Дежурство

                                Алексей   
                (Памяти сына Алексея)               
               
               
               
      Дежурство на узле связи не слишком большое удовольствие, особенно ночное. Но сегодня ОН с трудом дождался восемнадцати часов – так  хотелось заступить в наряд.  И даже нескончаемое построение на лютом морозе и надоевший инструктаж не вызывали обычного раздражения. Отключившись от  бесконечного трёпа майора,  ОН снова и снова с удовольствием прокручивал в памяти обстоятельства своего последнего дежурства:
     Тогда всё началось как обычно – после развода пришлось долго отогреваться у рефлектора, потом в работе быстро прошло горячее время, а вот после полуночи стало намного тяжелее – резкий сигнал вызова с трудом отрывал от липкого полусна. Целая ночь была впереди, но уже был исчерпан набор нехитрых развлечений, позволяющих хоть как – то противиться усталости.( Самый  смешной способ –Это подать сигнал сразу в две линии, и слушать, как полусонные дневальные (долго выясняют – кто же к кому звонит ).
     И вдруг, машинально соединив дежурного по части с кем-то «наверху», он с удивлением услышал, что телефонист  «там»  отвечает неожиданно нежным и чистым голосом. Сон как рукой сняло – ведь обычно отвечает грубый мужской голос, да изредка каркает недовольная прапорщица.  С трудом дождавшись, когда дежурный бросил трубку, ОН заговорил с девушкой. О чём – так и не запомнил, но узнал, что её зовут Аня.  Слышимось была великолепная,  чувствовались все оттенки смущения, когда она назвала себя…
    ОН пришёл в себя от резкого толчка в спину. Оказалось, что весь строй уже стоит, выполнив команду «на-праавоо!» -
Пришлось поспешно последовать его примеру. Протопав строевым шагом положенный квадрат, солдаты не торопясь, побрели в разные стороны. И только караул, повинуясь резкому голосу долговязого лейтенанта, продолжал греметь сапогами.
   Да, они  тогда долго разговаривали, лишь изредка отвлекаясь на свои вызовы. Незаметно прошла ночь… У неё смена кончалась, и прощаясь выяснили, что в следующий раз (О, чудо!)  дежурят вместе. Правда, ему пришлось договариваться о замене. Тот, с кем пришлось меняться, не понимал, зачем нужно менять ужасную ночь на сравнительно лёгкий день. Ожидал какого-то подвоха и еле согласился. После этого предстояли более приятные хлопоты – нужно было присоединить дополнительный микрофон, отладить усилитель и незаметно  оставить на узле связи гитару…
   Стремительным шагом ОН прошёл гулкий, железный коридорчик и у самой двери чуть было не выругался: в комнате сидел начсвязи и болтал с каким-то прапорщиком. На улице холодно и они совершенно не торопились уходить. Более  того, пришлось пару раз отвлечься и заварить для них чай.  Во второй раз он не выдержал, и мстительно вылил в заварку всю накипь из чайника. Очевидно, не напрасно, поскольку не прошло и часа, как ОН наконец-то остался один. Уходя, начсвязи строго пообещал вернуться. Правда,  обычно это означало, что его не будет, по крайней мере, до утра, но сегодня явно не везло – только удалось удобно расположить микрофон, как начальник вернулся,  долго звонил куда-то, пытаясь разыскать дежурных связистов. Наконец поняв, что сегодня они не придут  (как  никак вольнонаёмные), страшно  сквернословя, ушёл.
     Вот уже час ночи – звонок молчит (почти все, кто хотел поговорить, уже наговорились). Теперь  ничто не должно помешать их разговору. Но, ОН долго не решался тронуть заветный рычажок, только смотрел на него, с трудом удерживая себя от того, чтобы не поменять бумажку с дурацким позывным «сота» на более звучное Аня».
     Так бы продолжалось,  наверно очень долго, если бы  над надписью «сота»  не вспыхнула сигнальная лампочка. ОН сразу включил громкоговорящую связь – и разговор потёк с полуслова, словно был прерван не три дня, а три минуты назад. Кроме того – разговаривать было удобно – никаких наушников и трубок, если прикрыть  глаза, можно представить, что  собеседники  находятся рядом.
    И так, стараясь не выдать раньше стуком, ОН достал  гитару, и довольно удачно перебрал струны. Она была  удивлена и обрадована, на том конце провода  ахала, охала.  Вдохновлённый положительной реакцией,  ОН  долго играл и пел (пожалуй, лучше,  чем когда-либо!), а она не отвлекалась на свои вызовы до окончания песни. Время просто летело. Ночи явно не хватало.
    И, вдруг, закончив песню, ОН услышал, что на том конце провода плачут. Песня была грустная, и в первое мгновение эти  слёзы ОН приписывал своей  т творческой удаче.  Но вскоре стало ясно, что плачет она не из-за печального сюжета. ОН  пытался её утешить, но не удачно, поскольку она плакала всё горше и горше, не говоря ни слова.  ОН даже пытался шутить – мол,  сам сейчас заплачет.  Но она дрожащим голосом попросила спеть ещё что-нибудь.  Он,  в нехорошем предчувствии,  деревянным голосом выполнил её просьбу. И уже совсем не удивился, когда она вдруг сказала, что ей уже много лет, и муж есть, (правда пьёт), зато прекрасный сынишка. И,  вообще они зря так разговаривают. «Зачем-то врёт» - подумал он, но образ  прекрасной «телефонной барышни» медленно померк в его, сразу уставшей голове.
      Охрипшим голосом ОН попросил её дать городской номер и назвал номер телефона родителей. По  правилам, она не должна была этого делать, но соединила.
     Было шесть утра, к телефону подошла его мама, спросонок не сразу поняв, что это звонит её сын из Армии.
Они как-то бестолково поговорили и,  когда погасла лампочка «сота», ОН  уже не мог вспомнить ни одного маминого слова.
        Ну вот,  на часах – шесть десять, в глазах – словно едкий дым, а впереди ещё целый год службы.

Декабрь,1986 г.