Ловушка для праведника Часть 1. Искушение. Глава 1

                Когда кому-либо… случается встретить как раз свою половину,
                обоих охватывает такое удивительное чувство привязанности,
                близости и любви, что они поистине не хотят
                разлучаться даже на короткое время. И люди, которые
                проводят вместе всю жизнь, не могут даже
                сказать, чего они, собственно хотят друг от друга. Ведь
                нельзя же утверждать, что только ради удовлетворения похоти
                столь ревностно стремятся они быть вместе. Ясно, что душа
                каждого хочет чего-то другого; чего именно, она не может
                сказать и лишь догадывается о своих желаниях, лишь туманно
                намекает на них. И если бы перед ними, когда они лежат
                вместе, предстал Гефест со своими орудиями и спросил их:
                «Чего же, люди, вы хотите один от другого?» – а потом,
                видя, что им трудно ответить, спросил их снова: «Может быть
                вы хотите как можно дольше быть вместе и не разлучаться
                друг с другом ни днем, ни ночью? Если ваше желание именно
                таково, я готов сплавить вас и срастить воедино, и тогда из
                двух человек станет один, и, покуда вы живы, вы будете жить
                одной общей жизнью, а когда вы умрете, в Аиде будет один
                мертвец вместо двух, ибо умрете вы общей смертью. Подумайте
                только, этого ли вы жаждете и будете ли вы довольны,
                если достигнете этого?» – случись так, мы уверены, что
                каждый не только не отказался бы от подобного предложения и
                не выразил никакого другого желания, но счел бы, что
                услыхал именно то, о чем давно мечтал, одержимый
                стремлением слиться и сплавиться с возлюбленным в единое
                существо. Причина этому так, что такова была изначальная
                наша природа и мы составляли нечто целостное.

                Таким образом, любовью называется жажда целостности и
                стремление к ней. Прежде, повторяю, мы были чем-то единым,
                а теперь, из-за нашей несправедливости, мы поселены богом
                порознь…
                Платон «Пир»

Часть 1. Искушение


Глава 1

Третьего июня. Жаркий летний день. Плавился асфальт, и сухой ветерок гонял по обочинам у дороги грязный тополиный пух. В аэропорту совершил посадку небольшой частный самолет -  среди громадных лайнеров он казался совсем крошкой. Издалека было видно, что корпус его не один сезон назад подрастерял блеск и глянец свежей краски. Из кабины пилота выпрыгнул и бодрым шагом поспешил к регистрации высокий смуглый молодой человек, всем своим видом напоминающий то ли ковбоя, то ли дикаря. Одет он был в драные джинсы с широким, сильно потертым ремнем, заправленные в высокие армейские ботинки, клетчатую рубаху поверх вылинявшей футболки, а из-под потрепанной банданы на голове торчала толстая коса смоляной черноты. На носу его сидели старомодные темные очки с дужкой, перевязанной полоской синей изоленты, а за плечами висел большой, и, видимо, тяжелый, холщовый рюкзак защитного цвета с кожаными заплатами.

Как только молодой человек ступил в зал регистрации, мужчина по другую сторону ограждения прервал свой разговор по мобильному телефону. Стоял он в стороне, так чтобы, оставаясь неприметным самому, иметь возможность наблюдать за всем, что делается в зале. Прибывший встретился с ним взглядом: жестким, цепким, оценивающим, как у гончей, которая выследила добычу. Потом приподнял очки, обвел глазами зал, который через боковые двери заполняли парни из ОМОН в масках и с автоматами на взводе. Молодой человек с недоуменной улыбкой оглянулся назад – в дверь со стороны взлетного поля также вбежала дюжина омоновцев. «O! Facking Rasha!» - выругался он.

- Объект, который соответствует вашим описаниям, только сошел с борта, - передавал по телефону подполковник Горенко. – Азиат, на вид годов двадцать пяти, рост метр девяносто - девяносто пять, одет, как бродяга. Но…

- Что «но»? – раздалось из трубки. – Я вам еще раз повторяю: задержите этого хитрого лиса, прикуйте его… нет, не к батарее – убежит с батареей. Ни на минуту не сводите с него глаз, держите его под прицелом автоматов. Оставьте с ним не пару бойцов, а всю роту. Если не удержите его до моего приезда, я с вас всех шкуры посдираю!

- Слушаюсь, Юрий Львович, - рука подполковника Горенко потянулась было к козырьку, но на полпути остановилась. – От нас не уйдет.

Бросив удовлетворенный взгляд на своих ребят, которые окружили азиата и, после недолгого обмена репликами, повалили его на пол, Горенко спрятал телефон в нагрудный карман пиджака.

Полчаса спустя у стеклянных дверей аэрорта, взвизгнув тормозами, отановился серебряного цвета «мерседес». Из него выскочил и, обгоняя двух своих охранников, ворвался в здание, высокий плотный мужчина средних лет.
Горенко встретил его у входа.
- Юрий Львович…

Мужчина остановился отдышаться. Крупной, но холеной, как у женщины, ладонью оперся о пластиковое, красного цвета, кресло зала ожидания. Затем снял с мясистого носа маленькие очки в золотой оправе и протер в них стекла хрустящим, аккуратно сложенным носовым платком. Его безупречно сшитая рубашка из тонкого хлопка была смята и липла к взопревшей спине. 

