Я тебя найду

Я тебя найду.


Артиллерия немцев долбила окопы 5-й роты уже десять минут, перемешивая с землёй солдат и то, что от них осталось. Кого разорвало, кого засыпало, кого осколками изрешетило, а кого вообще на атомы от высокой температуры расщепило. Про таких говорят – без вести пропавшие. Вот стоял в двух метрах от тебя, и нет. Поминайте, как знали. А артподготовка вообще страшное дело. От бесконечного протяжного свиста мин и снарядов у некоторых начинает реально ехать крыша. Это не шутки – это война. Смерть постоянно бродит рядом с солдатами и выжидает подходящего момента, чтобы забрать душу и утащить её в неведомый край.
Единственное безопасное место в данный момент был тыл. Но, воспользовавшись этой безопасностью во время боя, солдат покупает себе билет в ад и навсегда обрекает себя на муки и гнусное прозвище – предатель Родины. Были, к сожалению, и такие. Бросали винтовку и галопом мчались назад. Однако мчаться предстояло недолго. Прямо за позициями 5-й роты расположился заградительный отряд, который умело отстреливал вот таких бегунов. И имели они на это полное право. Железной опорой выступал приказ № 227 Народного комиссара обороны: «Ни шагу назад!».
Противотанковые пушки непростительно запаздывали. В распоряжении роты имелись только четыре ПТР и много бутылок с коктейлем Молотова. Пара батарей пушек не помешала бы. Но уже поздно. После бомбёжки немцы устремятся на рубеж добивать, что осталось от коммунистов.
Артподготовка закончилась. Шум в ушах ещё стоял, и рябило в глазах от ярких вспышек. И почти никто не слышал предсмертных стонов раненых. Капитан Красилов выплюнул землю, попавшую в рот, и выглянул из окопа.
   - Рота на позиции! К бою! – как можно громче скомандовал он и приготовил автомат. Солдаты прильнули к стенке окопа и нацелили винтовки в сторону врага.
Из-за голого гребня холма показались танки. Пятнадцать бронированных чудовищ шли клином, выпирающим вперёд. Рядом шла пехота. Почти одновременно все танки открыли огонь из пушек и пулемётов. Засвистели пули.
Застучал пулемёт «Максим» и ахнули ПТР. Длинная очередь скосила авангард пехотинцев, а патроны ударили по танкам. К пулёмёту присоединились автоматы и винтовки. Снова сработало противотанковое ружьё. Левофланговый «Фердинанд» загорелся. Из люков, на полном ходу, выпрыгнул экипаж танка, но пули  русских тотчас уложили их на сырую землю рядом с машиной. Не повезло и экипажу первого подбитого танка. Второй патрон, посланный из ПТР прапорщика Медкова, вызвал взрыв. Танк целиком охватил огненный шар. Ударная волна и осколки уничтожили всех, кто находился в радиусе десяти метров. Оторванная башня, описав дугу, рухнула на танк, идущий следом. Тот, разумеется, повторил судьбу собрата. Воздух задрожал.
   - Молодец, прапор! – похвалил Красилов Медкова, поправив каску. – Так держать!
   - Стараюсь, Максим Фёдорович!
Это были его последние слова. В следующий момент его с силой отбросило назад. Красилов наклонился над ним. В груди зияла дыра, из которой хлестала кровь.
   - Медков, - с горечью пробубнил капитан. С прапорщиком они воевали ещё под Смоленском в 41-ом. Плечом к плечу сражались под Москвой. Теперь он лежит мёртвый. Закусив от злости губу, офицер выглянул из окопа и заорал во всё горло: « Сволочи, получай, получай! Мало? Вот тебе ещё!»
Среди практически серой массы атакующих, выделялся один, вооружённый станковым пулемётом. Довольно тяжёлое и неудобное оружие смотрелась в лапах этого мордоворота как детская игрушка. Одной рукой он сжимал рукоять, второй – поддерживал коробку с лентой. Со звериными воплями он уверенно шагал в центре поредевшего клина «Тигров» и «Фердинандов» и, не жалея патронов, поливал позиции русских свинцом. Его «дружков» одного за другим настигала пуля.
Горело уже десять машин. Один «Тигр» с бортовым номером 666, накренившись, заглох, развернув башню на 90 градусов от основной оси. В небе показалась тройка «Мессершмиттов». На крыльях красовались чёрные кресты.
-1-
  - Твари неуёмные! – выругался кто-то из солдат. – Сейчас я их, сделаю!
