В теплом гнездышке Эльвиры Михайловны
Я там был в качестве свидетеля. Эта была очень красивая пара. А потом меня постоянно приглашали в гости. Это была обычная московская рабочая семья. Тестя звали Борис Никанорыч, это был высокий, здоровый мужчина, мастер на все руки и умница. Тещу звали Эльвира Михайловна. Она была наоборот маленькая и полная, но очень энергичная и сентиментальная.
И вот каждую субботу они накрывали стол и ждали гостей. Помню, как приехал к ним с опозданием на три часа, что-то меня задержало, и увидел такую картину – стол весь уставлен закусками и выпивкой, я думал, что будет куча гостей, оказывается, что они меня ждали одного.
- Что же ты так долго, - ворчал Борис Никанорыч и помогал мне снимать пальто, - с утра все колосники горят.
Но без меня они не начинали. Это была обычная русская семья, в которой для гостя было все: радушие, внимание и уход. Как-то я восхитился «селедкой под шубой», так они всегда ее готовили к моему приходу.
Один раз сидим мы вчетвером: Витя с Тоней, я и еще один парень, закуска у нас была, но без изысков, и тут из театра возвращаются Борис Никанорыч и Эльвира Михайловна: «Ой, ребята, а вам поесть нечего!» И тут же дело закипело, она быстро нажарила мяса.
Но потом респектабельного Бориса Никанорыча сманила другая женщина. Эльвира Михайловна получила тяжелую рану, но в ее 45 рана уже не была смертельной. Она сказала, что еще женщина не старая.
И скоро в доме появился мужичок, которого Эльвира Михайловна называла нежно Соколиком. И как-то так это было неожиданно. Взглянет на него и протяжно и чувственно:
- Соколик ты мой!
И вот как-то сидим мы и Соколик с нами. А это был единственный раз, когда Эльвира Михайловна явно хватила лишку, что-то она говорила-говорила, а потом без перехода перешла к своим женским страданиям, указала куда-то вниз живота и сказала жалобно: «У меня все там далеко, не каждый достанет, но у Соколика такой, что он достает».
Соколик весь сжался, затих и был готов провалиться сквозь землю, он явно не ожидал, что его достоинства начнут обсуждать за столом. А тут и Тоня не выдержала. Ее прекрасные голые руки спорхнули к пепельным волосам, она облизнула губы и поделилась своим женским счастьем: «А я к любому пристроюсь».
Тут Витя сразу протрезвел и грозно спросил: «Что значит, к любому?».
- Ой, Витенька, - заворковала Тоня, и зачмокала мужа в щеки и в нос, - ты у меня самый красивый мужчина в Шереметьево».
Витя посопел, посопел и успокоился.
Сейчас я понимаю, что это на редкость была щедрая и гостеприимная семья! И если подумать, то большинство тогда были такие же.
Свидетельство о публикации №211021301965