крыся. история одного психоза

Этот сюжет я нашла в интернете. Одна из тех историй, которые в бесчисленном множестве валяются там, без имени автора и возможности узнать каков же все-таки их конец. Случайно, на сайте, посвященном оккультизму, мистике, изгнанию дьявола, детям индиго и просто очень странным взрослым - короче, столь восхитительной, сколь же и бесполезной виртуальной белиберде, что и заползают на эти сайты обычно либо гении, либо шизофреники.
А я искала тему.

КРЫСЯ - было написано сверху. Название, имя главной героини. И - основная идея. Все вместе.
Крыся - и аватар автора в виде игрушечного ежика в костюме из иголок.
Была ли эта история выдумана кем-то, либо все описанное происходило на самом деле+
Впрочем, нет, сочинить такое невозможно.
Вовсе не собираясь приписать себе авторство этих записей, и, тем не менее, признавая исключительность рассказанной истории, я, тем не менее, полагаю, что она должна стать достоянием общественности и поэтому оставляю ее почти без изменений.

"Это наваждение продолжалось на протяжении двух лет.
Речь идет о моей полнейшей эмоциональной зависимости от больной шизофренией. Ситуация критическая, никто не мог мне помочь. Я не была влюблена в эту женщину, но я ее+ любила. Как мать, в целом мире замечающая одного только своего ребенка. Как ребенок, потерявший свою маму. Это закончилось бедой, страшной трагедией - для меня или для нее+
Только что завершился концерт нашего подготовительного класса в консерватории, я сидела довольная в зале и попивала водичку, и ничто не предвещало беды. Тут ко мне подошла женщина лет пятидесяти. Ее лицо было космическим, неземным. Белоснежно-седые волосы, безумные, бешеные, вращающиеся глаза с белыми ресницами. Один глаз - нежно голубой. Другой - темно зеленый, болотный. Впрочем, их явное противоречие было очень в ее стиле.
 И вообще вся она была в белом, с какой-то странной, сияющей и тоже - ей богу, не вру - белоснежной улыбкой. Она стала петь мне дифирамбы - ах, какой же чудесный голос - обалдеть, обалдеть. Такого голоса давно не было слышно, сколько тебе лет, девочка? 19? С ума сойти! Ты откуда, здесь, у нас, в Италии? Из России?? Боже мой, мы почти соседи, а я - из Польши, из Польши!! Меня зовут Крыся, я преподаю классический вокал!! А ты учишься пению? Не может быть!!!! Приходи ко мне послушать урок, в консерваторию, приходи завтра!!! Ты - большой талант!
И все это навзрыд. Все - с восклицательными знаками. Ах, боже мой, боже мой. Матка боска - это просто судьба, что мы нечаянно встретились.
После нашего разговора я час просидела в абсолютной прострации. Не потому, что она меня так хвалила - хвалят многих, и меня тоже частенько. Но я вдруг почувствовала исходящую от неё сильную энергию, то, что отличало ее от нас. Делало божественной, неземной, гениальной. То, что заставляло мне ей поверить.
На следующий день я пришла слушать ее лекцию и села мимо стула. Как вкопанная глядела только на нее, пока она, забыв о теме занятия, раскланивалась всем и, кивая на меня, все повторяла - смотрите, какая милая и хорошая девочка!..!!..она тоже славянка, как и я!! ах, какая славная славянка!
Другие студенты, хмыкая, косились на меня исподтишка.
У нас на подготовительном отделении училось много иностранцев. Но большей частью из Западной Европы, еще два чеха и немец. русской была я одна. "Спасибо!" - я подошла к Крысе после урока. "Боже мой, не за что, мы так похожи, ты звони мне, звони", - царским жестом она вырвала из нотной тетради первый лист и, поверх скрипичного ключа, размашисто начертала свой мобильный номер.
Всё лето я была в мыслях о ней, молила Бога, чтобы попасть в её класс, два или три раза, набираясь смелости, даже звонила, но она не особо реагировала на эти звонки. Я надеялась на то, что она просто не узнала мой голос, иначе несомненно отреагировала. Ведь не могла же она просто взять и выкинуть меня из головы. Меня, ту, которой она сама так восхищалась на недавнем концерте.
 
Я внушила себе, что поэтому она меня не узнает.
Наступил сентябрь. Ранняя осень в Италии совсем не такая как у нас в России, в ней нет предчувствия близких холодов и очарования поздней красоты. Она такая же шальная и эмоциональная как лето, и короткие юбки, натянутые на бедра итальянок нескоро еще сменятся теплыми джинсами и свитерами. Возможно, я слишком многого хотела от здешнего климата - я скучала по дому, по России, которая была так далеко. Друзей в консерватории я не завела. Изредка мы встречались с одним парнем, он не был итальянцем - этот бешеный темперамент я бы просто не ведержала, и не был музыкантом - еще одну творческую натуру рядом тоже сложно стерпеть. Если честно, я даже не помню откуда он приехал и чем конкретно увлекался. Мы встречались раз в две недели по вечерам, ели пиццу в пиццерии, целовались до одури в лифте - я снимала квартиру в новом районе города - утром он принимал мой душ и, даже не выпив кофе, уходил. Кажется, он был венгром.
