И хоть всем было тяжело, но жизнь продолжалась, и все постепенно входило в привычное русло. Папе, как и предсказывала Женя, картина моя очень понравилась. Он так же долго всматривался в нее, ходил кругами  и приговаривал:
- Что это за место? Почему я ничего о нем не знаю? Или же это просто твоя фантазия? Скажи мне, где ты видела такую красоту, если она действительно такая, как ты ее написала? -  не унимался он.
   Я каждый раз уходила от ответа, хотя это было и нелегко.  В конце концов, он сдался и перестал меня расспрашивать. О том, что бы он выставил эту картину вместе со своими, сама я не заикалась, но он сам как-то предложил это.
- Давай ее покажем всем.  Когда еще представится такая возможность?
- Только подписывать я ее не стану, - сразу отрезала я.  Пусть она вообще останется неподписанной. И хотя отцу эта идея совсем не понравилась, под моим натиском он согласился.
    Перед давно запланированной выставкой он, как и всегда сильно волновался, но пить в этот раз не стал. Отпуск, вернее его вторая половина, во время которой, он ни капли не взял в рот, сказалась на нем благотворно. Ушла алкогольная одутловатость, лицо снова приобрело свой прежний вид и цвет,  и по нему ни как нельзя было сказать, что перед нами пьющий человек.
     В тот день, когда жуткой суматохе, все почему-то падало из рук, и в самый неожиданный момент вдруг всплывали какие-то неотложные дела, взглянув на часы, мы поняли, что невозможно опаздываем. Дядя Толя, хоть и знал все отцовские картины наперечет и  никогда не пропускал ни одной выставки, сегодня впервые отказался от ее посещения.  Многие из выставленных в галерее полотен, были подарены ему моим отцом, но на это время вновь возвращены в коллекцию.  На этот раз приехал к нам на своей машине и, вручив отцу права и связку ключей, сказал, чтобы мы ехали без него.
- А когда все закончится, ты снова приедешь сюда, и мы вновь поменяемся, - сказал он отцу. И если тебя даже остановят, то понять что на фотографии не ты, уж точно никто не сможет.
        Среди именитых художников, гастролирующих со своими произведениями, и которые занимали большинство залов художественного музея, отцу предоставляли самый небольшой из них, в котором сегодня кроме его картин, была вывешена еще одна – моя.  От  этой мысли, что на мое художество придут посмотреть такое количество народа, меня страшно пугало, но я утешала себя мыслью, что на ней нет подписи художника, и вряд ли кто-то заподозрит эту маленькую безобидную подставу.
      Как обычно за день до открытия официальной выставки, администрация города во главе с мэром посетила ее и только тогда дала свое разрешение. Тогда же нам и сообщили, что Федор Кузьмич решил приобрести для себя лично несколько картин,  в их числе оказалась и моя. Быть может, я и была бы обрадована этим обстоятельством, если бы не его роль в крушении завода. Да и, честно говоря, я  была совершенно не готова расстаться со своим первым, да и еще и таким дорогим моему сердцу, произведением. Поэтому я ответила решительным отказом, не смотря на те деньги, которые нам за него предлагали.
    Выставка была роскошной. Такое большое количество картин Шилова, Бабича, Аввакумова, Орлова, Ведерникова и еще нескольких современных художников, в нашем городе было выставлено впервые. Среди огромного числа посетителей, я передвигалась из зала в зал, поражаясь мастерству и разнообразию выставленных работ.  В зале, где были выставлены полотна отца, народу было меньше всего, но и там люди  внимательно рассматривали его картины, медленно переходя от одной к другой. Я ревностно следила за тем, сколько человек остановилось возле моей, и сколько  заняло у них времени на ее рассмотрение, и была приятно удивлена тем обстоятельством, что на мое произведение посетители  затрачивали не меньше минут,  чем на другие. Я ликовала. Естественно, я не собиралась бросать свое любимое дело и полностью, как отец, посвящать себя живописи, но то, что это должно стать моим хобби, я уже не сомневалась. И на все сто процентов реализовав свое самолюбие, я попросила отца вернуть холст с изображенным на нем Плато, домой вечером, сразу после закрытия первого дня выставки.
    Прошло несколько часов, и я совершенно обессилила и  мы с мамой  отправились домой.  И уже через час мы втроем – я, мама и дядя Толя  сидели на кухне и пили чай, тогда как отец остался там, как того требовали потенциальные покупатели его картин.
      Ровно в девять вечера, он позвонил нам и сказал, что все закончилось, что ему удалось продать две картины,  и он будет дома уже через полчаса. Но прошел час, а  он так и не появился. Мы попытались дозвониться ему на сотовый, но никто не брал трубку. Через два часа, мама стала метаться по квартире, заламывая руки и сетуя на его безалаберность. И когда на часах стукнуло два ночи, дядя Толя позвонил своему другу - прокурору, и обрисовал ситуацию.
- Оставайся на месте и ничего не предпринимай, - сказал тот. А я попробую сам что-нибудь разузнать.
    Ближе к утру, в дверь позвонили. На пороге стоял друг Анатолия Павловича – прокурор Иван Васильевич Дорохов.
- У меня плохие новости, - сказал он, и я услышала, как сзади, что-то рухнуло на пол. 
- Он мертв? – были первые слова мамы, когда она очнулась.
Но по моим слезам и молчанию его брата, она  все поняла сама.
- Где он сейчас, - спросила она и попыталась встать с дивана.
 Но Дорохов, жестом остановил ее, переставил стул в центр гостиной, так чтобы  всем нам было хорошо его видно, и  сел на него.
- Мне надо с вами очень серьезно поговорить, - начал он.  Я хочу немного ввести вас в курс дела, и потом вы сами решите соглашаться вам на мое предложение или нет.
      Насколько я понимаю, - обратился он к дяде, - никто не знал, кроме родных, конечно, что  ты отдал ему свои права. После выставки он должен был сразу вернуться домой, то есть сюда, и в этом тоже ни у кого нет сомнений, поскольку он знал, что без ключей от квартиры, которые были в одной  связке с автомобильными, домой ты вернуться не сможешь. Тогда я совершенно не понимаю, как он, зная, что вы все ждете его здесь, мог отправиться к тебе домой, - и он указал на Анатолия Климова, и там застрелиться, оставив при этом отпечатанное на компьютере прощальное письмо, якобы написанное тобой, Толя. А в нем уже сообщалось, что «я, Анатолий Климов,  добровольно расстаюсь с жизнью и т.д.» Их всего этого нетрудно сделать вывод, что это преднамеренное убийство, с попыткой выдать его за  самоубийство. И сделали это люди, которые твердо были уверены, что в машине был ты, - и он еще раз указал рукой на дядю.
     После этих слов мама заплакала навзрыд. А я сидела в ступоре и никак не могла поверить, что все это правда.  Это напоминала какой-то зарубежный детектив,  в котором кто-то по каким-то непонятным мне причинам, нас заставляет играть ведущие роли.
- Так вот, теперь о главном, - продолжил Дорохов. Я предлагаю оставить убийц в неведении, и убедить их, что все случилось так, как они и задумали. Правду будет знать очень ограниченный круг лиц и это даст нам возможность спокойно вести расследование, так как дело по поводу самоубийства  никто открывать не станет. Поэтому, пока тебе, Анатолий, придется побыть твоим братом Константином  и естественно пожить здесь до того момента, пока у нас не появятся достаточно доказательств против всех заказчиков и исполнителей этого преступления.
    Он выждал пару минут, дав нам возможность переварить информацию и снова продолжил:
 -  И еще. Простите, что мне приходится с вами говорить об этом, но тело вашего супруга, Людмила Викторовна, сейчас отправлено к судмедэкспертам. На мой взгляд, истинной причиной смерти Константина, является инъекция какого-то смертельного препарата, после чего он и был доставлен домой к Анатолию. Точнее, что это был за препарат, покажет экспертиза. А огнестрельное ранение, в данном случае, является лишь прикрытием основного мотива преступления.
     Он замолчал. Все сказанное им ни как не могло уложиться в моей голове. Как оказывалось теперь, все мы должны участвовать в каком-то жутком представлении, и изображать из себя скорбных родственников по поводу застрелившегося дяди - Анатолия Павловича Климова. Тогда, как на самом деле убили моего собственного отца, но оплакивать его я не имела морального права, и все это для того, чтобы быстрее нашелся истинный преступник, виновный в его смерти. «Боже мой. Этого просто не может быть. Я знала, я слышала, что у людей бывают черные полосы в жизни. Но то, что творилось сейчас, напоминало не полосу – это было сплошная, бездонная, беспросветная, кромешная чернота, выход из которой может быть и есть где-то, но увидеть его, по крайней мере, сейчас, просто не представлялось возможным».  От таких мыслей мозг мой  чуть не взорвался, но сил, ни на слезы, ни на эмоции не было, одна только черная дыра,  в которую улетало все, что когда-то было дорогим и близким.

      А утром, в маленькой двухместной плате кардиологического отделения, когда в телевизоре, принесенном одной из пациенток, в новостях сообщили, что «ночью с субботы на воскресенье в своем особняке застрелился известный предприниматель Анатолий Павлович Климов», пожилая женщина вдруг издала звук, похожий на резкий выдох и скончалась практически мгновенно, еще до того, как к ней успели подбежать дежурные врачи.

                17

       Мысль о том, что за все в этом мире надо платить,  и все наши прошлые поступки находят свое отражение в настоящем, прочно утвердилась в моем сознании.  Кто-то понимает это и извлекает уроки, а кто-то так и остается в неведении. Все имеет свою причинно-следственную связь и пытается направить нас на пусть истинный. Но далеко не все, что происходит с ними, мы принимаем, как заслуженное, нет, не наказание, а нравоучение. Нам кажется, что на нас возложена ответственность за несоизмеримо меньшую провинность, чем вызванные ею ее последствия. Но и в этом случае, даже исходя из законов сохранения энергии, мало кто соглашается с тем, что  все возвращается обратно.
     И  как бы тяжело не было, как бы ни разъедала тебя пустота внутри и чувство собственного бессилия, никуда от этого не денешься, ведь  только для тех, кто ушел из жизни, все уже закончилось. А нам остается либо принять это и плыть дальше по течению, либо биться в истерике, изводя себя и близких, хотя результат, я думаю, останется прежним.
   
      Мы согласились на предложение Дорохова, и дядя Толя остался жить с  нами, пока, по словам Ивана Васильевича, истинные преступники не будут пойманы и осуждены. Хотя  мама так и  не позволила написать на памятнике чье-либо имя вообще. Для присутствующих, это не стало каким-то из ряда вон выходящим  происшествием, принимая во внимание ее странное поведение на похоронах. Она так убивалась и плакала на могиле брата ее мужа, что всех глубоко тронула такая искренняя любовь ее к своему родственнику.
     Бабушку похоронили тут же рядом с моим отцом и в тот же день.  И я слышала, как один из журналистов местной газеты, который пришел только для того чтобы найти во всем этом что-нибудь занятное, зло пошутил, что теперь семье Климовых можно делать скидку на траурные услуги за оптовость.  На что Женя, которая снова была рядом со мной, отвела его в сторону и влепила такую звонку пощечину, что все невольно обернулись в их сторону.

    С Романом после того случая у меня дома, мы виделись ровно два раза и то только на похоронах.  И оба раза он просто подходил наряду со всеми и просто сочувственно пожимал мои руки.  Но каждый раз, когда мы встречались, сердце мое учащено билось и в душе возникало легкое томительное волнение. Я думаю, глаза мои выдавали мое к нему отношение, потому-то в его взгляде тоже было нечто такое, что уводило мои мысли очень далеко от того,  что происходило у меня на глазах.
       Самым неожиданным для нас стало то, что теперь после «смерти предпринимателя Климова», на повестку дня стал вопрос о руководстве заводом и якобы о баснословных деньгах, которые наследуют родственники, после его гибели. Меня вдруг начали называть «принцессой полипропилена» и вездесущие журналисты стали повсюду преследовать меня, не давая прохода ни на улице, ни дома, донимая меня звонками по телефону. Почему вдруг меня, а не того, кто называл сейчас себя моим папой, или вообще кого-либо другого? Мне, учитывая то, что я знала кто именно погиб в квартире Климова, вообще такая мысль в голову не приходила. Она  оказалась настолько неожиданной, что я никак не могла сопоставить два абсолютно несопоставимых понятия – то, что я являлось якобы чьей-то наследницей, и то, что в то же время считаться ею не могу, поскольку сам завещатель жив и здоров.
        Меня даже пригласили на совет директоров, с одной единственной целью – выяснить - действительно ли у меня на руках завещание моего дяди на контрольный пакет акций, или это все просто шумиха, поднятая  СМИ? Анатолий Павлович предполагал такое развитие событий и заранее провел со мной ознакомительную беседу на тему брокеров, дилеров и портфелей биржевых акций. Но при всем при этом, я доказав им свою осведомленность в этой области, должна была напрямую уклонится от прямого ответа  на интересующий их вопрос: «Кто теперь владеет контрольным пакетом?»  Поэтому я сидела с безразличным лицом, когда  все они бурно обсуждали падение курса акций предприятия. И, поняв наконец, что толку разговаривать на эти темы со мной нет, они отпустили меня восвояси,  временно назначив на исполнение обязанностей директора завода,  главного заместителя Климова – Тарасова Виталия Афанасьевича.  Тот в свою очередь не преминул воспользоваться своим служебным положением и тут же вызвал меня для «доверительной» (как он это называл) беседы. Он долго рассуждал на экономические и политические темы, типа: - «Пока космические корабли бороздят просторы вселенной……. и бла, бла, бла, мы с Вами Алиса Константиновна, должны вместе постараться вывести наш завод из экономического кризиса».  Из чего следовал вывод, что мне теперь «просто необходимо» безвозмездно передать свой контрольный пакет руководству завода, так как его номинальная стоимость теперь близка не только к нулю, но и где-то даже к отрицательным числам. Ушла я от него с головной болью, но стоило мне только переступить порог своего уютного кабинета, я схватила  со стола органайзер и  зашвырнула им в стену.
- Урод! «Воистину, хочешь узнать человека? – Дай ему папку в руки!» А казалось, таким преданным другом был для моего дяди. Он что же думает, что у меня крыша с горя поехала, и  я не смогу отличить черного от белого. Или же  считает, что так хорошо замаскировал свои мысли и истинное отношение к этой проблеме, что я ни о чем не догадаюсь и  ничегошеньки не пойму. Что раз я молода и  совсем недавно работаю на заводе, то у меня где-то там, под челкой, обязательно должно быть написано слово дура, которое я  тщательно скрываю?
    И хоть родители меня всегда учили уважительно относиться к старшим, после этого разговора уважение к нему вдруг улетучилось - растаяло словно дым, ровно, как и желание вообще когда-либо общаться с ним.
    Я подошла к окну и посмотрела наружу. Легкие белые облака плыли по небу, меняясь и приобретая причудливые формы. Беззаботные, непостоянные, не привязанные ни к чему на этой на этой земле, они бесшумно  скользили в воздушном потоке, над всей этой людской суетой, безразлично созерцая на нас свысока. Я  немного успокоилась, и пошла собирать рассыпанные по полу ручки, карандаши, скрепки. Сам органайзер рассыпался  на мелкие части, и после безуспешной попытки восстановиться в моих руках, он отправился в мусорное ведро.
     За дверью кабинета было тихо, словно весь завод умер или просто замер в ожидании  чуда. Редкие офисные работники проходили по длинным коридорам,  и я слышала, как они оживленно беседуют, обсуждая последние новости и сплетни. Мне еще несколько раз позвонили  некоторые члены совета директоров, пытаясь уже по телефону наводящими вопросами вывести меня на откровенный разговор. Но сказать мне было им нечего,  поэтому через некоторое время, не получив от меня заветной информации, они прощались «до завтра» и вешали трубку. 
     Было около шести вечера, когда они серьезно достали меня своими расспросами,  и  я покинула свое убежище, решив, что на сегодня с меня хватит и, выйдя из кабинета, направилась в сторону запасной лестницы, не желая больше никого видеть и слышать. Но пройдя один этаж, я услышала шаги, и из-за поворота показался Олег Коромыслов. Увидев меня, он заметался, не зная, что предпринять. Сначала резко развернулся и пошел вниз, затем остановился и снова направился наверх. Шагая через две ступеньки, он  не говоря ни слова, практически пробежал мимо меня, сильно прижимаясь к стене. Его с трудом можно было узнать. Нос его был зеленовато-желтого цвета и в тон ему, огромные круги под глазами, свидетельствующие о столкновении его лица с чем-то сокрушительным.
      Я естественно не стала его останавливать, тем более что он и сам был явно на это не настроен. И как не странно, сам он не вызвал у меня практически никаких чувств.  Не было ни злости, ни ненависти, ни обиды, а только одно большое безразличие.   Думать о том, зачем он пришел на завод, если обещал уволиться, у меня желания не было, и поэтому я спокойно пустилась вниз и пошла к выходу с территории завода.
       За воротами, ко мне сразу подскочила молодая журналистка с микрофоном в руке и, жестом подозвав к себе оператора, быстро затараторила:
- Что Вы думаете о новом руководстве предприятием, и когда на Ваш взгляд оно выведет завод из кризиса? - спросила она у меня и сунула мне микрофон ко рту. 
 Я, не ответив, отвернулась от нее и пошла в сторону остановки.
- Можно ли сказать, - не унималась она, - что теперь, после такого авторитарного руководства заводом  предпринимателем  Климовым, завод выйдет на совершенно новый, более высокий уровень?
    И тут я не стерпела. Я резко развернулась и быстро направилась в ее сторону. Я даже занесла руку для того чтобы дать этой сучке в морду, но меня остановили. У меня даже вырвался стон бессилия, когда я поняла, что не могу этого сделать из-за того, что кто-то держит мою руку. В жуткой ярости я развернулась, и увидела Романа.
- Не делай этого. Не давай им повода раздуть еще большую сенсацию. Это только усугубит  твое положение, и положение вашей семьи.
 И он, одной рукой обняв меня за плечи, повел в сторону своей машины.
- Ну что ты так раскипятилась, - сказал он, когда мы выехали на трассу. Это их работа - выдавить из тебя как можно больше информации. Поэтому ни в способах и в приемах, они не гнушаются ничем. Здесь любые уловки хороши.
  Я все еще сжимала кулаки, когда он вдруг резко свернул к обочине и, припарковав машину,  не спеша отстегнул ремень безопасности и, приблизившись ко мне, поцеловал меня долгим нежным поцелуем.
  А когда отстранился, произнес только:
- Прости, - и снова завел двигатель.
     В голове вдруг все перемешалось и ушло на второй план. Только сладостное ощущение на губах и вспорхнувшие бабочки внизу живота, создавали видимость реальности и связи с этим миром.  Я молчала. Мне казалось, что если бы я сейчас что-то произнесла,  это перечеркнет своей обыденностью то, что я сейчас чувствовала.  И поэтому, когда он через несколько минут Роман свернул в сторону моего дома, я остановила его рукой и сказала:
- Нет. Домой не надо. Поедем со мной,  я кое-что хочу показать тебе.
Я уже чувствовала, что между нами должно было это случиться. Я думаю, чувствовал и он. Это висело в воздухе и создавало почти  осязаемое ощущение неизбежности. И мы оба молчали, понимая и страстно желая этого.
     Я еще некоторое время колебалась, ведь кроме нас с Женькой никто не знал об этом месте. Но желание поделиться этой тайной только с ним, было выше меня. И я, поразмыслив немного, показала ему дорогу, которая вела к Плато.