Юрий Львович Троицкий, не последнее лицо в здешних краях. Однако обыватель, заслышав о Троицких, вспомнит прежде всего Сашку, его старшего брата. В восьмидесятых Сашка Троицкий занимался боксом, был, хоть и недолго, чемпионом Европы в своем весе. Уйдя из большого спорта после травмы, организовал бои без правил и подпольный тотализатор. В девяностые годы долгое время, пока его не посадили за разбои, Сашка Троицкий держал в страхе три области. Наверное, пребывание в тюрьме – три с лишним года, спустя которые Троицкий-старший вышел по амнистии -  избавило его от участи быть найденным в лесах за городом с мешком на голове и пулей в затылке, коей сумели избежать немногие из его подельников. Сейчас же Троицкий-старший обрюзг, поседел, обрел респектабельность, светский лоск и место на политическом Олимпе. Поговаривают, большая часть предприятий региона принадлежит ему.

Сам же Юрий Львович заседает в облсовете, владеет магазинами антиквариата, а на досуге увлекается археологией; иногда, дабы потешить свое самолюбие, читает лекции в местном университете.

- Интересующий вас человек задержан и помещен в комнату досмотров, - поспешил доложить подполковник Горенко. - У задержанного в рюкзаке найден австралийский паспорт на имя Дривера Мюррея, - и какие-то рекламные листовки сельхозпродукции. Мюррей утверждает, что прибыл на сельхоз–ярмарку, которая через два дня будет проводиться в Заречном. Мы проверили – там действительно будет проходить ярмарка крупного рогатого скота.  Там же найден термос из нержавейки с какой-то замороженной субстанцией, замотанный в большое полотенце. Мюррей говорит, что это семенной материал лучших быков с его ранчо.
Горенко брезгливо поморщился, комкая в руках бумажную салфетку, какие дают в здешнем буфете, и продолжил:

- Еще в рюкзаке был обнаружен ноутбук. Такие выпускались в Японии семь лет назад. Обойти пароль и войти в систему пока не удалось. Мюррей утверждает, что никогда не слышал о Натаниэле Присли и отказывается отвечать на вопросы. Требует немедленно доставить к нему австралийского консула и ругается так, что переводчик, молодая девушка, краснеет, и отказывается переводить. Помимо всего почего, она с трудом понимает задержанного, поскольку тот говорит на незнакомом ей диалекте английского языка.   
 
 Перед комнатой досмотров дежурило с десяток бойцов, еще восемь человек в масках и с автоматами на груди находились в самой комнате. Там же, под окном с толстой решеткой, на батарее было распято прикованное наручниками и не подающее признаков жизни тело в разорванной рубахе. Судя по смуглой коже и цвету волос, тело было приезжим.   

В дальнем углу комнаты на стуле сидела перепуганная девушка, вцепившись тонкими, как у ребенка, пальцами, в блокнот и дешевую шариковую ручку. 

- Зачем вы его били? – глаза Троицкого-младшего расширись и, наливаясь бешенством, поползли вверх.

- Он оказал сопротивление при задержании, - вытянулся в струнку Горенко. – В результате пострадали четыре бойца личного состава, из них один находится в тяжелом состоянии, без сознания. Есть все основания считать, что задержанный прошел курс специальной подготовки… Да он просто вертелся по непредсказуемой траектории среди ребят, выскальзывал из рук, сталкивал их друг с другом. В результате одному глаз едва не выбили, второму руку сломали… Но мы с задержанным справились. Он, зараза, крепкий. Верткий. Во время дознания пытался бежать из-под стражи, вырубив одного из бойцов, после чего вот… - Горенко неопределенно повел рукой в сторону удерживаемого на батарее посредством наручников тела.
 
Троицкий в два шага оказался рядом с задержанным, приподнял его голову за подбородок. Всмотрелся в чужое лицо: тонкие мальчишечьи черты, выразительно очерченные брови, чернейшие ресницы, нос с горбинкой, свежая щетина на чуть впалых, с проступающими скулами, щеках, разбитая, с размазанной струйкой крови, тонкая губа, твердый подбородок, гладкая кожа, словно вылитая из синтетического полимера.

- Похож, - краснота возбуждения медленно сползла с лица Троицкого, уступив место замешательству. Он отпустил чужой подбородок, вытер руку своим тщательно сложенным носовым платком, после чего скомкал его и бросил в угол. – Я не уверен, что это Натаниэль…

- Марина, что еще задержанный сказал? – обратился Горенко к девушке, которая тихо сидела в углу.

Та перевернула страницу блокнота. Нервно куснула нежную, в розовой помаде, губу, разлепила прелестный ротик Голос ее оказался на удивление спокойным, с оттенком усталости и легкой табачной хрипотцой:

- Он сказал, что прекрасно ориентировался бы у нас, поскольку перед поездкой установил в ноутбуке электронный словарь и навигатор. Если опустить обещания избить всех вместе, а при благоприятном случае, отдельно каждого, то задержанный больше ничего не говорил.

