Заброшенная деревня

  С детства меня интересовали развалины и заброшенные дома, в них мне мерещилась атмосфера других измерений и параллельных жизней, говорящие тени и парящие в воздухе души.
Но в Шушуны я пошел совершенно с иной целью. Шушуны была брошенная деревня километрах в семи от Козловки, где жили мои бабушка с дедом. Там остались одичавшие сады, и в садах, покинутых хозяевами более пятнадцати лет назад, созревали до сих пор вишня, слива и яблоки. Конечно, более мелкие, полудикие, но они годились на варенье.
- Я сам туда ходил за фруктой , - сказал дед, - но теперь уж сил нет. Пешком далеко, а на машине не проехать, лесом дорога заросла.
Я отправился с рюкзаком и фляжкой. Окрестные леса я довольно хорошо знал.
Проселок на Шушуны зарос крапивой и лопухами в рост человека. А ближе к деревне появились и плети колючей и цеплючей ежевики. Весь ободранный, я видел уже в просвет между осинами купол брошенной церкви.
В деревне стояла мертвая тишина. Только жужжание пчел над набухшими нектаром цветами давало какую-то странную аудио-атмосферу.
Церковь давно превратилась в развалины, наверное, еще когда Шушуны были обитаемыми.
Меня потянуло первым делом в эти развалины. Необъяснимая сила, которая всю жизнь тянет меня к загадочному, нездешнему.
Я заглянул в пролом. Кирпичи, черные и обросшие зелено-бурой пакостью. Пол, заваленный полуистлевшим хламом. Пивные бутылки, рваные ботинки, охапки газет. Мне захотелось пройти внутрь, но уж очень было тихо. И очень неожиданно пробежал перед ногами мохнатый ком.
Ёжик!
Но по коже процарапало неведомой жутью, и я поспешил на улицу, к спасительному солнцу. Ведь солнце прогоняет все кошмары на свете!
Мне показалось, что вслед мне из церкви раздался металлический неживой голос. Что-то вроде: "Там! Там!"
Я не посмел обернуться.
Улицу затянуло космами сорных трав. Настоящие джунгли из борщевика и серой грозной полыни. Над кривыми черными заборами ниспадали ветви яблонь. Красно-желтые плоды висели гроздьями. Я остановился. Попил воды из фляжки и взялся за дело – стал набивать яблоками рюкзак.
Вдруг что-то шелохнулось за спиной. И снова пощекотал меня колкий холодный ужас.
Я обернулся.
Девушка, бледненькая, в джинсах и летней вышитой кофточке, стояла у дома напротив.
Она была здесь так нереальна и в то же время - такая живая и обычная. Просто девушка, под ярким солнцем.
- Привет, - сказала она, - а вишни вас интересуют? У нас вишен полно.
Я почувствовал блаженное облегчение оттого, что это оказалась живая душа, а не мутант, выросший в одичалой деревне.
- Конечно, - сказал я, - спасибо большое. А вы тоже фрукты собираете?
Я подошел ближе к девушке. И увидел, что из-за калитки выглядывает парень – с длинными волосами, в футболке с какой-то иностранной надписью. Он кивнул мне. И мое напряжение совершенно исчезло.
Девушку звали Аня, молодого человека- Вадим. Я прошел за ними во двор, где, действительно, бушевали заросли вишни.
Вишня до того перезрела, что от нее пахло вином. А в траве под деревьями резвились лютики и незабудки.
Я старался успокоить себя - вот, все очень просто, деревня обитаема. Здесь нет никакой мистики, только цветы и ягоды.
- Хотите чаю? – спросила Аня.
Я думал, они нальют мне чаю из термоса. Но молодые люди пригласили меня в дом. Я был поражен до крайности – неужели они жили в этой глуши, в этом страшноватом месте? Вдвоем?
Правда, жили!
Я это понял, увидев по всему дому многочисленные предметы обихода: кастрюли, банки, бутылки. На веревке около печки висело полотенце. На столе были тарелки, чашки, вазочка с вареньем.
Мы сели, и Аня налила всем чаю.
- А не страшно вам тут, вдвоем? – спросил я.
- А чего бояться? – улыбнулась девушка. – Электричество здесь не отрезано. Ведь по документам, деревня существует. Вода в колодце есть. Зато нас не тревожит цивилизация.
- От цивилизации мы и убежали, - добавил Вадим, - от ее условностей.
Меня тоже напрягает цивилизация и обилие человеческих глупостей. Но бежать вот в такую чертову местность…
Аня стала рассуждать об идеях хиппи. Глаза у нее были поразительно прозрачные, и хотя она говорила о довольно забавных вещах (свободная любовь у хиппи), от ее глаз делалось мне все грустнее и грустнее.
Точно пела где-то в моей голове печальная флейта: "Тишина... мягкие лапки...смерть идет к нам на мягких лапках... нет ничего слаще ласковой и легкой смерти..."
Я не мог понять, от чего меня так морозит. Аня и Вадим были милые, варенье пахло апельсиновой корочкой, в открытое окно то и дело залетали веселые лимонницы. А мне все было холодно и неуютно.
Пока я не заметил вдруг, что печка закрыта заслонкой, а заслонка затянута толстой пыльной паутиной. Пыль на заслонке была не то, чтобы многодневная… многолетняя. Как же Аня и Вадим топились зимой?
Я исподтишка оглядел комнату. Посуда на полу – все эти кастрюли и банки были в такой же столетней пыли. И ноги мои утопали в пыли, покрывшей пол.
Я еще ничего не понял, но в мое сердце проник такой черный грызущий ужас, что я вскочил со стула.
- Мне пора, - сказал я, - а то меня искать станут.
- Заходи еще! – весело сказал Аня. – Всегда будем рады!
Мы попрощались. Аня и Вадим вышли проводить меня. Я уже весь был в липком поту от ужаса. Еле-еле заставил себя кивнуть им. И не оборачивался. Я шел с такой скоростью, как будто за мной гнались все кошмары мира. Около леса обернулся. Над развалинами храма взвилась туча ворон. Они носились над деревней, и от них все небо казалось черным.
В середине пути мне вдруг показалось, что между осин в леске прошла медленно женская фигура. В джинсах и светлой кофточке.
До бабушкиной деревни я бежал бегом, продирался через ежевику и репейники, и только завидев крайний дом – алкаша Пашки – пришел в себя.
Все руки у меня были расцарапаны ежевикой.
- Господь с тобой, кто там может жить? – выслушав мой рассказ, воскликнула бабушка. – Там ни одной души уже лет десять не видали.
- Аня и Вадим? – спросил Егорыч, старый учитель, зашедший к моему деду в гости. – Так это же те!
Дед, бабушка, и жена Егорыча мгновенно вспомнили. И рассказали мне, что лет десять назад поселились в заброшенных Шушунах двое молодых, из города. Всем говорили, что ушли от цивилизации, а потом оказалось, что варили какую-то наркоту – подальше от властей. Они продавали свое зелье в городе, и сами употребляли, это без сомнений. Вадим потом от шмали и умер. А Аня повесилась, нашли ее нечаянно грибники, забредшие в жуткую деревню.
Она повесилась в том самом саду, где я рвал вишни. На одной из этих старых дуплистых вишен.
Чаепитие с призраками, не каждому доводится пережить такое.
Но я не особенно горжусь этим.
Ощущение ледяного ужаса среди летнего солнечного дня с цветами и бабочками – из самых неприятных воспоминаний моей жизни.


© Copyright: Антон Рагозин, 2008