Гидроудар
Пошел к врачам, а они меня сразу за симулянта приняли (с такими-то плечами и румянцем во всю щёку). Но, скорее всего, они кое-как на тройки учились и ничего не понимали в болезнях, а знаменитую клятву Гиппократа, про то, как жалеть болезных и лечить, давно забыли. Чтобы отвязаться от меня, выписали лишь коричневую горькую микстуру “медвежьи ушки”, которой я больше месяца давился строго по часам. Больничный не дали и я каждый день с этой склянкой и столовой ложкой в кармане, на полусогнутых семенил до работы. Если вдруг неожиданно “дергало” в спине, то застывал столбом, как в детской игре “замри”, стоял, охал, ждал, пока боль отпустит, с тоской вспоминая золотое время, когда ничего нигде не болело, и я скакал, как молодой козлик.
Где-то на втором месяце моих мучений, когда боль стала немного стихать и вечерами дома я даже пробовал легонько подпрыгивать, прислушиваясь к своим ощущениям, не меньше ли стали болтаться почки, к нам неожиданно нагрянули гости - наши друзья, жившие неподалёку. Моя жена как раз им делала ремонт квартиры по блату без очереди, и они посчитали своим долгом хорошенько отблагодарить её. А так как муж подруги был рубаха-парень и любил крепко выпить, они на это и сделали основной упор, логично полагая, что, напоив меня до поросячьего визга, доставят удовольствие и моей жене тоже. Мол, раз ты к нам с добром, то и мы к тебе с тем же. Такая вот мораль была у нас в то время. Как говорится, какие времена, такие и нравы.
Гости сразу прошли в комнату и я с ужасом стал наблюдать, как они выставляют на стол целую батарею бутылок и выкладывают дефицитные закуски. Чтобы немного успокоиться, стал делить количество водки на четверых и все равно на мою долю оставалось больше месячной нормы. Робкие попытки убедить их, что я хронический больной, живу на одной микстуре и протёртых через мясорубку продуктах, вызывали только радостный смех и нервное потирание рук, как у опытного хирурга перед любимой операцией по отрезанию чего-нибудь лишнего – “хорошо, хорошо, голубчик, сейчас мы вас вылечим”. В чём-то по-своему они были и правы, потому что водочка во времена застоя была универсальным лекарством. Лечила буквально всё - и простуду, и измены, и грусть-печаль-тоску зелёную, и даже то, что и лечить не надо было. К тому же, подруга жены работала в столе заказов и водка была высшего качества, в только что появившихся литровых бутылках с ручкой.
Едва сели за стол, за меня взялись всерьез. Главным козырем моего дружка было то, что он работал шофёром на “скорой помощи” и считал себя чуть ли не кандидатом наук по медицинским советам. Кучу рецептов, робко предъявленных мной, он, не глядя, бросил под стол и прочитал мне лекцию о лечении почек под кодовым названием “гидроудар”. Массу научных терминов, приводимых им, я не запомнил, да и не пытался, но суть метода уловил сразу - клин клином вышибают. Это вроде как цунами в Азии - прошла волна и смела весь мусор с побережья, почистила природу, так и водочка с пивом должны вымыть все шлаки из почек и они, чистенькие, заработают как часики на другой день. Если, конечно, он наступит для меня, этот другой день.
Надо отдать ребятам должное, они были мастера своего дела - вечер прошел в теплой, дружественной обстановке, как писали тогда в газетах. Правда, первые стопки я пил с дрожью в коленках и с холодным потом, струящимся по спине - мне всё чудилось, что почки или распухнут до размеров футбольного мяча или вообще оторвутся от такого наглого с ними обращения. Но всё, слава Богу, прошло без последствий и даже как будто слегка полегчало. Под конец застолья я уже пил с обычными в то время гусарскими криками: “ - За дам! За не дам! И за дам, но не тебе!” И лез чокаться и пить на брудершафт с пухленькой раскрасневшейся соседкой, так как наш сосед-медик крепко спал, уронив буйную голову на стол.
Этот гидроудар так хорошо на меня подействовал, что я почувствовал себя почти здоровым и до того осмелел, что даже тащил на себе соседа домой, хотя до этого буханку хлеба боялся принести из магазина, считая её тяжёлой для моей болезни. С тех пор о почках я больше не вспоминал - то ли гидроудар помог, то ли просто время пришло и болезнь сама отступила.
