Город, которого нет. Глава 4

Глава 4 Мила в расстроенных чувствах.
Председатель коммунального строительства города Павел Иванович Костров вальяжно развалился в необъятном кожаном кресле возле нового модного камина, приятно попахивающего разгорающимися березовыми поленьями.

 Господин Костров был одет в белоснежный махровый халат с вышитыми китайскими драконами, на ногах красовались шерстяные носки, сшитые по заказу в китайском городе Вень Лин. Благородное драгоценное пузо было обтянуто американской хлопчатобумажной майкой, на которой было написано «One man show». Демонстрируя свои безупречные знания английского языка, господин Костров постоянно переводил жене эту фразу как «Один мужик показал». Жена, Полина Митрофановна, женщина строгих правил, пожимала плечами, не в силах справиться с несоответствием содержания и постоянно спрашивала: «Ну, хорошо. Мужик показал. Ну что он показал?». На что вальяжный знаток английского языка господин Костров неизменно отвечал: «Об этом, к сожалению, на майке ни слова...». На что Полина Митрофановна, притворно покраснев, с укором говорила: «Носишь какую-то похабщину, не стыдно?».

На этот раз у Павла Ивановича было хорошее настроение. Городу выделили дополнительные участки для застройки, и господин Костров, как выдающийся хозяйственник, уже давно наметил себе , где и в каких местах он очень удачно получит левый откат в американских долларах. Павел Иванович был истинно русский человек и всегда приводил в пример Петра Великого, когда тот назначал нового губернатора. «Воровать будешь?». На что новый губернатор всегда отвечал: «Так ведь что положено, великий государь, а больше ни-ни».

Павел Иванович, напялив на нос толстые очки в черепашьей оправе, внимательно вычитывал свое интервью, которое должно было появиться в завтрашней прессе. Самое большое внимание он уделил своей цветной фотографии, на которой он был изображен с картинно поднятой рукой, стараясь дотянуться своим горячим словом до каждого жителя города. Основная идея статьи была в том, что чем больше мы построим, тем лучше будем жить. Правда, Павел Иванович не уточнял, кто конкретно будет лучше жить.

Хлопнула входная дверь, мелодично запел серебряный колокольчик. Это пришла Мила, любимая дочурка. Павел Иванович бросил на стол недочитанную статью и повернулся в своем кресле на 180 градусов, открывая объятья своему обожаемому чаду. Девушка ворвалась в комнату стремительно, сбрасывая на ходу дорогие высокие сапоги, затепленные первосортной овчиной. Вслед за сапогами в угол полетело моднейшее меховое пальто.Мила спикировала животом на диван, расшитый калининскими петухами, и разрыдалась. Немедленно в комнату ворвалась Полина Митрофановна, а вслед за ней невысокая толстая нянька, тетя Клава, неся на своем неопрятном фартуке дурманящий запах свежеиспеченных котлет. Начался бедлам. Никто не мог понять, почему плачет их драгоценная красавица. Тетя Клава уже подносила стаканчик теплого молока с маслом, Полина Митрофановна прикладывала к щекам дочери махровое полотенце, а Павел Иванович, как молодой петушок, скакал вокруг всего этого сборища, не в силах сообразить, что ему делать.  Сборище рыдало и сморкалось.  Вслед за Милой начала голосить нянька. Стараясь подобрать нужный тембр, начала рыдать и Полина Митрофановна.  Пробовал всплакнуть и председатель, но потом ему в голову пришла предательская мыслишка, что он все-таки еще мужчина и глава семьи. Поэтому он подобрался и рявкнул:
- А ну цыц, тетери!
 
От зычного голоса женщины перестали реветь, только шморгали сопливыми носами. Плакала Мила, размазывая по лицу слезы в перемешку с новой французской косметикой, которую Павел Иванович за дешево сторговал со свояком, работавшим на таможне.

