Глава 10 Каток на манной каше

         

     Многие не любят манную кашу, и даже упоминание о ней вызывает у некоторых людей  отрыжку.  Причинами такого восприятия к ней могут быть различные случаи.  Некоторые объелись ею в детстве,  другие и  в детстве не ели и взрослыми стали -  не едят, потому что боятся располнеть.  Это, как правило, относится к засидевшимся  девицам-невестам.  Ряд серьезных мужчин принципиально считают манную кашу отроду детским питанием, неспособным удовлетворить их вкусовых  привилегий.  Встречаются и такие оригиналы, которые вообще не едят никаких каш из всех известных у нас круп.
            Нас в детдоме не баловали заморскими яствами, да и знали мы о них только по наслышкам и книжкам. Зато манную кашу на молоке наш шеф-повариха Евдокия Кузьминична варила  пять раз в неделю и подавалась она в составе общего меню к утреннему завтраку,  просто так, или с каким - либо вареньем, и тогда называлась «гурьевской».
      Должен отметить, что вряд ли кто знал, как готовят настоящую «гурьевскую» , включая и нашу шефа-повариху, но ели мы её с аппетитом и принимали за «гурьевскую».
              По понедельникам манная каша готовилась только молочной. И вот однажды, когда сели завтракать, один из нас   стал стучать ложкой по столу, требуя «гурьевскую».
           Михель, который кушал всегда вместе с нами, встал из-за стола и подошел к стучащему.
- Стукни ещё два раза по столу и отдай ,мне ложку, - попросил он, отбирая у бунтовщика ложку. – Зачем бить стол, если он не виноват, что сегодня понедельник и в меню нет «гурьевской» каши ,-  улыбнувшись спросил Михель и,  положив ложку обратно на стол, вернулся на свое место.
        Бунтовщик знал, что Михель два раза не повторяет своих просьб  и наклонившись к столу,  тихо продолжил завтракать, но манную кашу есть не стал.
          Надо воздать должное моим детдомовским воспитателям и обслуживающему персоналу, которые так бесшумно руководили нами, далеко не «паиньками», мальчиками и девочками.
          Завтрак подошел к концу,  Михель уже позавтракал. Он направился к выходу из зала столовой, когда сегодняшний бунтовщик, а звали его Петя Шкурко,  взяв со стола полную тарелку с манной кашей, перевернул её и выбросил всю кашу  на линолиумый  пол в проход между столами.  Проход был довольно широкий и тянулся  до самого выхода, у которого и остановился Михель.
        Шумевший, как улей,  зал столовой, поняв в чём дело, затих. Сидевшие за столами мальчишки и девчонки настороженно смотрели то на Михеля, то на Петю Шкурко, который сам опешил и положив пустую тарелку на стол, минуту стоял в нерешительности: что делать дальше.
       В следующее мгновенье, увидев улыбающиеся лица своих  друзей сверстников и поняв, что они его поддерживают, Петя, отступил  шага три назад, разбежался и, наступая на размазанную по линолеуму кашу, заскользил по проходу к выходу.  В середине его  он шлёпнулся и на своих штанах, как на санках,  доехал до выхода, где и очутился в руках у Михеля.
- Где больно? – первое, о чем спросил его Михаил Николаевич, поднимая  с пола и ставя на ноги.
    - Нигде не больно!- парировал Петя и постарался выскочить из столовой, но не тут-то было: такие штучки у Михеля не проходили, и ему пришлось вернуться в зал столовой.
         Шалости и баловство всегда азартны и подражаемы детворой, да и взрослые ими не брезгуют.  Всё, что случилось дальше, подтверждено этим.
           Последователей Пети по «скоростному» катанию по манной каше на линолеуме оказалось столько, сколько  детей пришло на завтрак.
     Мигом образовалась очередь  для того, чтобы прокатится на ногах по скользкому полу и, главное, оказаться в руках Михеля.   Кто-то добавил недоеденную манную кашу на пол.
          Без капли возмущения стоял Михаил Николаевич,  как Гулливер в стране лилипутов, из известной сказки, широко расставив свои длинные ноги, и ловко ловил всех к нему подъезжающих, когда они оказывались между этими ногами. Подхватывая подмышки, он ставил рядом и, взяв за ухо, отводил в сторону приговаривая:
- Любишь кататься – изволь не обижаться! –
В этой азартной схватке между групповой шалостью и восприятием её
воспитателем не должно быть равенства.  Михель знал, что любая шалость, выходящая за пределы дозволенного, должна быть взята под его контроль.  Остановить её окриком, приказом не представляло большого труда, но несло в себе все-таки насилие и потерю авторитета.
        Взять за ухо -  тоже насилие, но при определенных условиях, не потеря авторитета, а может его приобретение.
        Когда Петя Шкурко, прокатившись второй раз, был поставлен рядом, но  Михель не взял его за ухо, а просто сказал:
 - Ты свободен и можешь выйти из столовой,- Петя возмутился:
 - Почему  не взял меня, как всех других, за ухо?  Не пойду из столовой пока не возьмешь за ухо!- 
 Михель ответил:  - Это тебе, дружок, в наказание за капризы! -
         Педагогический опыт Михаила Николаевича подсказал ему, что нужно включиться самому в эту игру и руководить ею.
         -Кто там мешает движению ?  Прошу не группироваться парами, -    давал он распоряжения, если создавалась неразбериха в очереди.
        Когда все накатались, Михель в заключение сам проехал на ногах по скользкому проходу и объявил, что теперь необходимо взять на кухне ведра и половые тряпки и вымыть пол в зале столовой до блеска.
          Хорошее настроение осталось у нас на весь день:  мы пошалили, но нас не поругали, мы помыли полы -  нас похвалили.