Отрывки из недописанного романа

Уважаемые Критики, пожалуйста, не стесняйтесь в выражениях!!! Хочу знать ваше мнение!!! Буду благодарна за детальный разбор и особенно за мнение в целом…


На самом деле ее звали Альбиной. Пока она была малышкой,  называли просто Алечкой или Алей или Алёной или еще как-нибудь. Надо сказать, что такое разнообразие интерпретаций ее имени отнюдь не радовало нашу героиню. В амбициозном «Альбина» слышалась насмешка взрослых, обращавшихся к маленькой девочке как к равной, а кукольное «Ляля» казалось ей откровенным издевательством. Пожалуй, только имя Аля было вполне сносным, хотя куда лучше было бы, если бы ее звали Таней или, к примеру, Леной.
Аля была удивительно подвижным ребенком. Ее нельзя было оставить без присмотра ни на секунду. Бедная ее мама, выходя зачем-нибудь из комнаты, привязывала дочь к двери специальными детскими вожжами – только так она могла быть уверена, что Аля ничего не натворит.
Естественно, что при такой живости, накормить, а тем более уложить проказницу спать, было практически невозможно. Пересказав все возможные сказки, отчаявшаяся мама совершенно случайно и ни на что не рассчитывая вдруг напомнила девочке про кота. Он жил в их доме еще до Алиного рождения, а после, стал ей настоящим другом и терпеливой нянькой. Но два года назад он погиб, не пережив очередной схватки с собаками. Конечно, мама несколько смягчила краски:
- Пушок долго болел, мы его лечили как могли, а потом он пропал.
- Как пропал?
- Ушел погулять и не вернулся – пропал!
Нетвердая детская память не сумела сохранить для Али воспоминаний двухгодичной давности, и история о чудесном коте явилась для нее совершенным откровением. Сказки, на которых она воспитывалась, и которым безусловно верила, конечно затрагивали ее душу, заставляли волноваться и сопереживать, разыгрывать и переигрывать особо напряженные моменты повествования, но их персонажи были так далеки – в «тридевятом» царстве, и было это все «давным-давно»… А тут – вот он! Самый настоящий героический герой - бесстрашный воин и охотник, который в перерывах между сражениями с коварными собаками, был на столько добр, что позволял ей, Але, поиграть с собой, и даже не обижался, когда она тянула его за хвост!
Уловив интерес дочери, мама обратила его в свою пользу, вначале за обедом и перед сном, для усыпления бдительности, а потом, по ее настоянию  и просто так, в каждую свободную минуту, рассказывала и пересказывала истории (благо их было достаточно) о похождениях героического кота.
У Али разыгралось воображение. И вот, она вначале смутно, а потом все более и более явно «припомнила» оранжевого в черную полоску Пушка, с большой головой, глянцевыми лесковыми усами и очень добрым взглядом умных зеленых глаз. На самом деле,  Пушок, конечно, был белым, с мягкой  шерстью средней длинны и весьма тщедушный на вид. А задирать всех окрестных собак его побуждало отнюдь не желание отстоять некую кошачью справедливость, а необычайная природная наглость и самонадеянность. Тем не менее, этот кот стал для Али героем, и даже имя его было свято, хотя и употреблялось «всуе». Так, пластмассовый пупырчатый кот с раскрашенными фломастером глазами и носом, в числе первых получил кличку Пушок, хотя, по мнению мамы,  больше походил на Лыска. Дальше больше – вскоре «пушком» уже назывался махровый цветок, кисточка на шапке, растрепанное облако и уж конечно клочок ваты или березовая сережка.
 Мама начала серьезно беспокоиться за стремительно сокращавшийся словарный запас дочери. Но по мудрому книжному совету она решила не обращать внимания на всю эту «пушковщину», в надежде, что, таким образом, это скорее пройдет, как прошло недавнее увлечение матом, которым Аля «заразилась» в детском саду.
На лето девочку отправили к бабушке. Там, в деревне, ей скоро пришлось вернуть исконные названия всем вещам и предметам, переименованным ею, так как бабушка и сговорившиеся с нею соседки отказывались понимать маленькую Алю. Но, не смотря на это, в летних своих забавах и впечатлениях она не забыла того самого главного Пушка I, Пушка – героя. Среди множества вольногуляющих котов она надеялась встретить если не его самого, то хотя бы его славного потомка.

