Мечта

…Как рано пожелтевший лист,
до срока предсказавший осень,
они есть вечный знак вопроса –
ужель Господь несправедлив?..

(Е. Матусовская «Больные дети»).


  Весенний снег смешался с землей. Мутные лужи превращались в огромную, грязную бездну талой воды. Уличный мусор в виде пустых тетрапаков, тряпок и газет был разбросан вокруг или весело летал по ветру, поднимаясь до третьих этажей. Вода постепенно пробиралась внутрь обуви. Мерзкая сырость, ветер заставляли прибавить шаг редких прохожих. Прогулка по грязным вечерним улицам – совсем не романтично. Темнело. Я шла медленно, обходя открытые люки, мусорки.
  Во дворе играли дети. В мусорном контейнере они нашли сдохшую крысу и принялись  играть ею в футбол, по очереди пиная друг другу.
  Рядом находилось общежитие. Первый этаж – участковый пункт милиции № 14. Открытые окна, решетки. Второй этаж – балконы, увешанные застиранным бельем, общие кухни. Изнутри ругань, крики женщин, звон посуды, детский плач. За углом курили и громко матерились школьницы. Их красочно – тупые лица приобретали мнимую серьезность при каждой затяжке. По другую сторону здания находилась почта. На этом почтовом отделении жители скверной общаги отправляли письма своим мужьям, братьям и сыновьям – зэкам или солдатам. Рядом был расположен интернат. 
  - Извините…- тихо и неуверенно пролепетал позади детский голос. Я остановилась и, обернувшись, увидела светловолосого мальчика лет одиннадцати. Вопросительно поглядела на него. – У брата сапог порвался. Ноги промокли. Он может заболеть. Папа послал меня за клеем в магазин, чтобы починить, а клей там не дают. Вы бы не могли купить? – попросил он и протянул на грязной ладошке копейки.
  - А где папа твой? – поинтересовалась я.
  - Дома водку пьет. – ответил он, неопределенно указывая на какое – то из окон старого общежития.
  - А мама?
  - Мама умерла. – мальчик потупил глаза и ближе подошел ко мне, протягивая мелочь.
  Брат мальчика был еще совсем мал. Он смотрел на меня, шмыгая носом и утирая грязное лицо маленьким кулаком.
Сапог и вправду был порван. Оба они молча глядели исподлобья, ожидая моей ответной реакции.
  В маленьком, пристроенном к общежитию магазинчике на углу, недоброжелательная продавщица продала мне водостойкий клей «СУПЕР МОМЕНТ». Я повертела тюбик с клеем в руках. На нем было написано: «БЕРЕЧЬ ОТ ДЕТЕЙ!»
    Наверное, у этого мальчика, того, что постарше, имя какое-нибудь совсем детское, простое,- подумала я и решила спросить.
 - Как тебя зовут?
 - Коля. - ответил он, с непонятным подозрением прищурив глаза.
 - Спасибо вам. - услышала я, вовсе не ожидая слов благодарности.

