День варенья

               
У парадного входа блестит серебристая иномарка. Заныл на двери подъезда кодовый замок, и в проёме появилась Вера. За ней вышел Андрей, держа в руках походную сумку и гитару:
- Это за нами. Вон – серебристая.
- Вижу. Глаза у твоих «друзей» блестят ярче, чем их машинка.
- Пусть завидуют.
- Облизываются – кусок мяса увидели, плотоядные.
То, что она производит впечатление, не столько льстило, сколько вызывало желание сказать что-то едкое, дерзкое. Она не хотела ехать и злилась на мужа за то, что он её тянет за собой. Это был чужой для неё мир – всей кожей ощущала, понимала: никогда не впишется в их круг, не сумеет, даже, если и захочет. Не хотелось… до тошноты, до муторной слабости. Предстояла мука – притворяться. Умом она понимала: люди, как люди, каких много, но душа покрывалась пупырышками. И рвалось наружу желчное, отталкивающее. Она старалась, улыбалась, но что-то помимо её воли змеилось в улыбке, кололось в глазах. Наступал зажим – это ещё больше злило и отстраняло. Люди, как люди…Но, с другой планеты: дышат по-другому, мыслят, чувствуют, вообще, живут по другим законам. Рядом с ними она задыхалась, тупела, сжималась, как ёжик, в щетинистый клубок и не понимала, не принимала их правила игры. И вот теперь предстояло два дня вариться в этом ядовитом котле мутных чувств и играть роль, на которую не всегда хватало сил. Ей уже заранее было дурно от ясности того, что ожидало. Тоска… Пока шла к машине,  намеренно небрежно откинула рукой за спину золотистую прядь длинных волос, дразня глазевших на неё. « Котяры!» - злорадно усмехнулась про себя, не поднимая головы. Она решила не заводиться, но первой же фразой, интонацией голоса провела черту: держите дистанцию – собака кусается. Это получилось непроизвольно. Она, просто, не умела профессионально, как было принято в том кругу, вести беседу в правильном тоне, соблюдая этикет. Это было слабое место в её обороне, и она нападала по-детски нелепо, не умея защищаться от того чуждого мира, в котором ей было некомфортно.
   У реки уже рассыпался смех приехавших ранее. Дымился мангал. Хозяйка сервировала стол, остальные первым делом хватались за сигареты, курили, словно устав после дальней дороги. Солнце плавилось в бутылках с шампанским. Всем хотелось пить. Вера, выйдя из машины,  залюбовалась рекой. Старая дрожащая ива чертила веточками зигзаги по убегающей воде. Подошёл виновник торжества – Юрик, розоволицый от жары, услужливо улыбающийся, как и положено хозяину. Затем его жена Ирина, холёная, плавная в движениях, но говорливая. С капризной
ноткой в голосе, шёпотом пожаловалась на подруг, не догадывающихся даже расставить тарелки:
- Нормально – да? Сидят – курят! Я Юрику говорю: «Никто же, кроме тебя, так не шикует. Только ты вывозишь эту ораву на природу, заказываешь домик». Вчера возилась полночи на кухне. Ещё Дэн с Владленом припёрлись часов в двенадцать – уже праздновать начали. Ну, вообще…
  Вера, посочувствовав, взялась помогать, невольно разглядывая компанию. За столом сидел Владлен, надменно запрокинувший вытянутое, носатое лицо, конопатый, с рыжими ресницами на пухлых полу - прикрытых веках. Рядом, по-кошачьи прогнув спину, красовалась его знакомая - Вика, с глубоким декольте на костлявой груди, она оттопыривала ярко накрашенные губки и длинными загнутыми ноготками аккуратно отделяла апельсиновые дольки. Семейство Аловых курило в обнимку: Алов Павел, высокий, полноватый, всегда снисходительно – лениво улыбчивый и Алова Алёна, кокетливая, вальяжная блондинка с тихим грудным, тающим, как мармелад в ладошке, голосом. Как-то особняком стояла Инна, спортивно-жилистая, жёсткая в движениях, с растянутыми к вискам зелёными глазами на скуластом, плоском лице. Невысокий, кривоногий, юркий Гарик, похожий на торговца с юга, и рослый увалень Дэн, с чуть выпуклыми миндалевидными нахально - грустными глазами, цедили пивко, о чём-то оживлённо беседуя. Последней подъехала близкая подруга хозяйки - Нюся, на вид простоватая, добродушная, зажаренная загаром до коричневого цвета, некрасивая от природы, но умело прикрывающаяся ироничностью. Вера подумала, что, пожалуй, кроме дурашливой Нюси, ни на кого не сможет смотреть без ступора.