***

  Был обычный вечер второй половины лета. Солнце садилось и в честь этого события неприлично ярко нарумянило облака. Дневная жара спала, дул легкий ветерок, который сама Аля называла «лижущий», то есть не холодный и не горячий, а самое то, что надо. Она видела, как бабушка пригнала из стада усталую корову и теперь до ее слуха долетало звонкое цирканье струек коровьего молока об алюминиевый дойник. Аля старалась держаться подальше от крыльца дома, чтобы бабушка ненароком не увидела ее. Девочка знала, что часы ее гулянья сочтены, но ей хотелось продлить этот полный событиями день и она решилась на последнюю приятную шалость. Аля сняла с себя башмаки и гольфы, зашвырнула их в давно отцветший куст сирени и запустила свои беленькие, гудящие после долгого дня ступни в прохладную шелковистую пыль, в избытке покрывающую грунтовую дорогу. Какое же это наслаждение звонко шлепать босыми пятками по укатанной машинами земле, или нагрести кучку пыли, встать на нее и чувствовать, как она оседает под весом тела, проступает между растопыренными пальцами, а потом долго и придирчиво оценивать, верно ли пыль «запомнила» очертания маленьких лапок.
У Али было еще много вариантов этого пыльного развлечения, столь любимого ею и неодобряемого бабушкой, но тут ее внимание привлекла стайка «больших» (лет восьми-десяти, почти вдвое старше ее) мальчишек, затеявших какую-то непонятную игру на перекрестке двух улочек. Она подошла и стала спокойно наблюдать, пытаясь уловить суть развлечения. Но долго оставаться безучастной она не могла. Когда кто-то из мальчиков обращал на нее внимание, она игриво хихикала и пряталась за угол соседского забора. Такое поведение не осталось незамеченным, и вскоре ребята забросили свою игру и уже  с интересом наблюдали за чудной босоногой малявкой. Пытаясь завязать разговор, они не обидно дразнили ее и подначивали, прогоняли, и шутливо топали на нее ногами, изображая погоню, а потом всячески уговаривали ее подойти. Она же, конечно, не смущалась и ничуть не трусила, просто считала не достойным  так быстро соглашаться на предложения и вообще, любила, что называется, поломаться.
Тем временем мальчишки сменили тактику. Они больше не смотрели на Алю, а наоборот, как будто увлекшись общением между собой, сдержанно и небрежно выкладывая прямо на пыльную дорогу свои блестящие сокровища-приманки: разные стекляшки, моточки цветной проволоки, брелоки… Аля отчаянно жалела, что при ней не было ее коллекций значков и гладких морских камушков, привезенных прошлым летом с юга. Идти за ними домой было опасно: бабушка могла не выпустить ее обратно. Единственное, что ей оставалось – это повторять: «Ну и что!» или «А у меня еще лучше есть!». Когда один из ребят вытащил старый, но натертый до блеска складной ножичек, размером с его грязную ладошку, у Али замерло сердце. Такую чудесную вещь она видела только у дедушки, но ей никогда не разрешали ее трогать. Тут же она вспомнила про валяющийся дома мятый фантик от жвачки, с нарисованной на нем уткой в банте – большая редкость, но в ее воображении фантик тут же превратился в жвачку, а на словах одна жвачка стала целой коробкой. Эта была чистой воды фантастика, и ребята разразились хохотом, потешаясь над растрепанной девчонкой, готовой из кожи вон вылезти, что бы произвести на них впечатление. Немного придя в себя, один из мальчиков, в качестве примирения спросил:
- Как тебя зовут?
- Пушок! – вдруг ответила Аля. Она все еще размышляла, что бы еще такое сказать, чтобы завоевать уважение мальчишек и именем легендарного кота представилась совершенно неожиданно, даже для самой себя.
 - Как-как?!!! – давясь от хохота переспросили ребята.
- Пушок!!! – заявила она гордо. Эта идея показалась ей весьма оригинальной и она замерла в ожидании соответствующей реакции. Но мальчишки почему-то дико заржали, стали глупо мяукать и дразнить ее «кис-кис-кис!». За это Аля объявила их дураками, или вернее «дулаками», повернулась и гордо пошла, а потом, все-таки не сдержав слез горчайшей обиды, побежала к дому. Она задыхалась от злости, пыталась, и никак не могла вспомнить какие-нибудь ругательства, подходящие к случаю и, в конце-концов пожелала этим гадким мальчишкам «всяких ужасов». Немного успокоившись, она вдруг поняла, что ее обидчики просто не были знакомы с тем Пушком, чье светлое имя она невольно выбрала в качестве псевдонима.
Не дожидаясь традиционных бабушкиных уговоров, а затем и угроз, Аля сама улеглась в постель и стала представлять как завтра, первым делом, она разыщет злых мальчишек, и одну за другой поведает им истории кота-героя, тем самым, наконец, заставив их уважать и его и себя.
Когда бабушка, закончив хлопотать, пришла укладывать Алю, принеся с собой ежевечернее лакомство – кружку пенного, еще немного теплого молока, девочка уже сладко спала. Она  закуталась в одеяло как в кокон, чтобы строгая бабушка ненароком не заметила ее немытых пыльных ног.