Он поднял пулемёт Дягтярева и прицелился. Вражеские истребители стремительно приближались. Первая очередь снайпера-пулемётчика прошила крыло правофлангового самолёта. Крыло оторвалось, и самолет, потеряв аэродинамику, врезался в землю далеко за позициями роты. Второй «Мессершмитт» получил порцию крупнокалиберного свинца в несущий винт и, не долетев до земли, взорвался, осыпав своих же огненным дождём. Третий всё же долетел и сбросил несколько бомб на окопы русских. Благо, они упали за пределами траншей, и никто не пострадал. Однако стоит напомнить, что пехотинцы, несмотря на большие потери, продолжали атаковать. Верзила выбился в лидеры. Он возглавил строй уцелевших однополчан. У него закончились патроны в ленте, и он выбросил ненужную железку в сторону.
Расстояние между немцами и линией траншей сокращалось.
«Рукопашный бой в окопах не сулит победы, тем более фашисты превосходят красноармейцев по численности. А на открытой местности шансов больше. Лучшая защита – нападение, как говорится», - подумал Красилов и, взобравшись на бруствер, встал в полный рост, скомандовал:
   - В атаку! За мной!
Солдаты разом, не задумываясь, выбрались из траншеи. Многоголосое «Ура!» сопровождалось стрельбой, разрывами снарядов, невнятными окриками раненых и всхлипами потерявших надежду на жизнь красноармейцев. Бежали все. Бежал даже контуженный рядовой с перебинтованной головой. Бежал со штыком наперевес и кричал что есть мочи какую-то несуразицу, понятную только ему.
Впереди всех мчался капитан. Рослый, широкоплечий, мощный, с сединой на висках и морщинами на лбу. Ему всего тридцать два, а чувствовал себя как дряхлый девяностолетний старик, как внутренне, так и внешне. Особенно внутренне. Война выжгла из его сердца всё то, что помогает человеку жить нормальной мирной жизнью. Красилов боялся вернуться в свой город, да и вообще в мирную обстановку. Просто не сможет там существовать. По нему, так лучше остаться здесь, на этом проклятом всеми богами поле. Капитан не жалел себя. Бросался под пули, в самый огонь, и вёл за собой подчинённых. Каждый раз корил себя за смерть своих солдат, но поделать с собой ничего не мог. 
Нейтральная полоска поля напоминала лунный пейзаж, усыпанный кратерами. Особую жуть придавала чадившая боевая техника и трупы, разбросанные повсюду. Под ногами пули выбивали фонтанчики земли. Режущий глаза запах пороха и гари добавлялся вспышками близких разрывов. На ходу остались два танка.
Тут капитан увидел несущегося на скорости локомотива фашиста - мордоворота. Он оторвался от своих и без страха пёр подобно танку напролом. Огибая воронки от снарядов, капитан презрительно прошипел:
   - Без каски... с голыми руками... на меня... Какой смельчак.
Он крепче сжал ППШ и приготовился нанести сокрушающий удар в голову «баварскому медведю», а потом разорвать на куски остальную мелочь. Капитан, если честно, удивился живучести немца. Пули достигали его, а он, как ни в чём не бывало, продолжал наступление, желая смести русских десантников, как мусор в печку. Это ещё больше разозлило Красилова. Вокруг него образовался непроницаемый кокон. Отдельный мирок, лишённый запахов, звуков, ощущений. Перед глазами появилась белая дымка. Капитан не замечал никого... Никого, кроме обнаглевшего «баварского медведя». Немец вызывал капитана на бой. Дуэль. Один на один. Красилов не стал выбрасывать ППШ, чтобы шансы оказались равными... Он сжал автомат ещё крепче.
Рукопашная схватка закончилась на удивление быстро. Две толпы озверевших от злости мужиков схлестнулись в ближнем бою. Капитан помнил только, как сломал деревянный приклад о голову фашиста и расстрелял по «мелочи», бегущим за ним, весь диск. Потом нарастающий гул... ослепительная вспышка и красные круги перед глазами...


Очнулся капитан в госпитале. Милое круглое личико медицинской сестры – первое, что он увидел, открыв глаза. Она сидела на стульчике рядом с койкой и что-то писала в блокноте. Девушка не сразу поняла, что пациент пришёл в себя.
   - Как вы себя чувствуете, товарищ капитан? – сорвалось с её губ.
-2-
   - Как чувствую? Та немецкая оглобля, чувствует себя хуже. Точнее никак. У меня при вашем виде повысилось настроение. Я чувствую, а значит живой, и вы не ангел.
