клф нло н. бодров- повторы- вторая кошка

КЛФ НЛО,ЛМ-2004г. Н.Бодров
 Вторая кошка


«Шестерка» у меня. Мокрую машину в гараж лучше не ставить. Поржавеет. Года за три «сгнить» может. Хотя б протирать что ли…. Я и собрался. По дождю ездили. Вообще- то у меня в гараже хламу всякого- вагон. А как кинешься «по ветошь»- тю-тю. Стоит коробка в углу. В нее Маринка простыни рваные, да рубашки дырявые складывает. А я- в расход.
А тут сунул руку- и нет ничего. Пошарил по углам- обрезок. Кусок шарфа старого. И уж, как вытер стекло лобовое, как на трещинку подышал- так все и вспомнилось. Как в управлении работал, да на буровую в командировки мотался….

Решили мал-мал дать «кругаля» и заехать в Савенку. Точнее на околицу. Старый скрипучий дом Михалыча с зелеными рассохшимися воротами и битой шиферной крышей стоял на отшибе. К нему вела едва набитая колея. Скорее даже две параллельные тропки. Корявые клены по обочинам. Колонка с длинной рукоятью. Глубокая колдобина справа перед самым подворьем. Ее по весне еще вырыл забуксовавший «Урал», груженый кирпичом. Пока бегали за трактором, грузовик снес штакетник в палисаде, помял сирень. Да и исчез из жизни деда навсегда.
Мы с Прохором любили заночевать здесь. И хоть до города оставалось часа четыре хорошего ходу, мы предпочитали баньку с дубовым веничком, холодное молоко и сон на перине, пахнущей пылью. Выезжали ж «по утрянке» рано-рано. В конторе оказывались часам к девяти. Сдавали командировочные, и к обеду отпрашивались домой- отдыхать. Дед, передруживший с одиночеством, был охоч до разговоров, общения и розыгрышей. Да и полтинник-другой, были совсем не лишними в селе. Хоть Михалыч для порядку каждый раз и отказывался.
Ноябрь был темным, бесснежным и тоскливым. Под монотонный гул Уазика и однообразный водянистый пейзаж за стеклом, хотелось то ли выть, то ли петь про ямщика. Что мы с Прохором и делали. Я пел. Он, в силу отсутствия слуха, подтягивал. Километров за двадцать до деревни мы окончательно охрипли и приуныли. Сумерки густели, точно фотография, забытая в проявителе. Настроение от скверного переходило к мрачному. Казалось, еще триста верст до города не вынести просто психологически.
Поэтому, «утырканный» водитель мой, даже не спросил меня на развилке. Лишь мельком бросил усталый взгляд и стал крутить баранку влево.
«Бобик» заскакал по колдобинам, брызгая грязью и поскрипывая рессорами. Промелькнул поваленный ствол. Колонка. Фары высветили щелястые ворота, присыпанную печной золой колдобину. Новый забор из сетки- рабицы.
- Ну вот,- сказал Прохор остановившись,- Прибыли.
- Посигналь,- кивнул я.
Михалыч, словно дошкольник, был простодушно рад. Совал нам то тулуп, то пеструю сатиновую подушку. Вспоминал, добродушно посмеиваясь, как напоил нас в дорогу забродившим обратом. И как мы хохотали, рассказывая ему о той поездке с частыми остановками. Хотя тому, наверное, уж год минуло. От телевизора мы отказались. От бани- тоже. Умотались, как черти. Жди ее, когда она поспеет…. Дотерпели лишь до картошечки с лучком- да «храпака». Я уж перину стал взбивать, да внимание обратил:
- Михалыч, а чей- т два блюдечка кошке- т наливаешь?
- Дак одно кошке-т,- пожал плечами наш привечальщик, затягиваясь зеленой самосадной махрой.,- Фроська свое уж вылакала. Кстати, я колбаски резенечек ей отрежу? Ма-аленький…. А то уж она шибко….
- Да режь хоть всю,- перебил Прохор, рассматривая клочья ваты, торчащие из одеяла,- а второе-т, второе блюдце нахрена?
- Дык, хозяину моему…. Он тоже молочко любит.
-…Михалыч,- говорю,- ты серьезно?
- А то…
- Дак ведь нет же их, домовых. Суеверия…. Ты ж сам в партии до перестройки состоял.
- Ай,- махнул рукой дед, наклоняясь к плитке. Он прикурил по новой от спирали тухнущую «козью ножку» и выдохнул целый клуб дыма,- С вами спорить…. Че ж Фроська со второго блюдца не лакает? А-а. Дружку своему оставляет. Поглядим поутрянке.
- Ха,- стянул плотный носок Прохор,- Она ж ночью и стрескает….
- Не-е….- Старик улыбнулся. Сощурился всеми своими лучиками- морщинками. Даже усы стали глядеть кверху.- она его не обижает. Дружки они. Уважают один другого.
Едва голова коснулась подушки, борьба со сном приобрела необратимость. Язык мой заплетался. Мысли репьями цеплялись друг за друга. Связанность речи терялась.
- Чего-чего?- переспрашивал Михалыч,- А то ж! Конешь видел…. На кошку похож. Лапки. Хвостик. Только мордочка, навроде как…личко.
- Что? Что личико?- глаза мои слипались.
Прохор, увалившись валетом на пол-дивана, уже дышал глубоко и вольготно, пребывая в стране Морфея, а я все выяснял и выяснял…. Усы Михалыча пропадали в серых терпких слоях дыма. Он что- то говорил мне. Но сквозь бесконечное «бу-бу-бу», лишь частицы смыслов долетали до меня….
- Не то, чтоб впрямую…. Блазнилось…. Глядь, а передние, словно, как ручки…. С пальчиками…с ноготками….И заплетает…. Фроська, кыш, не лезь к гостям…. Фроська, в чулан запру. Дай отдохнуть людям.
- А что ж…разговаривает…он?
Мне уже снилась сломанная буровая коронка, которую мы везли в ящике и маленький человечек, сдвигающий кошачьими лапками фанерную крышку.
- Бу-бу-бу,- все глуше бубнил Мтхалыч,- …шарф- то свой с махрушками ты зря в сенцах повесил…. Коня у меня нет, чтоб гриву заплетать, так он тебе…. …не злой, но шкодить любит….
- Врешь ты все.- выдохнул я и уснул окончательно.