Троицкий провел ладонью по лбу, влажному от испарины. 

- Пожалуй, зря я вас побеспокоил. Эти цветные все на одно лицо: азиаты, мексиканцы…

- Посторонитесь, - плечистый спецназовец, оттеснив лапищей Троицкого, окатил задержанного ведром воды.

Тело, не подававшее до того момента признаков жизни, сделало судорожный вдох. Мышцы под рваной рубахой сократились. Голова поднялась. Резко, сорвавшимся с петель чугунным заслоном, распахнулись нечеловечески громадные миндалевидные глазищи. Осязаемый, холодный, как та самая чугунная плита в мороз, острый, как змеиное жало, взгляд впечатался в горло Троицкого. Тому трудно стало дышать. У мальчишек в двадцать пять лет, пусть даже прибывших из Азии, из той волшебной долины, где круглый год наливаются и истекают бурой смолой маковые бутоны, а на заре с небес спускаются сказочные гурии, такого взгляда не бывает.

- Натаниэль Присли, – пробормотал, совсем растерявшись, Троицкий. – Мы вас ждали.
Задержанный откашлялся водой напополам с кровью. Снова вперился черными
цыганскими глазищами в Троицкого, но на сей раз без былой тяжести и яда. Губы его повело той гримасой сарказма, которая с малых лет взращивается, как голубая плесень в сырах, на лицах чистопородной элиты старой Европы. 

- Хосподин Троицки, - заговорил он по-русски с ужасным акцентом. – Три года после насчей встречи только о вас и думал. Вот, - он рассмеялся беззвучно, одними губами и трясущейся грудиной. – Ресчился все же навестит.   

В тишине установившейся секундной паузы было прекрасно слышно, как стукнулась о пол шариковая ручка, которую неловко выронила девушка-переводчик. 
Пока девушка поднимала ручку, которая закатилась в пологий шов между плитами на полу, и внимание Троицкого, как и большинства мужчин в комнате, на короткий миг было обращено на нее, раздался тихий щелчок. За ним еще один. Еще…Когда же Троицкий снова взглянул на Натаниэля Присли, он уже успел избавить от наручников правую руку, и занимался левой. 
   
К Троицкому вплотную приблизился подполковник Горенко и произнес полушепотом, однако довольно отчетливо:

- Юрий Львович, пока мы тут беседовали, наш гость повзламывал замки на наручниках. 

В немом замешательстве Троицкий вместе с подполковником наблюдал, как Присли без труда освобождает от наручников и остальные конечности, прикованные к батарее.

  - Господин Присли, как вы это сделали? – произнес невпопад Троицкий, когда тот, выше его на добрые полголовы, навис над ним все с тою же расчетливой саркастической гримасой.   
 
- Нет, хосподин хороший, это вы скажите, какого черта вы весь этот беспредел устроили, - Присли был зол, и от него разило потом, керосином, какой-то терпкой горькой травой и всеми теми неприятностями, которыми он грозился в этой комнате еще до прихода Троицкого.

- Вас нужно отвезти в больницу, - Троицкий осмотрелся вокруг в поисках Горенко, который куда-то подевался. – Вызовите скорую.
Горенко обнаружился уже в дверях и явно был намерен поскорее убраться. Спецназовцы же, не снимая масок и виновато сутулясь, опустили автоматы. С приближением Присли они всем скопом, толпой грузных потных тел, шарахнулись в сторону.

На полпути к выходу Присли остановился. Обернулся. Выдавил одну из своих токсичных улыбок и сказал что-то нераспознаваемое, явно предназначенное переводчице. Та порозовела до самых ушей, а после, отдышавшись от негодования, прошипела сквозь зубы ругательство.

- Не утруждайте себя, хосподин Троицки, - Присли снова перешел на русский с отвратительным произношением, однако безупречно выстроенными фразами. – У меня нет желания сталкиваться с вашей медициной. Мне с лихвой хватило вашего теплого приема.
Троицкий грудью преградил Присли путь к двери.

С языка едва не сорвалось обвинение: сам виноват, не нужно было прятаться за сомнительным паспортом, не нужно было злить ребят из спецназа, не нужно… Вот позвонил бы, предупредил: еду, встречайте. Троицкий ему тогда, три года назад свою визитку оставлял.

 Однако, вместо всего этого, после неловкого объяснения, мол, недоразумение случилось, Троицкий позвал Присли в свой загородный дом. 
      
- Деревянный сруб, с русской баней, бассейном, солярием.  Девочек – массажисток можно позвать. Какие у нас девочки! – Троицкий причмокнул, но, заметив, что Присли смотрит отстраненно, сквозь него, вздохнул: они мало знакомы. Если уж говорить о телесных удовольствиях, то как-нибудь потом, ненастным вечером, за бокалом выдержанного алкоголя.

И тут же нашелся:

 - Есть прекрасный винный погребок. Большой сад. Земляника давеча уродила сладкая, ароматная.