   Наконец, расселись – застолье началось. Первым поздравил Паша Алов:
- Юрий! Мы здесь собрались не просто так. Мы собрались по поводу. И повод этот серьёзный: тебе стукнуло… солидно стукнуло… Так выпьем же за Юрика! Целоваться не будем – это может насторожить окружающих в свете последних веяний. Просто, обнимемся по-братски. Короче – за тебя, друг!
Зазвенели хрусталём, потом вилками, замурчали от удовольствия – вкусно… Владлен потёр ладошки, сощурил оплывшие глазки:
- Хозяюшка! Какую вкуснятину наготовила. Юрик, у тебя жена – чудо!
- Ну, так за это и люблю. Да, котёнок?
- А моя разленилась. Родила наследника и расслабилась – то в кафе ужинаем, то – в ресторане. Нет, чтобы мужу блинчиков напечь. Некогда - салоны, бассейны, сауны.
- Владик, жену нужно беречь – дольше сохранится.
- А я и берегу во всех смыслах. Ха-ха-ха!
Вера заметила ухмылки – не поняла.
Владик повернулся к Алёне:
- О! У тебя серёжки новые…
- Да-а… Муж подарил.
- Ха-а-роший у тебя муж – «брюлики» качественные дарит.
- Он мне много чего дарит.
- Есть за что? Ты старательная девочка? – Владик двусмысленно хихикает.
- Не завидуй. Не тебе жаловаться.
- А я и не завидую, но, ни от чего не отказываюсь. Ха-ха! А спрос рождает что? Пра-а-льно! Предложе-е-ния…
- Тогда, запасайся «брюликами».
- Уже, Алёнушка! Юрок! - поворачивается к имениннику, -  Друг! За тебя хочу выпить! За твою семью! Мы с тобой столько лет вместе плечо к плечу, так сказать… За тебя! Будь здоров, брат!
Наклоняется к сидящей рядом Вере, что-то шепчет. Та поджимает губы, смеряет  его насмешливо-удивлённым взглядом, отворачивается. Подходит Юрик:
- Влад, можно тебя на минуточку?
- Тебе можно всё! Особенно сегодня.
Закуривают в сторонке. Юрик старается говорить, как можно тише:
- Слушай, не глупи. Андрей – это не твой кореш - Серёга, у которого ты жену…
- И что?
- Я тебя предупредил… Закончится тем, что Верка влепил тебе пощёчину. А если она пожалуется Андрею… Усёк?
- Пощёчину… Что за атавизм?! На кой ты, вообще, притащил их сюда?
- Ты же знаешь… мы с детства…
- Детство кончилось, Юрик…
За столом начинается оживлённый трёп.
- Дэн, что ж ты жену дома бросил?
- Перебьётся. Я её в Египет возил: хорошего - понемножку.
- Нюся, красавица наша, а где твой «сюпрюг»?
- Та ото ж! Говорю ему: « Любимый, не оставляй меня одну – украдут». А он: дела, дела… Привык, что я торчу на огороде в позе лотоса. Ха-ха-ха! А я сбежала. А как же? У Юрика День варенья, - она целует именинника в губы, - Разве я могла не прийти? Юрасик, я тебя обожаю!
Все уже навеселе. Начинают разбредаться. Музыка набирает децибелы. Супруги Аловы медленно качаются в обнимку, как молодожёны, поедая друг друга глазами.
Возле ящика с шампанским мнут траву Гарик и Дэн.
- А ты видел мою?
- Ну.
- Красотка!
- Ну.
- Бабы млеют – салон щупают – пищат! – Гарик исследует пальцем ноздрю, - Тёлку вчера подвозил знакомую. Так она сама чуть из юбки не выпрыгивала от восторга.
- А я бы Андрюхину покатал.