Но когда в сентябре я встретила Крысю в консерватории, она была уже совсем другой - опасливой, прохладной. Она соблюдала дистанцию.
Она ни в какую не хотела брать меня в свой класс. "Но почему я? Возможно, тебе нужен совсем другой преподаватель?" - недоуменный взмах белоснежных ресниц. Музыкальные пальцы, заложенные за пояс сильно измятой белой юбки. "Я не знаю, стоит ли нам начинать работать вместе, имеет ли смысл+" - я чуть не рыдала, выслушивая эти ее размышления вслух. О том, что я недостойна ходить на ее семинары. "Я подумаю, обещаю тебе, что подумаю+"
Она думала три недели, прежде чем все-таки взяла меня.
Невыносимые три недели, которые показались мне вечностью. Я никогда так не думала о молодых людях, как о Крыси и о том, вспоминает ли она обо мне, захочет ли все-таки учить меня+
В тот день, когда она сказала, что я, пожалуй, могу ходить к ней на уроки, я хотела обнять весь мир, летала как на крыльях, счастье переполняло меня.
Крыся объективно являлась лучшим педагогом в консерватории. Учеников она брала всегда немного. Но и те немногие, кто уже учился у нее, хоть и не всегда блистали сильными природными данными, обладали идеально поставленной техникой пения - абсолютно лишенный "горла" и напряжения полетный звук от
пиано до форте. Крыся действительно была гениальной преподавательницей. Она открывала в человеке то, что спортсмены назвали бы "скрытыми резервами организма". Была разрешенным допингом для начинающих музыкантов.
Да, можете считать меня странной - но я думала так. Я вообще много думала о ней, потому что хотела стать хорошим профессионалом и потому что сама Крыся своей непохожестью на остальных привлекала меня.
Тогда ещё не знала другую сторону её педагогической гениальности.
Меня часто мучил вопрос - почему, будучи сама талантливой певицей и к тому же фантастическим преподавателем, Крыся была столь непопулярна среди студентов. По идее к ней на уроки должны были ломиться - но не ломились!
Слухи о Крысе ходили разные. О том, что у нее невыносимый характер и, наверное, именно поэтому, нет семьи, нет детей, нет друзей. В юности у неё вроде бы был успех в Ла-Скала, но потом ее бросил муж, и Крыся ушла с большой сцены, устроившись преподавать в нашу далеко не лучшую в стране, провинциальную консерваторию. Она жила совсем одна.
И я была единственной русской, не имевшей здесь ни родных, ни друзей. Я хотела учиться петь и почувствовала в ней родственную душу.
Всю свою любовь к музыке я обратила на свою учительницу. Мне показалось, что мы с ней похожи. Что мы нашли друг друга.
Крыся сразу стала моим центром вселенной. Каждое её слово и движение казалось преисполненным для меня глубокого смысла.
Но будучи добродушной, ласковой и открытой с другими, со мной она держала огромную дистанцию.
Это слегка расстраивало, но в целом я была счастлива учиться у неё, считала часы и минуты до следующего урока, нашей следующей встречи.
Кстати, на урок Крыся постоянно опаздывала, и входила в класс, в зависимости от настроения - то стремительно, как птица, влетая, то, неуклюже вползая и что-то на себя опрокидывая.
У нее были свои странности, которые замечали все.
Например, на переменах она ела ложками сметану прямо в классе, приносила ее из дома в стеклянной банке и ела. Она пахла сметаной, и волосы ее сметанные, белые, были словно вымазаны сметаной тоже. В этот момент, если посмотреть со стороны, казалось, что она вся плавает в каком-то ангельском белом облачке. Оно было красиво и необычно, но оно отделяло Крысю от остальных людей. Мне так хотелось подойти к ней, разрушить эту сметанную преграду, обнять её и поцеловать в эти славные сметанные щечки, при этом здесь не было ни капли лесбийства. Простая человеческая нежность, которую уже почти не встретишь в наше время.
Иногда я видела её в парке возле консерватории, нервно разговаривающей сама с собой, в парке стояли псевдоклассические статуи с совсем не понарошку оторванными руками или головой - студенты постарались - и вот я видела, что крыся ходит мимо этих Амуров и Венер и будто бы беседует с ними. На самом деле она говорила сама с собой. О чем - я не слышала, шелест ветра притуплял ее слова.
Я очень беспокоилась за здоровье Крыси, и пару раз даже заказывала за нее мессы в нашем храме.
