Против всех 6 место конкурс Антитеррор

-Будьте же людьми, дайте воды! – сидевшие у стен на снятых с машин сиденьях бандиты засмеялись. Даже Сафи, так они ее называли.

  Первый, их старший, вырвал кольцо у банки с колой и выпил половину. Глянув в мою сторону, плюнул в банку и кинул ее в мою сторону. Банка не долетела метра два. Все опять загоготали. Но я и не собирался пить из нее.
 
 Банда заявилась на нашей даче в середине лета.  Ночью выбили двери и всех связали. Все мужики вполне европейской внешности. Называли друг друга исключительно по номерам.

   Первый объяснил родителям, что их сына, меня, они берут в заложники. Жить будут в наших двух гаражах. Маме они отвели роль поварихи и прачки. Отцу сказали, что теперь он будет их шофером и снабженцем. С соседями запретили общаться.

   Пояснили отцу, что он также будет ездить на работу, но по первому их звонку,  чтобы возвращался на дачу. Дали ему свой сотовый телефон. Предупредили, что будут следить за каждым шагом. При первом неосторожном слове – всех убьют.

   По-русски говорили они чисто, без акцента. Сафи, которую они привезли позже, по-русски вообще так и не сказала ни слова. Шестой, рыженький паренек, чуть старше меня, с утра делал ей укол в вену. Наркотик, как я потом понял. После него Сафи долго стонала, а потом спала до вечера. Потом опять укол.

   Я подул на красную, вздувшуюся от наручника, кожу. В свои пятнадцать лет прекрасно понимал, что вряд ли они оставят меня в живых. Ведь я всех их видел в лицо!  Они лица не скрывали и от отца с матерью. Все мы были обречены!

   Живыми мы им нужны только, пока  не сделают свое дело. А то, что они к чему-то готовятся, мне вскоре стало ясно. Первый и второй постоянно привозили кучу ящиков и пакетов на стареньком «жигуленке». Отец на работу ездил на новой машине.

  Меня и Сафи они держали в старом гараже, куда мама приносила еду. Дальше порога ее не пускали. Я видел, как текли слезы по ее щекам, когда она на меня смотрела. Говорить, видимо, как и мне, ей запретили. А то, что первый не шутит, он дал понять в первый же день, пристрелив нашу любимицу таксу Аську.  Учуяв меня, она радостно повизгивая, бросилась в полуоткрытые двери. И упала на пороге после негромкого хлопка. Я только мельком увидел, как первый прячет в кобуру пистолет с глушителем.

  Щестой тут же упаковал Аську в мешок и понес к мусорным бакам. Вот так скоро они и меня выбросят. А то, что дело идет к развязке, было понятно по все более яростным спорам во втором гараже, где они обсуждали на незнакомом языке свои проблемы.

   Кое-что я стал понимать, когда они стали загружать «жигуль». В багажник и на заднее сиденье доверху положили мешки с желтоватым и белым порошком. Между ними положили толовые шашки. Такие я видел, когда саперы рвали лед на реке у мостовых опор. Завернутые, как большие конфетки.

   И тут до меня дошло, что это не простые бандиты. Однажды утром Шестой не сделал укол Сафи, а посадил ее в машину. Долго ей что-то объяснял. Потом Сафи завела «жигуль» и сделала несколько кругов по двору. После этого мне стала понятна и ее роль.
   Этой ночью все изменилось. Я услышал шорох за выбитым окном гаража. Прислушался. Сафи тихо стонала в углу. Шорох повторился. Я встал, чтобы быть ближе к окну. Все равно до него было почти два метра.

-Ростик, ты где? – все внутри у меня затрепетало. Так меня звал только мой друг Серега. Но откуда он взялся?  Он же с родителями на все лето уехал в деревню, к  бабушке. Обычно они возвращались только к школе. Позже он мне рассказал, что они в этот раз вернулись раньше. Тут же побежал к нам на дачу, но его не пустили. Вот тогда он и стал следить. И углядел, как мать носила еду в гараж. Тогда он и вычислил, где меня держат.

-Серж, говори тише. Я не один, - одними шершавыми губами прошепелявил я. Распухший от жажды язык не хотел ворочаться.

Но он уже всунул голову в выбитую шибку окна. Я слабо махнул рукой.

-Ростик, лови. Я сигнал выключил. Ухожу. Тут у них часовой ходит. Жди, – голова Сереги исчезла.

 Возле меня шлепнулся сотовый телефон.
Как я был рад его появлению! Теперь появилась надежда. Вот только бы успеть. По всему похоже – завтра бандиты собираются уезжать.

  Я слышал, как вечером Первый говорил отцу, чтобы тот съездил и полностью заправил бак новой машины. Вот оно. Значит, жить нам осталось – до утра.

  Почему же он не звонит? Телефон завибрировал только через три часа. Долгих и томительных.