«Отставить капитан. Что-то ты несёшь? Растаял перед девчонкой. Ты бредишь».
   - Шутим, значит поправляемся, – она захлопнула записную книжку и положила в глубокий карман белого халата.
   - А что у меня?
   - Контузия... Сейчас должен прийти доктор. Утренний обход.
   - У-у-у, и всё? Ерунда, какая, - отмахнулся он и чуть не рассмеялся.
   - Для вас контузия ерунда? – удивилась медсестра. - Обычно поступившие с тяжёлой формой контузии стонут от головной боли и галлюцинаций.
   - Галлюцинаций? И что же им мерещится?
   - Жуть какая-то. При мне было только двое. Вы второй.
   - ты недавно здесь работаешь? - Красилов не заметил, как перешёл на «ты». Когда понял, что вылетевшее слово не вернёшь, было поздно. Может и к лучшему.
   - На прошлой неделе приехала, - созналась медсестра и застенчиво опустила глаза.
   - Как тебя зовут?
   - Маша, - ответила она.
   - Мария, - Красилов произнёс полное имя. – Красивое. Моё имя ты, наверное, знаешь.
   - Да, Максим Фёдорович, - робко сказала Маша.
   - Просто – Максим, - он нежно взял её за руку. – Договорились?
   - Да, да. Договорились, - кивнула она и улыбнулась.
Дверь палаты распахнулась. В белом длинном халате зашёл полный мужчина лет сорока, с высоким лбом и рыжими волосами.
   - Это наш главный врач, - проинформировала Маша, поднимаясь со стула. – Виктор Эдуардович, товарищ капитан пришёл в себя!
   - Здравствуйте, капитан, - поздоровался врач.
   - Добрый день, Виктор Эдуардович.
   - Как самочувствие?
   - Нормально.
   - Как это нормально? Тяжёлая контузия за два дня не проходит.
   - Но у меня действительно не болит голова. Это не контузия, а ерунда. Я бы и на передовой не жаловался на боль. Вообще не представляю, зачем вы меня сюда привезли. Могли бы положить на эту койку по-настоящему раненного бойца. Я только место занимаю. Выписывайте!
   - Недельку мы вас полечим, - успокаивающим томом проговорил врач. (Так говорят с сумасшедшими в жёлтом доме, чтобы те не буйствовали). - Потом можно и на выписку.
   - Какая неделька? – Красилов поднялся с койки. Пружины жалобно скрипнули. – У меня рота в самом пекле, а я прохлаждаться буду?
   - Успокойтесь, пожалуйста, - сказал Виктор Эдуардович. – Через неделю, если ухудшений не будет наблюдаться, поговорим о выписке. Мой кабинет этажом выше. Выздоравливайте.
Он развернулся и вышел в дверь.
   - Он не в себе, - сказала Маша пациенту.
   - Да, ладно.
   - Ночь тяжёлая была. Раненых много. Но не беспокойтесь, места есть, никто в коридорах не лежит. Можете проверить. Видите, даже койки свободны и...
   - Я верю, - перебил он Машу, но после затянувшейся паузы сказал: - Ты скрасишь моё пребывание здесь.
   - Постараюсь. Каждый день не получится. У меня смена через три дня.
   - Получается два дня в неделю, - подсчитал Красилов.
   - Я позабочусь о вас.
   - Не сомневаюсь.
   - Да, кстати, мне нужно идти. Тамара просила заменить её в соседней палате. Я ненадолго отлучусь. Вы не против?
   - Нет.
  Маша неуверенно улыбнулась и направилась к двери. Каблучки стучали по гранитному полу.
«О, чёрт! Капитан, сдаёшь позиции, как пацан малолетний. М-да, крепко меня видать
-3-
приложило. Но что-то в медсестричке есть такое, завораживающее и пленяющее. Глаза. Я не видел её глаз. Какие они? Может, она колдунья и заколдовала меня? Капитан, да ты никак влюбился. Признайся, ну?».
   - Влюбился, - сказал он тихо, провожая Марию взглядом до двери.

Маша больше не вернулась в тот день. И на следующий. Закончилась её смена. Капитан места себе не находил. Терялся в догадках и бил себя по рукам. «Что, если она уехала? Я не прощу себе. А может у неё проблемы и она сильно занята? У кого сейчас проблем нет? Война идёт».
Прошло два дня. За окном ноябрь. Снег запаздывает.