- Верку? Эту курицу? У неё же на лбу написано: «Верная жена». Не-е… Простовата.
- Зато – фасад… Видел я, как у тебя слюнка капала.
- Это рефлекторно. Хочешь рискнуть?
- Посмотрим… Вчера на бильярде – до двенадцати… Два куска, как с куста… Потом у Юрика полночи квасили… Устал…- Дэн икнул, выбросил пустую бутылку из-под пива.
Дэну жилось скучно. Он быстро уставал от впечатлений. Надоела новая квартира, надоела жена, надоела работа… Хотелось чего-то необычного, сумасшедшего: рвануть чеку, слететь с катушек! Но,  не мог. Он был труслив. Дальше тупых попоек и мимолётных спариваний с очередной  шалавой  дело не шло. Где-то бурлила жизнь, кипели страсти. Дэн пытался шевелиться, делал попытки что-то замутить, но… Его хватало только на первые несколько шагов. Любое препятствие он раздувал в своём воображении до масштабов катастрофических и пятился назад, обиженный на всех и вся. В результате, к своим уже недетским годам, он обрюзг слегка, на мир смотрел туманными глазами и улыбался улыбкой человека, который  достаточно пожил и понял: всё – суета сует. Это не мешало ему высоко оценивать свой потенциал – самомнение не страдало. Он поглядывал на Веру и у него с ней уже всё было, правда, в воображении…Ну и что? Никто же этого не знает. А ему приятно представлять её рядом и при этом без всяких хлопот. А, может, всё-таки, рискнуть?
   Вера поискала взглядом Андрея. Он кивал опущенной головой – плосколицая Инна что-то втолковывала ему, придвинувшись к уху и размахивая зажатой в пальцах сигаретой. Вера, незаметно подойдя поближе, услышала странный обрывок разговора. « Я – навязчивая?» - спрашивала Инна. «Да», - отвечал Андрей. Вера, не останавливаясь, прошла мимо: « Очень интересно… Клеит его что ли? Кикимора! »
- Потанцуем? – пьяные карие миндалины Дэновых глаз прилипли к её лицу.
- Конечно! – заулыбалась, изображая вежливо радость. Было неуютно и жарко в объятьях мешковатого Дэна, но сейчас её мысли возле Андрея: «Ещё не хватало! Просто, спрошу у него. Что это за фокусы?» Она почувствовала, что объятья пьяненького кавалера становятся жёстче:
- Устал? Ножки не держат?
- В смысле?
- В смысле: я – не тумба и даже не спинка стула.
- Не понял…
- Ладошки расслабь!
- А…
Дэн обиженно засопел. « Да, пошёл ты!- подумала Вера, - Ну, Андрюша, я тебе припомню  вечерок, - злилась и на себя, - Знала же… Зачем поехала?» Музыка стихла.
Вика вертит руками перед носом Алёны:
- Вчера такие ноготочки себе сделала! Но, дорого…
- Красиво… Во сколько обошлось?
- Не спрашивай! И, вообще, спонсор всё оплатил. Ха-ха-ха!
- Да ну?! Который?
Вера невольно усмехается, но, спохватившись, отворачивается. Подошедший Андрей тихо спрашивает:
- Чему смеёмся? Поболтала бы с девчонками…
- О чём? О наклеенных ноготках, или о татуировке на интимных местах? Слишком изысканная тема для меня, - Вера хохочет, - Увольте! Не потяну, - она заходится ещё больше, - Убожество мыслей рождает убожество чувств, - шепчет мужу.
- И я хочу посмеяться, - просовывается между Верой и Андреем вездесущая Нюся. Андрей, боясь, что его острая на язык половина сболтнёт лишнее, отвлекает Нюсю анекдотом.
Вера отходит к столу, присаживается.
- Верушка! – это Ирина, пошатываясь, протягивает бокал, - Давай с тобой выпьем! Я всегда говорю Юрику: «Андрюша – твой самый лучший друг». Ты знаешь, какие он мне полочки под цветы сделал? Класс! Верунь, твой муж – ангел! Даже не гуляет – чес слово… Я бы знала. А мой… - она взяла салфетку, высморкалась, - мой Юрик – сволочь! У него баба есть… ходит к ней… Я умоляла… на колени стала в прихожей… Так он перешагнул через меня…
- Ты бредишь…
- Ха! Брежу! Конечно…Только ты никому не говори. А…Все знают…
- И ты терпишь?