Живописания житейских радостей на смуглом лице восточного божка не вызвали никаких эмоций. Если бы не красная полоса чуть присохшей крови на губе, его можно было бы принять за неживого.

- И оружейная комната. Вы ведь прекрасный охотник, я слышал. Сходим на кабана поохотиться. На зайца. В этом году столько зайцев развелось! На медведя. Вокруг леса такие…

- Я помню вашу чрезмерную навязчивость в прошлую нашу встречу. За три года вы ничуть не изменились, - отчеканил Присли. Если и была его тоне надменность, то самую малость. Больше - холода и равнодушия. - Сделайте милость, распорядитесь своим беспредельщикам, чтоб вернули мои вещи.   

Как и три года назад, возникло впечатление, что промчались сквозь друг друга, не претерпев изменений, два мира, слепленных из разных частиц, которым взаимодействовать по законам мироздания не полагается.

 - Вернут конечно. Но... - Троицкий вспомнил о том, что хозяин на здешней земле все же он, - вы и шагу и не ступите, не согласовав со мной. Вы ведь не красотами здешними любоваться приехали, да и не в ночных клубах малолетних дур снимать. Потому я должен знать, где вы копаете, что ищете, что нашли и что из найденного себе оставить хотите. Я помогу техникой, рабочей силой, избавлю вас от всяких номенклатурных проблем, да и трений с законом тоже. Хотите обсудить? 

Присли оскалил зубы в ухмылке. Тыльной стороной ладони вытер сочащуюся сукровицу с губы.

- Вы будете только суету создавать. Но, похоже, гораздо легче предоставить вам желаемое, чем избежать вашего назойливого общества. 

Будь на месте Присли местный копатель – неопрятный холостяк за сорок с вечным перегаром, который превратил доставшуюся от родителей двушку в хрущевке в свалку черепков, обломков ржавого железа, найденного на местах былых боев, да плесневых печатных раритетов, Троицкий бы заключил его жилистое, пропитанное табаком и потом туловище, в объятия. Расцеловал бы любого зарубежного мастера наук, моющегося раз в месяц и только в душе, который, получив очередную порцию аутентичной экзотики, рыщет, чем бы поживиться. Но от Присли веяло таким холодом, что по позвоночнику драло когтями желание отступить от него на шаг назад.      

- Вы приняли правильное решение, - только и сказал Троицкий.

 - Я приму решение при таких условиях: вы сохраняете мое инкогнито и отказываетесь от попыток втянуть меня в свои забавы – гоняться ни за медведем, которого специально для меня выпустили из загона, ни за малолетками, готовыми к спариванию, я не намерен. Что касается работы – как только я найду то, за чем приехал, я вас оставлю. Работать дальше будете без меня. В свою очередь, вы не должны препятствовать вывезти интересный мне предмет или ограничивать мою свободу передвижений. 

- Хорошо, - сжав зубы, Троицкий протянул Натаниэлю Присли руку, и тот протянул для рукопожатия свою. Ладонь Присли была горячей, словно южное солнце.

Позволить Присли улететь прежде, чем Троицкий удовлетворит свои аппетиты, все равно, что выпустить из клетки птицу, несущую золотые яйца.

- Ну что, вы решись? Едем ко мне, в загородный дом? – предложил он.

- В гостиницу, - буркнул Присли. – не хочу, чтоб ваши домочадцы и друзья сбежались на меня глазеть. Еще один момент, господин Троицки, мне нужен транспорт. Мой автомобиль. Оформите на него все, что нужно. Я знаю, вам это не составит труда.

Автомобиль оказался спрятанным в нутре самолета Присли: спортивная крошка, двухместная, черного цвета, с примятым и небрежно, на скорую руку выправленным бампером.

Троицкий отдал от ключи от спортивной крошки Горенко и распорядился пригнать не позже следующего вечера к гостинице. С новым бампером. 

Присли с холщовым рюкзаком в охапке он затолкал в свой «мерседес» и распорядился шоферу ехать к гостинице «Афины».

- Любопытно, что за субстанция в вашем термосе? – спросил Троицкий, когда машина уже мчалась по шоссе, мимо соснового леска, в сторону города.
 
- Молоко, - произнес Присли. Полуприкрыл глаза и через время добавил: «верблюжье».
 

В центре города, как это часто бывает, машина застряла в небольшой пробке – у шедшего впереди них троллейбуса соскочили троллеи, и он застопорил и без того медленное движение по центральной улице.

Натан Присли, казалось, не слышал, о чем говорил Троицкий.  Он почему – то сильно, побледнел, даже позеленел, лицо его исказилось, как от сильной боли.

- Что с вами, сэр Присли? – спохватился Троицкий, когда  его состояние стало слишком заметным.

- Что-то   голова раскалывается. Неудивительно, ведь по ней меня сегодня били.