Господин Костров навис над дочерью своей могучей пузатой фигурой и властно произнес:
- Прекрати наводить сырость! Что случилось? Давай рассказывай!
Зареванная Мила, повернулась на спину и хлебнула молочка из расписанной коломенской чашки, закашлялась, приняла сидячее положение и уставилась на родителей.
- Ну так что? – нетерпеливо повторил вопрос глава семейства.
- Меня, ик... меня бросил, ик... бросил меня Сережа.- и рыдания охватили юное создание с новой силой.

Павел Иванович наконец понял, о чем идет речь, и решительно не смог сдержать злорадную довольную улыбку.
- Только-то и всего? Боже мой, как ты нас всех напугала! Я думал, что произошла какая-то беда. Жуткое слово. А это ведь не беда. Так себе... Маленькая неприятность. Ведь ты сама говорила мне, что ты его не любишь.
- Я не люблю Сережу? – взревела белугой Мила.- Это я-то его не люблю? Да что ты, мой милый папочка, понимаешь в любви?
- Ну, солнышко, любимая моя доченька. Ну зачем нам этот оборванец? Я же давно тебе говорил. Мы найдем тебе волшебного принца! А этот, деревенщина. Ну симпатичный, с мозгами. Ну и только-то.
- Ага. С мозгами. Деревенщина. Папочка, ты такое скажешь...- и заревела с новой силой.

Не сдержавшись, заголосила вместе с ней и нянька, манерно закрывая лицо махровым полотенцем.
- А ну, хватит,- зарычал по-хозяйски Павел Иванович. – Не сложилось, так  пусть так и будет. Тоже мне, любовь тут всякую навыдумывали. Я тебя чему учил?
- Богатого искать...ик, нашего...ик, круга,- заскулила Мила.
- Ну вот богатого тебе и найдем. Нам не грош цена. Я дочку растил не для бедного инженера. Тоже мне...А ну перестань реветь!
- Да, да. Перестань реветь. А это ты куда денешь?- заикающаяся от слез Мила тыкнула отцу в лицо перстнем с бриллиантом.

Павел Иванович посмотрел на кольцо, посерьезнел. Смахнул концом халата пот с широкого морщинистого лба. Потянулся за очками. Начал бормотать растерянно под нос.
- Что это за перстень? Ты себе купила новый? Я не понимаю.
- Папа, не неси чушь. Это твое колечко, которое ты мне подарил на выпускной. Золотое. Не было там никакого камня. А теперь видишь?

  Костров аккуратно снял кольцо с руки дочери, пошел в свой рабочий угол, включил яркую лампу, взял в руки профессиональную лупу. Пока он рассматривал камень, тягучая тишина повисла во всем доме. Слышны были только отцовые старые ходики, которым было неизвестно сколько лет. У Павла Ивановича при рассмотрении камня отвисла губа, на халат потекла струйка слюны. Павел Иванович пришел в себя, выключил лампу, вытер лицо платком.
- Доча. Да этому камню цены нет. Откуда он у тебя. Признавайся! Откуда???
- Да я же говорю тебе, что это Сережа наколдовал!
- Ты дура! Как можно наколдовать такой камень? – в лице Кострова горела неизмеримая безграничная жадность.
- Да это Сережа....
- Да не ври мне, малолетка, откуда у тебя этот камень? – руки Павла Ивановича тряслись от жадности, лицо перекосила страшная гримаса.

Рассерженной птицей на Кострова налетела жена. Первым делом влепила ему по раскрасневшемуся лицу мокрой тряпкой, потом нависла над ним, сложа руки под выпуклым безразмерным лифчиком.
- Это ты так разговариваешь со своей дочерью? Что ты себе позволяешь ? – и влепила ему от души еще раз.

Костров свалился на пол. Пару секунд раздумывал, восстанавливая дыхание. Потом поднялся, расправил халат.
- Значит, твой Сережа может делать такие вещи?
- Ну ты же сам видишь! Папа, ты же не слепой!