- Он мне, как ребёнок. Жалко, - она всхлипнула, - Я уходила от него… хороший попался мужик, интеллигентный…но…- Ирина грустно скривила губы, сделала глоток, - Не-е… не могу я…в нищете… Это не по мне. Любил меня…Но я не могу… Бедность – не порок…да… Но, не для меня. Бедность унизительна!
- О чём шепчетесь, девчонки? – Юрик навис над ними, заслонив свет от подвешенной над крыльцом лампочки.
Вера растерялась.
- Юрик! Солнце моё! Давай выпьем! – жена потянулась к нему губами.
Он поцеловал её в лоб:
- Пойдём, я тебя уложу – отдохнёшь немножко.
Вера смотрела им в след: «Да… Жалко Ирину… А, с другой стороны  - никто не неволит же… И не моё это дело».
Вера огляделась: в конце стола Владлен держал за руку свою костлявую знакомую, что-то, улыбаясь, говорил, хлопал рыжими ресницами над её плоским декольте. Вере стало смешно: собачки – жучки! Интересно, он её узнаёт ещё?
Она поискала глазами мужа – тот травил анекдоты. Нюся хохотала, утирая слёзы. Вера встала, решив подойти к ним. На дорожке выросла качающаяся фигура Дэна. Он раскинул руки, улыбался, собираясь обнять. Вера тоже, раскрыв объятья, пошла ему навстречу, но, когда тот уже был готов сомкнуть кольцо, ловко поднырнула под его руку и ехидно захохотала в спину. Дэн, не оборачиваясь, удалился. «Вот так вот! Закатайте губки!» - подумала довольно, надеясь, что теперь этот отцепится.
-Нюсь, а кто это с Владленом?
- Подруга его жены.
- Да? А где жена?
- Отдыхать отправил в санаторий с ребёнком.
- Ясно. У солдата выходной…
- Ой! Ты ещё успеешь удивиться.
Уже порядком стемнело, но в дом заходить не хотелось.
- А вон та девушка - кто?
- Инна?
- Да
- Я её не знаю толком. Жена «мента». Он какой-то большой начальник. Нужный человек. Нужник! Ха-ха-ха!
- И где же наш «мент»? Он был бы кстати! Ха-ха!
- Чур, меня! – Нюся заблестела в сумерках зубами.
Свет от лампы ложился блёклым  овалом, за которым тьма уже съедала всё: густые кусты, тропинку к реке, старую иву… Веселье стихло. За столом сидели самые стойкие. Гарик всегда был «живее всех живых», как он сам о себе говорил. Его энергии хватило бы на пару атомных подводных лодок. Гарика, просто, пожирали идеи. Он был напичкан ими изнутри. Загорался очередным проектом, брал кредит, заводил знакомства и… тихонечко сводил всё на нет. Это был вечный двигатель, работающий на холостых оборотах. Деньги у него водились всегда. И друзья. Точнее, это он их считал друзьями. Особенно приятно было назвать другом, например, зам. прокурора города, с которым он перекинулся парой слов на банкете, или бывшего полковника ФСБ, дача которого
 располагалась недалеко от дачи Гарика. В одном не везло: с женитьбой. Попадались какие-то…как бы выразиться… нетерпеливые женщины. Пожив с Гариком с месяц, они, либо плюнув, тихо уходили от него, либо долго и громко желали ему на прощание чего-нибудь мало приятного. Гарик расстраивался долго – часа полтора. Потом ехал в гости к очередному «другу», благо их было хоть отбавляй, и напивался там до бардовой пятнистости на своих смуглых восточных скулах. В основном же, он был доволен жизнью, потому что был доволен собой. Этого нельзя было вытравить ничем из его незамутнённой сомнениями в своей исключительности души, даже сообщением о банкротстве его фирмы. Но, банкротства не было. Значит, можно было гордиться достижениями и верить в то, что всё, за что он берётся, обречено на успех. А если нет, значит, ему это и не нужно вовсе. Гарик потянулся к гитаре:
- А ну-ка! Я умею… кое-что…
Он стал мучить струны.