-Ростик?
-Да, да, я слышу.
-Тут с тобой хотят из органов поговорить. Расскажи, что знаешь.
-Руслан, это Михаил Иванович. Я тебя внимательно слушаю.

  Говорил я долго. Ответил на все их вопросы. Очень просил за отца и мать.

-Не беспокойся, Руслан. Мы уже забрали их из дома. Сейчас вытащим и тебя. Можешь выключить теперь телефон.

  Я сунул сотовый в кучу промасленного тряпья.

И тут скрипнула дверь. Я обрадовано вскочил. Чуть не закричал: «Серега».

 Но это был Шестой. С автоматом. Он первым делом подошел к Сафи. Кивнул довольно головой и уселся на старую покрышку передо мной.

-Ну, что, пацан? Не раздумал? Может, поедешь с нами? – он ощерил редкие желтые зубы.

  На меня пахнуло вонью.  Уже неделю он расписывал романтику жизни в банде. Даже показал две толстые пачки денег. Хвалился, как он скоро будет загорать на теплом морском пляже.

-Нет. Мне школу надо закончить.
-Какая школа? Да если не с нами, то…- он запнулся.- В общем, сам выбирай.

И я понял, что он не договорил. Что никакая школа мне не светит. Убьют они меня.
Ну, уж нет.

-Не верю я, что тебе хорошо в банде.
-Во-первых, у нас не банда, а отряд. Жратвы вволю, романтика, денег немерено. Вот дело сделаем – еще по десять тысяч огребем.
-А если поймают?
-Ты нашего Хамида, тьфу, Первого не знаешь! Это же голова! У него каждый шаг продуман. А ты говоришь – поймают. Да никогда!
-Слушай, Шестой, ты же русский. И крещеный небось?
-Нет. Я ислам принял. Имя сменил. И веру.
-И во что же ты теперь веришь?
-Ты не поймешь. Это у христиан все бедные. А ислам всем деньги дает. У них все богатые.
-И ты в это веришь?
-А это видел? – он снова покрутил у меня перед носом пачкой денег. – Ты столько и в руках не держал никогда.
-Ну, ладно. Уговорил. Пойду я с вами. Веру приму.
-Правда? Так я сейчас Первому скажу. Позову его.
-Стой. Это я так. Для примера.
-А-а. Опять сомневаешься?
-Да.
-В чем?
-Вдруг погибну? За что?
-Я ж тебе сказал уже – за веру. Она ж деньги дает. Вот за нее.
-Слушай, а тогда против кого?
-Ты что не понял?
-Нет.
-Против всех. Первый нам так и говорит. Только наш отряд – правильной веры. Остальные – наши враги. Вот ты сейчас мне враг. Вступишь в отряд – друг. Понял?
-Да. Теперь понял.

Как это, наверное, страшно – жить в мире, где несколько миллиардов врагов?
 
-Ну, что, звать Первого? Будешь вступать?
-Слушай, Шестой, дай подумать.
-Думай, думай. Немного тебе думать осталось,- дверь гаража захлопнулась.

 Я  смотрел ему вслед невидящими глазами.

Вот, что ему не хватало в этой жизни, что он на нее так ополчился? Да не просто идет против всех, не словом борется – автоматом!  Как и когда он возненавидел всех людей? 
Ведь не родился он бандитом и убийцей. Все рождаются одинаковыми.

Как нам говорили в школе?
Каждую личность лепит среда. Значит, все дело в ней?
 
  Было, видимо, в его жизни, что-то, вызвавшее червоточину в душе. А это – как в яблоке. Здоровое – может очень долго храниться. А сделай надрез – и все. Моментально сгниет.  И хорошо, если кто увидит гнилой бочок и вырежет, чтобы сохранить остальное. А если не будет рядом такой доброй и неравнодушной души?

 Немного таких гнилых яблок бродит по планете, но они есть. Да еще и других гнилью пытаются заразить. Вот, как меня. А то и вообще – отравить, убить.

  Никогда не думал я раньше об этом. Пока петух не клюнул. Теперь буду. Смотреть и искать в своем окружении червоточину.

   Снова тихий шорох за окном. Потом треск перекусываемой рамки окна. В проеме мелькнула черная тень. Хрустнула разрезаемая цепочка. Сильные руки вынули меня из окна.

   До утра я с родителями просидел на соседней даче с молчаливыми людьми в черной форме. Они угощали нас из больших термосов кофе с галетами.

  На рассвете услышал несколько приглушенных автоматных очередей. Нас повели к автобусу. Когда проезжали мимо распахнутых ворот нашей дачи  я увидел лежащего на земле Шестого. В луже крови и усыпанного разлетающимися зелеными бумажками.

  Двое военных вели к другому автобусу хохочущую Сафи.  Значит, поживет еще.
И я тоже. И мои родители. И мои друзья.

  Умерли пока только те, кто против всех.