Утро стояло холодное, пасмурное. Капитан вышел на крыльцо за госпиталем, подышать свежим воздухом. На первой выкрашенной в белый цвет скамейке играли в домино раненые зенитчики из 26-й палаты. Весёлые ребята, молодые. Несли службу на аэродроме под Сталинградом. Немецкая эскадрилья нанесла удар. Зенитчики сбили около десяти самолётов и едва не погибли сами. Чудом в живых остались.
Чуть поодаль на такой же скамейке сидела Маша. Красилов зашагал к ней. На ходу вспомнил смешную историю, случившуюся с его знакомым в Киеве за год до войны. Она оказалась бы кстати. На душе у капитана стало неспокойно, когда он увидел её отрешённый вид.
   - Здравствуй, Маша.
   - Здравствуйте, Максим Фёдорович, - печально и как бы навязчиво сказала она.
   - Опять двадцать пять, Маша, мы же договорились обращаться на «ты».
   - Максим Фёдорович, нам не стоит... – она запнулась. В руках теребила маленький цветастый платочек.
   - Не стоит что?
   - Не стоит... – девушка не решалась закончить фразу, хотя чётко сформулировала ее, только Максим вышел на улицу.
   - Давайте пройдёмся, - предложила она. – Слишком шумно.
   - Как хочешь, - согласился капитан и искоса посмотрел на шумную гурьбу матросов. Столько радости и задора Красилов не приходилось видеть с момента прибытия на фронт. Нигде и никогда. Лишь горе и кровь... кровь и горе... ещё раз горе, и ещё раз кровь. Больше ничего. Ни единого просвета в тёмном царстве.
Они медленно двинулись по центральной аллее, взметая опавшие кленовые листья. Насыщенный влагой осенний воздух на расстоянии превращался в туман и скрывал от глаз конец аллеи. Полуголые клёны образовывали над дорожкой своеобразный арочный свод. Вскоре радостные возгласы моряков сменились тишиной, а туман окончательно скрыл пару в «тоннеле». Мария и Максим остановились.
   - О чём ты хотела поговорить?
   - Я хотела... хотела, чтобы... нам нельзя быть вместе, - выдавила девушка и в растерянности смотрела в сторону.
   - С чего ты решила, что мы... вместе? Ну, ты понимаешь, - эти слова могли сбить её с толку. Он любил задавать провокационные вопросы и почти всегда получал то, что хотел, даже чуточку больше. При этом риск был велик - ситуация в любую секунду могла потерять равновесие.
   - Разве я не заметила, как вы смотрели на меня, как коснулись руки, - её голос дрожал, а сердце забилось чаще.
   - Как я смотрел? – Максим пожалел, что задал этот глупый вопрос, ответ на который и сам прекрасно знал.
   - Как... как... я не могу объяснить это.
   - Любовь с первого взгляда, - капитан подобрал правильное толкование. – Именно так называется то, что проскользнуло между нами в палате. Маленькая искорка,но достаточно сильная, чтобы задеть нас обоих. Ты это тоже почувствовала.
   - Поэтому нам и нельзя быть вместе. Нет.
   - Почему нельзя? Назови хотя бы одну причину, ради которой нам придётся расстаться.
   - Я... я запуталась, - она повернулась к нему спиной и покраснела. Марии хотелось убежать прочь, не оглядываться. Внутренний голос твердил: «Останься».
   - Всё проще, чем кажется на первый взгляд. Ты оживила моё погибшее на войне сердце, дала надежду на возвращение из мира кошмарных теней и душевной пустоты, терзающих нутро столько времени. Я благодарен тебе, что ты появилась в моей однообразной жизни. Как могучая
-4-
волшебница, ты развеяла чёрные грозовые тучи над моей головой.
   - Подружки рассказывали про то, как солдатики без памяти влюбляли их в себя, а потом, не попрощавшись, жестоко бросали и больше никогда не возвращались.
   - Глупенькая. Я не из таких. Мне поздно строить из себя Казанову. Поверь...
Туман растаял. Серые облака расступились, уступая дорогу лучам солнца. Стало теплей и светлей вокруг. Пожелтевший зубчатый лист сорвался с ветки и плавно опустился на аллею.
   - Это знак, Маша, понимаешь?! - он взял девушку за руки и притянул к себе. Собрался с мыслями и чётко проговорил: - Я тебя люблю.