                18

     Казалось, что в этом месте время застыло. Те же поля, с колосящейся пшеницей, те же редкие машины, проносящиеся  по, не отягощенной движением трассе. И находясь здесь, я вновь чувствовала себя маленькой девочкой – школьницей, которая открыла что-то необыкновенное. И только теперь – впервые, появилось совершенно необъяснимое желание показать это другому человеку.
     И когда мы подошли к самому краю, из-под которого заветной тропинки даже не было видно, я села на край уступа, ощутив под ногами первую твердую ступень из скальной породы.
- Не бойся, - сказала я. Это абсолютно безопасно.
- С чего ты решила, что мне страшно? – спросил он. Ты совершенно не создаешь впечатление девушки, собирающейся покончить с жизнью.
     И подождав, когда я спущусь на следующую ступень, последовал за мной.
Я спускалась уверенно, в сотый раз проходя по хорошо изученным природным выступам, и лишь изредка оглядывалась на него, замечая, как взгляд его менялся и наполнялся восхищением от увиденного. И когда мои ноги вступили на идеально ровную поверхность, он еще на несколько секунд задержался перед ней, и с этого небольшого возвышения попытался охватить все взглядом.
     Сегодня море было спокойным, и гладкая ровная скальная порода его была совершенно сухой. Вслед за мной Роман спустился и, последовав моему примеру, снял  обувь и пошел по Плато босиком. Прогретое солнцем оно приятно обжигало ступни, а мягкое тепло его проходило через все тело, наполняя каждую клеточку волшебством этого места.
- Я уже видел это.  Я видел это место на картине в галерее художников перед открытием. Я полагал, что это картина твоего отца.
- Нет, она моя. Я еще никому и никогда не показывала это место. Только я и Женя знаем про него. Даже отец думал, что это плод моей фантазии.
- Тогда почему? Почему я? – спросил он, проникая взглядом в мое сердце.
- Не знаю, - ответила я. Это был совершенно спонтанный, необъяснимый порыв.  Я так чувствовала тогда. Я так чувствую сейчас…..
  Он ничего не ответил. Только подошел и, обхватив мою голову ладонями, поцеловал меня глубоко и страстно. Потеряв на миг ощущение реальности, весь мир вдруг закружился передо мной. Запустив пальцы в мои волосы, он жадно покрывал мои губы и лицо горячими, полными неудержимого огня, поцелуями.
- Господи, Алиса, как я хочу тебя, - шептал он. Ты себе не представляешь, чего мне стоило видеть тебя, не имея возможности  прикоснуться. С первой секунды, когда  ты открыла окно своего автомобиля, я понял, как ты нужна мне.

      Я полностью отдалась  его рукам и  ласкам и не сопротивлялась, когда мое платье оказалось под ногами. Его тонкая рубашка и брюки – все полетело туда же. Я осталась в одном белье и только тогда он словно опомнившись, поглядел на меня с немым вопросом в глазах.
- Я  думаю, что да, - ответила я и, положив ему руки на грудь,  слегка коснулась языком маленьких твердых бугорочков.
   Его губы, руки, тело излучали столько тепла и нежности, что я таяла от его прикосновений, полностью растворяясь в нем. Было что-то волшебное в этой любви на безлюдном островке, вдали от всего мира – людей, машин, тревог, проблем. Безумное, страстное, необузданное влечение, подкрепляемое его красивым  возбужденным телом, срывало с меня все ограничения и запреты. Было во всем  этом что-то дикое, первобытное, бесстыдное и одновременно самое прекрасное, что со мной могло когда-то случиться. Он чувствовал меня и четко следовал инстинктам, которые вели его в правильном направлении. Он был таким, как мне хотелось, в моем теле, в моем сердце, в моей душе – он был везде,  и я отвечала ему тем же.
      Солнце медленно катилось к закату, подсвечивая горизонт волшебными красками. Тонкая рубашка его под моим телом все еще хранила тепло медленно  остывающего Плато. А мы, раскинув руки, лежали под высоким, безоблачным небом, молча вглядываясь в его бездонную, безграничную глубину. Заканчивался день. И мы не знали, что будет завтра, и какие сюрпризы принесет нам следующий день, но то, что произошло с нами сегодня, без сомнений, можно было бы назвать тем самым первым лучиком света неизбежно подступающей белой полосы, пробивающейся сквозь темноту.
       Роман повернулся на бок и указательным пальцем стал описывать маленькие круги на моем теле.
- Кто бы мог подумать, что из такой смешной девчонки вырастет такая великолепная девушка, - сказал он и обвел рукою вокруг моей груди.
- Откуда ты можешь знать, какая я была?- засмеялась я, в то время как все мое тело покрывалось мурашками от его прикосновений.
- Я помню тебя еще совсем маленькой девочкой, когда  Анатолий Павлович и мой отец Иван Васильевич Дорохов, брали нас с тобой на пикники. Тебе было тогда только шесть лет, но я-то был уже совсем взрослым десятилетним парнем. Потом я еще несколько раз приезжал с отцом на завод, по которому ты постоянно носилась, как оголтелая и говорила всем вокруг, что именно ты станешь следующим его  директором.
- Я что и правда такое говорила? А почему тогда я тебя не помню?
- Ну, наверно, я для тебя тогда не представлял никакого интереса. Я и сам тебя не сразу узнал, а только тогда, когда ты мне показала мне свои документы. Ты сильно изменилась с тех пор. От былой Алисы практически ничего не осталось, только стремление во что бы то ни стало работать  на этом заводе.
- Тогда я не понимаю, почему же ты сразу не сказал, что знаешь кто я такая.
- Ну знаешь, на этот счет у меня своя философия. Ты никогда не думала о том, что если мальчик с девочкой растут в одном подъезде, одном дворе, учатся в одном классе, они редко по-настоящему влюбляются друг в друга.
- Я как-то не задумывалась над этим.
- Вырастая вместе, они знают друг о друге так много, что впоследствии это  мешает им открывать что-то новое.  Не у каждого взросление сопровождается только положительными моментами в жизни, бывают совершенно нелепые и смешные ситуации, которые со вступлением во взрослую жизнь не дают  вести себя иначе чем, как давние друзья или товарищи. Этот барьер трудно преодолим и именно поэтому, я не стал говорить тебе что знаю, точнее знал, тебя уже давно.  Исчезло бы  волшебство, новизна, неожиданность. Осталось бы только желание вспомнить разные курьезные ситуации из совместно проведенного прошлого. А по поводу тебя, у меня сразу возникли далеко идущие планы, и не скажу, что все мои мысли были невинного характера.
- Так ты знал, что все так и произойдет? – повернувшись к нему лицом, спросила я.
- Ну, не совсем знал, скорее,  предполагал или надеялся. Ты и маленькой то была совершенно непредсказуемой особой, а уж теперь то и вообще не даешь соскучиться.
- И все же мне жаль, что я тебя не помню. Обычно девочки такого возраста уже начинают обращать внимание на лиц противоположного пола.
- Мы с тобой практически не общались. Возрастное преимущество в четыре года, давало мне возможность свысока поглядывать на тебя. Хотя это, собственно говоря, тебя ничуть не смущало, и ты вела себя естественно и беззаботно, как и полагалось девчонке твоего возраста.
- Странно, что мы встретились при таких обстоятельствах. Через столько лет именно  в тебя врезался мой автомобиль, не говоря уже о том, как ты меня спас на дороге во время той грозы с градом.
- А может это судьба? «Неисповедимы пути господни» - сказал он и засмеялся.
 А затем сел и, обхватив колени руками, стал  вглядываться в морскую даль, где практически у самого горизонта, плыл огромный белый лайнер, пыхтя трубами и разрезая своим огромным телом толщу голубой  воды.
- Давай искупаемся, - вдруг предложил он, и в один прыжок настигнув край Плато, спрыгнул с него в воду. Вынырнул он довольно далеко и, убрав со лба непослушную прядь волос, крикнул мне:
- Ну что же ты? Вода очень теплая, – и быстро подплыл к отвесному уступу. Я подошла к краю Плато, возвышаясь над ним во весь рост. Он несколько секунд смотрел на меня снизу вверх, и  когда глаза его вновь вспыхнули от желания, он протянул руки ко мне и сказал:
-  Иди ко мне, Алиса.
      Я послушно спрыгнула в воду, а он, подхватив меня в объятья, усадил на свои бедра и, прижимая к вертикальной стене всем своим возбужденным телом, вновь доказал  силу своего влечения.