Через полгода, летним поздним вечером, я читал у открытого балкона и вдруг слышу внизу знакомые голоса. Это моего соседа-спасителя жена тащила на себе домой и как раз под моим балконом у неё иссякли силы. Она его и уговаривала, и ругала, и плакать принималась, а он знай, лежит и бубнит, мол, не хочешь нести, здесь спать буду. Мне стало её жалко, да и он мне был уже почти как родной, так что пришлось выйти и предложить свою помощь. А в нём весу было больше ста килограммов и сам он был плотный и круглый, как колобок из сказки. Мы его не только нести, даже приподнять с земли не смогли. Были бы у него ручки с боков как у сундука, тогда бы другое дело. Часа два мы с ним так мучились, пока ему самому это не надоело. Тогда он, хитро поглядывая на нас, встал и сам побрел домой. Жена, счастливая от того, что её мучения на сегодня закончились, побежала вперёд открывать ему дверь, а я долго ещё стоял, чесал затылок и завидовал их дружной семье. Вот бы мне тоже такую жену, часто потом мечтал я, вспоминая этот вечер, чтобы пылинки с меня сдувала, провожала, встречала, тапочки вечером подавала... А уж кофе в постель за такое ко мне отношение я бы ей по утрам обеспечил. И не только кофе. Я до сих пор не могу понять, почему мне так фатально не везло в молодости. Попадались всё время какие-то буки неласковые, которых мама в детстве ничему не научила, как в известных стихах – “вырастят никчёмных дочерей, а потом свекрови виноваты”.
Было у этой истории ещё несколько разных продолжений, одно из которых достойно упоминания. Лет через двадцать пять после “гидроудара” мы опять встретились. На этот раз в Конаковском автобусе. Дружок мой ехал домой из деревни с женой, зятем и внучкой. На другом берегу канала их встречала дочка на своей машине. Годы и крутые горки так и не укатали его, а жизнь ничему не научила. Он по-прежнему еле стоял на ногах, но шумел громче всех и чувствовал себя первым парнем на деревне. Парома долго не было из-за проходящих судов, все терпеливо ждали, потея под жарким солнцем. Внучка увидела на том берегу маму, стала махать ей руками и кричать, что скоро к ней приедет. Весёлый дед, чтобы подразнить внучку, заявил, что он первым окажется на том берегу, даже без помощи парома. С этими словами он положил на землю безрукавку с документами и полез в воду прямо в рубахе, джинсах и кроссовках. До этого момента народ снисходительно поглядывал на него – что с пьяного взять? А тут все вдруг заволновались и столпились на берегу, наблюдая, что будет дальше. Сил у него хватило доплыть только до середины канала. Потом, резко свернув вправо к движущему навстречу парому, он метрах в десяти от него безжизненно повис на стальном канате. Его уже увидели на том берегу и на пароме, народ толпился и кричал горе пловцу, чтобы отцеплялся, так как его быстро тянуло в обратном направлении. Трос, за который он уцепился, уходил под причал между двух стальных валов. Беднягу должно было раскатать между ними, как кусок теста под скалкой на столе. Жена бегала у самой воды и поливала его чуть не матом, слабонервные женщины кричали, внучка плакала и звала деда вернуться. Паромщица кричала громче всех, обзывая пловца по-всякому и призывая на его глупую голову все кары небесные. Но ругалась не матом, потому что кругом был народ с детьми, а какими-то выражениями из сказок, самым обидным из которых было – “Мальвина ты эдакая! Что ж ты, Мальвина, творишь!?” По отношению к толстому пьяному мужику, болтавшемуся посреди канала на тросе, как мешок с чем-то нехорошим, это выглядело очень смешно и, несмотря на весь трагизм ситуации, многие, стоя на берегу, хихикали. А паромщица даже не могла сама остановить паром и кричала мужикам на берегу, чтобы те нажали аварийную кнопку. Кто-то догадался, где она и остановил паром. Дружок, не доехавший до своей смерти метров десять, под крики и угрозы со всех сторон, отцепился от троса и поплыл к жене, махавшей ему с берега, как Пенелопа Одиссею.
Потом он, скользя и падая, на карачках карабкался по камням вверх, подгоняемый женой и плачущей внучкой. В это время наконец-то пришвартовался паром, народ потерял к мокрому дураку интерес и бросился на посадку. Лишь несколько женщин долго ещё продолжали возмущаться. Собирая деньги с пассажиров, паромщица тоже никак не могла успокоиться. Из-за него она чуть в тюрьму не села. А довольный жизнью дружок, устало сидел в мокрой одежде, пьяно улыбался в ответ на ругань и был по-своему счастлив совершённым поступком, тем, что повеселил народ и любимую внучку. Теперь ей будет, что написать в школе в обязательном ежегодном сочинении – “Как я провела лето”.
Свидетельство о публикации №211021500211