- Гарик! Отвали, - Нюся забрала гитару, - Андрюша, давай!
Тот ловко прошёлся по струнам. Гарик надулся, посмотрел искоса и удалился в домик. Вспомнили песню студенческую старую. Инна вдруг встала, пошла к реке. Тьма вырвала её из жёлтого круга, шаги затихли.
- Инна! – Юрик беспокойно заёрзал, - Пойду – поищу.
- Да, куда она денется? – раздраженно отозвался Андрей.
- Ты её не знаешь. Инна! – Юрик исчез.
Нюся зевнула:
- Пойду спать.
Прошло минут десять.
- Долго что-то их нет, - Вера предложила пройти к реке, посмотреть.
- Придут!
Вера удивлённо посмотрела на мужа:
- Кстати, пока их нет… Я тут случайно услышала странный разговор твой с Инной. Ты сказал, что она навязчивая. Это про что?
-Я? – Андрей, улыбаясь, отвёл глаза, - Что-то ты не так услышала.
- Шо Вы говорите? Я всё правильно услышала. Колись! Чего она хотела?
- Ревнуешь?
- Было бы к кому – поганка бледная.
- Нормально – на любителя.
- А кто у нас любитель?
- Не знаю.
- Что-то ты темнишь…
- Пошли спать.
- А эти?
- Придут. Никуда не денутся.
   Вера заснула, как убитая – устала. Ночью шёл дождь – шуршал, постукивал. К утру стих. Солнце стекляшками рассыпалось по яркой зелени.
   Ещё тихо. Вера выходит на крыльцо. На столе блестят лужицы воды. Нюся, Алёна и Ирина курят, что-то обсуждают негромко. Вера садится рядом. Разговор, прерванный её появлением, возобновляется:
- Слышу… Что такое? Стоны, охи…
- Бедная Нюська! Выспаться тебе не дали – Ирина качает возмущённо головой, - А ты шла бы ко мне.
- А я… Я захожу, и эти – голые: тра-та-та…Вот, девочки, уметь нужно угодить, - Алёна ехидно улыбается, сложив губки букетиком, - Как она стонала! Как в кино. Теперь он будет думать, что – орёл! Ха-ха!
- Так он же ей цепочку золотую хотел потом подарить. А она, дура, скромность решила разыграть, но перестаралась, когда отказывалась.  А этот взял и выбросил цепочку в речку. Прикидываете? Золотую.
- Да ты что?
- Сама видела.
- Ну, подумаешь! Что для Владлена цепочка? Купит ещё. Но…с подружкой жены…даёт…
- Ой! Да о чём вы?! Он же и мне когда-то предлагал с ним переспать, - Ирина смотрит на подруг, - Да! Я ему говорю: «Владик, ты же Юркин друг!» А он говорит: «Ну, и что?»
Вера, забывшись, обалдело спрашивает:
- Это сегодня ночью, что ли, цепочками бросались?
- Ага.
- Ира, я даже во сне не представлю, чтобы, например, мой Андрей – с тобой, а твой Юрик – со мной… Скотство же!
Все молчат, переглядываются. Вера чувствует – сказала не то. Досадливо замолкает, понимая, что ляпнула, с точки зрения остальных, что-то наивное, злится на себя.
Из домика выходит Юрик. Разговор прекращается.
Постепенно просыпаются остальные. Жадно припадают к пиву, курят. Лица помятые, но весёлые. Кто-то купается в мутной после дождя реке: фырканье, смех, визг. Тени начинают съёживаться шагреневой кожей под деревьями. Становится жарко. Вера садится у реки под ивой. Пытается разгадывать кроссворд, но мысли - в раскоряку. Ей хочется поскорее домой. Андрей уже под хмельком, и она боится, что его развезёт на старые дрожжи. А веселье опять в разгаре. На ступеньках крыльца Гарик,  по-гусарски облокотившись на перила, потягивает из бутылки пиво, дымит сигаретой:
- Она у меня, знаешь, какая умная?! Одних медалей… вот… много, короче. А эта мне говорит: «Чё Вы тут свою грязную собаку моете? Здесь дети купаются». Я ей говорю: «Бабка! Да моя собака чище тебя, а ты тоже здесь плаваешь!» Ха-ха! Она визжать начала: «Хам!» Ха-ха-ха! Коза старая! 