В декабре у меня начались проблемы. Я рассталась со своим парнем, так и не выяснив толком как его зовут, потеряла временную работу и вылетела из арендуемой квартиры до срока. Перед праздниками я не могла сразу найти жилье, металась, мучилась, постоянно висела на телефоне, пытаясь договориться с потенциальными арендодателями+
В общем, мне казалось, что меня все обидели и бросили. Мне было не до пения.
 Перед самым Рождеством, придя на урок к Крысе, я не смогла выдавить из себя ни звука.
- Ты не хочешь учиться, - голос Крыси стал равнодушным как погода за окном. - Ты ведешь себя так специально, чтобы извести меня. Ты хотела учиться, а теперь бросила, нарочно, все нарочно, чтобы только меня позлить. Я чувствую себя связанной тобою по рукам и ногам. Ах, не напрасно я не хотела связываться с тобой.
- Но, госпожа Брыньска, у меня просто большие проблемы+ С жильем, с молодым человеком+ Денег нет.
- И что с того, что их нет. Материальные вещи даже не стоят того, чтобы о них думать. Ты должна жить только пением. Любовь, бедность, секс - тьфу на них+ Умирай, но пой.
- Да не могу я петь, если мне спать негде! Ну как вы не понимаете?!
Крыся порылась в своем кошельке и протянула мне пятьдесят евро. "Этого достаточно, чтобы ты навсегда отстала от меня со своими проблемами?" Я сказала, что не возьму ее деньги. Тогда она добавила еще сто евро. Когда я отказалась и от этого, Крыся подошла к окну, раскрыла форточку и, скомкав обе бумажки, выбросила их вон.
Я разрыдалась и бросилась из класса.
На последнее перед каникулами занятие я принесла ей свой рождественский подарок - связанный за одну ночь длинный толстый шарф из лучшей шерсти, на которую у меня хватило денег, в этот шарф я вложила всю свою любовь к ней. Она его не приняла, холодно приказала мне уйти и забрать свою "тряпку".
Всё Рождество я проревела в одиночестве, думая о ней и о том, кто же виноват в нашем недопонимании. Мне казалось, что это временная ссора - стоит нам объясниться и все наладится.
 Так прошли каникулы и Новый год. Лететь в Москву не было смысла, да меня там, собственно, никто и не ждал, я не была ребенком из богатой семьи, попала в Италию в 18 лет по студенческому гранту.
В Италии я должна была учиться петь. А я выясняла отношения с преподавательницей.
- Меня пригласили исполнить Реквием Моцарта через месяц в главном Соборе города, пани Кристина. Вы рады за меня? - на первом занятии после каникул я решила зачеркнуть прежние обиды и начать новую жизнь.
- Нет, не рада, - она равнодушно пожала своими тонкими плечами в тонкой трикотажной кофте. - С твоими незначительными способностями я бы постеснялась выступать перед зрителями.
Я остолбенела.
- За что? Ну за что вы меня так ненавидите? Что я вам сделала?
- Ничего. Мне до тебя и дела нет. Я просто считаю, что петь ты не умеешь, и, вероятно, никогда не научишься. Ты же знаешь, я отлично чувствую такие вещи. Так что мне нечему тебя учить. Я уже поговорила с ректором, он переведет тебя в другой класс. К более подходящему для тебя педагогу. А сейчас, если тебе не сложно, покинь нашу аудиторию
 Да, в тот момент я должна была уйти+ Гордо повернуться и уйти навсегда из класса.
Вместо этого я вдруг повалилась у ее ног. Зарыдала и попросила меня простить.
Но она сделала вид, что не слышит меня. И начала вести урок.
Я билась головой об стену, ползла за ней на глазах других учеников, цеплялась за ее кофту, я рыдала, умоляя оставить меня в списках. Она даже не посмотрела в мою сторону. Переступила спокойно через мое тело, и пошла рассказывать что-то дальше.
С тех пор два раза в неделю, когда у меня должны были быть занятия, я умоляла её сжалиться и вернуть меня обратно. Я ревела под её кабинетом, говоря, что не могу жить без нее и ее уроков.
Но она больше не пускала меня в класс, закрывая перед началом занятий аудиторию на замок.
А я оставалась по ту сторону двери.
Однажды у меня полилась кровь из носа от напряжения, и я упала в обморок, но этого никто не увидел.
У меня пропал голос. Как будто бы он тоже принял сторону Крыси.
Естественно, что я отказалась от выступления в Соборе, потому что ощущала себя недостойной этого.
Крыся же оставалась ледяной, как айсберг. Впрочем, иногда, когда мои плач брал отчаянно высокую октаву, в ее голосе за дверью я тоже ощущала ноты жалости, но и тогда она не допускала меня на урок.
В конце концов Крыся пожаловалась на мое поведение ректору и мне пригрозили отчислением и полицией.