На следующее утро, пока взрослые были заняты какими-то своими делами, Аля потихоньку выскользнула  из постели и прошмыгнула в сад, чтобы в росистой травке вымыть, наконец, свои «черные», после вечерней прогулки пятки. В это время, на своих разномастных велосипедах к дому подъехали ее вчерашние обидчики. Увидев через забор девочку, один из них завопил: «Эй, Пушок!». Далее последовали все те же «Пушок, кис-кис» и «мяу-мяу». Аля рассвирепела, сорвала с низкой, перегруженной ветки недозрелое крепкое яблоко и швырнула в мальчишек. Они, подыгрывая ей, с фальшивым визгом и причитаниями бросились врассыпную и снова сгруппировались на противоположенной стороне улочки, держась подальше от забора, к которому уже неслась взбешенная Аля. По пути она подобрала валявшийся в траве обломок кирпича и теперь грозила им мальчишкам. Чтобы иметь возможность видеть  обидчиков не сквозь забор, а поверх него, Але пришлось взобраться на нижнюю перекладину.
- Я Аля! Слышите, Альбина!!!
С этими словами она метнула свое орудие. Но, из страха свалиться с забора, Аля не могла как следует размахнуться, к тому же кирпич был достаточно тяжел и малышка послала его скорее вверх, чем вперед. В общем, он едва не попал ей же по голове, но к счастью рассыпался в траве по ту сторону забора. В это время, привлеченная шумом, на крыльцо вышла бабушка. Не дожидаясь каких-то действий с ее стороны, мальчишки ретировались.
 Похожая ситуация повторилась и после завтрака и вечером и на следующий день. Вскоре уже Алины подружки стали называть ее Пушком. А через неделю об этой забавной кличке прослышали и взрослые. Они, конечно, не знали, ее истинного происхождения, но сошлись во мнении, что она очень подходила маленькой Алечке. Круглолицая девочка, с маленьким курносым носиком и пушистыми вьющимися волосами светло-рыжего, такого желтоватого оттенка, удивительно напоминала персидского котенка, такого, каких печатали в заграничных календарях. А некая хитреца и относительная грациозность, не свойственная ее сверстницам, дополняли картину. Узнав, о сравнении с хорошеньким котиком и памятуя о заслугах Пушка-героя, Аля быстро смирилась с таким прозвищем и как следствие, ее тут же перестали задирать и дразнить.
В конце лета вместе с ее друзьями и самой девочкой эта кличка перекочевала в город, где Аля жила с мамой. И там уже прозвище Пушок стало ее  именем, наконец-то одним единственным, не допускавшим разночтений, которым стали называть ее все друзья, а иногда даже и взрослые.

***
Аля резко повзрослела, когда впервые по-настоящему влюбилась. Нет, это конечно случалось с ней и раньше. Романтичная, добрая и чувствительная девочка, обладающая даром (или недостатком?) видеть в людях только хорошее, влюблялась в каждого нового мальчика. Самое интересное, что, встретив очередной объект обожания, она не забывала своих прежних возлюбленных и в итоге по-своему любила всех школьных и «дворовых» мальчишек, которые и были ее друзьями. Но тут, то ли время ее пришло, то ли это была судьба, в ней проснулись совершенно иные, новые чувства и ощущения. Оказалось, что она совсем не знает, как ведут себя с «такими» (красивыми – больше пока она ничего о нем не знала) мальчиками. Впервые в жизни ей пришлось задуматься, как привлечь внимание, как заговорить, что ответить. Впервые в жизни ей захотелось чем-то выделиться, чем-то отличиться от остальных.
Придирчивое изучение своей внешности повергло ее в уныние. Глаза маленькие, почти что круглые и почему-то серые, когда у всех известных ей героинь романов были зеленые, ну, или, в крайнем случае, голубые. Ресницы прямые, короткие и тоже какие-то серые, только разве что густые. Брови совсем не крылья, а просто так -  непонятные полосочки. Нос «пипкой», хотя он один только, пожалуй, ничего. Ротик маленький, «бантиком», в нем нет ничего такого чувственного или зовущего. Никогда не загорающая белая кожа, рыжие волосы, которые, как их не заплети, кучерявятся и торчат, еще и растолстела,  еще и очки чтобы лучше видеть школьную доску, еще и отличница – в общем, образ хрестоматийный!
Конечно же, Пушок, как и все прочие девочки-девушки в четырнадцать с половиной лет, была слишком строга к себе. Да, она не была писаной красавицей. Да, черты ее лица по отдельности не представляли из себя ничего примечательного, но собранные вместе они создавали то самое, неповторимое, нетипичное сочетание, которое и делало ее интересной (это самое верное слово). Ее хотелось разглядывать. Она все еще была похожа на очаровательного котенка, только подросшего и, теперь уже, совершенно определенного пола. Аля превратилась в забавную молодую киску, грациозно ступающую на мягких лапках, пожалуй, только излишне пугливую и не уверенную.
Что же касается жирка, который в кои то веки появился у Али в следствии того, что она изменила свой образ жизни, отказавшись наконец от лазания по деревьям, догонялок и прочего, избрав более спокойные виды развлечений. Так вот, этот жирок совсем не был катастрофой, а скорее предавал ей цветущий вид и забавную юную женственность.