   Но все когда-нибудь заканчивается. Солнце уже совсем село, когда мы надели одежду на влажные тела и поднялись наверх. Мы сели в машину и развернулись в сторону горящего, в свете вечерних огней, города.
- Как вам удалось найти это место? – спросил он, оглядываясь назад. Совершенно ничего не выдает, что там внизу прячется что-то настолько великолепное.
- Это произошло случайно. У папы тогда заглох автомобиль, и мы……. И вдруг опять, с новой силой я осознала, что его больше нет.  Уже никогда он не будет смотреть на меня своими умными и добрыми глазами. Все ушло. И только память о нем будет болеть в душе, и ковырять мое сердце, пока не найдется тот гад, который так поступил с ним.
- Алиса, я знаю как это тяжело, но пройдет время и станет легче. Я не думаю, что когда все преступники будут наказаны, это как-то облегчит боль твоей утраты. Это сейчас кажется, что с их поимкой станет не так больно. Но это не так. У тебя уверяю, на время станет даже хуже. Останется только пустота и ощущение бессилия, и понимание того, что ты ничего не можешь повернуть вспять. 
- В тот вечер я попросила его снять мою картину с выставки и вернуть ее домой.
- Подожди, а почему ты об этом не сказала раньше?
- Мне казалось, что в такой момент беспокоиться об этом …, ну я не знаю, - плохо, недостойно, отвратительно.
- Ведь точно известно, что он выполнил твою просьбу. Когда опрашивали работников галереи, они специально сделали акцент на этом. Хотя по их словам они уговаривали его не делать ее. Но ни в доме Климова, ни в машине, картины не было. Она не фигурировала ни в одном из описаний с места происшествия. Я сам лично читал их у отца на работе.
- Тогда она просто пропала, - сказала я, считая недостойным говорить о своей картине, и беспокоиться о ней, когда в жизни есть куда более страшные моменты.
- Ничего никуда просто так не пропадает. О том, что ты мне сказала,  надо непременно рассказать отцу,  чтобы они попробовали посмотреть на это дело с другой стороны. Может это как-то поможет им в расследовании.
- Все слишком запутано,- сказала я. Мне не верится, что такой клубок вообще можно распутать. Честно говоря, мне страшно даже думать о том, что может еще случиться.
- Да, ситуация не из простых. Говоря откровенно, мне тоже страшно, но страшно за тебя. Ты можно сказать «грудью упала на амбразуру», «приняла огонь на себя» и что там говорят еще в таких ситуациях? Как бы сейчас не поступила, все вызовет у людей сомнение в твоей честности.
- Да уж, умеешь ты успокоить, - сказала я.
- А я не хочу, чтобы ты успокаивалась. Тогда ты потеряешь бдительность и вот ты уже доступная мишень. Я по возможности постараюсь быть рядом, но ведь  и они не дремлют.
- Ты меня совсем запугал. Мне теперь повсюду будут маньяки мерещиться.
- Именно поэтому, я хотел бы, чтобы ты пожила пока у меня. Пусть все уляжется. Отец найдет преступников, и мы тогда уже решим, что делать дальше.
- Нет, Роман. Прости, но нет. Я не могу. Я просто обязана поддержать сейчас маму и дядю. На всех нас навалилось столько всего. Мне кажется, они нуждаются в моей поддержке.
- Но знай, ты всегда можешь рассчитывать на меня. И если уж ты такая упертая, то завтра, что бы ты ни говорила, я приеду и сам отвезу тебя на работу, а вечером заберу обратно.
- Так я тебе скоро надоем.
- Ну что ж делать, придется потерпеть, - засмеялся он. Хотя думаю, что ты можешь немного скрасить эти жуткие моменты моей жизни, - подтрунивал он надо мной, продолжая улыбаться своей обворожительной улыбкой.
- Ты знаешь, я видела Олега сегодня, – решила перевести я разговор на более безопасную тему. Он пробежал мимо меня на третий этаж, не говоря ни слова.
- Я знаю. Это я его привез на завод. Я узнал, что он до сих пор не уволился, поэтому я взял на себя инициативу, и сам доставил к месту его, теперь уже бывшей, работы.
- А почему вечером,  за несколько минут до окончания рабочего дня?
- Я надеялся, что встречу тебя там и вот видишь, не ошибся.
- Ты страшный человек Роман. Ты все просчитываешь и знаешь наперед. Я даже боюсь спросить, знаешь ли ты, о чем я сейчас думаю?
- Я могу, конечно, притвориться и сказать, что  знаю. Но ты тогда перестанешь думать об этом так громко. А мне так хочется послушать.
- Ах ты, паразит. Я не думала об этом, - чувствуя, как покрываюсь румянцем, смущенно сказала я.
- Зато меня эти мысли не отпускают ни на минуту.  Постоянно приходится контролировать свои порывы, чтобы  не набросится на тебя прямо посреди дороги.
      Я поглядела на него и заметила, что говорит он вполне серьезно, или мне так  только показалось. Сейчас я уже ни в чем не была уверена.
  Когда мы подъехали к моему дому, он тоже вышел и пошел проводить меня до подъезда. В темной парадной, за железной дверью, ограждающей нас от людских глаз, он еще раз поцеловал меня и, проследив взглядом, как я поднимаюсь наверх, вышел из здания. Я взглянула в окно и увидела, как он сел в автомобиль и через несколько мгновений, исчез за поворотом.
    Тихонько открыв двери квартиры, я вдруг осознала, что  сегодня за целый день мама даже ни разу не поинтересовалась, где я, и скоро ли вернусь домой. Это было, по меньшей мере, странно. Но заглянув в ее комнату, я увидела, как она мирно спит в объятиях папы………И тут меня чуть не парализовало. Я еще раз заглянула в ее спальню и поняла, что я только что увидела. Это был, конечно же, не отец, это был мой дядя. Я не верила своим глазам. Я просто тупо уставилась на спящих и не могла пошевелиться. Мама открыла глаза и, увидев меня, сначала ойкнула и тут же  откинув одеяло встала с кровати. Она предстала передо мной совершенно обнаженная, и стала спешно одевать халат.
    Я отошла от дверей и уселась на стул в коридоре. А мама, вышла и осторожно прикрыла двери спальни.
- Я не собираюсь перед тобой оправдываться, - сказала она. Ты ничего не знаешь и поэтому не смеешь осуждать меня. Я постараюсь тебе все объяснить, но только не сегодня и уж тем более не сейчас. Иди спать Алиса. Завтра ты поймешь, что все это не так трагично, как кажется на первый взгляд.
    Но оставаться я не могла. Я взяла ключи от бабушкиной квартиры и вышла из дома. Через пять минут в пойманном такси, я примчалась к старой «Сталинке» и, упав на диван в гостиной, разрыдалась в голос, под мерное постукивание молотка за стеной.

                19

     Проснулась я утром  на  том самом диване, на котором вчера так долго и безутешно плакала. За долгими воспоминаниями,  я и не заметила, как уснула. А сейчас глядя на себя в зеркало, я пыталась разглядеть в себе что-то новое. Но  заметила только, что  лицо мое опухло, а  под глазами образовались жуткие синие круги. Но время на часах уже показывало восемь утра, и  мне необходимо было собираться на работу. И поскольку другой одежды, чем та в которой мы с Романом ездили на Плато, у меня не было, я вновь натянула на себя это платье, застегнула босоножки на высоком каблуке и открыла входную дверь.
   Я уже опаздывала, и поэтому пришлось вызвать такси и уже на нем добираться до работы. Перед глазами все еще стояла вчерашняя картина. «Как она могла! Как они могли! Что она может сказать в свое оправдание? Хотя она говорила мне, что оправдываться не собирается».
     В таких раздумьях я приехала на место. Стараясь не попадаться никому на глаза, я проследовала в свой кабинет и приготовилась занять оборонительную позицию от всех, кого интересует мое «баснословное наследство». Но они не преминули напомнить о себе, и с самых первых минут, меня вызывали, ко мне приходили, делали вид, что советуются и т.д. и т.п. На очередном совещании, по решению проблем выхода из кризиса, сообщили, что новый заведующий лабораторией уволился и это только начало. Люди не хотят оставаться в неведении и если есть возможность найти себе другую работу, увольняются с завода.  Так что к часам четырем они полностью измотали меня своим словоблудием, которое совершенно не несло никакой конструктивной информации, и я перестала отвечать на местные телефонные звонки и пошла в самое сердце завода, на его производство, где еще совсем недавно кипела жизнь,  все работало и двигалось. Людей не было, только замершее оборудование и простаивающие линии. И как бы велика не была моя обида, я понимала, что только дядя может вывести завод из этого состояния. Только он со своим незаурядным умом и хваткой может восстановить его работу на прежний высокий уровень.
     А сейчас сердце этой огромной махины молчало. По какому-то невероятному стечению обстоятельств, повинуясь прихоти постороннего человека, решалось так много судеб и рушилось так много.
 Я прошла по длинному коридору и вошла в свой кабинет.
- Да что с тобой, Алиса, - услышала я прямо перед собой. Я постоянно нахожу тебя не там, где оставляю. Утром твоя мама сказала, что ты вдруг, без объяснений, собралась и ушла ночевать в бабушкину квартиру. Но и там я не застал тебя.    
   И немного помолчав, внимательно всматриваясь в мое лицо,  сказал уже совершенно иным тоном.
- Прости. Мне надо было сначала сказать «добрый день».
- Хорошо, если бы он действительно было добрым, - ответила я.
- Надеюсь, не я являюсь причиной столь угнетенного состояния? – спросил он и, подойдя ко мне очень близко, нежно поцеловал меня в губы.
- Надеяться-то ты, конечно, можешь, - улыбнулась я, и в ответ сама прижалась губами к его губам.
- А может ну ее, эту работу. Все равно тут у тебя ничего интересного не происходит. И без меня сегодня уже обойдутся, - сказал возле моих губ и, не отпуская меня из объятий, стал продвигаться со мной в сторону диванчика за шкафами.
- Я, правда, не могу здесь, - попыталась остановить его я.
- Тогда поехали ко мне, - говорил он, глубоко дыша, в то время как его руки и губы двигались, подчиняясь одной единственной цели.
   Я хотела сказать нет,  но не смогла. Он был нужен мне. Я нуждалась в его словах, в его поцелуях. Мне было все равно, что будет потом. Смысл имело только то, что происходит сегодня и сейчас. А сейчас он был единственным, реальным, моим совершенно безумным шансом отрешиться от всего и забыться в его сладких объятиях, в мучительном поиске любви в этом лживом, порочном мире.
      Поэтому мы очень быстро покинули пределы территории завода и вскоре были уже на пороге его квартиры. Не выпуская меня из объятий, он ногой захлопнул дверь и, подхватив на руки, внес в спальню и легко положил на кровать. Он не торопился. Я как завороженная смотрела, как он медленно расстегивает брюки и рубашку. Не спуская с меня глаз, он не спеша снял все это с себя и остался только в одних плавках, но вскоре пришел и их черед. Он следил за моим взглядом, и он видимо  говорил ему больше чем все слова на свете. И вот когда он остался совершенно без ничего, в полной и безоговорочной готовности к любви, он двинулся ко мне. Я не могла оторвать глаз от него, настолько он был красив. Словно дикая кошка, завидев беззащитного птенчика, он продвигался по кровати, проникая взглядом в самое мое сердце.
 - Ты не представляешь, какую гамму эмоций выражает твое лицо, - сказал он и, приблизившись настолько близко, что касался губами моего лица. Ты даже не представляешь, какая ты красивая, когда так смотришь на меня.
   Он нежно касался губами моего разгоряченного тела, продвигаясь ниже и ниже. В сторону полетело платье и белье, а он двигался все дальше и движения его тела, рук и губ  становились все уверенней и настойчивей, пока я совсем не потеряла голову от совершенно потрясающих ощущений, от смешения тел, дыханий, звуков, стонов, от безудержного, сумасшедшего удовольствия, от райского наслаждения и бесконечного счастья.  И в самый последний момент, когда мозг мой обожгло от пронизавшего его острого чувства восторга, я последний раз выгнулась и закричала. Через несколько секунд, я откинулась на подушки, тяжело дыша и вздрагивая от его легчайших прикосновений.
      Был уже глубокий вечер, когда мы сидели за столом его просторной кухни, поедая аппетитную яичницу с сосисками. Мы смеялись, когда сравнивали свои воспоминания от тех пикников, на которых когда-то встречались. Только в моих, я совершенно не помнила Романа.  Он рассказал столько забавных эпизодов, что я смеялась до коликов над его уморительной манерой подражать моему детскому писклявому голосу.
    Я посмотрела в окно. Солнце уже село. Я подумала, что мама наверно сегодня уже пыталась мне дозвониться. Еще вчера я выключила телефон, зная, что просто не смогу с ней разговаривать. Я убрала со стола и вымыла посуду, а затем вытащила телефон и набрала пин-код. На дисплее  действительно высветилась информация о нескольких звонках от мамы. Я покрутила его в руках и вновь положила в сумку.
 Роман подошел сзади посмотрел мне через плечо.
- Так он все время был с тобой. Алиса, вот скажи мне,  зачем же он тебе, если ты им не пользуешься? Я думал, ты опять его где-то оставила.
- Это я от мамы прячусь. Не хочу с ней разговаривать.
- А я думал, ты хотела поддержать ее и дядю, - сказал он, развернув меня к себе и внимательно всматриваясь в мои глаза.
- Я тоже наивно полагала, что им нужна моя поддержка, а оказывается, они вполне могут справиться и без меня.
- Что же такого могло случиться, что ты так вдруг переменилась к ним?
- Я застала их вчера вместе в одной постели, когда вернулась …… Ну, ты сам знаешь откуда.
- Она тебя видела?
- Да.
- Что сказала?
- Что не станет передо мной оправдываться.
- А ты развернулась и уехала в квартиру бабушки?
- Да. Я посчитала это предательством по отношению к папе.
- Алиса. Не делай поспешных выводов. В тебе говорит твой эгоизм. Дай матери все тебе объяснить. Может, я скажу и очень грустные вещи, но жизнь продолжается. Я не хочу никого оправдывать, но и понять их тоже можно. Они оба потеряли дорогих людей, и это могло сблизить их. Тем более, что Анатолий Павлович и твой отец, похожи как две капли воды.
- Ты не понимаешь. В том то и дело. Я уже лет десять не видела, чтобы мои родители спали вместе.
- Тем более тебе надо на время отбросить свои обиды и  спокойно выслушать ее.
- И что же мне самой надо сделать первый шаг?
- Без сомнений. Если честно, то я не собирался тебя никуда сегодня отпускать. Но раз дела обстоят так, я сам отвезу тебя. И если хочешь, подожду возле подъезда, если ты вдруг решишь опять сбежать из дома.
  Его доводы мне показались более чем убедительными, ведь чем я дольше буду с этим тянуть, тем тяжелее мне будет. Ведь, так или иначе, этот разговор состоится, так зачем его откладывать.

