Сын

Лидия Петровна, женщина пожилая, грузная, неповоротливая, и, как казалось Ане, непробиваемая всегда и во всём, – плакала. Слёзы катились рекой по её расплывшемуся пористому лицу, заполняли все складки на подбородке и толстой короткой шее. Слёз было так много, что Ане казалась, будто на лицо пожилой женщины кто-то нескончаемо лил и лил воду. Большой клетчатый платок уже был насквозь мокрым, и Лидия Петровна вытиралась рукавом синей шерстяной кофты, в которую она была одета. Её тёмно-русые сальные волосы будто тоже плакали.

Ане было искренне жаль эту больную от горя женщину. Но она ловила себя на том, что чужое горе для неё оставалось чужим: она как бы со стороны смотрела и на Лидию Петровну и на её сына Борьку, которого уже не было. Душой и сердцем Аня была доброй и совсем не чёрствой. Но вот постичь горе плачущей женщины была не в силах. До слёз жалко Лидию Петровну, но нестерпимо хотелось выйти из комнаты, где всё было так печально, и оставить Лидию Петровну с её мокрым расплывающимся лицом. Пусть другие утешают ей, успокаивают и говорят хотя и искренние, но ничего не значащие слова.

А что слова? Какие бы речи ей ни говорили, Лидия Петровна будет плакать…

Аня скорбно думала о трудности нашей жизни. И совсем не задумывалась, нужна ли была смерть Борьки. Сомнений не было: конечно же не нужна. Никому. Особенно самому Борьке и его матери. Для Ани выбора не было: смерть не нужна, но в данном случае избежать её Борька вряд ли мог…

Борька служил в Афганистане…

Аня знает, что оттуда люди возвращаются другими. И по-разному. Борька вернулся в цинковом гробу. Их сосед Ренат пришёл целёхонек, но стал неузнаваем. Работал он раньше поваром в ресторане, а после армии вдруг пошёл в милицию.

«Я их всех выведу на чистую воду!» – грозил он своим бывшим сотоварищам по общепиту. «Как они живут? Воры! – кричал Ренат. – Ребята в Афгане умирают, а они тут жиреют». Наверное, он думал, что в милиции ему самое место, чтобы продолжить воевать…

У Рената собирались друзья. Все они прошли по жарким дорогам чужой страны. Тела многих были в шрамах, кто-то остался инвалидом на всю жизнь. Саша, невысокий симпатичный мальчик, не снимал чёрных очков.

Ребята пели про Афганистан. Их часто приглашала в райком Камилла. Она там создавала клуб воинов-интернационалистов. Воодушевившись, Камилла говорила с чувством: «Только в экстремальных условиях, таких, как в Афганистане, наши мальчики становятся людьми».

Ане хотелось возражать Камилле, хотя та и работала в авторитетном для Ани органе власти – райисполкоме. Камиллу трудно было переспорить. Да и ребята становились тоже на сторону Камиллы – власть у них тоже авторитет. Они ополчались против Ани, когда она говорила: «Но это же так страшно, когда только так они становятся людьми!» – И видя, что мальчики не принимают её возгласов, она смягчала свои лозунги: «Давайте будем человеками без Афганистана!» Всё равно ребята относились к ней как к «врагине».

Аня молчала. Камилла была её приятельницей, и она не хотела портить с ней отношения. Ренат был соседом. Ссориться с ним ей тоже ни к чему. Да и надо ли?

У ребят была вера. А всякая вера – святая. Нельзя разуверять верующих. Они верили в Афганистан!

Но Ане было жутко. И теперь, когда плакала Лидия Петровна, она хотела поскорее выйти из этой печальной комнаты. Борька, наверное, тоже верил, что так было надо – ехать воевать в Афганистане.

У Ани рос сын Костя. Когда он родился, наши мальчики только начали. Тогда только-только про Афганистан говорили. А теперь Косте десять лет, а мальчики всё гибнут и гибнут… Время бежит быстро.

Ане страшно. Вдруг всё это не кончится и тогда, когда Косте будет восемнадцать? Аня не смеет представить себя на месте Лидии Петровны…

- О, горюшко! Да кому это надо было, Боренька мой? Да зачем ты туда поехал? Кто тебя туда послал? – причитала и причитала Лидия Петровна.