Тут он увидел её глаза. «Светло-зелёные. Молодые и невинные светло-зелёные глаза. Не думал, что влюблюсь в восемнадцатилетнюю девчушку из госпиталя. Но какую девчушку. В волшебницу, прилетевшую из сказочной страны. Стоило ей махнуть палочкой, как бывалый капитан сбросил груз под названием – безысходность. Она принесла живительный свет».
   - И я тебя люблю, - искренне призналась она.
   - Говорил же, что любовь с первого взгляда.
   - Люблю и одновременно боюсь.
   - Меня? Я такой страшный?
   - Нет. Война и... я боюсь тебя потерять.
   - Ты не потеряешь меня, - убедил Красилов. Хрупкая, беззащитная, она прижалась к его груди. Сердце колотилось, как у загнанного в угол оленёнка. Из глаз пробились слёзы и покатились по щекам. – Мы дойдём до победного конца, искоренив зло. После вернусь, найду тебя, и мы будем жить долго и счастливо, не зная горя и страданий.
   - Пообещай, что вернёшься.
   - Обещаю, Машенька. Обещаю... – прошептал ей на ушко.
   - Я верю тебе, - сказала девушка и поцеловала Максима.

Все оставшиеся дни больничного влюблённая пара, по возможности, проводила вместе. Время неумолимо отсчитывало секунды, приближая момент расставания. Виктор Эдуардович выписал капитана Красилова из госпиталя.
   - Я найду тебя, - сказал на прощанье Максим и поцеловал Машу.
Она незаметно сунула ему в карман листочек бумаги, сложенный в несколько раз. Поздней капитан обнаружил его и прочёл. С тех пор он носит записку в нагрудном кармане, вместе с личными документами. У сердца...

Капитан Красилов вернулся в строй Красной армии. Неся большие потери, она продолжала отступать в район Сталинграда. 62-я армия укрепилась в городе на Волге и отчаянно отбивала атаки превосходящих сил противника. Отступать болъше они не имели права. За Волгой для них земли нет! Победить или умереть.
Штаб Сталинградского фронта направил капитана в город в 13 гвардейскую стрелковую дивизию командовать 7 ротой, занимавшей южнее окраины города.
Капитан благополучно переправился через Волгу. Несколько раз рядом падали бомбы, но обошлось без жертв. Паромы, перевозившие людей на относительно безопасный берег реки, через один тонули, унося в ледяную воду людей. Немецкие самолёты резвились в воздухе и безнаказанно расстреливали колонны беженцев. Наши зенитки почему-то молчали. Зато гаубицы-пушки МЛ-20 вели огонь по городу с левого берега реки, потому что в самом городе существование и снабжение боеприпасами артиллерии такого класса было проблематично. Да и вообще, с доставкой боеприпасов в город обстояло не лучшим образом.
На плоту с капитаном плыл взвод подкрепления в 13 гвардейскую дивизию с ящиками патронов. Красилов посмотрел на лица пехотинцев. Бледные, покрытые бисеринками холодного пота, покусанные губы. «Им лет по шестнадцать, не больше. Куда вам? Молоко на губах не обсохло, а тянет уже порох нюхать. Зелёные парнишки совсем. Загубите себя, глазом не успеете моргнуть. С другой стороны, кому ещё воевать остаётся? Если  малолетки в бой идут, значит, действительно дела не ахти какие у нашей армии. Людей совсем не осталось».
Выгрузив ящики с плота, взвод направился в город. Когда взобрались по крутому глинистому склону, то перед бойцами предстали развалины города Сталина. Все  вместе добрались до КПП роты, миновав полотно железной дороги, тянувшейся вдоль южной окраины города. А дальше наступили военные будни, по которым капитан немного скучал.
-5-
Полевой штаб разместили в подвале разрушенной шестиэтажки, напротив бывшего продуктового магазина. Здесь, если можно так выразиться, всё «бывшее»: бывшая дорога, бывшие дома, бывшие универмаги. О них напоминали развалины – груды рассыпавшихся стен, битого стекла и искорёженного метала. Непрекращающиеся бомбёжки превратили город в руины.
Капитан осматривал в бинокль со второго этажа прилегающую к позициям роты местность. Серые полуразрушенные пятиэтажки на противоположной стороне площади заняли немцы. Из окон верхних этажей они спустили узкие красные полотна с изображением свастики. Германский народ отличался аккуратностью, точностью и формализмом. Они не станут вешать такие полотна, где попало, а лишь там, где устроило уютное гнездышко командование. Исходя из этого, разгром командного пункта дестабилизирует обстановку в пользу советов. У Красилова родилась идея насчёт будущего зданий с красными полотнами.