      Роман действительно настоял на том, чтобы остаться в машине  возле подъезда. И когда я зашла в квартиру то увидела заплаканную маму, которая ходила по квартире, как загнанный зверь.
- Алиса, - воскликнула она, увидев меня. Господи, я чуть с ума не сошла. Уже несколько часов я пытаюсь дозвониться до тебя, как ты можешь так поступать?
- Ты же можешь, - ответила я. 
       Разувшись и отложив сумочку в сторону, я прошла в гостиную и села на диван.
- Алиса, мне многое надо тебе рассказать, - сказала она и села рядом.
- Нам надо рассказать, - поддержал ее Анатолий Павлович, следом за нами войдя в комнату.
   Я молчала.
- Началось все двадцать пять лет назад, - начала мама.  Я тогда училась на физико-математическом и жила в общежитии. В нашем городе университетов не было вообще, и мне пришлось приехать сюда.  За мной тогда ухаживали сразу два человека, два моих однокурсника - два брата-близнеца. И хоть отличить их было  практически невозможно, полюбила я все-таки Анатолия. В нем всегда было что-то такое, что выгодно их отличало друг от друга. Мы стали встречаться и вскоре это переросло в близкие отношения. Некоторое время нам как-то удавалось скрывать их от Константина. Но однажды, когда моя соседка по комнате заболела и уехала на время к родителям, я предложила Анатолию, воспользоваться ее отсутствием и остаться ночевать у меня. Я даже дала ему ключ от моей комнаты. В тот вечер я собиралась сказать своему любимому о том, что у нас скоро будет ребенок.
     Она замолчала на время и посмотрела на меня. Дядя Толя подошел к ней и сел рядом, взяв мать за руку. Затем она продолжила:
     Каким-то образом, Константин услышал этот разговор. Он вытащил ключ из кармана брата и первым пришел ко мне в комнату. Было темно. Мне и в голову не могло прийти, что это может быть не Анатолий. Я уже лежала в постели и просто протянула руки к нему, а он разделся и лег рядом. Мы занимались любовью, когда дверь вдруг отворилась, и в комнату вошел Толя.  Только тогда я поняла свою ошибку. Его глаза были полны ужаса и отвращения. И когда я попыталась что-то объяснить, он остановил меня и просто вышел  из комнаты. Я тут же выгнала Костю. Я думала, что смогу все объяснить ему на следующий день, но выяснилось, что в тот же вечер он купил билет до Новосибирска и уехал. Он сразу перевел свои документы в местный  университет, на первый курс химико-технологического факультета и возвращаться не собирался. Я пыталась звонить ему,  писать, но все было бесполезно. Он не отвечал. А через месяц я вышла замуж за его брата Константина. Для всех вокруг и, в том числе, для моего мужа - дочь наша родилась семимесячной. В этом почти никто не сомневался, тем более, что твой вес при рождении был чуть выше двух с половиной килограммов. Только твоя бабушка - мама близнецов, сразу все поняла. Только она знала эту тайну, но никогда никому об этом не рассказывала. Я сама призналась во всем Константину, когда тебе было около шести лет. Вот тогда он впервые напился. Я чувствовала свою ответственность за это, и никогда не бросила бы его, если б не случилось то, что случилось. Все вернулось на круги своя – он тогда занял место своего брата, он сделал это и через много лет, только теперь, это уже стоило ему жизни.
    Во время всего рассказа по щекам матери катились крупные слезы.
- Я так и не смогла полюбить того, кого ты все это время называла своим отцом, - сказала она.  Я всю жизнь любила и люблю только одного человека. Уже через много лет Анатолий узнал правду, но вернуть уже ничего было нельзя. У него была семья. У нас была семья. Мы оба страдали, но договорились, что тебе рассказывать ничего не станем. Ты бы никогда не узнала правду, если бы не эта страшная цепь событий.
- Тогда зачем ты призналась ему, что я не его дочь? – зло спросила я.
- У него тогда завязалась интрижка с одной из аспиранток в нашем университете. Мне захотелось его побольнее уколоть, вот я и сказала.
- И что? Кому стало лучше от твоих признаний? Ему? Тебе? Вам обоим?
- Ты права, никому. Все стало только хуже. Но он своим поступком разрушил счастье двоих человек.
- Поэтому ты решила превратить его жизнь в ад? Зачем ты вообще вышла за него замуж? Оставалась бы одна и растила бы ребенка или вообще сделала бы аборт.
- Ты и понятия не имеешь, каково это было родить ребенка вне брака, живя при этом в общежитии. Но я  хотела тебя, и хотела, чтобы у тебя было все.
     Она замолчала. Дядя Толя по-прежнему держал ее руку. Все, что я знала, все, во что я верила – все оказалось ложью. Всюду была круговая, тотальная,  каждодневная, всепоглощающая  ложь. Этот рассказ окончательно выбил у меня почву из-под ног. Все это казалось страшным сном, кошмаром. Я думала, что  сейчас проснусь, и все будет по-прежнему. Наша семья, семья моего дяди, бабушка – все живы и здоровы. И нет никаких проблем с заводом, и нет того Олега, который пытался меня изнасиловать, и той женщины, которая пыталась меня убить. Но тогда  и нет  Романа, которого  я…….. 
- Алиса. Я не прошу, что бы называла меня своим отцом, - сказал Анатолий Климов. И ты даже представить не можешь, как мне было тяжело знать, что ты моя дочь, не имея возможности  сказать тебе это.  И вот теперь ты знаешь правду.
- И что мне делать с этой правдой? Зачем вы все это мне рассказали? Я чувствую себя предательницей, соучастницей вашего преступления по отношению к нему. Его вроде как нет, да и не очень-то и хотелось, ведь у меня есть другой отец – настоящий, - ерничала я. Я, не могу. Я не могу сейчас думать об этом. Может, когда-нибудь я смирюсь с этой мыслью, но простите, не сейчас. Слишком велика боль утраты, чтобы одним мановением вычеркнуть двадцать три года моей жизни. Вычеркнуть то, во что я верила и заменить все это на другую правду. Пусть он поступил не очень правильно, а кто не совершает ошибок?  И не смейте внушать мне, какой он был, я знаю, какой он был со мной. Он был настоящим, любящим отцом и именно этим он давно искупил свою ошибку, совершенную в молодости.
    Я встала с дивана,  прошла в свою комнату и  собрала вещи в большую сумку.
- Мне надо обо всем этом подумать, - сказала я им. Я никого не хочу осуждать. Но и находиться здесь тоже не могу.  Я некоторое время поживу у одного человека, если он это мне позволит. Я не знаю, как сложится у нас с ним. Но ведь кто не совершает ошибок? – повторила я свою фразу, глядя маме прямо в лицо. Пока я знаю, что так хочу, и с ним мне очень хорошо. Не переживайте за меня.
 И обращаясь к Анатолию Павловичу, добавила:
- Ты знаешь его, это сын твоего друга Ивана Дорохова - Роман.
И вышла из квартиры и быстро спустилась вниз.
     Роман, увидев меня с сумкой,  вышел из машины и направился ко мне. Я подошла к нему и, бессильно опустив поклажу на землю, уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась. А он, прижав к себе, нежно гладил меня по спине и приговаривал:
- Все пройдет Алиса. Все пройдет.

                20

     Вечером в  своей небольшой однокомнатной квартире, Олег набирал следующий телефонный номер, который значился в его списке. Все девять номеров, на которые он уже успел дозвониться, он вычеркнул карандашом и, посмотрев на часы, решил, что сегодня он больше не станет испытывать судьбу и остальные семь оставит на завтра. 
    Вдруг под окнами его дома у проезжающей машины неожиданно взорвалось колесо и Олег, от испуга сначала подскочил на месте, и в одно мгновение упал на пол, зажмурил глаза  и закрыл голову руками.
- Вот, черт побери! – выругался он, когда понял, что тревога ложная и, поднявшись с пола, вновь уселся в мягкие подушки раскладного дивана. Последние дни, ему вообще не везло. Мало того, что в семье директора завода, на котором он трудился, произошло несколько смертей, так и его самого угораздило так лохануться – попытаться трахнуть эту сучку Климову. Если бы не это происшествие, он так и остался бы на должности заведующего лабораторией и сейчас и в перспективе. «И что это за ухарь, который так вмазал мне? – думал Олег, подойдя к зеркалу и осматривая свое лицо с зеленеющими разводами под глазами и потрогал перегородку носа, которая уже день, как перестала так жутко болеть.  Кто он ей? Хорошо хоть в ментовку не здал, засранец! И ведь надо же, узнал, где я живу и сам привез меня на завод, чтобы я собственноручно написал заявление об уходе. Скотина. Тварь. У него точно что-то есть с Алиской. Эта сучка дает только таким красавчикам, как он. Жаль, конечно, что мне не удалось ее продиагностировать, хоть было бы не так обидно», - думал он, стараясь вести себя спокойно и уверенно, словно ничего не случилось.
     И все же ему было страшно. Будучи совсем не глупым человеком, он понимал, что все, что случилось за последнее время, имеет к нему непосредственное отношение.  Хоть и косвенно, он является соучастником преступления, в результате которого завод пришел к такому состоянию.
       Но после того, как миссия его уже была выполнена,  жуткий страх за свою жизнь, вдруг стал постоянно преследовать его. Он мешал думать, здраво размышлять, принимать правильные решения. У него началась настоящая паранойя. Всюду мерещились злоумышленники, затевающие недоброе по отношению к нему – глубоко порядочному человеку. Вчера ему показалось, что за ним следили, и он предпринял удачную попытку ускользнуть от преследователя. А сегодня, какой-то молодой человек, якобы случайно вытолкнул его на дорогу на пешеходном переходе. Благо, что водитель оказался находчивым и, тут же нажав на тормоза, предотвратил его гибель.  Все эти случайности наводили на мысль, что как ненужный сегмент этой цепочки его пытаются убрать, дабы бы он уже никому ничего не смог рассказать. Поэтому последнее время он старался вообще не выходить из дома, и если этого нельзя было предотвратить, он старался как можно быстрее закончить дела и вновь запереться в своей квартире, не отвечая на звонки  и никому не открывая дверь.
   Но словно в противовес его мыслям, зазвонил телефон и на нем определился номер Петра Брагина, который когда-то со своим товарищем Николаем Куликовым уговорили его на аферу с добавками. Олег немного подумал, но  все-таки трубку  решил взять.
- Да, - сказал он, еле  сдерживая  дрожь в голосе.
- Да что с тобой парень? Почему ты прячешься? Нам с Куликовым надо с тобой серьезно потолковать.
- О чем? – спросил Олег, чувствуя, как колени его начинают плясать от  жуткой нервной дрожи.
- Да брось ты! Мы ведь знаем, что ты уволился, и  хотим тебе с Николаем деньжат подбросить. Ты хорошо справился, так что заслужил.
    Он говорил бодро и уверенно. В его голосе были только приветливые нотки и Олег немного расслабился.
- Когда встретимся? – спросил он.
- Вот это разговор! – воскликнул Петр. Давай завтра, у тебя.
- А почему у меня? – вдруг снова засомневался Олег в искренности говорившего.
- А что ты хочешь, чтобы мы тебе деньги в людном месте передали? Знаешь, какие сейчас времена, какое оборудование? А вдруг за тобой кто-то уже следит?
- Мне кажется, что так оно и есть, - проникся Олег к товарищу, так искренне встревоженному его положением.
- Вот видишь. Поэтому  и встретимся у тебя, передадим деньги и обсудим твое будущее.
- Какое будущее? – недоумевал Олег.
- Ты ведь хочешь и дальше работать на заводе и получать за это хорошие деньги?
- Да.
- Ну, вот об этом и поговорим. Завтра в шесть, жди нас у себя. Звонить больше не станем. До встречи, друг, - сказал Брагин и повесил трубку.
   Дрожь в коленях постепенно стала сходить на нет. Но в подсознании где-то сидела болезненная, навязчивая мысль, что не все так радужно, как это пытается представить ему Брагин. Все слишком хорошо. А как показывала жизнь - в этом как раз и нет ничего хорошего.  Поэтому Олег набрал номер своего давнего товарища и после нескольких универсальных ничего не значащих фраз, задал свой самый важный на  тот момент вопрос:
- Послушай, Гоша, а тот «ТТ» который мы нашли в лесу еще у тебя?
- А куда ж ему деться. Там и лежит, где мы его с тобой спрятали. А зачем тебе?
- Да так, хотим с друзьями в лесу по бутылкам пострелять.
- А-а-а. Там как раз целая обойма.
- Здорово. Я заеду сегодня, возьму ненадолго.
- Да он мне собственно и не нужен. Уже столько лет лежит, даже не знаю, будет стрелять или нет.
- Вот в лесу и проверим. Ну, договорились?
-Договорились, - ответил Георгий и, положив трубку, пошел доставать аккуратно завернутый в несколько холщевых лоскутков пистолет, из небольшого углубления в стене, за старым платяным шкафом.
     Уходя от Георгия поздно вечером, он специально вызвал такси, чтобы тот довез его до ближайшего леса, и попросил подождать полчаса. Спустившись в небольшой овражек, он вытянул руку и, направив дуло пистолета прямо в толщу земляного вала,  зажмурился и  выстрелил. Небольшая отдача откинула его руку, и из ствола вверх потянулся легкий дымок.  Олег удовлетворенно вновь завернул его в тряпку и, почти бегом направился к ожидавшему его автомобилю. Всю дорогу до дома его не покидала какая-то странная, блаженная, отрешенная улыбка.
        Все следующее утро и день он пытался найти удобное место для оружия, чтобы его можно было быстро извлечь в случае необходимости применения. В результате он прикрепил его скотчем ко дну журнального столика, стоявшего посреди одной единственной комнаты. Несколько раз он пробовал сорвать его с места, при этом засекая на секундомере, сколько это займет времени. Он уже видел такое по телевизору и эта идея со скотчем, показалась ему  наиболее удачной.
     На часах было уже около семи, когда в дверь позвонили и Олег, взглянув в дверной глазок, увидел улыбающихся Брагина и  Куликова.  В груди у хозяина квартира что-то екнуло, он подумал: «Может напрасно я так плохо о них подумал. Вроде нормальные мужики» и тут же открыл тяжелый металлический засов на железных входных дверях.
Брагин вошел первым и, сжав кулак, с силой  ударил Олега в солнечное сплетение.
- Ты что ж, козлина, с нами в прятки вздумал играть! – сказал он и оттолкнул согнувшегося Коромыслова от прохода в комнату.
   Николай Куликов, в это время уже закрыл двери и шел вслед товарищу.
 Олег закашлялся и, не разгибаясь, упал на колени перед диваном и уткнулся лицом в его подушки.
- Ты чё, сука, думал мы тебя не достанем? – продолжал Петр Брагин, стоя над ним и пиная его носком своего отполированного до блеска модного ботинка.
- Николай, - продолжил он, обращаясь уже к Куликову. Перчатки-то достань, да вытри ручки на дверях, чтобы отпечатков не было, а я пока посмотрю, куда удавочку примостить.
    Куликов положил кожаный дипломат на журнальный столик и стал деловито выкладывать из него две пары перчаток, диктофон, на котором тут же нажал кнопку «запись» и длинную веревку. Брагин же внимательно рассматривал все, что могло бы сгодиться для закрепления узла. И несколько раз дернув за трубу от отопительной батареи, которая огибала бетонный выступ практически под потолком,  решил остановиться на этом варианте и, одев перчатки стал закреплять веревку.
- И что же Вы, уважаемый Олег Дмитриевич, так опечалились, когда поняли какую ошибку совершили, и так подставили своего начальника, - ерничал Брагин. Совесть замучила да? Решил мальчик с жизнью покончить? Вот незадача-то. Ну как, записочку то будем прощальную писать, а? – спросил он и, склонившись над Олегом, удалил его кулаком по почке. Не хочешь, любезный? А надо! Ну-ка, родимый, поворачивайся к столику, да пиши: «Я, ублюдок и скотина, решил сам уйти из жизни, потому что…….»
       Но тут Олег резко развернулся,  и Брагин сначала услышал громкий хлопок, а потом изумленно посмотрел на свою белоснежную рубашку, по которой быстро растекалось ярко красное пятно.
  Куликов замер от неожиданности, но наконец, понял в чем дело и сделал шаг навстречу сидящему на полу Олегу со словами: «Ох, ёб……», но и его остановила пуля, пробившая ему  грудь в области сердца.

    Через несколько часов Иван Васильевич Дорохов, уже читал отчет об осмотре с места преступления. После того, как на пол рухнуло второе тело, Олег сам набрал номер телефона милиции и сообщил  о совершенном им преступлении. Оперативная группа буквально через несколько минут с ревом сирены подъехали к дому Олега и поднялись в квартиру, где и были обнаружены два тела сотрудников МВД, ранее занимающих посты начальников следственных отделов только в разных районах города, с огнестрельными ранениями  в области грудной клетки. Далее из отчета следовало, что «на месте преступления были обнаружены следующие предметы: бельевая веревка, длиной около трех метров, закрепленная к трубе, пистолет марки «ТТ» с серийным номером 59818, что соответствует 1937 году выпуска, работающий в режиме «запись» портативный диктофон. Из нее следует, что Брагин и Куликов собирались инсценировать самоубийство Коромыслова. Подлинность записи не вызывает никаких сомнений, тем более, что кроме отпечатков Куликова, других отпечатков на нем обнаружено не было. На руках убитых были одеты латексные перчатки. Пистолет отправлен на баллистическую экспертизу. В результате дактилоскопии доказано, что отпечатки на  пистолете «ТТ» - полностью соответствуют отпечаткам хозяина квартиры, Олега Дмитриевича Коромыслова, который проживает там на законных основаниях и является собственником данной квартиры с июня прошлого года.  Сам Коромыслов внятных ответов по данному делу не смог предоставить, поскольку находился в состоянии крайнего возбуждения, и вместо ответов на все поставленные вопросы, просто начинал плакать.
        Дорохов отложил отчет и включил запись на диктофоне. Прослушав ее, он снова положил пленку  в пластиковый контейнер и обратился к сидевшему  напротив него помощнику Артуру Самсонову.
-  Хочешь сигарету, - спросил он.
- Так Вы же сами запрещаете курить в кабинетах, - недоуменно констатировал тот, но руку за сигаретой все же протянул.
- Да мы потихоньку, в форточку, - сказал Дорохов, но остался сидеть на месте и  глубоко затянулся. - Послушай Артур, ты съезди к этим двум на их прежнее место работы, посмотри там, покопайся, может и нароешь что. Проверь их мобильники, с кем и сколько говорили. Кому звонили чаще всего. Ну а там - по списку. Да что я тебе все это рассказываю, ты и сам все это лучше меня знаешь. Если что найдешь интересного, сразу звони, а уж если нет – то завтра жду от тебя отчет по всей форме.
      После того, как Самсонов вышел, Дорохов еще раз внимательно прочел отпечатанный на компьютере текст, просмотрел фотографии с места преступления  и положил все это  в папку с названием «Авангард». Дело приобретало совсем уж неожиданный  поворот. Как Дорохов и предполагал ранее,  ОН привлек к этому сотрудников МВД. А эти придурки оказались настолько «добросовестными» исполнителями, что каждое свое действие записывали на пленку. Неужели нам ТАК повезет?» Дорохов боялся спугнуть удачу, но все же теплое чувство надежды, что дело пошло ускоренными темпами, грело душу и вселяло надежду.