Кроме того, мама Али оказалась не плохой портнихой, регулярно пополняя дочкин, да и свой тоже гардероб свежими, оригинальными нарядами. Но всего этого Пушок не замечала. Она ненавидела снисхождение мамы и прочих родственников, считавших ее «интересненькой». Оставаясь при своем собственном унылом мнении о себе, Аля подтверждала его коллекцией нелестных отзывов о ее внешности, когда-то, в пылу ссоры высказанных одноклассниками. Она только вздыхала и плакала, считая себя недостойной Его чудесной красоты. 

***
Когда Аля впервые увидела Его, она вдруг поняла смысл выражения «статный юноша», которое нередко встречала в книгах. Он возвышался над многочисленной толпой стоя на сцене как на пьедестале, где, Аля была в этом уверена, ему было самое место.
- Кто это, - спросила она, обращаясь к подруге. Но та уже несколько минут как стояла в стороне, оживленно болтая с какими-то девчонками.  Ее вопрос услышал Серега, бывший Алин партнер по танцам. Он перехватил ее взгляд и, не дав опомниться, схватил за руку и потащил прямо к Нему.
 - Знакомьтесь, - начал Серега с видом старого сводника. – Это вот Алька, хотя все ее зовут Пушком, а это Дан – наша местная рок-звезда так сказать…. И Сергей отошел. Он не любил красавчиков, что впрочем, не мешало ему иногда выпивать с Даном пиво и стрелять у него сигареты.
- Привет. – рассеянно произнес парень.
- Дан - это прозвище? – полушепотом спросила Аля, пытаясь поймать его взгляд. Молодой человек все время оглядывал присутствующих, косился на дверь, кого-то выискивая и только на секунду сфокусировался на Але, что бы посмотреть, что это за Пушок такой.
- Дан – это Данила. – равнодушно ответил он.
- У меня тоже имя дурацкое!... - почти пропела Аля, от волнения не в силах совладать со своей интонацией. Она не могла отвести от него глаз, и  сходство имен, уловимое лишь ею одной, убедило ее в судьбоносности этой встречи.
К счастью для Пушка, парень пропустил мимо ушей ее последнюю фразу. Нечленораздельно промычав «Ну ладно» и одарив Алю прекрасной дежурной улыбкой, он отправился сквозь толпу в другой конец зала, очевидно найдя того, кого только что искал.
Когда обычный, общечеловеческий смысл только что сказанных ее слов дошел до Али, она густо покраснела. «Господи, я его обидела!!!» Ее как током прошибло.  Меньше всего на свете ей хотелось его обидеть. Аля поискала его глазами и нашла выходящим из зала в компании двух девушек. Она не стала к нему подходить.
- Дура! Какая же я дура! Так мне и надо! Я все испортила!

…Для Али эта встреча имела большое значение. И, то ли это и вправду была ее судьба, то ли она сама так решила, но с тех пор ее неотвратимо тянуло к этому мальчишке. Зачем? – вряд ли Аля смогла бы ответить на этот вопрос.

Пушок больше никогда не пыталась подойти и заговорить с Даниилом, она просто смотрела на него и однажды не выдержав ее восторженного взгляда он кивнул ей, в другой раз поздоровался, а затем это вошло в привычку и они обменивались приветствиями при каждой встречи – ей было очень лестно.
Нет, Аля не была  влюблена. Он был для нее как известный киноактер - такой прекрасный и далекий - который навсегда останется недосягаемым, но ведь помечтать-то можно! А Дан был пределом мечты!!!

***
Была весна, свежая и своевременная, как раз к майским праздникам расщедрившаяся на первое настоящее и неожиданное тепло. Соблазненные и обманутые первым солнцем люди вынули из шкафов свои лучшие летние, все-таки еще слишком легкие наряды, и высыпали на улицы. Холодная зимняя пустота и серая провинциальность сменилась почти столичной многолюдностью. И легко и с гордостью вспоминалось, что всего несколько лет назад в городе собирались строить метро, но не стали, т.к. до положенного по стандартам миллиона жителей не хватило какой-то малости.
Людские толпы, спешившие к центральному парку, где их ждало крупномасштабное гуляние с утра и до позднего вечера, до краев заполняли узкие тротуары, напоминая колонны давно отмененных первомайских демонстраций. Впрочем, улица, по которой они двигались, все еще называлась «Б.Советская», где «Б.» изначально означало большая, а не то, что подразумевалось сейчас, благодаря барышням, выстраивавшимся вдоль дороги, едва только стемнеет. Тут же, на углу, со своими видавшими виды лозунгами и флагами собралась кучка коммунистов. Только были они какие-то не симпатичные, черно-серые и весьма агрессивные. Так что даже сочувствующие их убеждениям проходили мимо, не желали портить себе настроение.