Пулемётные расчёты время от времени постреливали друг в друга. Но в основном было затишье. Численность врага оставалась загадкой. Снайпер, паливший из тех домов, не давал житья русским десантникам. Самого на прицел поймать не могли. Как  работали  снайперы,  все  не понаслышке  знали. У фашистских стрелков такая хитрость: не убивают человека, а ранят,  -  бьют по  ногам,  чтобы  не  уполз, и ждут. Раненые  кричат, а  те расстреливают  спешащих на  помощь, как цыплят. За пять дней стрелок убил сорок три красноармейца, поэтому у солдат к нему назрели особые претензии.
   - Здравия желаю, товарищ капитан! – козырнул худощавый паренёк в покосившейся шапке-ушанке. Изо рта вырывались клубы пара.
   - Коротков Валерка? – узнал Красилов и пожал руку бойцу.
   - Я, Максим Фёдорович.
   - Исхудал.
   -  Полевая кухня сломалась. Новую никак не переправят. Бомбёжка постоянная. По реке только подкрепление перебрасывают. Харчи у немчуры отнимаем. Кстати, отличные харчи, не то,  что наши варят.
   -  Я и смотрю, как боровы вон лежат. Весёленький день был, да? Два танка подбитых, воронки, трупов чёртова куча, - капитан посмотрел вниз, на площадь. Ком подступил к горлу. – Из 5-й роты остался кто- нибудь?
   -  Сашка Артемьев, Лёшка Мгла, я... вроде все.
   - Ты хорошо помнишь тот бой, когда я чуть к архангелам не улетел? Расскажи.
   - Отрывками помню, - паренёк присел на корточки и прислонился к стене. – Вы нас в атаку подняли. Потом рукопашная. У меня каска на глаза съехала. Пока поправлял, мне белобрысая немецкая гадина в плечо автоматом заехала. Я разозлился и на штык его насадил. Кто-то бутылку с зажигательной смесью в танк кинул. Тот загорелся и попятился назад. Далеко укатить не успел. Мы с Сашкой на него залезли и в люк пару гранат кинули. Как бабахнуло! А тут самолёт спикировал. Смертник, наверное. Хотел нас расплющить, а расплющил своих. Вас видел. С бугаём каким-то сшиблись. У него череп на составные части рассыпался. Прилично вы ему треснули. Думал, сейчас небеса разверзнуться и молния ударит.
   - Бугая я помню. Что после?
   - Я и говорю. Истребитель спикировал и рванул. Вас немного задело. На танк отбросило. Когда немчуру положили, а танки обезвредили, вас нашли без сознания. Увезли в госпиталь. Вот.
   - Самолёт спикировал, - задумчиво повторил капитан. – Ха-ха-ха. Случаем, не Сафонов его из пулемёта?
   - Может быть, - пожал плечами солдат. – Врать не буду. Видел только, как бабахнуло... Он бежал позади. Подбил он или кто другой, я не знаю. На следующее утро нас выбили из траншей. Мы втроём по чистой случайности к своим выбрались. Далеко утопали. Теперь здесь топчемся. Восточный форпост. Дальше никак. Привыкаем понемножку. Гражданских не успевают эвакуировать, – боец приложил палец к губам и сказал шёпотом: - По ночам, когда канонада затихает, из подвала в доме к востоку доносятся голоса и плач женщин и детей.
   - Что же не поможете выбраться и переправиться на левый берег? – Красилов повысил голос.
   - Мы бы с радостью. Звери что ли какие? Да только в подвале никого нет, - Валерка развёл руками.
   - Как? Если плачут, значит есть.
   -  Никого, - утвердил боец. -  Мы ходили, смотрели, искали, звали. Никого живых.
   - Тогда, кто шутки шутит?
-6-
   - Души, - тише прежнего сказал Валерка. – Поговаривают, что они не успели выйти из подвала, когда началась эвакуация. Подвал частично завалило, и они погибли. Это страшилка у нас в роте, чтобы нервы под конец сорвать.
   - Ладно, бросай ерундой мозги забивать, - отмахнулся капитан. Он с детства не верил в существование нечистой силы и всех её проявлений. За исключением одного раза. Когда тучи разошлись и тёплые лучи упали на землю, в переломный момент его жизни всплыл перед глазами образ Маши. – Живых там нет. Следовательно, нас это не касается. Пусть ангелы о них позаботятся. Мёртвые что тебе сделают? Именно – ничего. Даже глаз не откроют. Живых бояться надо. Они ходят, ругаются и стреляют вдобавок. А ты про неуспокоенные души говоришь. Ха-ха-ха.