                21

       Я уже несколько дней жила у Романа и еще ни разу об этом не пожалела. Каждый день мне все еще  приходилось ездить на работу, дабы не оставлять без внимания то, что происходило на заводе. Ну а вечером, он встречал меня, и всякий раз при виде его, сердце мое сладко замирало, словно мы не виделись уже очень долгое время. И я думаю, что он чувствовал то же самое, потому что стоило нам только переступить порог его дома, мы тут же оказывались в постели, забывая обо всем на свете. Мы с каждым днем мы все больше и больше узнавали друг друга, и новые раскрывающиеся грани его характера были мне понятны и  близки. Его ум, отношение к жизни, к людям, родным и не очень, к тем, кто с ним работает и помогает строить бизнес – все это вызывало во мне бурю положительных эмоций, которые с лихвой подкреплялись его потрясающей фигурой, внешней привлекательностью и неутомимой сексуальной энергией.
      Что касается его работы, здесь я тоже сделала для себя массу открытий. Оказалось, что около четырех лет назад, мой дядя предложил ему открыть свой бизнес в области строительства, монтажа и обслуживания частных бассейнов. Климат нашего приморского города позволял это делать практически во дворе каждого дома. А разрастающийся в плане частного строительства город, как раз нуждался в этом. Так что Роман, как говорится, попал на нужную волну и уже через год, полностью занял эту нишу, удовлетворяя всем требованиям очень и не очень состоятельных заказчиков. Бизнес он свой начал с  разработки и монтажа сначала  самых простых пластиковых бассейнов разного размера. Но вскоре продвинулся до более серьезных, крупных проектов, строительство которых начиналось со стадии котлована  и заканчивалось  полным подключением всех необходимых систем - очистки, подсветки, автоматики и т.д. и т.п. Он говорил, что именно моему дяде и, конечно же, поддержке отца благодарен за то, что он сейчас занимается своим любимым делом. Он рассказал, что знает еще несколько человек, которым дядя помог раскрутиться в бизнесе. Причем его помощь всегда была бескорыстной и своевременной.
    Я не знала дядю с этой стороны. Он никогда не говорил о тех, кому когда-либо помог. Да и меня собственно всегда интересовало только само производство, а об его отношениях с инвесторами и акционерами, мне и в голову не приходило спрашивать, потому что я вообще никогда не интересовалась экономической стороной его деятельности. И сейчас я понимала, что ни одно производство такого масштаба не обходится без политического влияния, как на само производство, так и на членов его руководства. Видимо, зная это, дядя специально не вводил меня в курс всего, дабы не подорвать во мне иллюзорность всемирного равенства, братства, добропорядочности и веры во что-то большое и светлое.
 
       О том, что произошло в квартире Олега, мне рассказал Роман в тот же вечер, как все это случилось. Оказалось что те двое сотрудников МВД, которых застрелил Олег в своей квартире, в своих сейфах на работе хранили так же и другие записи разговоров, из которых следовало, что они причастны и к смерти моего отца и инсценировали его самоубийство в доме Анатолия Климова. И самое главное, что на одной кассете была запись конкретного заказа на разорение завода моего дяди и голос говорившего был не чьим иным, как действующего мэра нашего города – Федора Кузьмича Горовцова, и принадлежность его именно ему, не вызывала никаких сомнений.  В этих записях фигурировал еще один человек, настоящее имя которого они так ни разу и не прозвучало. Его называли просто ветеринар. Именно ветеринару необходимо было, сначала стать любовником  жены Анатолия Павловича, а потом убить ее, так чтобы это выглядело как будто она сама покончила со своей жизнью. И ему же было поручено ввести смертельную дозу препарата ее сыну Степану. Оставалось последнее – узнать, кто этот ветеринар и расследование можно было бы считать закрытым.
      Странно, что именно Олег, которому в этом деле была уготована сначала роль человека, который введет своими действиями завод в состояние хаоса, потом, пытаясь защитить свою жизнь, сам того не ведая, помог раскрыть это дело. Но с какими последствиями! Стоило ли это тех денег, которые ему заплатили? И будет ли он в состоянии  сам когда-нибудь оценить последствия своих поступков.    
         Зная о его теперешнем положении, я не могла решить для себя, как к нему относится. Чисто по-человечески, мне было его жалко. Но мы сами творим свою судьбу и своими поступками прокладываем себе дорогу в будущее. Каждое наше слово, эхом отзывается во вселенной и возвращается к нам с удвоенной силой, как только мы про него забываем. Так оно, наверное, и должно быть. Только осознав это, люди, смогут задуматься, что является правильным в этой жизни, а что, только лишь иллюзией правоты.
       И вот уже буквально на следующий день мэра арестовали. Ему было предъявлено сразу несколько обвинений, одно из которых звучало как: «Подстрекательство к убийству двух и более лиц». Уголовное дело завели так же на его жену и двух сыновей, потому что нашлась масса свидетельств о  вымогательстве ими крупных сумм за право  ведения строительства жилых и нежилых зданий на земельных участках, находящихся под юрисдикцией городского земельного комитета. Поступило огромное число заявлений в прокуратуру от разъяренных предпринимателей, которые на самом первом этапе строительства – проектировании и закладке, отдавали в руки родственников мэра семьдесят процентов от стоимости всего строительства.  Таким образом, уже к концу недели, дело Федора Кузьмича Горовцова разрослось как снежный ком, и разбирательство по нему  обещало быть очень продолжительным.
       Поэтому Климову Анатолию Павловичу ничего не оставалось, как выйти из тени и вернуться к руководству заводом. Чему как выяснилось позже, не все были рады. Оказалось, что поставки добавок с Dow Chemical Company, не прекращались ни на день, и когда связь с ними чудесным образом восстановилась, они с удовольствием назвали новый адрес складов, на которые в последнее время им приходилось  отсылать свою продукцию. Они и сами пытались связаться с руководством завода, и выяснить, почему те прекратили платить за их продукцию, но теперь, когда все становилось на свои места, и им было предоставлено гарантийное письмо  со сроками выплат по задолжности,  они успокоились.
      Отношения с мамой стали потихоньку восстанавливаться. Уже не было той напряженности и затяжных молчаливых пауз в разговоре.  Правда она до сих избегала темы ее отношений с моим дядей. Но по ее голосу я понимала, что у них все хорошо. Да и на лице Анатолия Климова можно было все прочитать без слов. И действительно все в этом мире стремится к тому, чтобы найти свою частичку счастья. Жизнь и без того очень трудна и коротка, что бы собственноручно отбирать у нее эти редкие минуты.

      За окном уже слегка золотился август. Я понимала, что мне надо возвращаться домой. И каждый день, когда я приходила на работу, я настраивалась на то, что вечером,  вернусь в родные пенаты. Мое неопределенное положение все чаще стало меня беспокоить. Я уже не представляла себе  жизни без Романа, но  и с таким положением мириться тоже не хотела. Я понимала, что вопреки своим же принципам опять наступила на те же грабли, но как безболезненно выйти из этой ситуации не представляла. Фактически получалось, что я сама напросилась к нему,  но только  мое к нему отношение еще не служило поводом для строительства более прочных уз. Я видела, как он относится ко мне, я где-то даже смела надеяться, что и он меня тоже любит. Но с его стороны серьезных разговоров и предложений на эту тему не поступало, а слова любви в сексуальном экстазе, я в расчет не брала. Он видел мое задумчивое состояние и все чаще задавал мне вопросы типа: «Что тебя так мучает, Алиса?» Что у тебя на уме? Но я не знала, как ответить.  Не могла же я сказать «женись на мне и тогда я  вновь повеселею», поэтому я приняла решение переехать в квартиру бабушки и начать свою собственную самостоятельную жизнь. Жить с мамой я уже естественно не стану, да и не к чему это. У нее сейчас  тоже сложный период и неизвестно кому из нас сейчас тяжелее.
       С Евгенией мы практически каждый день делились новостями. Работая в женском журнале, она по своим журналистским каналам узнавала некоторые новости о том, что и про кого собираются напечатать, которые и пересказывала мне. Мне оставалось только сопоставить то, что  мне говорил Роман про ход расследования и то, как это собирается освещать пресса. Наконец-то СМИ нашли новую сахарную косточку, на которую набросились с азартом бешеной собаки, а уж разорвать ее на части им не составило большого труда. 
    На мое удивление, Женя насчет Романа не говорила ничего, что могло бы меня заставить задуматься об отношении к нему. Каким-то внутренним чутьем она умела узнавать людей и по моим рассказам, и эмоциям, живо представляла себе человека и могла оценить его по достоинству. Как это у нее получалось, для  меня до сих пор оставалось загадкой. Но она безошибочно угадывала характер по мельчайшим деталям, словам, поступкам, которые мною живо описывались в наших разговорах.
   И самая главная новость, которую Женя сообщила мне очень осторожно, боясь затронуть мои чувства и переживания, по поводу всех перипетий, что свалились на наши головы, что Филипп сделал ей предложение, и она, конечно же, согласилась.
- Боже мой, Женька, как я за вас рада! - воскликнула я. Что же ты молчала? Вы уже подали заявление?
- Да, - ответила она, немного смущаясь.
- И когда же свадьба?
- Ровно через месяц.
- Уже так скоро? А подготовиться успеете? Ведь столько надо всего сделать.
- Да, собственно ничего особенного мы делать не собираемся. Регистрация, ресторан и сразу в свадебное путешествие. Мы уже и место выбрали.
- Женька, а почему я только сейчас все это узнаю? – раздосадованная ее молчанием, спросила я.
- Как бы то ни было, ты все равно узнала об этом одной из первых. Мы еще даже не говорили об этом ни моим, ни его родителям. Только сегодня хотели им сообщить.
- Женечка я искренне рада за вас с Филиппом! И поздравляю вас принятием такого важного решения.
- Ну, поздравить ты нас еще успеешь. Ведь свидетелями у нас будете вы с Романом. К тому времени, я думаю, уже все уляжется, и ты сможешь немного прийти в себя. Давай вечером еще созвонимся и все подробненько обсудим. Мне надо еще с тобой по поводу платья и ресторана переговорить, - сказала она, боясь оторвать меня от восстановления производственного процесса. Целую, дорогая. До вечера, - сказала она и положила трубку.

         Работа на заводе постепенно набирала прежние темпы. Уже заработали несколько цехов. Производство нашего цеха планировалось запустить только завтра, а сегодня шла интенсивная подготовка и холостая прогонка оборудования.
     После обеда позвонил мастер с автосервиса и наконец-то торжественно объявил мне о том, что я могу забирать свою машину. Радости моей не было предела. Я зашла к главному технологу и предупредила его, что  скоро вернусь, как только заберу ее из мастерской. Мне не терпелось вновь сесть за руль своей Маруси, и я вышла с территории завода и подняла руку, чтобы поймать такси.
      Но вместо машины с шашечками, возле меня притормозила серебристого цвета иномарка и когда двери со стороны пассажирского сидения открылись, из глубины салона выглянуло красивое улыбающееся лицо Вениамина Князева.
- Куда тебе, Алиса? Садись, подвезу по старой дружбе, - сказал он  и указал мне на место рядом с ним.
- Да мне, собственно, не очень далеко, - ответила я, не зная как поступить.
 С одной стороны, как мне казалось, он не представлял никакой опасности, и мне не терпелось вернуть себе подарок отца на окончание университета. А с другой, после всего, что было между нами, сидеть с ним в одном автомобиле –  это было бы последним из списка моих желаний.
 Но поразмыслив секунду, я села в  машину, и мы направились в сторону автомастерской.
- Как ты жила все это время, Алиса? – спросил он, изредка посматривая на меня. До сих пор не могу понять, почему ты тогда ушла от меня? Мне казалось, что у нас с тобой все хорошо. Но ты вдруг объявляешь, что больше не любишь меня и уходишь жить домой к родителям. Не понимаю. Неужели со мной тебе было хуже, чем с родителями?
- Просто тогда  я уже знала, что ты мне лжешь, - вдруг решила я открыть все карты. Мне стало известно, что ты собираешься  жениться на дочери проректора университета, и что она уже ждет  от тебя ребенка.
- Но любил-то я тебя! – вдруг сказал он. И жениться на самом деле не на ком, кроме тебя, не собирался.
- К чему теперь все это выяснять. Я все равно не смогла бы простить тебе измены. Да и позволить расти ребенку без отца, тоже не в моих правилах. Я полагаю, что у тебя теперь семья, ребенок и работаешь ты, наверное, на кафедре под руководством папы своей жены.
- Нет, как только ты ушла от меня, я ее бросил. С аспирантуры и из университета меня поперли. Эти сраные блюстители нравственности решили, что таким как я, не место среди ученых мужей. Так что я потерял все,  - произнес он с такой злобой, что мне вдруг стало страшно.
- Мне очень жаль, что так все получилось в твоей жизни. Но согласись не я тому виной.
- Это ты так думаешь! - сказал он, и зло ухмыльнулся.
- Что ты хочешь этим сказать? – спросила я, уже пожалев, что села к нему в
 машину.
- Когда я остался без всего, что считал смыслом своей жизни, я встретился со своим старым приятелем, с которым когда то вместе занимались спортивной греблей. Он-то мне и помог вновь найти себя. Он помог быстро получить диплом в совершенно другой области,  предоставил мне помещение и хорошую клиентуру для успешного ведения бизнеса. Эта работа в корне отличается от того, чем я занимался в прошлом, но теперь мне это даже нравится.
- И кто же это твой благодетель? – поинтересовалась я, но уже понимала, что ответа слышать не хочу.
- Это сын нашего мэра. Сын человека, которого сейчас судят. А он только хотел себе забрать то, что считал своим по праву, - ответил Вениамин, и глаза его сверкнули недобрым блеском.
- Я не собираюсь говорить с тобой на эту тему. Высади меня, пожалуйста, - испуганно проговорил я, с надеждой выглядывая из салона автомобиля.
- А ты не хочешь спросить, что это за работа?
- Это что-то изменит?
Но он ждал от меня конкретного вопроса и молчал.
- И что же это за таинственная профессия такая? – выдавила я из себя, только для того, чтобы  уже побыстрее выяснить это, и выйти из машины.
    На что Вениамин включил общую блокировку дверей и съехал с дороги на обочину.
- Я ветеринар, - сказал он. Но никого не лечу. Я занимаюсь только принудительной эвтаназией животных, но иногда приходится брать на себя и другую, более прибыльную работу. Видишь ли, за нее мне очень хорошо платили. А теперь из-за двух дураков, которые, судя по всему, считали себя бессмертными, мои доходы резко упали.  Кстати, ты не хочешь узнать из первых уст об истинной причине смерти Валентины Климовой и ее ублюдочного сыночка – наркомана,- повернувшись ко мне, произнес он.
    Мои глаза наполнились ужасом, когда я услышала это жуткое признание и увидела в его руке шприц со светлой прозрачной жидкостью. От страха я не могла вымолвить и слова, на что он улыбнулся своей очаровательной улыбкой, и сказал:
- Я не сообщил тебе самого главного……..
    И он быстро воткнул мне шприц в плечо и выдавил препарат. Еще некоторое время он держал мои руки, чтобы я не могла сопротивляться, и все это время внимательно смотрел мне в глаза. И, когда все тело вдруг перестало меня слушаться и  глаза стали закрываться, он добавил:
- Это я поставил смертельную дозу этого препарата твоему отцу.
          Это было последнее, что я тогда услышала.