Аловы слушают, улыбаются. Алёна жалуется:
- Мы свою, когда выгуливаем, тётки во дворе достают: «Где намордник?» Не известно ещё, кому он больше нужен: им или нашей Лейле! Наша девочка поспокойнее будет. И чистюля – попробуй плохо вымыть миску – есть не будет. И мясо не любое даём. Собак такой породы: раз – два и обчёлся. Этих бабок на лавочке удавила бы! Вечно у них «кипит разум возмущённый». Павлуша, намажь мне спинку кремом, - сбрасывает халатик, кокетливо выгибается, - Слушай, Гарик, ты машинку новую купил? А старую куда?
- Пока не решил… Ха! Старую! Я её год назад брал. Покрашу и через «ментов», как новую, прокручу. Даром что ли их прикармливаю?
Алёна  чувствует, что разговор может затянуться, отходит в сторону.
Паша смакует мартини со льдом, что-то мурлычет себе под нос. Гарик садится рядом:
- Слушай, у тебя есть выход на таможню?
- Тебе зачем?
- Не мне - один человек хороший просит.
- А «мани» у человека есть?
- Думаю – да.
- Только, чтоб, не как в прошлый раз.
- Да я-то причём?
- Гарик, мне всё равно! Плати за него, если ручался.
- Да, понял, понял…  У Юрика проблемы. Слышал?
- И что?
- Я думал…
- А ты не думай. Я не занимаюсь благотворительностью.
Гарик отходит. Алёна замечает, что муж в одиночестве, подходит, обнимает сзади красивыми руками, покусывает его за ухо:
- Опять что-то клянчил?
- А… Ходок… Достали…
- Наверное, и Юрик ещё будет подъезжать…
- Они гаремы заводят, а я за них кланяйся кому-то!
- Вот именно! Кстати, ты на счёт сына узнал? Сколько бесплатное отделение стоит?
- Ох, разбаловала ты его!
- Пашенька, ты же знаешь: ему трудно…
- Ага! Трудно спать до двух часов дня после попойки…
- Пашенька!
- Ладно… Есть у меня один должник.
- Котик, ты же у нас умненький! – целует в губы.
«Умненький, - думает Паша, - Был бы умненький, не женился бы на тебе… Какой я у тебя по счёту? И не помнишь, наверное. Гладкая, ухоженная…» Он вспомнил, как подсел на её ласки, думая, что легко увернётся потом. Не тут-то было. Алёна приучила его к себе, как телёнка, прикормила, привадила. Тихая, покладистая, сладкая…
Паша презирал жену и не мог без неё. Она умела быть нужной в нужное время. Он, даже, не изменял ей. Некогда было. Крутился, старался быть наплаву. Бизнес от отца остался серьёзный.  Всё как-то шло по накатанному пути. Если бы не Юркин День рождения, на который его всегда приглашали, корпел бы над бумагами, дёргал телефон. Ему нравилось чувствовать себя солидно, уверенно. Он смотрел свысока на тех, кто приходил к нему с просьбами. Слабаки! Думают сначала, что всё можно на «авось» делать, потом унижаются. Он вот всегда держал себя в руках, не мог  расслабиться, упустить ситуацию, позволить лишнего. Жил расчётливо, холодно. Зато, уважал себя. Остальные стояли где-то там, внизу – серые, жалкие…
Просигналила машина. Шикарная иномарка с тонированными стёклами почти беззвучно притормозила у домика. Слышны приветственные возгласы. Из машины выходит овальной формы коренастый мужичок, лысый, с выпученными, белёсыми, словно обесцвеченными, глазами на каменном лице. Его приветствуют, как-то особенно почтительно. Юрик проводит гостя к столу. Владлен садится рядом, суетливо наливает водку. Вера удивлённо обращается к всезнающей Нюсе:
- Что за переполох?
- Инкин муж приехал.
- И что?
- Ну!
- А… Нужный человек? А, Владик с ним дружит что ли? Ни на шаг не отходит…
- Какой там… У Влада хватка, как у бульдога. Знает, кого обхаживать.