В тот самый момент, когда мерседес остановился за троллейбусом, Присли вдруг показалось, что он находится в этом самом троллейбусе, и что он, судя по короткой клетчатой юбке,  оказался существом женского пола. В голову поначалу полезли какие-то нелепые девичьи проблемы. Присли закрыл глаза и помассировал виски, пытаясь избавиться от видения. Но оно становилось все явственнее. В висках начали нарастать удары пульса, голова стала раскалываться, неимоверно зазвенело в ушах. «Девушка, держитесь за поручни» - грубо крикнула ему, то есть, ей в лицо какая-то жирная тетка.  «Люди, посмотрите, она же пьяная!» - зло сказала вполне благообразная старуха с плетеной сумкой в руках. Было невыносимо обидно, хотелось расплакаться. Видение было слишком реальным, его вполне можно было перепутать с действительностью. Будто бы одна  половина Натана находилась сейчас в машине рядом с местным мафиози, а другая - в этом троллейбусе. Хотя, Писли не был уверен, что именно в этом.  Звон в ушах и удары пульса продолжали нарастать, ноги подкашивались. «Вы что, не видите, ей плохо, - услышал он чей-то голос, уже теряя сознание, – Уступите место».

Если бы перепуганный внезапным приступом сэра Присли Троицкий не подхватил  его, он свалился бы на пол. Натан уже начал проваливаться в бездонную пустоту непонятно - то ли той одной, то ли обеими своими половинами. В этот самый момент водитель нырнул в образовавшуюся между машинами дыру, и мерседес помчался вперед. Видение легкой дымкой упорхнуло. Голова больше не раскалывалась, вернулась ясность мысли. Но осталось ощущение, что за той черной тьмой, куда Натан едва не провалился, есть нечто иное, неизведанное и обладающее неземной силой. И сила эта готова взорваться, разнести все сущее, чтобы возродить его уже на новом уровне, стоит только осмелиться перейти эту границу бесконечной тьмы.

- Вас необходимо срочно везти в больницу, – забеспокоился Троицкий. – Я знаю одного замечательного врача. 

- Благодарю вас, мне уже значительно лучше, - отмахнулся Присли, который довольно быстро пришел в себя.

- Вы уверены? В нашем возрасте необходимо беречь здоровье.

- Меня умиляет ваша забота о моем здоровье, начиная самого моего прибытия, – в негромком голосе Присли звенела холодная ирония. - Но не стоит так беспокоиться. Все хорошо. Уверяю вас.

Больше в дороге Присли не произнес ни слова. Он смотрел в окно и думал о чем-то своем.
Водитель свернул на тихую улочку и остановил машину у маленькой уютной гостиницы. В холе  уже ждала Ольга – шикарная брюнетка с зелеными глазами и умопомрачительной фигурой. Когда ей позвонил Троицкий, она была у косметолога.  Юрий Львович потребовал срочно приехать. Косметолог торопливо сняла с нее маску и сделала легкий макияж. Ольга прыгнула в свою маленькую красную машинку и моментально примчалась в Асторию.  Приехала встречать сэра Натана Присли, лорда Вексхемского, известного историка, удачливого  черного археолога, холостяка сорока девяти лет от роду, завидного жениха.

Троицкий накануне рассказывал ей, что встречался как-то на зарубежном конгрессе археологов с сэром Присли и был в восторге от его харизмы и неординарных методов работы. Появление Присли тогда на конгрессе стало для многих неожиданностью, и  некоторые полагали, что он выступит с докладом о письменности майя. На эту тему он тогда опубликовал спорную статью, которая удивила всех своими математическими выкладками. Всерьез  его работу в научных кругах не воспринимали, но опровержения никто не написал. Коллеги шептались о том, что у сэра Присли слишком своеобразные взгляды на историю,  хотя его теории удивительным образом срабатывали – слишком уж много он совершил удачных археологических находок. Острыми языками вспоминался  недавний скандал в Египте, где сэра Присли едва не казнили, приняв за местного воришку, когда он тайком что-то раскапывал. Это для других писаны законы, и коллеги сэра Присли с большими усилиями добиваются нужных им разрешений. Он же о таких мелочах никогда не беспокоился. Переодевшись в бедуина, по ночам он что-то выкапывал недалеко от места, где проводились легальные раскопки. Перевоплотился очень удачно, ведь внешность у сэра Присли была нетипична для английского аристократа. Это не удивительно, ведь он англичанином был лишь по матери, а об отце его не знал никто, наверное, даже сам Натан.

Тогда на конгрессе, сэр Присли так и не порадовал коллег и никакого доклада не сделал. Зато выменял у ученого из Эмиратов камень с древними письменами из его личной коллекции, который не представлял научного интереса. И сумел договориться с несколькими коллегами, чтобы его допустили к каким-то древностям, которые не были выставлены на обозрение широкой общественности.