Улица празднично гудела, и по мере приближения к центральному парку, наполнялась музыкой и звонкими детскими голосами, что-то поющими с установленной там сцены. Кругом был праздник. Дурацкие паралоновые рожки и банты, которые, казалось, больше привлекали взрослых чем детей, надувные шарики всех возможных форм, цветов и размеров, сладкая вата, мороженое и пиво, неожиданные встречи со знакомыми, шутки, смех и радость на лицах составляли картину веселья. Сегодня в нее могли вписаться все: милые и совсем не злобные в честь праздника старички и старушки, парочки, семьи с довольными детьми, школьники и молодежь, счастливые уже тем, что сумели откреститься от посадки картошки и хотя бы сегодня предоставленные сами себе.
Пушок тоже шла в парк. Водившиеся в городе трамваи и автобусы и без того редкие, сегодня пользовались ажиотажным спросом. Не рассчитывая на услужливость общественного транспорта, Аля, как и многие другие, медленно поднималась в гору, с другого конца штурмуя все ту же Б.Советскую.
Сегодняшний день особенно радовал Алю. Она всем сердцем любила природу, ценила ее красоту и не могла насмотреться в огромное голубое небо, впервые в этом году такое ясное и высокое, что казалось оно, так же как и сердце самой девочки, звенит от неясного еще весеннего счастья. Каждый год Пушок стерегла тот момент, когда заросли лозы по берегам реки первыми в городе покроются зеленым дымком. Сейчас, когда этот этап был уже пройден, Аля остановилась у перил широкого автомобильного моста чтобы полюбоваться глянцевой, режущей глаз зеленью молоденьких листьев, взглянуть на стремительную коричневатую воду, совсем недавно принявшую в себя талый снег, с осевшими на него за зиму городской грязью и бедами.
Еще больше Аля любила людей и с удовольствием разглядывала праздничные толпы, становившиеся достаточно ощутимыми на подходах к парку. Она была весьма наблюдательна и с улыбкой замечала, как привыкшие к тяжелой зимней одежде люди то и дело поправляют совершенно не нуждающиеся в этом блузки и рубашки или оглаживают себя сзади. Аля со смешком ловила себя саму за этим же занятием. Ее руки так и тянулись проверить, на месте ли еще подол темно-оранжевой плюшевой юбки и не позабыла ли она случайно надеть свою невесомую желто-зеленую кофтюльку.
В условленном месте Аля встретила Танюшку, свою закадычную подругу, и уже вдвоем они выдвинулись в сторону парка, где сейчас разворачивались основные события. Настроение было праздничное. Никаких особых планов на день или четкой цели у них не было. Девочки несколько минут постояли в толпе у сцены, слушая, как какой-то артист в черном костюме и почему-то розовой рубашке с пышным жабо, делающем его похожим на откормленного снегиря, рокочущим и нарочито низким голосом,  читает в микрофон стихи о родном городе. Не найдя в этом зрелище ничего интересного для себя они отошли. Затем заглянули на ярмарку, где долго рассматривали непомерно дорогие сувениры, сделанные детьми. Усердно пробивались к одной из палаток, которую окружала толпа не менее плотная, чем та, что сформировалась вокруг сцены. К их разочарованию в палатке продавалось совершенно не интересующее подруг спиртное. Еще немного потолкавшись по ярмарке, Аля с Таней пристроились в хвост очереди за мороженным и минут через десять, одурев от масляного запаха попкорна, продававшегося здесь же, получили, наконец, свое эскимо.
Таким образом, совершив этот, как они его назвали, «круг почета», девочки увидели все, что полагалось увидеть человеку, пришедшему на праздник. С чувством, что обязательная программа выполнена, они свернули влево, к парку. Довольно быстро миновав его центральную часть, где свежий ветер раздувал струйки фонтанов, обдавая толпящихся возле них людей тончайшей водяной пылью, они стали петлять по отдаленным парковым аллеям, обычно тихим и пустынным, но сегодня многолюдным. Здесь только девочки развернули свое мороженое. Оно не только не растаяло, но было даже еще покрыто легкой «изморозью», на фоне темного шоколада эскимо казавшейся голубоватой, которую было так приятно плавить прикосновениями горячих пальцев. 
Хоть Пушок и завидовала в тайне толстой Таниной косичке и изящной фигурке, на которой совершенно не сказывался непомерный аппетит ее обладательницы, они все же были давнишними, «лучшайшими» подругами, одноклассницами и соседками по парте. Острая на язык Таня, частенько шутила над Алей, заставляя ее  отвечать тем же, но более или менее серьезных ссор межу ними никогда не происходило. Покупая вскладчину шоколадку, они делили ее поровну, и точно так же делились друг с другом своими горестями и радостями, мечтами, незамысловатыми девичьими секретами и планами на будущее.