Простужено отзвонил будильник. Спросонья охнул мой водитель. И хоть стояла темень, но сквозь открытые ставни прелестный творожный отсвет был виден на улице. За ночь лег снег, отменив своим декретом всю грязь и черноту. Как хорошо, как морозно дышалось на улице! Дед накинул фуфайку и мы сходили с ним распахнуть ворота. Низкий фонарь на крыльце метров на двадцать отодвинул тьму, обозначив контур нашего «железного скакуна». Попили чайку, намазывая на пресный домашний хлеб толстенные слои желтого крупчатого масла. Вторая чашка была полной. Похоже, за ночь к ней никто и не прикоснулся.
- Где ж Фрося- то твоя?,- зевая спросил Прохор.
Дед что- то ответил, но я его не расслышал из сеней, где с удивлением снимал с вешалки мой старый вытертый шарф. В самом деле, несколько махрушек были переплетены, а пара и вовсе завязана тугими узелками.
- Михалыч!- делано возмутился я.
- А-ха-ха-ха… ах-ха-ха-ха,- он так искренне рассмеялся, что я в самом деле, чуть было не поверил в проделки домового.
- Предупреждал! Предупреждал же, ха-ха-ха…,- хрипло радовался старик, точно троечник, сумевший доказать теорему,- Ну ты не сердись. Не серди-ись….,- он утер слезинки на рябых щеках,- Шутит он так…не со зла….
Прохор подмигнул мне, и уж потом, после обниманий и напутствий, после приглашений заезжать еще, все объяснил. Шепотом. Когда мы вышли за ворота.
- Забавный дедуська…. Я сплю- то чутко(ха!). Уж под утро сам он в сенцы выходил. Как бы до ветру. Чудит Михалыч…. Сам же потом и травит байки. Про домовых, да леших.
- Угу, -кивнул я,- Ну, что, грей мотор….
Но друг мой встал, как вкопанный.
- Следы,- говорит,- Кошачьи.
Я посмотрел на него. Посмотрел на свежий снег, присыпавший землю. Укрывший наш УАЗик тонким белым покрывалом.
- Ну и что,- говорю.
Действительно, от ворот тонкой нитью змеились отпечатки маленьких лапок. Пятнышки с коготками обходили вокруг нашей машины. Топтались соцветьями на капоте. Возвращались назад. В дом.
- Эй! Забыли чего!?- крикнул с веранды Михалыч.
- Не-ет!- в ответ пробасил Прохор,- Пока-а!
- Приезжайте!- темный силуэт в валенках помахал рукой.
- Обязательно!- ответил я.

Спросонья воображение разыгралось. И бесконечная лента лесополосы в прыгающем «дальнем свете» казалась вереницей чудовищ. Склоненные стволы и оголенные ветви мнились то согбенными телами, то руками воздетыми к небу. Монстры вели свои нескончаемые хороводы по обеим сторонам асфальта, прыгая и кривляясь на границе света и тьмы.
Минут пятнадцать ехали молча. Но наконец Прохор не выдержал. Цокнул языком и сказал:
- Ну надо ж!
- Да что с тобой?! Ну следы. Ну на капот кошка вскочила. Понюхала, да спрыгнула. И что?
- А то! Начнем с того, что животина к железу, к бензиновым запахам вообще не полезет.
- Ну-у….Любопытство, знаешь….
- Я ж спросил, где Фроська- то…. Ты еще с шарфом своим все носился….
- Ну….
- Лапти гну. В чулане она. Еще с вечера. Старик запер, чтобы спать не мешала. Глухой чулан- то. Дырок нет. Уходили, так я еще слышал, как она в дверь скребется.
- Значит, что?- растерялся я.
- А то…,- буркнул он, и не закончив фразы фальшиво затянул: «Степь да степь круго-ом…».
Часам к семи стало светать.
Я показал узелки Маринке. Она посмеялась. Завязала рядом еще пару.
- Ну, что? Не хуже?- говорит,- А вообще, пообносился ты у меня чего-й- то. Давай с аванса на базар поедем. Другой шарф купим. Да и шапчонку, пожалуй….

27.11.04 НБ.