Безумие Говарда

По лондонской улице бежал паренек и кричал: «Демоны! Демоны! Никто не спасется! Господь, помилуй наши души!» Проходящие мимо столичные леди и джентльмены шарахались в сторону от психопата и нервно шептались. А он продолжал бежать и вопить, что конец света близок, и Антихрист смеется над нашими жалкими жизнями. Когда же я заметил юношу, мои руки сами невольно поймали его и остановили. Я посмотрел поверх пенсне парню в глаза. Тот был так напуган, что казалось, будто его сердце вот-вот не выдержит. Я нахмурился.
- Сэр, вдохните глубоко и выдохните. Успокойтесь немедленно.
Молодой человек посмотрел на меня жалобно и вдруг разразился рыданиями и припал к моей груди.
- Мистер, прошу Вас. Прошу Вас, спасите меня!
Я смущенно держал бедолагу в объятиях и молчал. Между тем собирались зеваки и откровенно глазели на нас. Кто-то крикнул, что нужно вызвать констебля. Я резко подхватил под локоть юношу и буркнул «Пойдемте скорее отсюда, пока у нас не возникли проблемы».

Мы быстро добрались до моей скромной квартиры. Я предупредил служанку, чтобы нам сделали два чая с молоком, и утащил парня в свой маленький кабинет. Усевшись в кресле и сложив перед собой руки, я поправил пенсне и начал разговор.
- Меня зовут Дэвид Лайт. Я врач-психолог. Поведайте, что Вас тревожит.

Молодой человек глянул на меня с недоверием. Казалось, он совсем успокоился и был даже немного смущен своим недавним поведением. С минуту он откровенно пялился на меня, явно размышляя, верить мне или нет. Затем его лицо расслабилось и он поведал мне свою историю. С каждым его словом я всё больше бледнел и предавался испугу…

- Мое имя Говард Либенпауер. Мне двадцать один год. Я работаю лакеем в одной небольшой гостинице на окраине уже три года. Мои родители умерли в одну ночь, когда мне едва наступило пятнадцать. Был 1894 год. Меня ждала бы участь беспризорника или ужасные государственные учреждения для сирот, но мистер Блэк приютил меня и принял, как сына. Он работает в той же гостинице дворецким. К нам постоянно остается кто-то на ночлег, и мы на хорошем счету в городе. Но семь дней назад пришел этот чертов Лючио, будь он неладен! С виду такой же джентльмен, как Вы, и изъясняется так же красиво и манерно. Одет с иголочки в черный фрак. И с ним еще был паж – маленький мальчик лет тринадцати, который ни разу не проронил ни слова. Мистер Лючио заказал самый роскошный номер и предупредил, чтоб его не беспокоила ни обслуга, ни посетители. За едой и вином постоянно спускался вниз паж, а сам джентльмен как заперся в номере на втором этаже, так и не спускался ни разу. В принципе всё шло хорошо: оплату он произвел сразу за две недели вперед, раздал всем щедрые чаевые. Но спустя три дня, как он заселился, из его номера стали доноситься ужасные песнопения, чей-то рык и визг. Мы стучались, но всё было тщетно: нам никто не открывал. Лишь утром паж с усталым лицом объяснил, что хозяина, мол, мучает порой бессонница и приступы мигрени, во время которых его лицо поражают страшные судороги, и оно приобретает нечеловеческие очертания. Мистер Грин – хозяин гостиницы – выразил понимание и велел нам не тревожить мистера Лючио. Мы с обслугой покорно согласились, хотя нас уже посещали всякие страхи и дурные мысли. И всё было бы хорошо, если бы не мое чертово любопытство! Вчера вечером, проходя по этажу, я заметил, что дверь номера мистера Лючио приоткрыта. Не удержался и заглянул внутрь мой любопытный глаз. О боже правый! Лучше бы я не делал этого! Имей возможность я отмотать время назад, прошел бы мимо! Мистер Лючио сидел на кресле посреди номера, но теперь это уже был не он, а кто-то другой! Фигура во фраке повернулась ко мне, и я увидел красное лицо с длинной козлиной черной бородой. Из головы мистера Лючио торчали рога, а его глаза приобрели кошачье строение. У рук были чудовищные длинные ногти желтоватого оттенка, а вместо ног красовались громадные копыта. При этом в ладони он сжимал небольшой посох, один конец которого украшал маленький череп – кошачий или собачий. В углу номера сидел по-турецки паж и монотонно пел, а вокруг его хозяина плясали странные существа размером чуть больше кошки. Они были похожи на Лючио, но не столь внушительны. Картину всей этой дьявольской вакханалии достойно завершал красивый юноша, стоящий по правую сторону кресла. Его глаза не имели зрачков и были черны, как ночь, а из лопаток торчали пепельно-серые крылья. Волосы кровавыми кудрями рассыпались по плечам и непрестанно шевелились, будто змеи.

Я судорожно вытер лоб платком и откинул в сторону пенсне. Рассказ юноши был весьма любопытен, но нечто подобное я по долгу профессии своей слушал чуть ли не каждый день. Черти, демоны, ведьмы, вампиры – порождения несчастной людской фантазии – являлись моим пациентам в бреду, и моей задачей было аккуратное приведение рассудка больного в должное состояние. Между тем парень продолжал рассказ.