         22

    Проснулась я от резкого, едкого запаха химикатов. Почувствовав под собой что-то мягкое, я попыталась открыть глаза. Еле различимый свет в конце огромного складского помещения состоял из одной лампочки над металлической лестницей, ведущей на второй этаж. Когда глаза стали потихоньку привыкать к темноте,  я огляделась и заметила перед собой стальную решетку, огораживающую небольшой уголок от всей территории склада. Я попыталась сесть, но ни ногами, ни руками я пошевелить  почти не могла, только легкие подергивания пальцами, означали, что чувствительность в них постепенно возвращается.
     Повсюду стояли открытые фляги и канистры с каким-то содержимым, из которых разносился жуткий запах, напоминающий смесь разлагающейся плоти с химическими реагентами. Через несколько минут я уже могла немного пошевелить всей рукой и нащупала под собой тонкий матрац, а под ним панцирную сетку металлической кровати. Когда  я попробовала пошевелиться, кровать мерзко заскрипела, и в маленьком окне  второго этажа включился свет. И когда мужчина поравнялся с лампой – единственным источником света, стало видно, что это Вениамин. Он легко сбежал по крутым ступеням и, подойдя к запертой на ключ решетке, посмотрел на меня.
- Чуть-чуть не рассчитал дозу, - покачав головой, констатировал он. По моим расчетам ты должна была очнуться только утром, - и он посмотрел на часы. Еще только двенадцать часов вечера. Видать ты, дорогая, немного прибавила в весе, после того как бросила меня. Да, выглядишь ты неважно. Не скажу, конечно, что мне все равно, но  чувства сострадания ты уж от меня точно не дождешься.
- Где я? – с трудом разлепив губы, спросила я.
Он огляделся, словно впервые видит это помещение, язвительно проговорил:
- Это моя собственность. А что не нравится? Я купил этот склад около года назад. В него и свозились все реагенты для вашего производства, пока, все не выяснилось. Буквально несколько дней назад его вновь освободили, оставив здесь такой беспорядок. Но зато это прекрасное прикрытие. Зная о том, что здесь творится, никакой человек в здравом уме сюда уже не полезет. Да, кстати, я заметил, что усыпленные  мною животные хорошо растворяются в этих кислотах. И не надо никому платить за их утилизацию. Так что как не крути, выгода очевидная.
- Тебя найдут, -  чуть слышно проговорила я.
- Как? Ведь склад то записан на имя моей матери, а у нее совсем другая фамилия. Ты что же думаешь, они станут подозревать пожилую женщину в каких-то махинациях?
- Не так, так иначе. Но все равно, найдут и мокрого места от тебя не оставят.
- А ты что же думаешь, я тебя все время здесь держать буду. У меня на этот счет, еще пара мест есть. Так что приготовься заряжаться новой дозой. Как только получу ответ на  требование о выкупе, так сразу и начнем собираться в путь.
- Что это за препарат, которым ты убил моего………..
- Отца? Это дитилин – мышечный релаксант, вызывает угнетение дыхания, относится к курареподобным ядам, разрушается псевдохолинэстеразой на холин и янтарную кислоту. В больших дозах вызывает двойной блок, после чего дыхание не восстанавливается, - отчеканил он, как на экзамене. Еще он применяется при наркозах и  для эвтаназии животных. Так же стоит вопрос о его применении при исполнении смертной казни через инъекции.
    И он, страшно довольный своими познаниями и возможностью похвастаться ими передо мной, приподняв одну бровь, стоял и горделиво смотрел на меня из-за решетки.
      Способность говорить и двигаться стала постепенно возвращаться ко мне, и с трудом приподнявшись на локтях, мне удалось сесть на кровати и прислонится спиной к грязной и холодной стене.
- Какая же ты сволочь! Я никогда не думала, что ты можешь опуститься до такого, - зло проговорила я. Ты убил моего отца, прекрасного талантливого человека. Он еще столько бы мог картин написать в своей жизни. Тебе никогда не понять чувств человека, потерявшего своего близкого.
- Люди меняются, Алиса, вместе с обстоятельствами и жизненными проблемами. И кстати, я как раз взял на память одну картину из коллекции твоего отца. Жалко только, что она не подписана, но ничего страшного, она и так достаточно хороша, чтобы продать ее, если вдруг припрет нужда. А к вопросу о том, какая я сволочь, я бы на твоем месте поостерегся так со мной разговаривать. Неизвестно куда бы тебя занесла нелегкая, если бы твои богатенькие родственнички. А уж мне-то как раз хорошо было известно, сколько  могла себе позволить Валентина на деньги муженька. Сложилось бы все иначе, я может и показал бы тебе свой загородный дом, купленный на  деньги Климовых. Но, как видно, не судьба. 
    Я сначала не хотел тебе говорить, но так даже думаю, будет лучше. Когда я получу за тебя свои деньги, Алиса, я тебя тоже убью. Я, правда, еще не решил как. Но немного времени у нас еще есть. А ты пока сама может подобрать для себя что-то не столь болезненное. Я уж по старой памяти, попытаюсь выполнить твою просьбу. 
    И немного помолчав, видимо всерьез размышляя над таким широким выбором, добавил:
- Утро вечера мудренее, Алиса.  Ложись спать. Завтра поговорим.
   И он, демонстративно зевнув, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в сторону узкой лестницы, над которой качалась лампа в широком металлическом абажуре.
   Все это напоминало дурной сон. Тот самый Вениамин – красивый, умный, интеллектуальный, с прекрасным будущим, вдруг превратился в такое чудовище. У меня не укладывалось это в голове.  С такой  легкостью говорить о смерти не только бедных животных, но и людей! 
   В огромной фляге что-то булькнуло, и  по помещению разнеслась новая волна омерзительного запаха. Я снова легла на грязный матрац и  уставилась в потолок. Совершая вращательные движения то правой то левой ступней, я постепенно стала чувствовать все тело. Оно было тяжелым, словно каменным. Мысль о смерти, пришла не сразу, видимо сказывалось действие лекарства. Но затем размышления о ней заполнили все мое сознание. В словах Вениамина было столько спокойствия и убедительности в том, что он непременно со мной сделает, что эта тема постепенно укрепилась во мне, и я стала придумывать, как бы мне умереть так, чтобы это было как можно менее мучительным. В углу стояло ведро и потихоньку поднялась с кровати для того чтобы опустошить мочевой пузырь. Голова кружилась. Но после этой нехитрой процедуры мне стало гораздо легче. Я подошла к двери и аккуратно подергала большой навесной замок на крупноячеистой решетке. Замок был ржавым, но еще довольно крепким и глупая идея о том, что мне удастся его открыть, тут же покинула мою голову.  Метрах в двух от решетки за ее пределами, лежала раздавленная чем-то тяжелым  тушка полуразложившейся вороны. Серо-черная поверхность ее шевелилась от активно ползающих по ней огромного количества личинок. Эта картинка чем-то напоминала мой недавний сон. Видимо уже тогда что-то витало в воздухе, и я неожиданно для себя сумела подключиться к единому потоку информационного поля, для которого не существует ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, - только одна сплошная река событий, переплетенная с нашими жизнями. 
    Я обошла весь огороженный участок по периметру и не найдя ничего, что могло бы поспособствовать моему побегу, не нашла.  Мне даже пришло в голову простучать кирпичную кладку за кроватью, в надежде, что она могла  стать хрупкой от времени. Я даже улыбнулась, когда мне в голову пришла мысль, о том, как это было бы забавно, если бы я оперлась о стену, а она вдруг раз и провалилась наружу, без особых на то усилий. Но простучав ее со всех сторон, я убедилась, что раньше все-таки строили на совесть - очень надежно, что в моем случае ни как не служило комплементом для добросовестных строителей.
    Постепенно я привыкла к темноте помещения и запаху, который заполнял все его уголки. Было видно, как из некоторых открытых бочек, вверх поднимался сизоватый дымок и, отливая изумрудным блеском, расстилался по потоку.  И от него у меня все сильнее начинало першить в горле.  Я оторвала кусок подола от своего платья и сделала из него повязку на лице, что  хоть как-то смягчило резкость вдыхаемых паров.
     В бесполезных поисках средств для побега  прошло, наверное, около часа, и я, не обнаружив для своего спасения никаких явных или скрытых возможностей,  снова легла на кровать и, отвернувшись к стене, постаралась уснуть.
     Странно, что теперь, когда ты осознаешь, что жить остается не так уж много, все для тебя престает в совершенно ином свете. В моей памяти стали всплывать вещи, о которых я давно забыла, слова, которые я не хотела, чтобы они  когда-нибудь вообще мной произносились. Мне казалось, что я могла бы стать  хорошей женой и матерью, и от этих мыслей у меня полились слезы. Я подумала о Романе. Он, конечно же, в итоге, найдет  свою любовь, но только уже без меня. Стало жаль Женю. Она-то уж точно будет страдать, не меньше чем моя мама и мой биологический отец, и скорее всего, такой подруги как я у нее, уже точно, не будет. По сравнению с тем, что со мной происходило сейчас, все проблемы и неурядицы казались просто смешными и малозначимыми. Лишь смерть отца стояла особняком от всего этого. Как же мне хотелось, чтобы  Вениамин получил по заслугам за его убийство. Но постепенно все мелкое ушло на второй план, осталась только жгучая, всепоглощающая ненависть к человеку, которого я когда-то так любила.
  Проснулась я под утро, когда в окна под потолком стали проникать первые лучи солнца. С утра все показалось значительно ужаснее, чем мне представлялось вчера. В страхе и ожидании чего неизвестного, у меня немели пальцы, и подступала тошнота.  Я села на кровати и попыталась в последний раз собраться с силами и придумать что-то для своего побега, но единственная мысль: «неужели я умру?» заглушала все. И эта фраза как дятел долбила мой мозг, пока я отчетливо не услышала голос, раздающийся сверху.
- Ты знаешь почему….. Нет, я никогда тебя не любил……..Так было надо……
Да, мне заплатили……, - я слышала только голос Вениамина, но понимала, что он с кем-то разговаривает. Но голоса собеседника, я, как не прислушивалась,  услышать не могла. Тем временем он продолжал, переходя на повышенные нотки:
- Да, пошла ты!.......Что ты можешь со мной сделать?.........Отойди от меня!……Только секс и деньги……. Уйди!….. Пропади пропадом!…….
   Во мне проснулась слабая надежда, что тот, с кем он говорит, может помочь мне освободиться. Раз Вениамин с ним спорит, значит, в чем-то они не сходятся, может и в вопросах убийства, их мнения разойдутся. Я подошла ближе к решетке, но  вновь отпрянула от нее, когда услышала, быстро приближающиеся к лестнице шаги. Вениамин не переставал голосить, но я, вдруг с ужасом заметила, что его собеседника просто не существует. Он спускался по лестнице и, оборачиваясь, что-то, уже почти невнятно, кричал кому-то невидимому, кто по всей вероятности следовал за ним. Он даже несколько раз останавливался и пытался ударить кулаком в пустоту, но спотыкался, падал и вновь поднимался.
- Сука! Пошла прочь!..... Сдохни снова!....... Я сам видел, как тебя хоронили!........ Отстань от меня!.....
   Я поняла, что от страха забилась в самый угол огороженного участка склада, наблюдая за мечущимся по помещению Вениамином, который снова и снова обращался к кому-то и злился, что его усилия напрасны. Но тут он заметил меня,  и подошел к самой двери решетки.
- Что, падла, скоро придет и твой конец!  Никто за тебя и ломаного гроша не дает. Так что - все! - произнес он с лицом, на котором уже печать безумия оставила свой след.
   Глаза его беспрестанно бегали из стороны в сторону. Он вдруг подскочил к одной и бочек и, схватив палку, начал активно размешивать в ней какое-то содержимое.
- Что, уже совсем растворилась? – довольный этим обстоятельством, дико засмеялся он.
  Но тут же бросив палку на пол, стал осматриваться по сторонам в поисках кого-то или чего-то.
- Где ты? Куда ты, сука, делась? От меня не спрячешься, - громко прокричал он, и бегом побежал к лестнице.
   Я подошла к кровати и тихо, чтобы она не скрипела, присела на самый край. Мне никогда не доводилось видеть такого и тем более, я никак не могла представить, что сойти с ума можно практически за одну ночь. Еще вчера, он выглядел совершенно нормально, но если не считать, конечно, его навязчивую идею убить меня после получения выкупа. Но то, что предстало передо мной сейчас, было выше моего понимания. Жена Романа, конечно, тоже была не в своем уме, но то, что я видела сейчас, было другое. Совершенно  другое! «И что это вообще  творится  в этом мире? Второй человек за какую-то пару недель предстает передо мной в таком состоянии. Это что эпидемия? Или закон парных случаев? Я никогда раньше не задумывалась об их существовании. Знала, конечно, что такие люди существуют где-то, но чтобы, на столько, рядом с нами! А что таким можно стать всего только за какие-то несколько часов, вообще для меня стало открытием. Что он там говорил о том, что за меня не собираются платить? Неужели все решили бросить меня на произвол судьбы. Или это его очередной бред. И что мне делать, если он забудет убить меня, и покинет это помещение восвояси, а про то, что я здесь и не вспомнит никогда? – Тогда я все равно умру, только более долгой и мучительной смертью». Как не крути, перспектив я пока никаких не видела.
   Звуки его шагов снова привлекли мое внимание. Он бегом спустился с лестницы с небольшой мужской сумкой и, водрузив на одну из бочек лист фанеры, стал вываливать все из нее.
- Где они? Где эти долбаные ампулы? – и повернувшись в противоположную сторону от меня, спросил у воображаемого собеседника:
- Это ты, дрянь,  забрала их у меня, когда я спал? 
   Я со стороны наблюдала за этой сценой и видела, как он безумно мотал головой, бормоча себе что-то под нос,  нервно перебирая  кучку предметов, высыпавшуюся из сумки. Причем какие-то ампулы тоже были среди этих вещей, но взяв их в руки, он снова клал их на место, и вновь принимался за  поиски.
- Отстань от меня, - внезапно заорал он, снова обращаясь к кому-то перед собой.
Я вздрогнула от неожиданности, и предательский скрип кровати напомнил ему обо мне. Он тут же, подскочил к моей клетке и, уже глядя на меня, прокричал:
- Не мешай мне. Ты видишь, я занят. Не все сразу. Придет и твоя очередь, не сомневайся, только погоди немного, - скороговоркой проговорил он и отвернулся. - А где ключи? Куда я положил ключи? А зачем мне ключи?- словно разговаривая сам с собой, при этом глупо разводя руками, - сказал он, и отошел от металлической решетки.
    Но мне-то как раз прекрасно были видны те самые ключи, которые, на мой взгляд, могли бы открыть замок и освободить меня из заточения. Он несколько раз брал их в руки, рассматривал, но  после секундной задержки, снова складывал их  в кучку к остальным предметам.
- А где мой синус? Где мой маленький зеленый синус? – вдруг сказал он и с  надеждой  посмотрел в сторону огромных ворот склада.
   Затем он с силой отбросил злосчастный кусок фанеры, все предметы с которого разлетелись в разные стороны,  и побежал в конец ангара. Я только услышала звук открывающегося засова, затем утренний свет проник в само помещение и снова исчез вместе с человеком, выбежавшим за его пределы.