Смакуя мороженное, подруги медленно прогуливались по парку, сто лет назад заложенному одним уважаемым горожанином и меценатом. Не асфальтированные в этой части парка дорожки, со всех сторон окруженные старыми раскидистыми кленами и липами, навевали, светлую романтическую грусть. Что-то о задумчивых дамах в длинных белых платьях, о Пушкине и его Золотом веке, о «Темных аллеях» и еще чем-то таком невыразимо прекрасном и давно ушедшем. Неспешный разговор перетек в область русской литературы, которую они обе любили, и если не совсем еще знали, то понимали и чувствовали, как только это возможно в пятнадцать лет.
- «Молюсь оконному лучу…» - проникновенно начала Аля. Эту строчку ей подсказали отвесные полосы света, до самой земли проникающие сквозь сплетенные ветви деревьев и кажущиеся такими плотными, что их хотелось потрогать.
- «Он тонок, нежен, прям…»- подхватила Танюшка. Их настроения совпали и обе они сочли, что эти строки как нельзя лучше подходят для описания солнечного света, в котором им виделось что-то божественное. Девочки засмеялись, обрадовавшись тому, что их мысли снова сошлись. Эта игра еще продолжилась и оборвалась. Почти одновременно им вспомнилось, что выбивающуюся из строя, несоветскую Ахматову ругали за «альковную лирику» и разговор тут же переключился на тему взаимоотношения полов.
Такой переход казался подругам абсолютно логичным. Не имея собственного опыта, они принялись пересказывать друг другу пошленькие статьи, фрагменты фильмов и передач, случайно подслушанные истории, слухи и просто делились своими предположениями и домыслами. Этот разговор заставил их оживиться и даже ускорить шаг. С блестящими глазками, они то понижали голос до шепота, то удивленно вскрикивали, то останавливались, хлопали накрашенными ресницами, пытаясь представить только что услышанное.
 За этой милой беседой они не заметили как описали несколько внушительных кругов по парку и, в конце концов, оказались в той его части, где располагались карусели. Здесь девочек ждал сюрприз в виде привезенных откуда-то в честь праздника аттракционов. Не сумев пробиться к кассе, неудобно расположенной рядом со входом на «Американские горки», Аля и Таня пытались издалека разглядеть прейскурант, привешенный над кассовым окошком. Обе немного близорукие, они никак не могли сосчитать нули.
- Ну, что, сыграем в «Тризорку»! – предложила Таня.
Это был их прикол. Улыбаясь, девочки прижались друг к другу щеками. При этом каждая прищурила один глаз, Таня – правый, Аля – левый, одновременно слегка оттягивая веко на другом глазу, чтобы лучше сфокусироваться. Сложно сказать, помогал ли им этот ритуал в действительности лучше видеть, но, по крайней мере, это было весело и привлекало к ним внимание школьных учителей, а в данной ситуации прохожих.
Решив, в конце концов, что новые аттракционы им не по карману, девочки отправились на хорошо известное, не слишком привлекательное, но доступное «Колесо обозрения». Но тут, на просторной парковой дорожке появился Данила. Они шли на встречу, но еще не видели друг друга. Первой среагировала Таня. Она вдруг остановилась, почти рефлекторно шлепнув рукой Алю,  выдохнула: «Он!». Але показалось, что асфальт под ней прогнулся, или она сама подпрыгнула, или взлетела, или еще что-то такое, от чего она перестала чувствовать под ногами землю. В ушах раздался тот самый странный мурлыкающий звон, который бывает, когда человек потягивается или крепко зажмурится, только ее глаза были широко раскрыты. Она смотрела на него. Таня, уже пришедшая в себя, слегка подтолкнула подругу, и они двинулись на встречу Даниле, обе растерянные и напряженные.
- Улыбайся! – шептала Таня, - Ой нет, лучше не улыбайся, ты его испугаешь!
Это была обычная шутка, сто раз уже слышанная, но сейчас она звучала особенно обидно. Аля решила повернуть назад и уже искала, куда бы спрятаться, но было поздно, Данила их увидел. Они поравнялись. Поздоровались. Данила был необычайно приветлив и улыбчив, и девочки, не рассчитывавшие ни на что, кроме скромного приветствия, опешили, когда он завел с ними беседу, которая, впрочем, носила односторонний характер. Аля вообще находилась в полуобморочном состоянии, и только Таня нашла в себе силы односложными ответами, улыбками и кивками разбавлять иногда его монолог.
- Гуляете?.. Как погода?... Концерт отстой, а вот парад был ничего… Не видели?!... А мы тут с раннего утра болтаемся. Кстати, познакомьтесь, это Андрей. – он, наконец, решил представить своего друга, - а это Таня и … Пушок (можно Алька)… А куда сейчас?... Ну, что, Андрюха, прокатимся на Колесе?... Пошлите!!!