Январь, февраль, март. Эти месяцы прошли в страшных мучениях. я не могла заснуть до пяти утра от слез, и просыпалась через пару часов уже в слезах. Забросила другие занятия. Я похудела на 7 килограмм, мое тело онемело, я думала только о Крысе, которая жестоко вышвырнула меня из класса, из своей жизни, оклеветала перед директором и с интересом теперь наблюдала за моими страданиями. Я сменила трех педагогов по вокалу, но они и на десять процентов не могли научить тому, что было подвластно Крысе.
Мой голос таял. Я не знала как мне быть, и не лучше ли будет купить билет на самолет, чтобы вернуться, не солоно хлебавши, обратно в Россию - но для кого лучше? И что я стану делать в России? Без музыки+
Когда мы еще общались, я слышала от Крыси про некоего Джанни, который якобы выглядел как мой брат-близнец и тоже "сломал её жизнь". Она мне говорила: "У меня было достаточно проблем с Джанни, больше мне этого не надо, так что пошла вон".
Подумав, что это может быть лазейка для помощи, я разыскала фамилию Джанни, его номер и связалась с ним 31 марта. Он сказал, что согласен на встречу. Мы договорились выпить вместе кофе. Джанни оказался некрасивым, худощавым парнем в темных очках. За тридцать или чуть меньше.
Он снял очки в кафе только тогда, когда мы разговорились. И сказал, что не общался с Крысей пять лет или около того.
- Разве ты не знала, что Крыся тяжело больна? - изумился он моему неведению и даже опрокинул солонку. Я поматал головой: нет, не знаю, я иностранка, а на английском трудно объяснять такие интимные вещи.
- У нее шизофрения, мания преследования, тяжелые депрессии+ Когда ее накрывает это, она ночами мечется по квартире и рыдает от паники, ждет, что сейчас ворвется мафия и убьет ее. Ты должна понять, что это не лечится+
- Ну как же тогда ей разрешают работать со студентами?
- Ты же знаешь, она классный преподаватель. Вне фазы обострения, мне кажется, она лучший преподаватель вокала на земле. Но за все надо платить. За свой талант она платит своим сумасшествием. Мало кто может вытерпеть ее. С чего бы ты думала у нее так мало учеников?
 Я узнала от Джанни, что он был её мужчиной, первым, кому она доверилась через двадцать лет после ухода мужа. Он вытащил ее из трясины, а место в консерватории для нее выбил ее духовный отец.
"До этого она работала в христианском киоске и жила на гроши, отец Андрэ знал как она поет и добился того, чтобы она поговорила о себе с ректором. В тот год, когда она начала преподавать, я пришел учиться на первый курс, мы были вместе какое-то время прежде, чем все закончилось". - выяснилось, что Джанни обожал Кристину так же как я, так же как я он считал, что она ангел, потерянный на земле и несчастный.
- Почему вы расстались?
- Я изменил ей с другой женщиной. Как когда-то ее муж. Но он ушел навсегда. А мне просто была нужна физическая близость. Невозможно спать с сумасшедшим ангелом, терпеть ее истерики, быть объектом ее ненависти и безумной любви. Впрочем, я готов был вынести все ради своей будущей карьеры+ Ты же знаешь какой она преподаватель, как силой и безумием своим вытаскивает из тебя что-то, заставляет петь саму душу, - он усмехнулся. - А с той девчонкой, ну, с которой я перепихнулся, мы просто встретились в баре, выпили по коктейлю, пофлиртовали, клянусь, я даже не помню, как ее звали ту девчонку. Я не пришел ночевать домой. Крыся почувствовала, что случилось, причем сразу, все психи такие проницательные. А я, дурак, не нашел в себе сил обмануть ее ради нас обоих. Я честно признался в том, что был ей неверен. Нормальная ситуация, в конце-концов я был моложе ее на двадцать пять лет. И она прекрасно знала как я ее любил. Но Крыся выслушала мои откровения и тут же собрала мои вещи+ Потом у нее была попытка суицида. Неудачная и глупая, и, насколько я знаю, не первая+.
- Как ты мог? - я не находила в себе сил, чтобы оправдать поведение Джанни. По сравнению с ним я была просто несчастной, запутавшейся студенткой. Я то не сделала Крысе ничего плохого, просто призналась ей в том, что поругалась со своим парнем и не могу сконцентрироваться только на пении.
- Знаешь, жить с ангелом и быть при этом ангелом самому - две большие разницы. Я сорвался. Нормальный человек бы все понял и простил. Но у болезненного сознания Крыси другие критерии оценок. Никаких полутонов, только черное и белое, вернее, только черное+ Хотя она и дико привязывает к себе. После разрыва с ней, не прошло и двух недель, как я тоже рыдал и бился головой об стенку, чтобы только она позволила мне вернуться, но она и слушать меня не захотела. И больше не стала учить. А ведь я был лучшим ее студентом. Теперь работаю менеджером в автомобильной компании, женат и временами даже счастлив, - Джанни виновато улыбнулся, мол, извини, что пережил все это и не спрыгнул с Пизанской башни. - Похоже, ненавидя нас, таких как мы, предавших и обманувших ее надежды, Крыся испытывает высшее блаженство+
- Но я то ее не обманывала и не предавала! - выкрикнула я так громко, что мужчина за соседним столиком опрокинул на себя чашку с кофе.