    Милицию вызвали встревоженные жильцы, этого отдаленного от центра, района, когда  молодой человек вбежал во двор, и с диким криком стал приставать к прохожим с совершенно несуразным вопросом: «Вы не видели мой маленький зеленый синус?» Когда туда приехали сотрудники внутренних дел, они сначала попытались его успокоить и вызвали бригаду скорой помощи. Но он рвался к складу и говорил всем, что последний раз он видел его именно там.  Для того чтобы его успокоить они решили на всякий случай все же зайти туда.
      Когда ворота сначала немного приоткрылись, и я услышала разговоры людей, я закричала. Я уже не помню, что именно, что-то вроде «Я здесь, выпустите меня отсюда». Сотрудники милиции сначала немного опешили, когда поняли, что им это не померещилось. Но я продолжала звать их и когда они, зажав носы, прошли уже половину темного помещения, они увидели меня.

                23

      Все остальное происходило, словно не со мной. Буд-то я вышла из своего тела и со стороны наблюдала за происходящим. Какая-то суета. Бесконечные расспросы, объятия  мамы, дяди, Жени, Романа. Обследование врачей, их заключение – «сильное отравление парами химикатов». Больница. Несколько дней прошли, как в бреду. Ко мне в палату заходили какие-то люди, о чем-то говорили, подолгу заглядывали мне в глаза, брали какие-то анализы и что-то кололи, после чего я вновь засыпала и просыпалась лишь для того, чтобы вновь попасть в этот водоворот. Я точно помню, когда именно, я снова оказалась в своем теле. Произошло это, как будто я упала со скалы в море, но  больно ударившись о воду, оказалась не в ее мягких, обволакивающих объятиях, а в своей, лежащей на кровати, тесной телесной оболочке.
      Мягкое теплое солнце светило из окна, лаская мое лицо своими яркими лучами. Я слышала шелест листвы за окном и ощущала легкое дуновение ветерка. Нежный запах распустившихся роз, наполнял комнату своим ароматом. Дышать таким воздухом было необыкновенно приятно, и я глубоко вздохнула. И затем только, я почувствовала мягкое тепло на своей руке и медленно открыла глаза. Роман сидел рядом со мной и держал ее в своих ладонях.
- С добрым утром, красавица моя, - сказал он и, привстав, поцеловал меня в губы.
  Сердце мое сладко заныло. Сомнений больше не было – я любила его. Только его я ждала всю свою жизнь. И кроме него никто мне не нужен. Осознание этого, пришло словно молния, пронизавшая все мое тело. Как мне хотелось прижаться к нему всем телом и сказать, как сильно я люблю его.
       В это время заглянула медсестра и, улыбнувшись, тут же закрыла дверь с другой стороны.
    И хоть выглядел он ужасно –  усталый вид, темные круги под глазами, лицо осунулось,  но при этом при всем, он улыбался.
- Алиса, может хочешь чего-нибудь – чай, сок, водички? – и встал со стула, готовый ринуться из палаты.
- Сколько я здесь? Ты выглядишь таким усталым.
- Четыре дня, - ответил он. Тебя поддерживали в состоянии искусственного сна. Это было лучшим выходом, принимая во внимание, насколько сильным было отравление.
- А как же Вениамин, что с ним?
-Там все гораздо хуже. Сейчас он находится в больнице, в соответствии предварительно поставленным  диагнозом -  «состояние невменяемости». Окончательный диагноз будет установлен в ходе судебно-психиатрической экспертизы. Но, похоже, что с ним все намного серьезнее. По странному стечению обстоятельств, он попал в ту же больницу, в которой сейчас находится и моя бывшая жена. Превратности судьбы!
- Хорошо. Это очень хорошо. Рома, это он убил моего отца, Валентину Петровну и Степана. Он мне сам об этом рассказал, - вдруг вспомнив все, сказала я. Когда я увидела его в таком состоянии, я решила, что никогда не выберусь оттуда.
- Мы опоздали всего на несколько минут. Когда ты исчезла, все чуть с ума не сошли. Мы понятия не имели, что случилось, а милиции  пришлось отрабатывать абсолютно все версии.
- Он сказал, что потребует за меня выкуп, раз не удалось разбогатеть на акциях завода.
- Да, в том то и дело, что никто не звонил и не о чем не просил. Видимо это было одной из его бредовых фантазий. Как сказали врачи, тебя спасло лишь то, что ты находилась в самом проветриваемом месте этого помещения. Ну а для него же, такое длительное воздействие парами химикатов, оказалось решающим для определения его дальнейшей судьбы. Недаром же говорится: «что если бог хочет наказать человека, он лишает его разума».
- Мне стыдно признаться в этом, но я рада, что с ним произошло все именно так. Он это заслужил. Тюрьма для него была самым легким наказанием. Рано или поздно, он бы вышел из нее. А его сумасшествие, я  надеюсь, навсегда!
   И в эту минуту в палату зашли мама и Анатолий Павлович. У мамы были слезы на глазах. Дядя Толя же наоборот улыбался и сразу вслед за мамой подошел и обнял меня.
- Я попросил, - сказал он, чтобы нам сразу сообщили, как ты только проснешься. Рад видеть тебя в добром здравии, девочка моя. Мы уже поговорили с доктором, он пообещал, что скоро тебя выпишет, сдашь еще некоторые анализы на токсикологию и уже тогда домой.
- Я бы прямо сейчас домой отправилась, - сказала я и мельком взглянула на Романа.
   Он впервые при мне встретился с  моей мамой, и я ждала какой-нибудь реакции с его или ее стороны. Но они молчали, и вели себя совершенно спокойно, так, словно уже сто лет знали друг друга.
 Возникла неловкая пауза и Роман, деликатно встал со стула и вышел из палаты.
 - Алисочка, - начала мама. Мне кажется, тебе надо вернуться домой. Ты еще очень слаба и тебе просто необходим покой, - видимо намекая на наши бурные отношения, сказала она. Ты конечно, вправе решать сама,  но честно говоря, я по тебе очень соскучилась, и хотела, чтобы ты пожила под моим присмотром. Я понимаю, что это мой материнский эгоизм, но если ты……
- Мамочка, я и сама хотела после больницы вернуться в нашу квартиру.  Мне о многом надо подумать. Подготовиться к свадьбе Жени и Филиппа.
- Да, я знаю, что они пригласили вас с Романом в свидетели. И поэтому тоже. Так я скажу Ромочке, что ты едешь домой?
- Ромочке? С каких это пор вы с ним в таких душевных отношениях?
- А вот вернешься домой, и я тебе все расскажу, - заговорчески  ответила она и поцеловала меня в щеку.
     Следом за ней подошел и снова обнял меня Анатолий Павлович, который за все время так больше ничего и не сказал, кроме слов приветствия.  Они вышли и через несколько минут зашел Роман. У него было странное выражение лица. Я не могла понять, толи он расстроен, толи ему было все равно. Он слегка улыбался, но вид его было несколько напряжен.
- Рома, - начала я.
Но он остановил меня.
- Алиса, мама твоя мне все объяснила. Если тебе так будет лучше, я готов исполнить любое твое желание. Но надеюсь, ты не изменишь своего решения по поводу нашего участия в качестве свидетелей на свадьбе  твоих друзей.
- Нет, Роман. Мое по этому вопросу все остается в силе.
 - Кстати, пока ты спала, мы с ними здорово подружились. Они отличные ребята. Они каждый день приходили тебя навещать. Обещали, что придут и сегодня. Так что, скучать тебе не придется.
   В эту минуту в палату зашла та самая улыбающаяся медсестра.
- Время для посещений пациентов закончено, - сказала она и кокетливо улыбнулась Роману.
 В душе моей что-то екнуло, и я почувствовала острое чувство ревности. И уже обращаясь ко мне, совершенно серьезно, продолжила, глядя в лист назначений:
- У Вас сегодня сдача анализов, капельница, осмотр узких специалистов, так что по возможности никаких посетителей, - и снова улыбнулась Роману.
- Тогда, до завтра, милая, - сказал он, и нежно поцеловал в губы. Так просто ты от меня не отделаешься, можешь и не надеяться, - пообещал он и вышел из палаты.   
     На все что мне было предписано у меня ушло более двух часов.  Они меня полностью вымотали. И в результате, когда я вновь добралась до своей палаты и упала на кровать, я почти сразу провалилась в спасительный сон.
   Женя и Филипп действительно пришли вечером, когда я уже снова обрела способность к нормальному общению. Они были счастливы. Это было видно по их лицам по их взглядам друг на друга.
- Алиска, ну ты даешь. Полгорода на уши поставила. Ты не представляешь, что тут началось, когда ты пропала. Но теперь  все закончилось.
- Только это моего отца не вернет, - сказала я, и слезы навернулись на мои глаза.
- Мы много чего не можем изменить в этой жизни. Но для этого нам и дана память. Наши близкие живы до тех пор, пока мы помним о них, - сказала Женя и вытерла краешком простыни мокрые дорожки на моем лице.
- Вы уже определились, где будете справлять свой медовый месяц? – спросила я, переводя разговор на более веселую тему.
Я думаю, на пару неделек тебя отпустят на острова  в Атлантическом океане.
 - А я-то тут при чем?
- А ты представляешь, как нам там будет одиноко. Даже радостью от семейной жизни не с кем будет поделиться. Поэтому вы с Романом едите с нами. Ну, или мы с  вами, это смотря как на это взглянуть.
- Но ведь Роман может и не согласиться. Насколько я знаю, у него очень напряженный график работы и куча всяких проблем.
- Алиса, проблемы будут всегда. Не одни так другие. Но отдыхать  когда-то надо. Тем более, что он в курсе всего и очень обрадовался  нашей идее поэтому и купил  четыре путевки,   а наши преподнес  нам в качестве подарка на будущую свадьбу.
- Женька, так это настоящий заговор!
- Думай, как хочешь. Но на поездку уже начинай настраиваться уже с сегодняшнего дня. Ведь, я точно знаю, что ты вообще никогда не ездила за пределы нашей страны.
- Но ведь для этого надо загранпаспорт и все такое.
- На этот счет тоже не переживай, теперь все это делается быстро, по интернету, так что заявку мы на тебя написали, а там уже дело нескольких дней, только придешь туда и сфотографируешься на сам документ. 
- Столько новостей сразу, даже и не знаю, оставаться здесь или прямо сейчас  срываться с места, - засмеялась я. Я собственно уже готова мчаться   фотографироваться на паспорт.
- Видишь, какая ты легкая на подъем, - тоже смеялась Женя. 
- И вообще, вы должны  дать мне  более подробную информацию о том, куда мы собираемся лететь. А то, кроме того, что это в Атлантическом океане, мне пока ничего не известно.
  Женя и Филипп переглянулись.
- Ну что, будем ей говорить, - спросила Женя у Филиппа.
- Нет, - ответил он. Какой же это тогда сюрприз. Могу сказать лишь одно – лететь туда около восьми часов.
 И глядя на то, как округлились мои глаза, они дружно рассмеялись.

      Роман, как и обещал, приходил ко мне каждый день, и каждый день приносил мне свежий букет роз. Видеться с ним и скрывать  свои чувства и желания, было выше  моих  сил. Я видела, с каким трепетом он относится ко мне и боится прикоснуться, но я сама больше не могла сдерживаться. И эти два дня мы  ухитрялись заниматься любовью прямо в палате - на больничной кровати, подперев двери стулом. Один раз чуть не попались, когда в самый ответственный момент, в дверь стала ломиться та самая медсестра, которая явно пыталась заигрывать с Романом.
             Через два дня, меня действительно отпустили домой. В день выписки, он забрал меня и отвез домой. Нам не хотелось расставаться с ним даже на эти несколько дней перед поездкой с Женей и Филиппом на острова в Атлантике.  И поэтому, он долго еще не отпускал меня из объятий, когда мы прощались возле дверей моей квартиры. Заходить он не стал, так как спешил на работу, чтобы уладить там некоторые запущенные в связи с моей болезнью дела.
   Дома меня ждал сюрприз. На самом видном месте в гостиной висела моя картина с изображением Плато. Мама сказала, что Роман привез ее сразу, как только ее обнаружили оперативники в доме Вениамина.  На столике возле прихожей лежали ключи от моей Маруси. Оказалось, что пока я была в больнице, он забрал ее из мастерской и оплатил все расходы, связанные с ее ремонтом.
     Дело мэра получило огромный резонанс в прессе не только в нашем городе, но и по всей стране. Следом пошла волна проверок,  и под этот шумок с постов были сняты многие коррумпированные и просто попавшие под горячую руку чиновники. Страна вновь рьяно начала бороться с экономическими преступлениями, выворачиваясь наизнанку и вставая в позы в свойственных ей перегибах. Но нас это уже не касалось.
     Боль от утраты близких, еще давала о себе знать. Но с каждым днем мозг все спокойнее реагировал на ее остроту, притупляя и вырабатывая своеобразный иммунитет. После того как я получила свою Марусю назад, я часто ездила на кладбище и подолгу сидела там, вспоминая прошлое и рассказывая о настоящем. Мне казалось, что если я поделюсь с ними всем, что чувствую,  и мне, и им станет легче.

                24

       Сделать загранпаспорт и визу действительно оказалось значительно проще, чем я думала, тем более, когда к решению этого вопроса подключается главный прокурор города.  И хоть мой дядя и по совместительству - биологический отец настаивал, на том, чтобы я не выходила на работу, а оставалась дома и восстанавливала подорванное на фронтах борьбы за свою жизнь, здоровье - сидеть дома я не могла.  Мне гораздо интереснее было быть в гуще событий на заводе, чем слушать мамины причитания по поводу моей исхудавшей фигуры и болезненного вида. Тем более с выходом из дома у меня появлялась прекрасная возможность видеться с Романом и восполнять упущенное время,  умопомрачительным сексом.

      Поскольку Женя с Филиппом были людьми современными и им претили все эти ханжеские замашки с пышными свадьбами, провели они это мероприятие в кругу своих родителей и нас с Романом. Женька была великолепна.  На ней было хоть и белое, но очень современное и стильное платье. В волосах несколько небольших цветков и аккуратный букет невесты в руках.  После занудных фраз, голосом, за который я бы не задумываясь убила сотрудницу загса, уже в миллионный раз произносимых во дворце бракосочетания, «дорогие брачующиеся и т.д…….», мы все поставили свои подписи в нескольких местах в толстом журнале для учета количества брачующихся. И когда, наконец, прозвучали долгожданные слова: «теперь жених может поцеловать невесту», мы вздохнули с облегчением и под вальс Мендельсона, вышли из зала.
    В ресторане было весело. Я никогда не думала, что время можно проводить так хорошо в таком узком семейном кругу. Никакого ханжества, ничего напоказ, искренние отношения родителей с его и с ее стороны. Влюбленные молодожены, влюбленные мы. Мы с Романом в этой компании были единственными, кто не был обременен законными узами брака и по этому поводу всеми остальными отпускались шуточки и безобидные подколы, которые нисколько не смущали Романа. Он совершенно виртуозно на них парировал, отвечая двусмысленным фразами, смысл которых каждый прочитывал по своему, в силу своей фантазии и интеллекта.
        Так пролетело несколько часов, и мы огорченные тем, что все когда-нибудь заканчивается, уехали из ресторана. Утром вчетвером мы улетали на Канары. Мы покидали эту территорию, которая в одночасье из самого родного уголка на земле превратилась для меня в территорию лжи, отчаяния, страшных преступлений и потери близких. Я не знала, какой я вернусь из путешествия, но то, что я нуждалась в том, чтобы покинуть ее хотя бы на время, я не сомневалась.
   