Капитан указал на дома на другой стороне площади. В окнах мелькали немцы. И капитану не терпелось порвать их на клочки, голыми руками,чтобы дорогу забыли в Россию.
   - Там живых много. Их и надо бояться. Но бояться в меру. Больше истреблять. Помнишь главное правило войны?
   - Защищать Родину, - сощурил глаза Валерка.
   -  Само собой, боец, - Красилов, не отрываясь от бинокля, сказал: - Ты должен прикончить врага прежде, чем он прикончит тебя.
   - Я не знал, - признался солдат.
   -  Винтовка снайперская есть? – неожиданно спросил капитан.
   - Есть во втором отделении.
   - Неси сюда.
   - Ага, сейчас, - Валерка сорвался с места и спустился по лестнице вниз.
Немцы в оконных проёмах вели себя так, словно гостили у бабушки в загородном доме: смеялись, плясали и даже не смотрели в сторону русских. Капитан намеревался устроить небольшой праздник из свинцовой мишуры и осколков, предупредив заранее бойцов, что по его команде все открывают огонь по серым многоэтажкам из всех стволов.
Командование штаба дало добро капитану на корректировку огня артиллерийской батареи.
Капитан принял из рук Короткова обмотанную выцветшим тряпьём трёхлинейную винтовку Мосина с пристроенным оптическим прицелом. Явно немецким. Капитан взглянул на убежище врагов через усиленную оптику.
   - Вот они наглецы, - проговорил капитан, и по его лицу растянулась дьявольская ухмылка. Короткову от неё стало не по себе. – Все здесь, гады. Сейчас дядя Максим покажет вам райскую жизнь.
Он передёрнул затвор. Поймал в прицеле голову неосторожного немецкого солдата. Капитана удивил головной убор мишени. Высокая чёрная клиновидная шапка. До того времени ему нигде не приходилось такую встречать. Поправка на ветер. Задержав дыхание, офицер нажал на курок. Пуля попала фрицу в затылок и вышла с другой стороны, разбрызгав мозги и кровь по комнате. Его товарищи почуяли опасность и принялись судорожно носиться по этажам, мелькать в окнах. Спустя полминуты возня прекратилась и наступила гнетущая тишина. Должен был активироваться их «стрелок удачи», чего собственно капитан и добивался. Он послал ещё одну пулю калибра 7, 62 в макушку неудачно выглянувшего из-за укрытия фашиста. 
   - Товарищ капитан, где вы так научились? – взволнованно поинтересовался рядовой Коротков. Он сидел у подоконника и следил за возобновившимся движением в прямоугольниках окон.
   - До войны ещё. Двоюродный брат в Испании воевал. Снайпер. Он и обучал мало-помалу. Уроки напрасно не пропали, - офицер переключился на немца-снайпера: - Он уснул что ли? Молчит смерд. Не хочет высовываться. Чует, что убьют. Как впрочем, остальные. Сами виноваты. Без приглашения притащились.
Вжик! Вжик! Пуля прилетела со стороны серых домов и застряла в кирпичной кладке рядом с головой рядового. Валерка отшатнулся и чуть не упал. Капитан сию секунду высунул из окна винтовку и стрельнул. Промахнулся. Но теперь он знал приблизительный радиус поиска стрелка. Он бегал по этажам, чтобы сбить с толка противника. В этом было его преимущество. Красилов не мог позволить себе стрелять из разных мест. В комнате второго этажа единственное окно, а пока он будет бегать по лестнице вниз, план провалится. Нужно пробовать уложить его как можно скорее. Артиллеристы на левом берегу Волги ждут сигнала.
Офицер выдохнул, нажал на крючок.
   - Патроны, боец! Быстрее! – потребовал он. Коротков достал из кармана шинели горстку
-7-
патронов и передал капитану. Тот быстро зарядил ими трёхлинейку и примкнул к оптике. Он засёк искомого стрелка. Тот выцеливал капитана. Они одновременно посмотрели друг на друга через угломерную шкалу. «Ты умрёшь первым», -подумал офицер. Оба снайпера синхронно нажали на спусковые крючки. Пуля немца угодила Красилову в правое предплечье и прошла навылет, задев только мягкие ткани. Фашисту повезло меньше. Он вывалился из окна шестого этажа. Пуля капитана попала «стрелку удачи» в глаз, навсегда охладив пыл.