 - Да, ты ни в чем не виновата, - легко согласился Джанни. - Тебе просто не повезло. Очевидно, ты - подходящий тип личности. Теперь она проецирует свою шизофрению на тебя одну. А ты ведешься на это, могла бы плюнуть и забыть, но вот мне позвонила+ Короче, вы нашли друг друга. Теперь Крыся будет считать, что ты - воплощение мирового зла, лгунья, лицемерка, возможно даже, если ее болезнь прогрессирует, она заподозрит тебя в работе на мафию.
- Но это же ужасно+
- Да, ужасно, - подтвердил Джанни. - Если можешь - беги. А не сможешь, постарайся все перетерпеть, думай о том, что все, что тебе от нее нужно - это только пение. Все же у меня была ситуация похуже, мы с ней еще и трахались, - он хмыкнул, чем очень не понравился мне. - Ненавидя тебя, Крыся мстит вовсе не мне - а всем тем людям, которые её ранили и обидели. И мне, говнюку, в том числе. Ты, главное, помни, что на самом деле ее бред и жестокость - это своеобразное проявление ее же чувств. И не ходи за ней следом, это бесполезно, как только ты от нее отстанешь - она подойдет к тебе сама.
На следующий день я впервые не пошла рыдать к ней под аудиторию. Матка боска, вы бы знали, чего мне это стоило, я чуть руки к двери в своей квартире не привязала - чтобы не сорваться, но не пошла.
А еще через неделю, Крыся нашла меня на перемене и предложила вернуться. "Я подумала и решила тебя простить!"
+Май и июнь она со мной работала. Были плохие минуты, когда она орала, что я настраиваю людей против неё, забираюсь к ней в квартиру и ворошу ножами ночью у неё на кухне (я у неё дома-то ни разу не была), преследую её на улице. Были и чудесные мгновения. Она для меня готовила, обнимала, смеялась, дарила милые мелочи вроде ягодок вишенок и книжек про Польшу, бегала под дождем и показывала закат, говорила про то, какой чужой этому миру она себя ощущает, и что так хорошо, что мы друг у друга все-таки есть.
В плохие моменты я старалась думать, что это говорит не она - а ее болезнь.
В хорошие рыдала от счастья. Я сочинила ей на золотой бумаге на шести страницах письмо, где описала, как сильно я её люблю и какой она ангел и чудо. Я отдала это письмо ей вместе с букетом цветов, белых лилий, и она ласково потрепала меня по голове, сказав, что я теперь окончательно родной ей человечек, и она не оставит меня одну, ни за что и никогда, и что всё будет хорошо.
Переменилось все неожиданно.
Я как обычно пришла на репетицию перед концертом. Она с порога ледяным голосом произнесла: "Как ты смеешь называть меня Кристиной? Я для тебя - госпожа профессор, тебе ясно? В тебе недостаточно униженности и покорности. Ты слишком гордая и высокомерная. И дерзкая. Ты не способна у меня учиться".
"Твой задранный нос надо опустить, - чеканила Крыся, заглядывая мне в глаза, словно спрашивая, больно я тебя задела? А так? - Я не могу с тобой работать. На свете живут шесть миллиардов человек, кто ты такая, чтобы быть для меня важнее всех остальных? Да хоть сдыхай, не надо мне твоих слез тут. Я с тобой занимаюсь ещё, помни, что ты не состоишь официально в классе, что я тебя уже один раз выгнала, а потом по доброте своей приняла обратно, а если что не нравится - пошла опять вон".
Бред. Бред. Бред.
Джанни предупредил меня, что всё, что она будет говорить не про технику пения - бред.
Никаких причин для нашей ссоры нет. У нее обострение. Ее нельзя слушать. Особенно мне, способной реагировать открыто и эмоционально.
Но я разревелась. Крыся улыбнулась, поправила перед зеркалом прическу на голове, и ушла готовиться к выступлению.
Спела на концерте я хорошо, собралась с силами и спела. Но после концерта я не услышала ни одного доброго слова от своей учительницы. Она посадила нас в круг, ходила по кругу и про каждого из учеников говорила что-то хорошее, доброжелательное, ободряющее. Про каждого! Пока очередь не дошла до меня.
Ни слова про вокал.
Словно нехотя она развела руками: "Дети, мы не знаем эту глупую русскую, которая возомнила себя ни с чего великой певицей, пойдем-ка ко мне в кабинет пить чай", - все собрались и ушли, никто не посмотрел на меня и не пожалел, теперь они были по ту сторону класса. А я осталась одна в аудитории.
Вечером я позвонила ей домой.