Костров закрыл лицо руками. Задумался.Картинно встал на ноги, запахнул халат и подошел к маленькому бару в глубине комнаты.Налил себе коньяку и залпом выпил.
- Это меняет дело.- наконец произнес Павел Иванович, тихонько отрыгнув и закашлявшись. – Я согласен на твою свадьбу с этим самым... Сережей. Сколько он может нам наштамповать таких бриллиантов?

Мила нашла в себе силы броситься на отца, отчаянно молотя его своими кулачками в грудь.
- Это мои бриллианты! Мои! Понимаешь? И Сережа мой!
 
Полина Митрофановна всплеснула руками и бросилась к дочери, оттягивая ее от пребывающего в шоке отца.
 - Мила, приди в себя! Что ты себе позволяешь? Это же твой отец!
- Ах мой отец. Так пусть не лезет в мои личные отношения. В мои...- и зарыдала с новой силой. – Ведь Сережа меня бросил...А мой отец....Мой отец не хотел Сережу... Он его не хотел.
- А теперь хочу! – заорал Павел Иванович и хрястнул хрустальным стаканом о стол, от чего хрусталь развалился на маленькие, страдающие от непонимания, кусочки. – Где? Где этот гений? Я его сразу беру на работу в мой департамент. Мила, еще не все потеряно. Ведь он сказал, что любит тебя. Сказал?
- Да. Он сказал. Он очень меня любит.- Мила наконец нашла свое колечко с бриллиантом, уроненное отцом, и спрятала его в кожаном амулете, висящем на шее.
- Звони ему. Где твой мобильный?
- Папочка, ведь уже одиннадцать вечера!
- Звони ему!!!- В голосе жадного председателя зазвенела медь. Мила дрожащими пальчиками набрала номер, приложила мобильный к уху.
- Не отвечает, - через некоторое время проговорила она, всхлипнула, готовая снова разреветься.
- Ну не отвечает, значит, занят,- примирительным тоном вмешалась Полина Митрофановна. – Через полчасика позвонишь. Никуда твой жених от тебя не денется.

Снова раздался мелодичный звонок входной двери. Все замерли.
 - Кому это не спится в такое время?  Что за черт? – пробормотал Павел Иванович. Кивнул на жену- Иди открой, скажи, что я уже в ванне. Пусть скажут, что хотят и приходят завтра. Обнаглели, понимаешь.

Звонок прозвучал еще раз, уже более настойчивее. Полина Митрофановна подошла к двери. Посмотрела в глазок, пожала плечами и приоткрыла дверь на длину цепочки. Из открывшейся щели пахнуло жестоким нестерпимым холодом, как будто порыв ветра специально ударил в приоткрытую дверь. Женщина отпрянула, закашлялась от неожиданности, и закрыла лицо ладонями.

Из-за двери раздался приятный мужской баритон.
- Добрый вечер, многоуважаемая Полина Митрофановна. Это я, Джонс, друг вашего мужа. Извините за столь поздний визит...

Павел Иванович расслышал слова странного визитера, лицо председателя моментально побледнело, глаза трусливо забегали. Костров, как был в халате, подбежал к входной двери, сбросил цепочку и впустил посетителя, оттесняя спиной ничего не понимающую жену.
 - Господи боже мой, это – вы! Конечно же входите. Господин Полярный...
- Тшш,- приложил палец к губам странный посетитель, пересекая порог дома и протягивая заиндевелый букет белоснежных фиалок Полине Митрофановне. – Я – Джонс, господин Костров. Всего лишь Джонс, директор банка. Не более того...

Павел Иванович закрыл рот ладонью, закланялся перед гостем.
- Ой, простите, мистер Джонс. Конечно же... Что это я тут растрепался... Вот оказия какая...