Ранение было не из разряда «серьёзных», но владеть рукой теперь он мог не в полной силе. Рядовой перетянул руку жгутом и забинтовал. Главная помеха устранена. Можно переходить к активной стадии плана. Капитан крикнул условную фразу:
   - Он мёртв! Начинайте! – Этих слов и ждали наводчики и обычные солдаты.
– Сейчас начнётся. Уши закрой, если плохо переносишь грохот, - посоветовал он уже Короткову. – Закончат, на штурм пойдём... Приготовься.
   - Мне не страшно! Не страшно, - нервно повторял он и смотрел куда-то в пустоту. Красилову он напомнил тех мальчишек-пехотинцев с плота. Стеклянные, полные безысходности и страха лица. – Сколько выходил, со счёту сбился. Никак привыкнуть не могу. Каждый раз одно и то же. Руки потеют, и пробивает нервная дрожь. Хочется застрелиться, лишь бы не показываться на открытом пространстве.
   - Молодец, что рассказал. Должно отпустить немного. Думаешь, у тебя одного коленки трясутся и воздуха не хватает? Нет. Ты ошибаешься. Боятся все, без исключений, даже когда утверждают, что бесстрашны. Врут. На войне не боятся только мёртвые. Им до лампочки свист пуль, разрывы авиабомб, танки, колючая проволока и прочая железяка, лишённая чувств и инстинкта самосохранения.  Пока мы живы, страх не покинет нас. Убьют – другое дело. У меня, если хочешь знать, в том бою зуб на зуб не попадал.
Рядовой Коротков замер, прислушиваясь к далёкой канонаде. Свист 152 миллиметровых снарядов возрастал. Первая шестёрка снарядов сотрясла землю и практически обрушила одно из зданий помеченных фашистской символикой. Ударная волна прокатилась по прилегающему району города. Капитан слышал одобрительные возгласы из траншей внизу. Солдат явно воодушевил удар артиллерии. Дальнобойные гаубицы работали на славу. Огненные языки пламени поднимались высоко над землёй. Тяжёлые снаряды сыпались и сыпались на немцев смертельным градом.
Капитан спустился на первый этаж и вышел на узкий пятачок между домом и окопами, где сидели в полной готовности защитники Сталинграда. Офицер окинул всех гордым взглядом. На него смотрели сейчас, по меньшей мере, шестьдесят пар глаз разных поколений – от шестнадцатилетних подростков до шестидесятилетних стариков. Глаза горели огнём и непомерной жаждой расправиться с врагом. «Этот народ нельзя победить», - отметил Красилов.
Орудия умолкли. Последний снаряд взорвался. Путь расчищен. Столбы пыли ещё не осели. Пошёл первый снег. Снежинки плавно спускались с огромной высоты, в ад. Пора начинать наступление. Красилов перепрыгнул траншею и крикнул, подняв над головой поцарапанный пистолет-пулемёт Судаева:
   - За мной!..

Германия. Берлин.
30 апреля 1945 года.

    Гвардии майор Красилов сидел на пологих ступеньках, прислонившись к колонне, и курил самокрутку. По улице бегали радостные офицеры и солдаты. Стреляли в воздух и пили трофейное вино. Обнимались и кричали слова. снившиеся тёмными ночами : «Мы победили!» Три дня на разграбление города – для одних долгожданная награда, для других бедствие, для третьих просто забавное зрелище перед уходом. Победители ликовали! Демон и его адское отродье стёрто с лица земли. Красилову не верилось, что он дошёл до столицы Германии и сейчас сидит на ступенях обителей зла, откуда расползлись фашистские твари.
   - Товарищ майор, разрешите обратиться? – подбежал  коренастый паренёк, лет двадцати пяти со шрамом на лбу.
   - Обращайся, ефрейтор, - сказал Красилов, подняв на него глаза.
   - Товарищ майор, у вас случайно не осталось маленького кусочка мела: мой расхватали, а написать своё имя на стенах охота.
-8-
  Офицер пошарил в карманах брюк. Нет. В нагрудном кармане что-то нащупал. Достал сточенный белый мелок.
   - Получи, боец. Напиши имя, дату и пожелания близким и знакомым, - посоветовал офицер, потому что сам сделал так.
   - Спасибо, товарищ майор, - искренне поблагодарил солдат и убежал в направлении главных дверей.
Красилов извлёк на свет помятую бумажку. Обгорелые края и засохшие капли крови делали её для Максима в сто крат дороже.
   - Я тебя найду, моя Мария...

8-12.12.09г.