Когда Троицкого познакомили с сэром Присли, он показался  Юрию Львовичу слишком скучным, неразговорчивым, холодным. Сам он, стройный, в отличие от многих своих коллег, одетый в безупречный английский костюм, с точеными чертами лица, издали походил на юнца, и лишь при более близком общении становилось понятно, что этому человеку уже немало лет. Общих тем для разговора у него с Троицким не оказалось. Тогда, на конгрессе,  Юрий Львович страдал от воспаления шейных позвонков, невыносимо болела шея и голова, и он с трудом вникал в разговоры. Дома ему регулярно делали массаж и снимали боль, а там, за рубежом Троицкий забросил лечение, и болезнь сильнейшей болью напомнила о себе. Лекарства помогали плохо. Зарубежные коллеги порекомендовали обратиться к сэру Присли, о котором ходили слухи, что он занимается восточными медицинскими практиками и благодаря им держит себя в безупречной форме. Троицкий скептически отнесся к такой идее, ведь он лечился у лучших врачей, да и подойти снова к  сэру Присли, который его уже однажды проигнорировал, не решался. Потом он случайно встретился с Присли в ресторане. Натан сам подошел к нему и присел к нему за столик. Троицкий мучился от своей болезни и за обедом глотал таблетки.

- Мне невыносимо смотреть, как вы страдаете, - сказал Натан по-русски, с заметным акцентом.

- Вам уже рассказали о моей болезни?  - устало произнес Троицкий, почему-то не удивляясь его знанию русского языка.

Присли кивнул.

- Это правда, что вы можете помочь?

- Попробую, - обнадежил его Присли. Прямо в ресторане он попросил Троицкого снять пиджак, а сам подошел к нему сзади, прощупал пальцами воспаленные позвонки и быстрым движением, не дав Троицкому времени опомниться, нажал так, что  в позвонках что-то хрустнуло, и Троицкого пронзила острая боль. На какое-то мгновение ему показалось, что Присли свернул ему шею. Но уже через несколько секунд стало значительно легче. Троицкий облегченно повертел головой и подвигал плечами – напряжение в шее еще ощущалось, но боли не было. Более Троицкого шейные боли не беспокоили. Юрий Львович благодарил Присли, приглашал его к себе, в Россию. Тот  сказал, что когда-нибудь приедет.  Попросил рассказать о следах древнего поселения, которые давно уже были найдены недалеко от родного города Троицкого. Юрий Львович не видел в тех немногочисленных черепках и нескольких костях ничего интересного, но Присли обещал приехать, чтобы посмотреть на них лично. Более на конгрессе Присли не появлялся.

 Сейчас же, узнав от зарубежного коллеги о том, что Присли едет в Россию, Троицкий поначалу собирался обидеться на него, за то, что  тот ему об этом не сообщил, а потом сделал все, чтобы он не сумел ускользнуть.

Когда Троицкий появился в холе,  Ольга элегантно поднялась с мягкого дивана и подошла к нему. Она должна как можно теснее сблизиться с сэром Присли. Семья была уверена в ее успехе, ведь Ольга по праву считалась непревзойденной красавицей. К тому же, ее прелестная головка не была лишена ума. На этом основании, при помощи семьи, конечно, Ольга была объявлена общественности как молодое дарование.    

Юрия Львовича сопровождал похожий на шарамыгу высокий молодой человек, в застиранной и порванной  рубашке,  с разбитой до крови губой. Ольга хотела спросить, где же сэр Присли, но Троицкий заговорил первым:

- Познакомьтесь, уважаемый, это та самая замечательная девушка, которая составит вам компанию в нашем городе. Ольга, ты, наверное, узнала: это тот самый сэр Натан Присли.
Ольга скорее бы приняла за сэра Присли гостиничного портье, нежели этого молодого ободранца. Внимание ее, помимо воли привлекли очки, перевязанные изолентой, которые красовались у Присли на голове.

- Весьма польщен, - Натан слегка прикоснулся губами к руке Ольги. В его приветствии чувствовалась некая сухость. Ольга, которая представляла сэра Присли иначе, брезгливо поспешила убрать руку.

- Сегодня вечером Ольга  покажет вам город, – сказал Троицкий. – У нас очень красивый город.

- На сегодня хватит, - устало произнес Присли тоном, не терпящим возражений. – Мне надо отдохнуть. Вы, Ольга, приходите завтра к девяти. Надевайте обувь на низком каблуке, – он бросил легкий взгляд на ее модные туфли на высоченной шпильке. – Юрий Львович, не забудьте о моей машине. Пусть ее сегодня подгонят к отелю. Всего доброго.
   
И Присли пошел по направлению к лифту, куда уже понесли его багаж.

- Это и был ваш сэр Присли? – недоуменно спросила Ольга, когда они с Троицким вышли на улицу. – Я, что, из–за него должна отменять завтрашний экзамен у второго курса? 

- Отменяй. У тебя еще есть время. И постарайся ему понравиться. Что, тебя что-то не устраивает? Зубы золотые у него в три ряда не торчат? Цепь с бриллиантами на шее не болтается? А ты знаешь, сколько стоит самолет, которым он сегодня прилетел? Ребята пробили по Интернету - он сделан в единственном экземпляре на основе новейшей американской модели. Из-за него лет пять назад разгорелся скандал  по поводу права собственности на какие-то технологии.  Присли до сих пор судится с американцами. Правда, не мешало бы покрасить это чудо техники.