- Милочка, не надо меня больше беспокоить. Я все про тебя поняла. И про то, какая ты, и про то, зачем ты себя так со мной ведешь. Все-все. А будешь еще звонить сюда, так я вызову полицию и сообщу, что ты нарушаешь мой приват-лайф - последние слова Крыся произнесла с издевкой, нараспев и повесила трубку.
Я набрала номер Джанни. После некоторого колебания, он все же согласился связаться с кем-то из ее друзей. Но перезвонил мне только через два часа, когда я - от отчаяния - уже и не знала, что же делать дальше.
- Она сказала, что вся проблема в том, что она слишком тебя полюбила. Не мне сказала. Поговори об этом с ее духовным отцом.
+Падре Андрэ встретил меня возле обители. Мрачный старик в сутане, очень плохо говоривший по-английски, а его итальянский я тупо не понимала.
Он предложил мне прогуляться по парку. Посетовал на то, что вряд ли сможет действительно помочь - тайна исповеди и все такое прочее+ Спросил, часто ли я сама посещаю мессу. Я ответила, что не католичка.
"Жаль, очень жаль, - подумав, признался он. Я сказала, что приехала из России.
- Это все объясняет, - ответил падре. - Вы, славяне безумны в проявлениях своих чувств. И ты, и она.
"Я попробую объяснить тебе про Кристину. Все, что могу открыть. Джанни сказал мне, что для тебя это важно. Бедный Джанни+ Он так и не смог вырвать ее из своего сердца, а ты - из своего, вы передаете свои несчастья, свою привязанность друг к другу как дурную эстафету, - я не уверена, что это дословный перевод, слишком уж пафосно звучали слова священника. - Сам я знаю Кристину больше тридцати лет, с тех самых пор как она вырвалась сюда из коммунистической Польши. Это трагическая история, я и не знаю, кого она оставила на родине. Кто проклинал ее там. И за что она все эти годы платит здесь. Кристина мечтала петь, может быть, она могла бы петь лучше всех в мире. Она была эгоистична в своем призвании. И при этом добра, открыта и наивна, всем верила. Даже не знаю, как могут столь противоречивые черты характера уживаться в одном человеке, - падре замолчал. - Но у каждого есть своя судьба. Великой певицы из нее не вышло. Ты ведь, наверное, не знаешь, она потеряла единственного ребенка из-за пения - ей не стоило репетировать, но она много работала, до последнего пела и ее малыш родился мертвым+ Конечно, все это никак не было связано, но она решила, что это связано - что положило начало ее болезни. Вскоре после этого ушел и муж. Его тоже нельзя в этом винить. Дети - для нас, католиков, это очень важно, а Крыся становилась невыносимой.
Священник говорил мне о Крысе, а я будто бы не видела его и не шла с ним рядом, она одна стояла у меня перед глазами - по пояс в траве, она собирала на лугу какие-то мелкие цветочки, кивала сметанной своей головкой как новорожденный цыплёночек, и радостно улыбаясь, пела+
А я плакала от сознания того, что не смогла оградить её от всего плохого, что случилось с ней прежде. И не смогу заботиться о ней дальше как о собственном, единственном, обожаемом и слабом ребенке, целовать ее в лобик и петь на ночь колыбельные песни.
Она просто не позволит мне помочь ей. Не позволит любить ее.
 Она будет швырять меня о стену и унижать, и орать, чтобы я, тварь такая, сдохла или исчезла... Это ее любовь, не верящая во взаимность и презирающая саму себя.
А с другой стороны+
Все объяснимо. Я сама выросла без матери, и хочу того или нет, я тянусь к Крыси именно как к матери, хотя какая мать из психопатки? При том, что она потеряла желанного сына и это было трагедией её жизни, в ней сохранилось очень много женского, нереализованного.
Того, что так тянет меня к ней, и, затягивая как удавка на шее, не дает порваться+
- Душа Крыси искалечена, - между тем, продолжал падре. - Сердце ее разбито, пережито множество разочарований, травм, попыток самоубийства, при том, что она не хочет и боится кончить с собой. У нее наступило полное разрушение личности. Собственно говоря, то, что каждое воскресенье приходит сюда, в эту церковь, чтобы исповедываться - это вовсе не та Крыся, что я знал прежде. С каждым годом ее становится все меньше, меньше+ Мне горько осознавать тот факт, что я не в состоянии ей помочь, но я признаю его и не пытаюсь ничего изменить+ Я четко сознаю рамки своих возможностей. То, что с ней случилось, это ее крест и не мне его снимать.
- Но за что все это ей? За что? Разве она виновата в своих несчастьях? - недоумевала я.
- Значит, так надо, туманно закончил священник. - Все от Бога и ничего кроме. Не нам, грешникам, разбираться в путях господних и его замыслах, и я поняла, что, не желая более тратить свои силы и чувства, сам падрэ давно закрыл для себя эту тему. Так ему было проще.