  В прихожую вошел высокий мужчина с абсолютно седыми густыми волосами, спадающими на плечи. Одет он был в дорогущий белоснежный фрак, несмотря на мороз.  Другой верхней одежды на мужчине не было. Низ лица прикрывало толстое меховое кашне, покрытое инеем. Глаза поражали своими прозрачными холодными зрачками. Весь вид мужчины выражал полнейшее, абсолютное безразличие и спокойствие. Это был мистер Джонс или, как его еще знали посвященные люди, господин Полярный Инспектор.Почему его так называли, не знал никто. Но все его боялись. Он был могуществен и независим. И то, что он нанес визит в дом обычного директора коммунального хозяйства, было знаком чего-то необычайного, неслыханного и экстраординарного.  Поэтому Павел Иванович испугался не на шутку.

 Он провел банкира  в просторную гостиную, которая сразу наполнилась холодом, но Костров не обращал внимания на такую ерунду. Он включил огромную хрустальную люстру под потолком, от чего всю комнату залил яркий свет, и подошел к батарее отопления, намереваясь пустить обогрев на полную мощность. Джонс уже успел развалиться в глубоком безразмерном кресле и закинуть ногу за ногу, открывая присутствующим безупречные кожаные туфли. Потом извлек из внутреннего кармана золотой портсигар и положил его на стол, предлагая Кострову угоститься одной из серебряных сигар, лежащих внутри. Увидев, что Павел Иванович открывает вентиль радиатора, Джонс махнул рукой.
- Не стоит, дорогой Павел Иванович. Лучше оставьте холод. Больше сэкономите.
- Ага, - крякнул Костров, но вентиль оставил открытым. Потом выбежал в прихожую, распахнул дорогую деревянную, инкрустированную узором из березы, дверцу платяного шкафа и вытащил шубу. Закутался в нее и вернулся в гостиную. При виде Кострова в шубе гость сощурил глаза, что должно было означать легкую улыбку.
- Ну вот так то лучше, Павел Иванович.

В комнату вошла Полина Митрофановна, на всякий случай обмотав вокруг головы  шерстяной толстый платок ручной рязанской вязки, внесла на подносе бутылку дорогого Мартеля и два фужера. Ни слова ни говоря, разлила по бокалам. Джонс отхлебнул янтарного напитка, поиграл во рту вязким пахучим букетом, с видимым удовольствием проглотил.
 - Очень хороший коньяк, Павел Иванович. Не иначе как конфискат.
 
  Костров посмотрел на гостя, фальшиво улыбаясь, в глазах мелькнула искра страха и ненависти. От гостя это не ушло. Он лишь слегка улыбнулся, закурил сигару, выпуская  изо рта ароматный одурманивающий дым.
- Ну что же вы, Павел Иванович? Угощайтесь. Не пожалеете!- Джонс пододвинул поближе к Кострову серебряный портсигар.
 
Костров постарался справиться с оцепенением, выпил залпом коньяк, поморщился, выдыхая. Взял из серебряной коробочки сигару, провел носом по неровной поверхности, пытаясь уловить аромат невиданного табака. Потом несмело прикурил и закашлялся. Положил горящую сигару в пепельницу. К потолку взметнулась тонкая струйка дыма.

- Еще раз позвольте выразить радость по поводу того, что вас вижу у себя, мистер Джонс.- начал Костров, не осмеливаясь посмотреть гостю в глаза.- Я надеюсь, это не касается наших с вами кредитных отношений. Ваши деньги, как я и обещал, вы получите с процентами от земельных участков, которые...
- Павел Иванович, Павел Иванович,- уверенно перебил собеседника мистер Джонс. – Я пришел не поэтому.

Теперь уже и председатель посмотрел на гостя с некоторым удивленим.
- Да? Тогда почему? Ума не приложу, что еще могло бы привести вас ко мне в такой поздний час?

Джонс аккуратно положил недокуренную сигару в пепельницу, встал с кресла и подошел к окну. При этом движении на Павла Ивановича пахнуло резкой,пробирающей до костей стужей, от чего густой мех на воротнике шубы покрылся едва заметным инеем. Джонс снова сел в кресло, затянулся своей сигарой.
 - Я бы хотел попросить вас, уважаемый вы наш, господин Костров, пригласить сюда на минуту вашу дочь.