На следующий день Ольга надела спортивный костюм, кроссовки и к девяти явилась в Асторию. Присли вышел из гостиницы сразу же, едва она успела припарковать машину. Одет он был все в те же драные джинсы, но уже в свежую выглаженную рубашку и новую обувь, а его черные волосы все так же были заплетены в косу.  Не дожидаясь приглашения, он сам плюхнулся в машину рядом с Ольгой, с трудом расположился в тесном салоне, сорвал и выбросил игрушку, которая висела под зеркалом и мешала  разглядывать город. Едва только Ольга хотела что-то возразить сэру Присли, он негромко, приятным бархатным голосом приказал ей закрыть рот и смотреть на дорогу. До двенадцати часов Ольга показывала ему городские памятники, парки, достопримечательности. Скукотища! Присли все осматривал с дотошностью старой девы, мало обращая внимания на Ольгу. После двенадцати они пообедали шаурмой и блинчиками из киоска у дороги. Вернее, пообедал  только Присли, сидя на лавке в городском сквере. Ольга такую гадость, на которую с подозрением косились бродячие собаки, есть отказалась. Предложила зайти в приличное кафе, но Присли сказал, что ему и тут хорошо. Ольга пыталась повлиять на него с помощью своей женской привлекательности. Обычно, после ее взволнованного дыхания в непосредственной близости от кончика мужского носа, обладатели оного становились мягкими и податливыми, как котята; иногда допускалась бравада с последующей демонстрацией  щедрости, значимости и прочих качеств, заставляющих довериться сильному самцу и прижаться к его волосатому плечу. Присли же самым бесцеремонным образом оборвал Ольгу на полуслове и приказал помолчать.

Едва удалось уговорить Натана Присли посетить ресторан на окраине города – Ольга пообещала, что в интерьере ресторана имеется немало антикварных вещей. Ресторан принадлежал Троицкому – младшему, и он не пожалел старинных безделушек для создания особой атмосферы. Но до ресторана Ольга Натана не довезла, потому как  английскому сэру на глаза попался пустырь. Присли его обследовал вдоль и поперек, послал Ольгу в гастроном за полиэтиленовыми одноразовыми пакетами. В три пакетика набрал с пустыря всякого мусора – камешков, земли.  Отдельно завернул какую-то гнилую деревяшку. Три пакетика с мусором вручил Ольге и попросил отдать на детальный химический и структурный анализ. Ольга, до этого и не подозревавшая, что анализ бывает структурным, недовольно хмыкнула.

Присли будто прочитал ее мысли. 

- Оленька, я полагаю, кроме вашего маникюра вас в жизни мало что интересует. Вы и слова-то русские не все знаете. Верните пробы назад. Я их сам передам Юрию Львовичу.
  «Нахал!» - подумала Ольга.

- Да и вы, уважаемая, изысканными манерами не обладаете, - сказал ей Присли тихо, но с наглой самодовольной ухмылкой.
 
- Почему вы разговариваете со мной, как с дурочкой?! – возмутилась Ольга. – Вообще-то меня ценят как уникального специалиста, и в свои годы я уже добилась…
- А если не оценят, - перебил ее Присли, - то ваша семья  перестреляет всех ваших обидчиков? Правда, Оленька?

Ольга опять хмыкнула. Проницательность сэра Присли, превышающая всякие приличия, вместе с его снисходительной иронией, вызывала у Ольги не просто антипатию к нему, а смутное, еще не принявшее определенной формы, но постоянно нарастающее желание кровавой расправы, несмотря на все расхваленные достоинства сэра Присли.

Тем временем Присли купил на толкучке у кавказцев немного винограда, о чем-то с ними разговорился, сначала по-русски, потом на их языке. Кавказцы, судя по всему, были очень рады такой компании, даже затянули песню.

«Господи, угораздило же меня в это все путаться, - думала Ольга.- Кому расскажу – не поверят. Или засмеют. Лорд, блин, английский».

- У меня восточные корни, -  пояснил Присли, вернувшись от торговцев фруктами, хотя его азиатское происхождение было видно и без объяснений. -  А это были армяне. У них удивительно мелодичный язык.

Ольга ничего не сказала. Уже было четыре вечера. С утра она собиралась отвезти Присли в музей, но теперь решила отложить это мероприятие на другой день, желательно не на завтрашний. «Надо постараться не возить его мимо базаров, свалок и пустырей» -  постаралась она запомнить. За день она успела сильно устать, а от того что Присли наговорил ей бархатным обволакивающим голосом, ее кипящие эмоции в любой момент готовы были вырваться наружу.

Как нельзя кстати у Присли разболелась голова. Ольга, хотела отвезти его назад, в Асторию, но он изъявил желание сам побродить по бульвару.

На бульваре его снова посетило видение, но уже не такое четкое, как вчера. Снова стучало в висках. Сегодня Натан заметил, что его видение усиливалось, если он двигался в определенном направлении.  Двигался в противоположном – видение слабело.  Усилием воли он научился подавлять головную боль и стук в висках. Видение его манило предвкушением чего-то неизведанного, возможно того, что он искал. Присли пошел в том направлении, где его видение усиливалось,  но оно вдруг опять куда-то уплыло. Только после этого он вернулся в Асторию.