       «Канары включают в себя семь крупных и несколько маленьких вулканических островов, находятся в Атлантическом океане, в районе северо-западного побережья Марокко и Западной Сахары» - это единственное что я успела прочитать я в интернете перед тем, как начать собирать туда чемодан.
   Летели мы действительно восемь часов, но для меня это было не проблематично. Я люблю длинные дороги, во время которых можно о многом подумать,  поразмышлять. И вообще когда любимый человек рядом, можно лететь хоть на край света и неважно, сколько это займет времени.  И когда по прилету все таможенные формальности были соблюдены, нас рассадили по небольшим автобусам и развезли по отелям в разные уголки острова.
      Выбор молодоженов пал на остров-курорт Тенерифе из-за своей развитой туристической инфраструктуры, чистейших пляжей, ресторанов, где можно было вдоволь насладиться блюдами национальной кухни, уникальной флорой с обширными заповедниками экзотических растений, цветов, животных и птиц, древних каменных пирамид и аквапарков. 
    Я действительно никогда не была за границей, тем более в таком красивом месте как это. Пока мы ехали до отеля я, не отрываясь, смотрела в окно.  Необыкновенная природа, необыкновенные дома, люди – все это приводило в чувство восторга и бесконечного  удивления от разнообразия жизни на планете.
        Роскошный пятизвездочный отель своей формой напоминал полумесяц и почти всеми своими огромными окнами выходил на море. Прямо перед отелем голубизной чистейшей воды сверкал двухуровневый бассейн, вокруг которого сказочные экзотические растения поражали своим разнообразием и формой.      
       Филипп с Женей поселились в номере рядом. Практически не выпуская друг друга из объятий, они, как только получили ключи от номера, сразу скрылись за его дверями, попросив нас не приходить к ним, по крайней мере, пару часов.  Служащий отеля занес нам чемоданы и  показал нам все, чем и как можно пользоваться в номере. Роман дал ему несколько долларов на чай и закрыл за ним дверь. Я вышла на балкон, с которого  можно было наблюдать за чистым лазурным блеском Атлантического океана, и вдохнула свежий воздух, так сильно отличавшийся от нашего, своей чистотой и прозрачностью. Казалось, что его можно съесть, стоит только вобрать его в себя  полным ртом. Я оглянулась на Романа, а он смотрел на меня и улыбался.
- Тебе нравится здесь? – спросил он.
- Очень. Я даже не думала, что на свете есть такое великолепие. У нас дома тоже очень красиво, но здесь – что-то невероятное!
       Мы спустились к морю. Вглядываясь вдаль, я поражалась величию океана и  его бескрайним просторам.  Я знала, что где-то там в его глубинах живут многочисленные не открытые человеком виды животных и микроорганизмов. И уносясь мыслью в его бескрайнюю темноту, у меня захватывало дух от реальности ощущений ее прикосновения и давления на меня.   
     Прибрежная вода была необыкновенного бирюзового цвета, и я почти до колен  зашла в нее. Ощущая под ногами быстро утекающий песок, я тонула ступнями в его золотисто-мягкой, шероховатой, слегка покалывающей  кожу зыбкой поверхности. Вглядываясь в мельчайшие частицы, переливающиеся  в воде всеми своими гранями, которые,  то прибивались волной к берегу, то так же стремительно уносились от него, я понимала насколько огромно их количество по всему земному шару.  И каждая из них, в свою очередь, так же является частью большого целого – мирового океана и  одной планеты для всех. Это просто удивительно, насколько велик и, в тоже время, мал наш мир.

      Решив оставить все морские забавы на следующий день, мы все вчетвером уехали в центр города на отельном минибусе, который возил всех желающих в разные уголки острова по первому требованию. Уютный ресторанчик встретил нас живой  музыкой  в стиле джаз. Мужчины заказали  мясо молодого барашка, мы с Женей - dorada (морского окуня). Оказалось, что их национальные блюда готовятся легко и быстро. И к тому же все это оказалось необыкновенно вкусным с терпким и пряным вкусом и запахом, присущим только их островной растительности.
       А  когда уже совсем стемнело, и местное белое вино горячей волной растеклось по нашим венам, под зажигательную музыку фламенко и  самба мы  весело отплясывали вместе с местными жителями, зараженные их задором и жизнелюбием. Я была счастлива. Со мною был любимый мужчина. Как оказалось, он прекрасно двигается и практически на лету схватывает все тончайшие приемы и уловки, которыми пользуются местные жители во время танца для привлечения внимания партнера. В его движениях было что-то завораживающе – сексуальное.  Когда он приближался ко мне и слегка касался моей руки своей ладонью, глаза его говорили красноречивее всяких слов, и я видела как с каждым прикосновением, взгляд его вспыхивал огнем желания и любви.
      Вернулись из города мы разгоряченные танцами и легким выпитым вином. Женя с Филиппом наспех попрощались с нами «до завтра» и быстро скрылись за своей дверью, не сильно утруждая себя продумыванием программы развлечений  на следующий день. И когда мы, наконец, очутились в своем номере, он пошел ко мне и, взяв на руки, отнес на огромную кровать посреди комнаты. В этот раз он любил меня так нежно, что от счастья у меня то и дело выступали  слезы на глазах.

     Весь следующий день был посвящен морю и солнцу.  Мы с Женей придавались разнеженному отдыху на берегу, подставляя свои тела под его нежные лучи. Легкий ветерок дул с океана, исключая возможность получить солнечный или тепловой удар.
- Какая ты счастливая, Женя! - сказала я ей, глядя, как она все время улыбается, даже если не видит, что кто-то смотрит на нее.
   Она посмотрела на меня заговорческим взглядом и, оглядевшись вокруг, сказала:
- Меня Филипп наверно убьет, если я скажу тебе, но я честное слово, не могу больше сдерживаться. Или уж не говорить, - вдруг промолвила она и задумалась.
- Ты обалдела? Сначала ты меня интригуешь, а потом вдруг: «или уж не говорить». Давай быстро рассказывай, а не то я тебя прямо сейчас в океане утоплю, и никакой Филипп тебе не поможет.
- А может за меня твой Роман вступится, откуда ты знаешь? - подтрунивала она надо мной.
    Ну а если серьезно, то Роман готовит тебе какой-то сюрприз, я точно не знаю что именно, только то, что он хочет пригласить тебя куда-то.
- Когда? – заволновалась я.
- Понятия не имею.
- А зачем ты мне тогда это сказала? – неожиданно для себя самой спросила я.
- Потому что ты меня просила.
- Когда?
- Да только что. И перестань задавать один и тот же вопрос. Ты меня пугаешь.
- Женя,  ну  теперь я не знаю что делать. Я чувствую, что мне надо куда-то бежать и что-то предпринимать, для того чтобы он не передумал приглашать меня куда-либо.
- Так, - сказала Евгения и встала прямо передо мной. Сделай глубокий вдох и произноси в точности то, что я сейчас скажу: «Мне никуда не надо бежать, потому что счастье само идет мне в руки. И я готова встретить его в любой момент  вне зависимости от того, как я выгляжу или как я себя чувствую».
- Мне никуда не …. Ты издеваешься? Ты бы хоть на бумажку мне все это записала, и я повторяла бы это как мантру. Это ты со своим литературным даром можешь повторить фразу любой длины и содержания. А мне, пожалуйста, в цифрах и формулах.
- Так, хорошо. В цифрах так цифрах. Ну, надеюсь такое-то тебе под силу повторить: один плюс один, равно два.
- Жень, да ты ненормальная! Ты в своем несколькодневном замужестве мозг-то уже изрядно подрастеряла. Только почему так быстро, я пока еще не разобралась.
- Подожди, я посмотрю на тебя, как ты себя вести будешь.
- Когда?
- Когда, когда? Когда-нибудь, - и она засмеялась своим веселым смехом и отвернулась от меня, подставив лицо под ласковое солнце.
      Я  поняла, что ничего вразумительного мне от нее не добиться. Но, на удивление, напряжение и желание куда-то непременно мчаться прошло, или само собой, или может с Женькиной подачи, я теперь уже не знала.
    Но прошло несколько дней, а долгожданного сюрприза я так и не дождалась. На всякий выход из города я уже думала: «вот оно!», но это опять оказывалось обычным мероприятием по изучению местных достопримечательностей  Канарских островов. И, в конце концов,  я расслабилась и перестала ждать.
     Для того чтобы изучить остров как можно более детально мы взяли машину напрокат. Старенький внедорожник, замечательно подходил к поездкам по различным необъезженным уголкам его, и мы посетили массу различных  пляжей и мелких поселений, на которых не было не единой души кроме нас.
     Так проезжая мимо одного очень привлекательного населенного пункта, в котором стояли очень симпатичные небольшие домики, и почти перед каждым из них стояла вывеска о продаже, мы услышали родную речь и остановились. Женщина лет сорока, которая мне явно кого-то напоминала, разговаривала с потенциальным покупателем из России. Мы остановились и поздоровались. Мужчина, по имени Иван  оказался родом из Новосибирска и присматривался тут к различным вариантам покупки дома для своей семьи.
- Пойдемте со мной, - пригласил он нас в дом, который пришелся ему по вкусу. Я хочу, чтобы вы тоже посмотрели и оценили со стороны, стоит его покупать или нет.
   Мы проследовали за ним и женщиной – риэлтором и  осмотрели очень красиво меблированный дом, с центральной комнатой на первом этаже и двумя не очень большими спальнями на втором. В одной из спален был выход на  огромный балкон. Его снизу поддерживали массивные, белые колонны, образуя над входом что-то вроде парадной арки. 
     Нам всем дом очень понравился, и мы прямо сказали об этом Ивану.  Женя с Филиппом остались рассматривать второй этаж, а Роман разговорился с Иваном в гостиной. Я же пошла дальше вместе с Анной, так назвала себя женщина – риэлтор. И вот когда мы прошли в кухню, я отчетливо вспомнила и ее и то, что я уже здесь была в своем сне.  Она произносила те самые фразы, которые произносила во сне, показывая мне кухню. И я, уже точно знала, что за шкафом в углу будет стоять круглый аквариум,  и с ужасом ожидала, что я там увижу. «Неужели карликовых, русскоговорящих, панцирных ежей-альбиносов?» - со страхом думала я, и все же шла к этому месту. Там действительно стоял аквариум, но в нем ползала маленькая черепашка, подминая коротенькими ножками под себя,  в изобилии насыпанную на его дно, зеленую траву.
- Это наша Серафима, - сказала Анна, - указывая рукой на маленькое красивое существо. Правда мы ей еще не подобрали партнера, но я думаю, что скоро она будет не одна.
- А мальчика назовете Чарльзом? – спросила я.
- Мы еще не решили, но мне нравится это имя. Наверное так и поступим, - весело сказала она. Пусть у нее будет друг с именем принца, - засмеялась Анна и мы вышли из кухни.
        Вернулись из поездки мы усталые, но счастливые.  А когда солнце уже начало садиться и на горизонте показалось красное солнце в своем малиново - сиреневом закатном свете,  Роман предложил мне покататься на небольшой моторной лодке, управляемой опытным штурманом.  Прямо в легких сандалиях и открытом ситцевом сарафане, мы отправились на морскую прогулку.  Но через несколько минут наш катерок причалил к большой красивой белой яхте, и ее капитан предложил нам подняться по трапу наверх. Я почему-то думала, что это часть морской экскурсии, но когда нас торжественно провели на верхнюю палубу, на которой стоял красиво сервированный стол с шампанским и фруктами, сердце мое застучало с бешеной силой.  Мысли стали откровенно путаться, так что фразы «вот оно!» мой мозг так и не сформировал.
     Но это было, как раз «то самое». Солнце с оной стороны касалось своим алым диском океана, а  полная луна светила, создавая серебристую дорожку от нас до себя, так что казалось по ней можно подняться в небо и там сказать, как  сильно я люблю его. И эти два светила одновременно были свидетелями того, как  он вынул из алой бархатной коробочки изумительной красоты кольцо и с моего молчаливого согласия одел мне его на безымянный палец.
- Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он.
- Да, - ответила я.
   И он нежно целовал меня, на мерно качающейся палубе, среди бескрайних просторов океана, в свете сияния заходящего солнца и рассыпаемого на воду серебра луны.
- Можно спросить тебя еще об одном? – вдруг произнес он, немного отстраняясь. Как ты смотришь  на то,  если свадьбу мы сыграем здесь же, на Тенерифе,  завтра.
- Разве такое можно устроить? Это ведь так скоро. Да и честно говоря, мне хотелось, чтобы на моей свадьбе присутствовала мама и дядя…., -  папа Толя.
- Так мы их позовем. Им ехать то около получаса до нас.
- Как это?
- Алиса, ты мне просто скажи, согласна ли ты завтра вступить со мной в законный брак в присутствии своих и моих  родителей в православном храме Las Americas?
- Согласна.

         Абсолютно правы те, кто считает Тенерифе островом любви. И что же может быть столь романтичнее, если  не свадебная церемония в этом экзотическом и райском местечке? Усыпанный великолепными цветами и причудливой зеленью этот город с присущей ему щедростью  одарил нас удивительными  и незабываемыми моментами и воплотил все мои мечты в реальность.
     Оказывается, что Роман все давно продумал и ждал только момента сделать мне официально предложение. Его родители, мама и Анатолий Павлович, как оказалось, были тут же на Тенерифе, только в другой части острова и ожидали только моего согласия. Так что, все кого я любила, и кого хотела бы видеть у себя на свадьбе, были рядом, а я была счастлива этому обстоятельству.
     Купить платье оказалось делом одного часа. Здесь был настолько великолепный выбор, что мне подходило практически все, и мне оставалось выбрать для себя только самое – самое. Мама все время суетилась и хлопотала возле меня, периодически переходя на тихие всхлипывания.

         Счастливые острова! Ничего не может сравниться со свадьбой на Тенерифе, на  острове Вечной любви и Фортуны, который согласно древней легенде и есть  потерянная Атлантида. После гражданской церемонии, нам вручили документы на разных языках, о том, что мы действительно теперь являемся мужем и женой и  мы отправились в православный храм, чтобы  освятить этот союз на небесах. Надо ли говорить, что к алтарю меня вел мой дядя, и по совместительству - мой биологический отец. По красной дорожке я шла под красивую песню, исполняемую на испанском языке, в которой рассказывалось про то, как мы встретились и про все испытания, что нам  пришлось пережить, написанную специально для нас.
        И уже  там, под неусыпным взором Всевышнего, влюбленные,  мы дали  клятву любви и верности в этом благословенном Господом  уголке земного шара. И я теперь точно знала, что мы никогда не расстанемся, а любовь, удача и счастье будут верными спутниками  всю нашу жизнь!