Ехал Пушкин на камазе

Осень 1984. Луганск.

Группа ракетных дивизионов с позывным «Насыпка» располагается на возвышенности, с которой открывается вид на окрестные поля, далекие домики села Желтое и проходящую понизу трассу Луганск - Краснодон.
В трассу перпендикулярно врезается наша дорога, которая начинается у металлических ворот, сваренных из подвернувшихся под руку кусков арматуры, и выкрашенных в традиционный болотный цвет.
Меня, молодого лейтенанта посылают на какое-то важное задание. Я назначаюсь «старшим машины» и должен обеспечить чей-то переезд, то есть подогнать машину к офицерской пятиэтажке в Александровске и ждать дальнейших указаний.
Непрерывно бубнящий водитель жалуется на сцепление, тормоза, топливный фильтр, резину на колесах и все прочее, на чем нам предстоит ехать, но большущий «Урал» заводится, и мы выкатываемся к воротам.
Как и положено, у ворот располагается КПП – прямоугольное кирпичное строение, в котором, практически бессменно, дежурит солдатик из какой-то восточной республики с непроизносимым именем. Для простоты общения все зовут его Васей, на что он охотно откликается. Его задача проста и незатейлива – записывать в журнал номера и старших машин, а также фиксировать время прибытия-убытия.
Вася выходит из «дежурки», и, подойдя к подножке «Урала» спрашивает:
- Кито старщий?
Это, пожалуй, единственная фраза, которую Вася произносит на приемлемом русском языке. Я высовываюсь в окошко и также лаконично отвечаю:
- Лейтенант Соболев.
- Парасыли пдждат, - говорит Вася, и я понимаю, что кто-то хочет доехать до дома нашей «попуткой». Дело привычное. Выскакиваю на дорогу перед закрытыми воротами, и прошу водилу съехать на обочину, освобождая проезд.
Вася тем временем теряет ко мне всякий интерес и возвращается в дежурку, чтобы сделать отметку в журнале. Я катаюсь достаточно часто и вопрос относительно моей фамилии скорее ритуал, чем насущная необходимость.
Закуриваю. Время терпит. Водила с легкой ненавистью пинает переднее колесо. Так проходит минут десять. Захожу в помещение КПП позвонить в штаб. На столе лежит открытый журнал, где почерком похожим на кардиограмму сделаны записи. Последней значится моя фамилия. Читаю. «Соблив». Жестоко. Переворачиваю страницу. «Собиль». Обидно. Моя фамилия написана несколько раз и всегда неправильно и всегда по-разному.  Ищу фамилии сослуживцев, чтоб порадовать друзей вариациями. Вместо них внезапно натыкаюсь на фамилии из учебника литературы: Чехов, Блок, Пушкин… Солидно!
По дороге дребезжит «Зил»- водовозка. Вася, сидящий на табурете в тени домика, проворно кидается к машине:
- Кито старщий? – традиционно спрашивает он и слышит в ответ:
- Капитан Золотарев!
- Как? – вопрошает Вася, для которого все, что длиннее трех букв – неразрешимая проблема для записи в журнале.
- Золотарев, %&^(*!
- Как фамилий!? – не сдается Вася, для которого «Золотарев» уж точно никак не фамилия…
- %&^(*, пиши Пушкин!
Васино лицо приобретает черты умудренного опытом удыгейского охотника, которого не проведешь:
- Э-э-э-э, зачэм так гаварыш…. Пушкин час назад на КАМАЗе уехал!
Я бессильно опускаюсь на табурет перед Васиным столом. Меня душит смех. Взгляд невольно падает на открытую страницу журнала:
«11-20 КАМАЗ Пушкин».
Ты смотри, молодец! Не соврал!