   Через полчаса «нужный человек» сидел всё в той же позе, со скрещенными на груди руками, смотрел перед собой немигающими, осоловевшими глазами. На лице его не было даже ухмылки, хотя Владлен рассказывал ему, явно, что-то весёлое, потому что сам смеялся. Владик старался вовсю. Его не смущало, что смех одинок. Он привык стелиться там, где нужно, но и по головам проходился с удовольствием, как бы отыгрываясь за свои унижения. Мальчик из хорошей еврейской семьи с детства вывел для себя простую формулу: бери, требуй, проси – само в руки не придёт. И он шёл на многое, чтобы забыть навсегда унизительное сознание бессилия. Детство было бедным: дырявые подмётки, штопаные коленки, рукава на вырост… Он не брезговал ни чем, плевал на то, что о нём кто подумает. Природа наделила умом, которым он пользовался успешно, манипулируя людьми, чувствами, финансами.  Главное, что не было предела его аппетитам. Жизнь давала, и он брал, своё ли, чужое – значения не имело. Про себя он знал, что способен на большее и имеет на это право. Был уверен: те, кто живёт иначе, просто, завидуют.
   Вера пряталась от жары в тени ивы и со стороны домика была не видна.
- Я не поеду! – сказал женский голос.
- Поедешь, сука!
- Сказала – нет!
- Раздавлю, и тебя, и твоего кобеля!
- Да пошёл ты!
Вера в ужасе, что её заметят, не шевелилась, но сквозь ветви ивы видела, как «нужный человек» направился к машине, а его жена, постояв ещё минуту, ушла в дом.
Выйдя из укрытия, Вера решила рассказать всё Нюсе.
- Ух – ты! – сказала та, - Интересно…
- Мне показалось, попадись ему Инкин дружок, точно убил бы!
- Ну, не убил же…
- Кого?
- Кого, кого… Да Юрика нашего.
- Что?! А Ирина? Знает?
- Конечно.
Вера вспомнила сцену прощания: «нужного человека» провожают все, чокаются на дорожку, Юрик жмёт «менту» руку, Инна чмокает мужа в щёчку…
   Солнце печёт. Кто-то купается, кто-то загорает. Пьяная Ирина, споткнувшись, падает на расстеленное покрывало, пытается встать, но опять падает. Бретелька купальника сползла с плеча, одна грудь обнажена. Женщина лежит в полузабытьи, стонет, что-то бормочет. Окружающие посмеиваются. В двух шагах от неё, у мангала, возится с шашлыком Юрик. Оборачивается к жене, криво улыбается и продолжает своё занятие. Вера, остолбенев, наблюдает, как двое из компании тычут в Ирину сучковатой палкой:
- Труп! Ха-ха-ха!
Вера садится, кладёт голову Ирины себе на колени, прикрывает полотенцем обнажённую грудь. Подходит Андрей, садится рядом. Вера шипит ему:
- Уроды!
- Обыкновенные люди…
- Обыкновенные уроды. Что у тебя может быть с ними общего?
- Юрка – мой друг.
- Тебе это только кажется. Доведётся, перешагнёт через тебя, не задумываясь.
- Другого нет.
- Лучше никакого.
-Ты много хочешь от простых людей.
- Это, как раз, не простые люди. Они воспитаны, манерны, сдержаны в выражении чувств, вальяжны по-барски. В каждом движении сквозит уважение к себе – любимому. Даже, стараются не материться – аристократия же…
- Ну, вот, а ты их в подонки записала.
- Ничего подобного. Какие же они подонки? Так – мелкие, пошлые пакостники: оскорбить пожилого человека, переспать с женой друга, унизить женщину, полебезить перед власть имущим…
Это – не подонки, это – шушера, только мне кажется, что она опаснее…
- Чем?
- Неяркая, незаметная, привычная глазу…
- И что здесь такого уж страшного? Мелочи всё это. Люди, как люди.
- Боюсь, что, если относиться к мелочам в себе небрежно… со временем можно… превратиться в тупое, чёрствое существо, которое уже способно… и на более страшные вещи…
- Преувеличиваешь ты всё…
- Поживём – увидим… Дай мне сигарету!
- Не дам.
