Дуэт

Марина Столбова
http://www.proza.ru/2011/01/29/1715

Они нашли друг друга нечаянно.
Долго жившие, много испытавшие и уже не верившие в чудо.
В их ли возрасте!

***
Он – вдовец вторым браком. С первой женой и пожилось-то всего ничего – не сошлись характерами. Разбежались через два года, не оставив после себя ни ребенка, ни котенка, ни памяти доброй. Что жили, что не жили.
Ко второй супруге сердце шибко расположено было. Покоил ее, берег. Да и супруга отвечала ему тем же.
Детей им Бог не дал. Жена вела домашнее хозяйство. Споро, толково, весело. Поджидала его с работы, не роптала. Благодушная баба была.
Он – за баранкой шоферской с пятнадцати лет. Машину как свои пять пальцев знал. На работе уважали: руки золотые и безотказный. Не пил, не курил.
Один грех за ним водился – перед одёжой красивой устоять не мог. Костюмов аж целых три штуки в шифоньере висело, а рубашек и галстуков – тех и не счесть.
Жили скромно, работяще. По праздникам большим, ну там Пасха или Крещение какое, супруга тайком в церковь бегала. Он не препятствовал, хоть сам и не верил.
И жизни той совместной отпущено им было ровно двадцать лет. Год в год.
Как справили супруге 51-ые именины, так сразу же рак у нее и обнаружили. Сгорела свечкой в одночасье.
Последние месяцы лежнем лежала, уж и не вставала почти.  Он уколы ей сам делать наловчился, чтоб сестричку не гонять зазря. Им, бабам, и так несладко живется.
А как померла жена, тут ему и пенсия приспела. Одно к одному.
На людях и горе легче перетерпеть, а ему и словом не с кем перекинуться. Телевизор посмотреть да на кладбище к жене съездить – всех делов-то!
Могилку в чистоте и порядке держал. Крестьянские корни сказывались: неравнодушен к землице был.
То столик со скамеечкой затеет подновить, то памятник покрасить, осенью – листья убрать, весной – цветы посеять. Время и текло.
А последние полгода как с ума тронулся. Места себе не находил. Ноет душа, словно зуб больной, а чем успокоить ее неведомо.

***
Проста и прямолинейна была ее судьба. Впрочем, как и характер. Любила правду-матку резать. Не взирая на лица.
Замуж по глупости да по молодости лет выскочила. Супруг топорной выделки достался. Хлебом не корми, дай погрубиянить. Но сбежал сам вскорости. В упрек же ей поставил, что пилить любила. Кому ж заноза такая рядом поглянется!
Она не спорила, что есть то есть. Себя в узел не свяжешь, коль свыше не дано. Поэтому пытать счастья на личном поприще боле не стала и приноровилась жить одна. На себя рукой махнула, ничего уж от жизни не ждала.
Что еще? До работы охоча была. Неутомима. Как вцепится во что-нибудь, пока не закончит, не отстанет.
Голосом пронзительным славилась, чем не только женихов, но и друзей немногих отваживала. Ведь народ как в своей необразованности мыслит: раз криклива, значит зла. Ну, не станешь же всякого в обратном убеждать!
Местожительство несколько раз меняла, улучшала жилищные условия. А оказалась все одно у разбитого корыта. Вот так.

***
Они встретились на блошином рынке. Инициатива знакомства принадлежала ему. Мужик, как-никак.
Она сразу ему по душе пришлась: тонка, звонка, простодушна.
- Вот тебя-то я и искал! – сказал он вдруг.
А она и не обиделась на него за такое свойское тыканье. Потому что увидела его руки. Хорошие мужицкие руки, в их надежность верилось сразу и бесповоротно. Знаете, у нее пунктик такой был – людей по рукам оценивала.
Друг к другу они привыкли быстро, словно век бок о бок прожили.
А спустя месяц и началось «это». И все благодаря ему.

Первый их дебют состоялся где-то перед самым Новым годом. В одном из подземных переходов. Без репетиций, сразу на чистовик.
Он играл, она пела. Оба как умели. Дуэт, в общем.
Она волновалась нешуточно. Дрожали поджилки. Голос ее, не привыкший к вокализам, срывался, давал петуха. Боялась, что их освищут.
Он держался молодцом, и его спокойствие, в конце концов, передалось и ей. Она расслабилась и запела.
Аплодисментов они тогда не дождались, зато услышали в свой адрес пару добрых слов. А это немало, согласитесь!
 
Если вы захотите послушать этот необычный дуэт, то в субботу или воскресенье часов этак лучше после семи вечера приходите на перекресток Яблоневой и Школьной улиц.
Как только спуститесь в подземный переход, вы тотчас услышите ее голос. Голос любителя, не знакомого ни с секретами сольфеджио, ни даже с нотной грамотой.
Странный голос и удивительный.
Неизбывная тоска и чистое страдание звучат в нем. И невольно замедляются шаги, и сердце, возомнившее себя птицей, пытается выпорхнуть из груди. И хочется плакать и смеяться одновременно. И стоять. И слушать.
Их пара выступает в самом центре перехода. Немногочисленные случайные  прохожие спешат мимо, мимо, и редко кто бросит какую-нибудь мелочь в потертую фетровую шляпу, притулившуюся на полу возле его ног.
Он сидит, чуть привалясь спиной к серой бетонной стене. Невесомая одуванчиковая шевелюра – дунешь посильней, и полетит пух. Благообразное в глубоких морщинах лицо и взгляд выцветших голубых глаз, устремленный вдаль. Туда, за линию невидимого горизонта.
Он всегда чист и опрятен: черный видавший виды плащ, обязательный галстук, светлая сорочка и крупные руки с синими ручейками вен.

Позабыв обо всем на свете, левой рукой он бережно, но твердо, придерживает ее за талию, правой же водит импровизированным смычком по зубьям.
Да, да, по зубьям самой обыкновенной пилы.
Ах, как она поет!..