Опущенная целина. 5

                гл.4 http://www.proza.ru/2011/02/13/817

Люба по-коровьи преданно глянула товарищу в глаза и проворно упёрлась в оглобли тачки, а Вощев пошёл впереди, рядом со вспоротой щелью холщёвого пуза, сочащейся серой пшеничной струйкой. Лес на краю поля дрожал от зноя в парАх остатков влаги, которую отдавала почва уже с последнего прохладного слоя своих глубин. Вовсе не майское солнце наяривало сверху тело и белобрысую макушку, оплавляя и расслабляя всё прямое и напряжённое, включая мысли. Не видя больше впереди себя дразнящего перекатывания мышц женского сиденья, Трофим успокоился, хватал из щели сухие зёрна пригоршнями и раскидывал красивым веером вокруг. Сберегая этот, чудом доставшийся им, представителям реввласти, посевной фонд, комсомолец старался меньше бросать в траву крепкую, густую, интуитивно понимая, что там новому семени будет нехорошо, трудно расти. Не знал он, как надоть.

                * * *

Почти ровесники века, с ученических лет оглаушенные чудом синематографа и дерзкими идеями всеобщего справедливого равенства, дети каменных сот столицы – Тимофей и его однокашник Зайцер, ничему в этой жизни не научили руки, не обременили ничем подлинным память, а природу видели только на выставке художника Шишкина, куда их водили классом. Восторг революции горячие сердца прочуяли сразу, кинулись записываться в молодёжный союз, но никакого дела опять не уразумели, потому что пока требовалось только верить и разрушать.

Посылая неопытных юношей за тысячи вёрст в поволжскую глубь, в самую пасть гладомора, на отъём лишкОв и штурм процентов посева, ни одна революционная голова  не удосужилась даже намекнуть им на наличие другой, более могучей власти – власти сермяжных законов земли. Похоже, в горячке отрицания эти надземные головы, сознательно отрешившие себя от корневищ бытия, ждали вот-вот увидеть, как забившаяся в маниакальном припадке дура-История уморит на излишне широких просторах всю излишне расплодившуюся человеческую спорынью. Верили они свято, что нужно поскорее забить кольями старую, отжившую клячу, и тут же где-то взять новую, хорошую, под себя. Твёрдый диагноз поставили те высокие умы для расейской истории: «Обречена. Последняя агония», и подняли бы на смех классово вредную муть, что однажды пройдёт у бедолаги вспышка кататонического возбуждения, и ахнет она в ступор, узрев содеянное собой в бреду.

                * * *

С тачкой процесс посева оживился настолько, что пальцы Вощева наткнулись на твёрдую мешковину дна нежданно. Радуясь новому рекорду, сеятели не заметили приближение Григория со свитой в лице Вошки. На плече Зайцер нёс странную конструкцию из чёрных ржавых труб с большим диском на вершине. Вблизи механизм оказался останками велосипеда без седла с ампутированной передней частью. Между спиц сохранённого заднего колеса были туго натянуты полосы рогожи и приторочены четыре дощечки.

– Что это? – остолбенел Вощев.

– Сеялка, – скромно потупил взгляд Зайцер и покрылся пятнами от гордости. Он привёл свой механизм в горизонтальное положение, укрепив его на тачке верёвками, крутанул единственную педаль, и колесо быстро завращалось, нагоняя на лица ветер. – Сыпь!

Первым подоспел Вошка и, со словами: «Дураки вы городские. Вот ужо жалезный дед очнётси», бросил на крутящийся диск горсть сухой земли. Град твёрдых частиц, ограниченный сзади колёсным щитком, с бешеной скоростью брызнул далеко вперёд и в стороны. Девушка Люба, испытав душевный восторг, захлопала в ладоши.

– Теперь дело наладится, – усталым тоном заявил Григорий. Он даже кашлять позабыл. – Один толкает, другой крутит, третий сыплет. Вощев мешки таскает. Как самый выносливый. Радиус сектора покрытия у аппарата – саженей пять. Эдак мы за две недели со всем посевным фондом управимся и ещё до июня остаток в уездком сдадим... Ну-ка, начинайте пока без меня – мне отдышаться надо.

Люба снова впряглась в тачку, Вошка захватил место у педали, заявив, что губить семя своими руками, хоть убей, не станет, а Трофим взвалил на спину полный мешок и, обжимая дырой кулака горловину, стал регулировать толщину струи зерна, полившейся на разбрасыватель. Всё пошло-заработало весело и бодро, как у тапёра с нотами. Когда мешок похудел, изобретатель механизма лично вмешался в ход посевной, отослав приятеля за новым в амбар.

                окончание http://www.proza.ru/2011/02/16/1063