- Дай! Здесь все курят. Чем я хуже?
- Ты лучше.
- Тогда зачем ты меня сюда приволок? Что бы я тут была, как бельмо на глазу, у этих хозяев жизни? Они так довольны собой, что меня тошнит от этих озабоченных плейбоев и салонных львиц, от этого  быдла с апломбом!
- Не люблю, когда ты злая.
- Я не злая, я – брезгливая! Принеси мне сигарету! Я курить хочу… - Вера устало притихла, - Принеси, пожалуйста… мне нужно успокоиться. Ирку жалко…
Андрей приносит сигареты. Курят. Через какое-то время Ирина приходит в себя:
- Верунь… Ты… Фух! Ой! Я пойду, посплю немножко в домике.
Андрей с Верой смотрят на реку. Их волосы в золотой опушке, глаза прищурены. Вера говорит задумчиво:
- Героически ты Юрика грудью прикрывал, когда я тебя спрашивала про Инну. Даже от меня спасаешь? Я же не жена ему. Мог бы и сказать…
- Не мог… А ты откуда?.. Вот языки…
- Да, ладно тебе… Похоже, не в курсе была только я, - Вера грустно улыбается.
- Андрюша, у тебя красивая жена, - подошли Дэн с Гариком, скалятся.
- Сам знаю. Идите, идите. Бог подаст!
Вера старается смотреть высокомерно, вызывающе, про себя думает: « Гусары, блин! Макнуть бы их…»
- Да мы так – с эстетической точки зрения, - ценители красоты, продолжая скалиться, спускаются ближе к воде.
Гарик цедит:
- Ну, вот скажи мне, зачем такому лоху такая куколка?
- Ты не понимаешь… Не видишь, как она на нас смотрит? Брезгует…
- Думаешь? Я ж говорю – курица!
Чуть запыхавшись, из воды выходят Юрик и Владлен. Ложатся на песок. Владлен поворачивается  лицом к товарищу:
- Юрик, ты извини, но… Ты сам виноват. Говорили же тебе: брось ты эту …
- И чего ты хочешь?
- Я? Ничего. Но, если ты останешься в фирме, нас прикроют. И не просто прикроют… Налоговая займётся счетами. Понимаешь, да, что это означает для нас?
- Хочешь сказать…
- Вынужден сказать, Юрик. Он меня предупредил конкретно. Извини, друг…
- Я не уйду.
- Зря… ты так… Он не шутит. И я тоже.
- Ну, это мы ещё посмотрим!
- Тебе жить…
…Прощаются все долго, обнимаясь, целуясь, довольные отдыхом, впечатлениями… Вера стоит в стороне, надеясь, что её «минует чаша сия». Напрасно. К ней подходят – ритуал должен быть соблюдён.
… Горячая ванна расслабляет, успокаивает. Вера долго киснет в ней, отскребая не столько пыль, сколько душевную усталость, избавляясь от чувства гадливости к самой себе.
Наконец, разморенная ложится на диван и тянется к телефону:
- Ало! Наташ…
- Вер? Привет!
- Привет…
- Ты чего такая?
- Устала… Хочется с тобой поболтать.
- Приходи завтра – чайку попьём.
- Приду!
- Пока! Целую!
- И я тебя. Пока!
Глаза начинают слипаться. Вера улыбается, представляя, как завтра радостно выбегут ей на встречу Наташкины дети, как она и Наташка будут болтать, перебивая друг друга, смеяться, острить, делиться новыми впечатлениями, интересными идеями, будут утешать друг друга, сострадать, предостерегать, упрекать, восхищаться, выбалтывать секреты… Будет всё, как всегда, при встрече с Наташкой… Андрей смотрит на улыбающуюся во сне жену, качает головой, гасит свет…
…Звонок телефона настойчиво режет тишину. На часах пять утра. Андрей тянется осторожно к трубке, боясь разбудить жену:
- Ало!?
- Андрюш… Это Ирина… Извини, что так рано... Юрик разбился… на машине…
- Что?!  Как?
- Милиция говорит – несчастный случай… что-то с тормозами… Приезжай…
- Конечно…
Вера не открывая глаз, сонно спрашивает:
- Кто это? Что случилось?
- Спи. Ошиблись номером…