- На меня направили взоры все в номере, остановив свои игры. Паж смотрел с некоторой жалостью и сочувствием. Мелкие бесенята пялились с любопытством и в мгновение ока окружили меня, захлопнув дверь. Юноша с крыльями смотрел с нечеловеческой злобой и холодом, на какие только были способны его черные глаза. Лючио усмехнулся, глянув на меня и обратился к крылатому, прорычав ему что-то вроде «Геритот, арте шси тола немена коди». Этот самый Геритот в единый миг оказался передо мной и провизжал следующие слова: «Жалкий человек, тебе было велено не тревожить этот номер! Но впрочем господин Мефистофель рад твоему визиту! Тебе будет оказана великая честь: ты станешь завтра ночью первой жертвой во имя великого Сатаны! Не за горами двадцатый век и рождение младенца в Провиденсе, который станет Антихристом! Воцарится Пандемониум на Земле! Но пока наши песнопения – лишь предисловие ко всем обрядам. А твоя смерть станет началом конца человеческого!» Дальше я потерял сознание, а придя в себя, увидел, как надо мной озабоченно склонился мистер Блэк и протирал мне лицо влажным платком: «Мальчик мой, наконец-то ты пришел в себя! Мистер Лючио мне рассказал, что ты упал в обморок, зайдя в его номер». «Да, сэр Либенпауер, слава небесам, Вы не ударились головой при падении,» - Лючио с улыбкой взирал на меня. Рога и копыта исчезли, глаза вернули свой прежний зеленый цвет, лицо приняло обычный человеческий цвет, а бородка стала маленькой и аккуратной. И тут я с криком вскочил с постели и выбежал на улицу, а сознание вернулось ко мне лишь, когда Вы меня остановили.

Парень закончил свой рассказ, а я задумался. С диагнозом всё было ясно: помутнение рассудка, шизофрения. Скорее всего придется трепанировать мозг, но определить его в лечебницу прямо сейчас, вечером, не было никакой возможности. Впрочем, отпускать его тоже было нельзя: подобные субъекты опасны не только для самих себя, но и для общества в целом. Придется оставить его у себя, а утром отвести к коллеге – доктору Дарку – и, возможно, уже днем мы проведем аккуратную трепанацию мозга несчастного и вернем его рассудок на место.
- Когда, Вы говорите, всё произошло?
- Вчера ночью, сэр.
- Ну ничего, уважаемый. Сейчас мисс Хендрикс постелет Вам в гостиной, а завтра утром мы найдем Вашего злобного мистера Лючио и арестуем его.
- Вы обещаете? – лицо больного просияло.
- Конечно. Демонов и плохих ангелов обязательно надо сажать за решетку. Мисс Хендрикс!
Служанка неуклюже присеменила в мой кабинет, выслушала мои указания и отправилась стелить ложе.

Ночью меня мучили кошмары. Мне снились пациенты, которым я делал трепанацию, больные в приступах агонии с пеной у рта. Проснулся я от собственного крика. Часы в гостиной пробили полночь. Между тем оттуда послышались и другие звуки: кто-то тихо пел монотонным голосом, а еще кто-то тихо цокал чем-то вроде копыт. Я вскочил с кровати и бросился в гостиную. Моим глазам предстало ужасающее зрелище: сэр Либенпауер стоял на коленях в кругу горящих свеч и сжимал в ладонях кинжал на уровне груди. Его губы едва шевелились, напевая странный жутковатый мотив на незнакомом мне языке. Я подскочил к нему и попытался выхватить кинжал, но не тут то было. Чудовищная невидимая сила отбросила меня за пределы круга из свеч и обездвижила мои конечности. Тогда я стал кричать.
- Уважаемый, не делайте этого! Вы еще молоды и будете жить долгие года!

Больной перестал петь и повернулся ко мне. По его лицу поползли слезы отчаяния и губы силились прохрипеть какие-то слова…Я едва различил его скорбное «Бегите. Бегите, пока не поздно». Потом десятки рыков и визгов во тьме гостиной сложились в единое «Слава Сатане!». Юноша с улыбкой безумца медленно полоснул себя кинжалом по горлу. Между тем мне вернули способность двигаться и в два прыжка я оказался у умирающего. Я держал его на руках, перепачканный его кровью, а он прохрипел с клокотанием последние слова: «Спаси Вашу душу Господь, мистер Лайт!» Юноша умер, а я направился, было, к двери, но быстро понял, что меня не выпустят из гостиной. Помещение озарил свет, и я увидел всех, о ком рассказывал Говард. Мефистофель – он же мистер Лючио – восседал на троне со своим посохом. Рядом гордо стоял Геритот, сложив за спиной свои пепельные крылья. Маленький паж – явно обычный человек – играл на дудочке демонический мотив, а бесы носились по всей гостиной и довольно повизгивали. С окровавленными руками я пополз на коленях к Лючио и начал целовать его копыта, моля о пощаде. Сознание мое, обычно холодное и циничное, покинуло меня, уступив место животному инстинкту самосохранения и страху. Мефистофель расхохотался, а с ним тоненько захихикали его бесы. У Геритота оказался в руках меч с золотой рукоятью и черным лезвием, который он приставил к моему горлу. Лючио заговорил со мной.
- Жалкий презренный человечишка! Ты так дорожишь своей мелкой жизнью, что это смешно. Между тем ты, будучи психологом, загубил собственными ошибками столько людей, что твоя душа погрязла в грехах. Она ничего не стоит и негодна для жертвы. Живи дальше и пожирай сам себя осознанием собственного ничтожества! У Люцифера ты будешь любимчиком…
Вся процессия исчезла из моей гостиной. Остался лишь труп Говарда, скорбно лежащий на окровавленном персидском ковре…

Через два дня в психиатрической лечебнице святого Мадженто появился новый пациент. Он был спокоен и доброжелателен к медперсоналу. Мистер Лайт лишь иногда говорил по вечерам с улыбкой медсестре мисс Гардинг, приносящей ему таблетки в палату: «Демоны рядом. Никто не спасется. Господь, помилуй наши души!»