- Нет, «пошлить» мы не будем! – вдруг отозвалась Аля, неожиданно для себя самой вступившая в борьбу за чистоту русского языка. Но ребята оценили ее шутку. Довольная этим, а еще больше тем, что Он знает ее настоящее имя, Аля немного расслабилась и разговорилась. Правда она все еще волновалась и от этого не всегда могла сразу вспомнить и даже выговорить нужные слова, куда-то девалось ее обычное остроумие, но Данила видимо привык к подобным реакциям девушек на его персону и, к радости Али, не обращал на это внимания.
Але впервые в жизни не было страшно на Чертовом колесе.
Прокатившись, и еще немного поговорив, друзья попрощались, оставив девушек нервно хихикать, заламывать руки, краснеть, бледнеть и ахать, в мельчайших подробностях вспоминая все произошедшее. Причем, обсуждение заняло гораздо больше времени, чем сама встреча. Дело шло к вечеру и вот уже с площади Ленина, где днем шел концерт, доносилась ритмичная музыка и призывные вопли ди-джея. Началась дискотека – главное событие дня для молодежи.
Над многочисленными танцующими клубилось весьма ощутимое облако пыли. Но это не остановило Алю с Таней. Настроение было великолепное, отчаянно хотелось танцевать и девушки смело полезли в самую гущу, пробиваясь к сцене. На полдороге, они нос к носу столкнулись с Данилой и Андреем.
- Это судьба! – крикнула Аля почти в самое ухо Дана. И ее повело от его восхитительного запаха, который она успела вдохнуть.
Молодые люди поулыбавшись подругам, остались танцевать в своем кругу. Аля с удовольствие отметила, что в него входят еще только трое или четверо их друзей и никаких девушек. Но Таня, которая тоже обратила внимание на этот немаловажный факт, напомнила ей о «Туле» и «своих самоварах».
Аля и Таня устроились неподалеку, отвоевав себе небольшой пятачок. Они отлично двигались, расставаясь в танце со всеми своими комплексами, всецело отдаваясь музыке и позволяя ей свободно нести их тела. Удивительно пластичные, подруги, не в пример большинству, двигали не только руками и ногами. Они сливались с музыкой, прорастали в ней, изгибаясь в талии, поводя бедрами, и были при этом потрясающе, не банально сексуальны и интуитивно чувствовали это. Увлекшись танцем, они не сразу заметили, как вокруг них сформировался круг, который составили Данила и его друзья. Девушек приняли в компанию и, хоть им не удалось больше так самозабвенно потанцевать, они были на седьмом небе от счастья. Данила угостил Алю пивом, которое из его рук показалось ей не таким уж противным. Она быстро захмелела, и это непривычное состояние захватило ее.
Пушок танцевала и смеялась и, увлеченная новыми алкогольными ощущениями и собственным счастьем, пропустила момент, когда Данила изменил свое отношение к ней. Не слишком хороший, но экспрессивный танцор, он обнимал ее, выделывая затейливые и подчас нескромные па. Аля же спокойно покорялась его движениям и ничуть не смущаясь, принимала и достойно отвечал на них. Оба они тонко чувствовали музыку и под каждую звучавшую мелодию, быструю или медленную, рисовали новый образ любви, страсти, ревности…
Предатель-ди-джей объявил последнюю музыкальную композицию. Данила протянул Але руку, и она приняла приглашение. Они медленно закружились в танце, теперь уже ничего не представляя и не разыгрывая. Только сейчас она оценила ситуацию. Аля закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать близость его разгоряченного тела.  Она вздрогнула, когда Данила уверенно и легко коснулся ее губ первым пробным поцелуем, и растворилась в нем во время второго, настоящего. С неба грянул гром, музыка взвилась сотней скрипок и все на свете, кроме его горячих хмельных губ перестало существовать для Али. Открыв глаза, она увидела его улыбающееся лицо, окруженное ореолом сияющих разноцветных звезд. И это ее ничуть не удивило, а показалось естественным дополнением его образа, такого прекрасного, что она не могла оторвать глаз. Лишь через несколько минут она пришла в себя от громогласного «Ура!», разлившегося по площади. Сотни людей встречали таким образом очередной залп праздничного салюта.
Данила предложил ее проводить. Аля повела его самой длинной дорогой. Она млела от счастья быть рядом с ним, то и дело, как бы невзначай, задевая локтем его руку, вслушиваясь в его шутливый, смеющийся голос. Она расстроилась, когда они наконец допетляли до ее дома и тут же пригласила его на кофе. Дан согласился.
- Это Пирог Счастья, - сказала Аля, стараясь привести в норму сбившее от волнения дыхание. – Его надо есть руками, маленькими кусочками.
- И что, будешь счастливым?
- Будешь, - отозвалась Аля, молясь, чтобы пирог, который она испекла утром и не успела попробовать, оказался вкусным. Данила уплетал за обе щеки. Для Али это была лучшая похвала и она с удовольствием смотрела как он ест.