  Павел Иванович, уже было успокоившийся и хлебнувший еще полбокала коньяка, поперхнулся и закашлялся.
- Что? Мою дочь? Милу, вы имеете в виду? Но зачем? Ничего не понимаю...

  Джонс снял с себя кашне, открывая низ лица, тщательно выбритый подбородок с глубокими впадинами вдоль щек,  с узкими,изящно очерченными губами. Лицо иностранца можно было назвать красивым, если бы оно не было настолько холодным и безразличным.
- А у вас еще есть дочь, господин председатель?
- При чем здесь моя дочь, мистер Джонс? – Костров еще налил себе коньяку, нервно выпил.
- А вот вы ее пригласите и все узнаете.

Павел Иванович нерешительно поднялся, открыл дверь в прихожую.
- Полина! Полина, ты где?
Полина Митрофановна с бледным лицом вынырнула из полутемной прихожей, как будто она и не уходила никуда.
- Чего тебе?
Павел Иванович ядовито прищурился, зашептал.
- Ты что, подслушивала что-ли?
- Ты чегой-то? Чего надо?
- Милу позови.
- Зачем тебе Мила?
- Пусть придет сюда. Немедленно!- повысил голос Павел Иванович и посмотрел на жену, едва сдерживая раздражение.

Мила вошла в гостиную, запахнула на себе полы махрового халата от порыва ледяного ветра, неизвестно откуда взявшегося внутри помещения.
- Ай, как холодно! Что это за эксперименты? Да еще в нашем доме? Папа, ты что, с ума сошел?

Павел Иванович, игнорируя скукожевшуюся от холода дочь, вышел в прихожую, снова открыл платяной шкаф. Резким движением снял с вешалки ватную телогрейку,подошел к дочери и завернул ее в теплую надежную одежду.
- На,оденься. Извини. Я совсем забыл, что здесь холодно. Знакомься. Это- мистер Джонс, хозяин банка «Джонс энд Джонс». Мистер Джонс – наш самый большой спонсор. Прошу любить и жаловать.
 
Мила поерозила чуть-чуть, углубляясь в приятное тепло телогрейки, присела боязно на подлокотник кресла возле папочки.
- Папа, что случилось? Ничего не понимаю. Очень приятно, мистер Джонс. – Мила протянула гостю руку для приветствия. Иностранец вежливо ее пожал. Мила постаралась состроить движение, похожее на вежливый женский поклон.
- Ну и зачем я вам нужна? – Мила непонимающе посмотрела на отца, потом перевела взгляд на Джонса. Лицо иностранца ей понравилось, она улыбнулась, прикусив губу. – Мы же ведь не были знакомы раньше, мистер Джонс? – Мила уже была готова закокетничать с незнакомым мужчиной.

 Джонс ответил девушке едва заметной улыбкой, в его прозрачных зрачках промелькнуло нечто, похожее на симпатию.
- Моя дочь- Мила. – Павел Иванович навис над Джонсом. – Прошу любить и жаловать. А теперь, многоуважаемый мистер Джонс, все-таки прошу прояснить ваш, в некоторой степени, непонятный интерес в желании видеть мою дочь.

 Мила не сводила глаз с экстравагантного иностранца.
Джонс встал с кресла, прошелся по комнате, о чем-то раздумывая. Потом остановился перед Милой. Посмотрел ей в глаза. Девушка, еще секунду назад расположенная поболтать с красивым, немного странным гостем, мгновенно съежилась от его взгляда, подалась назад, чувствуя, как в сердце проникает холодный нестерпимый ужас.

- Уважаемая Мила, - немного усталым голосом произнес Джонс, неотрывно глядя в глаза девушки.- Скажите мне, пожалуйста, куда вы дели чертежи превращалки, которые украли у своего, вроде как любимого жениха Сергея четырнадцать дней назад?