Рама

        Она висела в углу напротив окна. Большая, вся в бронзовых вензелях. Ею все восхищались, но никак не могли подобрать подходящую партию. Да-да, я не ошиблась, именно ей. Так она была прекрасна. И вот, однажды, один молодой художник принёс картину, которую обозначил, как  "шедевр", и все сначала поверили. Шедевр решили вручить на попечение Раме. И тут случилось страшное - с этого дня Раму перестали замечать. Все только и обсуждали "шедевр". Большинство сошлось во мнении, что это и не шедевр вовсе, а просто какая-то мазня и дикая безвкусица. А вкупе с этой помпезной рамой так вообще... Рама вся горела от стыда днём и тихо мерцала и плакала по ночам.
И вот, о чудо! В одно прекрасное утро она снова осталась одна - разобиженный молодой художник со скандалом забрал свой...свою...э-э-э... своё произведение и гордо удалился.
Рама от счастья засверкала с новой силой неизведанными оттенками и больше не плакала по ночам.
А как-то, после полудня, пришёл старый художник, которого уже и увидеть-то не мечтали, не говоря уже о том, чтобы удостоиться чести разместить его работу в своём выставочном зале. Его картину вновь торжественно передали на попечение Раме. И... её снова перестали замечать. Знаете, как это неприятно, когда смотрят, как будто бы сквозь тебя? Если не знаете, спросите у Рамы. А один даже сказал: "Эта рама отвлекает...она не увязывается с общей концепцией, подоплёкой, уровнем абстракции и семантическим полем...". Нет, вы представляете? И картину перевесили в другой раме в другое место. Эх, люди, люди...
Так и не найдя подходящей пары для Рамы, её, в конце концов, отнесли в хранилище, где жила малюсенькая букашка. Вернее это был паучок. Если бы существовала какая-нибудь книга для определения наивысших рекордов животного мира, то этот паучок занял бы в ней почётное первое, ну, или в крайнем случае, второе место по витиеватости и хитросплетению паутины. Он трудился целых четырнадцать дней, прежде, чем получилась просто невероятной красоты и притягательности ажурная вязь по всей длине и ширине нашей Рамы. Когда служители, хранители, уборщицы, сторож и ещё одна девочка шестиклассница (она нечаянно попала на первый просмотр - не удержалась и побежала за всеми на крик) увидели этакую красоту, они просто остолбенели. Не мигая, они смотрели, как паучок суетливо завязал последний узелок и, смахнув пот со лба, (этого они, правда, не заметили) неторопливо ушёл за батарею, где у него была припрятана крошка от пирожного, нечаянно упавшая с верхней губы одного толстого мальчика. Фаина Иннокентьевна, которая проработала здесь дольше всех и много повидала на своём веку, сказала, что за все свои семьдесят пять лет (а она приврала, и Рама это знала - ей было восемьдесят два) не видела ничего прекрасней. Рама при этом прямо вспыхнула багровым отсветом, и так рдела до самого вечера - кто только не приходил полюбоваться на неё в этот день. А паучок, перекусив на скорую руку, тихо дремал в её правом углу. Это было второе рождение Рамы. С этого самого времени не было дня, чтобы в хранилище кого-нибудь не приводили - и даже художников, которые только цокали и качали головами.
 


            (Картинка взята из интернета)