 По словам Андрэ, только в пении Крыся возвращается к самой себе, но все это ненадолго, и от этого еще больней. Тем, кто ее знал совсем другой.
Не сметанным облачком в женском обличии+
- Крыся давно не здесь, не в этом мире, где мы все привыкли находиться. Там, где ее душа, всё не так. Другие закономерности, другая логика, в вещах привычных ей может видеться пугающий смысл, поступки её могут иметь лишь для неё особенное значение. Ты ничего не объяснишь ей и не докажешь. Её слёзы... Может, это дождь над Ниагарой. А, может, они вообще ничего не значат", - святой отец замолчал.
- Так что же мне делать?
- Если можешь, прости и забудь. Она все равно не поймет твоих усилий. Тебе надо доучиться. Делай карьеру - хочешь у нас, в Италии, хочешь - улетишь домой. Все будет хорошо. А с ней посадишь сердце и душу - а к чему? Ни к чему! Пустое все, и ты ничем ей не поможешь. Не сможешь помочь, не разрушив при этом саму себя, люди - такие хрупкие существа, помни об этом, девочка.
Я замотала головой: "Я не могу ее предать. Ее ведь и без меня все предали".
- Как хочешь, - он взял мою руку в свою и легонько сжал. - Надумаешь, приходи утром на службу. В нашем городе нет твоего православного храма, а тебе это, я чувствую, надо. Душа болит.
Наутро Крыся не пришла на урок. Я готовилась к долгой борьбе. К тому, что она снова наорет на меня или выкинет из класса - и села за первый стол, чтобы, в случае ее истерики, не мучить ее и сразу же уйти, но ничего этого не было.
Потому что не было ее. К нам зашел ректор и сказал, что пани Брыньска, очевидно, заболела, сколько это продлится никто не знает, так как дозвониться до нее не могут.
Вот закончатся занятия и кто-нибудь из преподавателей обязательно сходит к ней, чтобы выяснить что и как. Не получится сегодня, сходят завтра+
В общем-то, это не первый ее пропуск - в консерватории к такому давно привыкли. Но Крыся слишком хорошая преподавательница, чтобы замечать ее мелкие слабости.
После заявления ректора, мои однокашники, имен которых я и не старалась запомнить, собрались и ушли. Им было плевать на Крысю.
А я отправилась к ней.
Палисадник возле двухэтажного каменного особняка беспорядочно зарос кустами и густой травой. Застывший на июльской жаре, он был весь словно соткан из серой пыли. Ни звука не истекало наружу.
Дверь в квартиру Крыси оказалась открыта. В коридоре на полке лежал пакет - внутри старый польский журнал с незнакомой красавицей на обложке и две еще зеленые вишенки. А еще открытка с подписанным на ней моим именем. "Дорогая Виктория, извини меня за то, что я не могу тебе сказать то, что я чувствую. Когда ты прочтешь эти строки, меня, верно, уже не будет в живых+"
+Я, ошарашенная, кинулась в ее спальню.
Крыся лежала на кровати под балдахином. Смотрела в никуда. Вокруг нее - на постели и в комнате - царил жуткий бардак, иконы, ноты, свечи, засохший рождественский венок и крошки от съеденного давно пирога+ Кружевная скатерть сползла со стола на пол и пустые блистеры от таблеток валялись тут же.
Весь пол был залит водой из разбитого графина и усеян беленькими кружочками лекарства как болотистый луг цветочками.
Таблеток на полу было слишком много. Так много, что я с облегчением поняла - она не успела ничего принять. Не смогла умереть. В который раз.
Увидев меня, Крыся начала метаться. "Вики, Вики", - она плакала, ползала по кровати, как когда-то ползала по консерваторскому полу я, умоляла о чем-то, рвала мою руку. Я не могла понять, что она хочет. Чтобы я ушла? Или чтобы осталась? Чтобы помогла ей? Что?.. Она впала в ступор, изредка поднимая слабую свою кисть над головой и вырывая из горла отдельные звуки. До, ре, си+
Через какое-то время, мне показалось, мы обе запели в унисон. Обе сошли с ума. Мое сознание будто раздвоилось. Одна его часть, разумная, с ужасом наблюдала за мечущейся по постели Крысей, ее хрупким телом, надломленным какой-то неведомой силой, мысли бегали по кругу, я молилась и вопрошала: "Почему?"
Почему я встретилась с Крысей.
Почему мы просто не могли остаться на положении учительницы и ученицы и понадобился год мучений, который закончился трагедией.
Почему она не поверила мне, что я ее люблю.
Почему все не могло в итоге закончиться хорошо?
Ведь мы обе достойны лучшего... Уж во всяком случае она.
Сгущались сумерки. Страшная комната, где я сидела, становилась еще страшнее, она будто бы воплощала в себе оголившееся безумие Крыси, и этот мусор на полу, и кружевная скатерть, были ее мыслями.