Он отломил кусочек пирога и протянул ей. Она доверчиво открыла рот, но Данила тут же отдернул руку. Аля поняла, что с ней играют и смутилась, т.к. не знала, что ей делать дальше. Он нежно провел по ее приоткрытым в растерянной улыбке губам и, наконец, положил кусочек пирога ей в рот и запечатал легким поцелуем. Она, торопясь, прожевала и запила несколькими глотками обжигающего кофе, беспокоясь, как бы крошки пирога, оставшиеся у нее во рту не смутили его во время следующего поцелуя. Но его ничто не смущало. Он снова поцеловал ее. И еще, и еще раз… Его прикосновения обволакивали тело тончайшей пеленой уютного сладкого счастья. Сознание погасло и вновь воскресло совершенно в другом мире, наполненном мутным солнечным светом и  яркими цветными вспышками.
 Она с удивлением обнаружила, что лежит на полу. «Когда я разделась… или это он?... Мама спит?», - пронеслось у нее в голове и сознание снова потухло.
Она не почувствовала обещанной резкой боли, лишь по его ритмичным движениям догадавшись, что все уже случилось, и вскрикнула от удивления, которое он принял за восторг и удвоил свои усилия.
Аля испугалась. Она пыталась сообразить, как же такое могло произойти, ведь еще десять минут назад она была уверена, что ее первым мужчиной станет ее муж… Но, через секунду эти мысли помутнели и померкли, накрытые ворохом новых, смутных, обрывочных, неуловимо мелькающих и счастливых.
Физически, ей не было ни хорошо, ни плохо, но было чувство эйфории и она была уверена, что если он остановится, разожмет свои объятья, она умрет от холода и одиночества. Аля почти видела и всем телом ощущала стремительный водоворот, захватывающий их обоих.
Она очнулась оттого, что что-то мокрое и тяжелое упало ей на грудь. Данила тяжело дышал ей в ухо и Аля улыбаясь перебирала его слипшиеся от пота волосы.
- Это все пиво!, - как бы извиняясь сказал он и вытер блестящий от пота лоб.
Данила с удивлением вглядывался в ее лицо, которое до сих пор так и не удосужился как следует рассмотреть. Он был несколько озадачен. В его практике еще не встречались подобные экземпляры. Данила был приятно удивлен ее горячим гибким, слегка подрагивающим сейчас телом, но крепкие руки и ноги, только что сжимавшие его в объятиях, трепет, всхлипы, бессвязные речи, полные откровенных признаний не внушали ему доверия. И теперь он искал в ее глазах малейшую искорку лукавства, подозревая, что она ему подыграла, совершенно, не догадываясь, что только что, с его помощью она рассталась с невинностью.
- У тебя «эти» дни?
- …Да, видимо… извини, - сказала она, покраснев, и обрадовалась, что он не догадался.
После он долго курил на балконе. Аля, прислонившись к дверному косяку, смотрела как вспыхивает и вновь медленно гаснет красный огонек на конце его сигареты. Она ласкала взглядом едва освещенный его профиль, снова ставший невозмутимым и спокойным. Ее душа и сердце разрывались от нахлынувших эмоций и она почти хотела чтобы он поскорее ушел, боясь разрыдаться в его присутствии.
- Как ты доберешься до дома?, - спросила она в прихожей.
- Пешком, - уверенно ответил он.
- Уже ночь! – испуганно вскрикнула она, представив как он один пойдет через весь город, где для некоторых праздник еще в самом разгаре. – На вот, возьми. Поймаешь такси!
Он слегка удивился ее предложению и отказался.
- У меня есть деньги, спасибо. Ну,… до встречи. И спасибо за … кофе…
Он неловко наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, но немного промазал, оставив прохладный  влажный отпечаток где-то в уголке ее губ.
Едва захлопнулась дверь, отпущенные на свободу эмоции перелились через край и затопили Алю потоком горячих сладчайших слез счастья. В порыве, она кинулась на колени перед иконкой, весящей на стене в ее комнате.
- Господи, спасибо тебе, спасибо, спасибо… Господи, миленький… услышал, … спасибо… Милосердный, прости мне мой ропот…,- дальше ее речь стала совсем бессвязной. Она как умела, благодарила Бога за то, за что, по-хорошему, нужно было покаяться! Благодарила за то, что все ее мечты и надежды так счастливо исполнились в один день. Ее грудь разрывалась от невысказанного, невозможного, еще не понятного ей самой счастья. Она положила лоб на ковер перед коленями, обхватила голову руками и в этой нелепой позе неосознанно перешла от благодарностей к просьбам.
- … «До встречи».., «До встречи»… Господи..., Господи, Господи, Господи, только бы не кончалось!!!...
Тут в ее голове мелькнуло не совсем ясное ей слово «прелюбодеяние». Аля на секунду задумалась и тут же вынесла вердикт:
- Не грех!... Нет, Господи, не грех, не грех, не грех!!!

***
Спасибо, что дочитали до конца! Даже если по диагонали, даже если через два абзаца – все равно Спасибо!!!