На следующий день с утра к Присли приехал сам Троицкий. Он хотел обсудить с ними проект будущих раскопок, но Присли жаловался, что из-за головной боли не спал всю ночь и попросил отвезти его к доктору, которого Троицкий накануне рекомендовал. В больнице Присли обследовали целый день, делали различные УЗИ, томографию головы. Причины болезни не обнаружили. Присли вырвал у врача распечатку томограммы и сам просмотрел ее.

- У вас отличные сосуды, - заметил врач. – А от головной боли попробуйте что-нибудь, к примеру, аспирин».

- Старость -  не радость, - сделал заключение Юрий Львович. – Вот у меня с утра не только голова болит, но и спину ломит, суставы крутит. И никто от болезней на старости лет не застрахован, какой бы здоровый образ жизни не вел. - И предложил подлечиться хорошим коньяком.

С поспешностью, менее чем за две недели, Троицкий собрал все разрешения, которые нужны для проведения раскопок. Техника для земляных работ нашлась в Заречном. Рабочим из стройбригады, которые так и норовят чего украсть, сколько им не заплати, Троицкий не доверял, потому решил взять на раскопки своих, проверенных ребят с кафедры археологии. Студенты-старшекурсники и аспиранты - все как на подбор рослые и мускулистые, кровь играет с молоком. Куски тугого мяса, отобранные и взлелеянные Троицким для особого предназначения – копать лопатой. Некоторые из ребят, те, что помоложе, еще не разучились думать.

Присли с его чертовской интуицией сумел застать Троицкого, как тот его не избегал, в кабинете на кафедре, и отчитал, словно нашкодившего пацаненка: техника, предназначенная для строительных работ, для раскопок вовсе не подходит, неокрепшие студенты выдохнуться за три дня работы, да и с детворой нянчиться Присли не намерен. С особой настойчивостью он спрашивал о каких-то пробах грунта, которые он отобрал на пустыре и просил отдать на анализ. Через три минуты разговора Троицкий от него сбежал, сходу сочинив предлог, мол в исполкоме ждут дела. По мобильному он вызвал Ольгу и чуток прикрикнул на нее, чтоб не истерила – сэр Натаниэль Присли вовсе не чудовище, а молодой еще мужчина со смазливою наружностью и благородными манерами, которому она должна понравиться. Ольга ведь гораздо привлекательней, чем лупоглазые аристократки, обезображенные признаками вырождения своей породы. 

- Займи его чем-нибудь, чтоб он за мною не ходил, - распорядился Троцкий, скорым шагом опускаясь по щербатым каменным ступеням от двери на улицу. - С ребятами, с которыми ему работать, познакомь.

Пальцы его привычным неосознанным движением искали в боковом кармане брюк  брелок сигнализации автомобиля, а память запоздало выбросила на поверхность тот момент, недели две назад, когда он с брезгливостью смахнул в корзину с глянцевой поверхности стола какой-то мусор, расфасованный в одноразовые тонкие пакеты. 

… После того как Ольга командирским тоном гаркнула, что оценки за летнюю практику в этом году выставляет Присли, на одухотворенных лицах студентов зардели чахлые всполохи внимания. Присли рассказал студентам о своей последней находке - в нескольких минутах езды от центра города, на пустыре, он обнаружил следы давнего пожара. Там когда-то стоял купеческий особняк, возведенный, судя по остаткам кладки, не позднее 18 века. Анализ грунта с пустыря, результатов которого Присли отчаялся дождаться, помимо точного возраста особняка, должен прояснить причины возгорания и происхождение материала, из которого он был построен. Если провести на пустыре несложные раскопки, то можно найти уцелевшую в пожаре утварь из металла и керамики.

Студенты вяло перешептывались за спиною Присли: по всему заметно, что он регулярно железо в спортзале поднимает, но без фанатизма, в меру, и без гормональных препаратов, а как заговорит, так от тоски засохнуть можно. Несмотря на то, что широкий козырек над дверьми математического факультета укрывал от нависшего в зените солнца, под цыплячьим пухом на щеках студентов, словно солнечный ожег на нежной детской коже, багровел румянец, вымученный духотой.

Присли замолчал на полуслове. Губы его криво дернулись в ухмылке, предвещая бурю. Ольга глянула на него исподлобья и, умело балансируя на высоченной шпильке, попятилась назад.
Миндалевидные глазищи непроглядной черноты, которые недавно с въедливой надменностью сверкали иглами, напитанными маслянистою отравой, застыли в одной точке двумя каменными гольцами.

- Все свободны на сегодня, - тихий голос, ровный тон, будто Присли снизошел до разговора с тем, кто его внимания не стоит. – Ольга, я вам позвоню, как только вы понадобитесь.

Еще в голосе - не разобрать - то ли боль, которою он заглушить не смог, то ли могильная тоска, то ли глухое, сбитое в тугой комок накопленное раздражение.
Дверь математического факультета – дешевый легкий пластик со стеклом –распахнулась, и последовало то, чему Троицкий не уделил внимания, но что, в конце-концов, послужило наилучшей демонстрацией того, насколько эфемерными были планы, которые Троицкий строил относительно персоны сэра Присли.
 
*****


Продолжение: http://www.proza.ru/2011/02/19/1322