Я не могла понять их. Я тоже стала частью ее разодранного в клочья сознания. Я не знала, где кончается Крыся и начинаюсь я. Возможно, и такие мысли приходили ко мне в голову - я всего лишь одно из нереализованных ее желаний, любимая ученица, которой и вовсе в этом мире не существует. Крыся меня просто придумала, чтобы измучить себя еще больше. Бред. Бред.
Прими на веру я эту нечеловеческую логику, войди в голову Крыси как в ее спальню, боюсь, я бы сама не смогла вернуться обратно.
Я держалась из последних сил.
Сжала руками голову, раскачивалась из стороны в сторону, чтобы только самой не становиться частью этого кошмара. Оставаться наружи. Наблюдателем. "Все будет хорошо. Все будет хорошо. Я существую и я что-нибудь придумаю".
Уродливые тени деревьев ползли от окна по стене. Смешались времена суток и время года.
+В какой-то момент между сном и явью, и стонами больной, я вдруг увидела себя, уже заканчивающую консерваторию. Я пела а капелло на сцене, в алом платье.
И Крыся хлопала мне из зрительного зала. По-прежнему окутанная своим сметанным облачком, она с восторгом слушала как улетает вверх мой голос. Уносит ее болезнь с собой.
Крыся улыбалась. Потому что поверила в то, что мир может быть добрым просто так. И что кто-то ее действительно любит.
Это не страшно любить.
Это не стыдно быть сумасшедшим.
Потому что любовь - это всегда сумасшествие. "Ви-и-и-ки!"
Я просидела с безумной Крысей восемь часов кряду. Слушала ее крики, варилась в кастрюле собственных кошмаров, и не знала, что предпринять. Я не решалась вызвать врачей. Ведь любой из моих поступков, действие или бездействие, могли убить ее. Что было правильнее? Уйти, отдав все на волю божию? Запихать Крысю в сумасшедший дом? Или ничего не предпринимать и просто продолжать сидеть здесь, пока мы обе не умрем от голода и жажды?
Или, что лучше всего, подобрать с пола таблетки и затолкать ей их в горло, оставив горсть для себя.
Но кто я такая, чтобы решать что для нас с ней лучше?
И чтобы я не сделала, каждый мой шаг мог стать как предательством по отношению к Крысе, так и спасением ее. Телефон Джанни молчал. Вернее, увидев мой номер, он тут же сбрасывал трубку. Его тоже можно было понять.
В полночь я все-таки набрала 911.
+За те часы, что я была возле нее, принимая решение, я постарела на десяток лет.
- ЧТО у неё болит? - кричала я врачам, которые пытались поднять Крысю с постели и делали ей укол. - Где у неё болит? Почему она так мечется в слезах по кровати, и не может сказать, что её мучает? Почему она мучает этим меня?
Когда Крысю загружали в машину, доктор сказал мне, что я могу к ней приходить - если захочу, впрочем, все это бесполезно, эти визиты не дадут ничего, ни ей, ни мне. Она меня даже не узнает.
И в этом сегодня ее спокойствие. "Никто ни в чем не виноват, - повторил врач слова священника. - Человеческая душа - вещь совершенно неизученная. Причин обострения ее болезни до такого состояния может быть великое множество. Вы видите сейчас как она кричит и вырывается из смирительной рубашки, но вполне может быть, что в ее мире у нее все как раз хорошо. Она весела и здорова. И кто скажет, что наш, этот мир более настоящий, чем ее".
Но я то была пока на этом свете!
Крысю увезли. Изо рта ее капала слюна, волосы растрепались, как могла я собрала ее вещи в больницу - ночную рубашку, расческу, шампунь, положила в пакет две вишенки из ее сумки. Возможно, в ее мире они что-то тоже значат?
Больше я не звонила Джанни и не просила падре Андрэ ничего мне объяснить. Зачем? Понять это простому смертному все равно невозможно.
Дни мои в Италии были сочтены. Я паковала вещи, возвращаясь обратно в Россию.
+Голос умер.
Психоаналитик, к которому после пережитого мне все же пришлось пойти, объяснил все правильно и разумно. "Любовь к тебе окончательно свела ее с ума. Сознание Крыси боялось эмоциональной зависимости и душевной близости с другим человеком. Неосознанно она старалась растоптать и унизить именно тебя, внезапно ворвавшуюся в ее жизнь, чтобы снова найти покой в своем затворничестве. Но какая-то ее часть по-прежнему пыталась верить людям+ Она долго боролась внутри себя сама с собой. Но затем две эти части, расколов ее сознание напополам, все же уничтожили друг друга. Ты ни в чем не виновата. Просто так получилось".
Я не понимала, что он говорит. Но, наверное, что-то действительно важное. Он был толковым специалистом. По-крайней мере те таблетки, которые он давал мне, чтобы я смогла до отъезда спокойно спать по ночам, действительно помогали.