                *    *    *
  Из крайнего окна общаги доносился жесткий мат разъяренного пьяного мужика. Затем он выбежал из подъезда, словно догонял кого – то, обещал навести расправу, угрожал. Никто из прохожих не реагировал, только сторонились некоторые. Видимо, белая горячка. 
  Коля и его маленький брат исчезли также незаметно, как и появились. В недоумении я стала оглядываться по сторонам, но рядом уже никого не было.
  Мужчина скрылся за старым двухэтажным жилым домом. Какое – то внутреннее любопытство, ощущение опасности или просто чувство банального липкого страха, подтолкнули меня последовать за ним. Я посмотрела на часы и решительно ускорила шаг. Иногда происходят такие вещи, которых не можешь объяснить даже себе, не говоря уже о том, чтобы мотивировать свои поступки перед другими людьми. Да и вообще, зачем мотивировать? Мотивация – слишком правильное слово.
  Я почти бежала, хотя сама не знала зачем и куда я бегу. Бежать на каблуках было совсем неудобно. Я чувствовала, как участился мой пульс. В темноте я пыталась не потерять из вида шатающуюся из стороны в сторону мужскую фигуру. Пьяный постоянно сворачивал за углы одинаково обшарпанных домов, озирался, и, наконец, скрылся в подвале такой же «двушки», словно провалившись сквозь землю.
  В окнах зажигали свет. Я приблизилась к подъезду, в который, по моему наблюдению, зашел пьяный человек. Люди в душных маленьких квартирках разговаривали, громко включали телевизоры. Голос диктора новостей канала «ОРТ» слышался даже на улице, сообщая об очередном терракте где-то на юге. 
  В подъезде стоял шум. Я сразу же узнала неприятный голос преследуемого. Он мерзко бранился, с трудом выговаривая слова. По глухим ударам я поняла, что он безжалостно кого – то бил.
  Я немедленно спустилась в подвал. Передо мной открылась совершенно немыслимая, изуверская картина. Схватив, валявшуюся в углу металлическую трубу, мужчина жестоко наносил удары тому самому Коле, который подогнув под себя колени, лежал около стены. Скрючившись от боли, он захлебывался слезами, повторяя слова: «больно», «не надо, папа!». Надрываясь от недетского и даже нечеловеческого крика, мальчик просил о пощаде и клялся никогда больше чего–то не делать. Колю избивал собственный отец.
  Во мне смешалось сразу несколько чувств. Слезы мгновенно выступили из глаз. Обезумев от страха, жалости, ненависти и бессилия, я выбежала во двор и стала звать на помощь.
 - Помогите, он убьет ребенка! – кричала я в панике. – Сюда, скорее!
  На секунду я замерла, ожидая ответа. Никто не реагировал. Прохожие глядели неодобрительно, приняв меня, вероятно, то ли за сумасшедшую, то ли за алкоголичку. Мне казалось, каждый удар пьяного отца Коли становился все сильнее, все жестче. Он, как будто играл в какую – то дикую азартную игру, где нужно было проявить всю свою безумную силу. 
  На площадке первого этажа открылась дверь. Пожилая женщина тяжело выползла на лестничную клетку и начала пристально вглядываться в темноту.
 - Полицию! Вызывайте полицию! – громко потребовала я.
Женщина не шевелилась. Отвратительно причмокивая, она лишь  только шаркнула стоптанным красным тапком.
 - Ты бы шла отсюда! Да побыстрее. Сами разберутся. Без тебя. Здесь еще не такое бывает,- привычно объяснила она. – Тоже мне, спасительница разлагающихся душ!
  В дверном проеме квартиры показался черный кот и пронзительно мяукнул. Женщина подняла кота на руки и исчезла, захлопнув дверь изнутри.
  Шум в подвале стих и вскоре прекратился совсем.
  Демонстрация превосходства над ребенком на сегодня была окончена. Завтра будет следующая, которая впоследствии  станет обыденной для детской психики, заставит привыкнуть.
  Я шла по темной улице, пытаясь прийти в себя. Хотелось побыстрее прийти домой, принять ванну, лечь в постель и забыться глубоким сном, ничего не вспоминая. Нет, я не удивлялась увиденной картине избиения ребенка, потому что насилия в мире необыкновенно много. И сколького еще мы не знаем, о скольком еще не догадываемся? Меня поразило то, что каждый из нас с легкостью отгораживается от окружающего мира, и аморальные вещи приобретают вполне привычную форму.
  Я не могла заставить себя уснуть и продолжала вспоминать.  В тот момент я чувствовала себя беспомощной, бесполезной. Внутри, я словно разделилась на две половины и мысленно оправдывалась перед собой.
 «А что я могла сделать?» - спрашивала одна часть меня у другой.
 «Могла, но не сделала. Струсила, слабачка!» - отвечал другой внутренний голос.
  В моей комнате было темно. Я тяжело вздохнула и закрыла глаза.
 «Тоже мне, спасительница разлагающихся душ!»

               
*    *    *
  Я заканчивала институт. Собиралась стать педагогом и работать с детьми. А если, например, я была бы каким – нибудь архитектором или менеджером, может я тогда не испытала бы чувства вины, не стремилась бы помочь несчастному ребенку?
  Прошло несколько дней. Я твердо для себя решила обязательно найти Колю. Мне хотелось принять в его жалкой и убогой жизни хоть какое – то  мизерное участие, помочь чем – либо. Хотелось загладить свою вину перед ним в том, что не сумела остановить тот дикий кошмар, не защитила.
  В сером подъезде уже знакомой мне двухэтажки пахло сыростью и гнилью. Я постучала в дверь. Долго никто не открывал. Я закурила. Под ногами мерзко скрипели доски. Звук одиночества. Наверно, здесь каждый по – своему одинок и пытается скрыть это за ненужными семейными скандалами, разговорами с соседями. А если ты совсем одинок, можно громко включить телевизор, чтобы хоть кто – нибудь говорил. Не разговаривать же с самим собой?
  За дверью послышались шорохи. Я потушила сигарету и стала размахивать руками, пытаясь развеять сигаретный дым на лестничной площадке. Но никто не спешил открывать мне. Я постучала еще. Наконец, дверь медленно стала открываться и передо мной показалась уже знакомая мне пожилая хозяйка черного кота.       
  - Здравствуйте…- начала я. Женщина молчала и как – то странно глядела на меня. Она показалась мне нетрезвой. – Я была здесь, когда мальчика били. Колю. Помните?
  - А, ну? – проговорила она. – Чего тебе? Ты из милиции что ли? 
  - Нет, не из милиции. Я лично хотела бы получить некоторую информацию о Коле. Может вы знаете где он живет?
  - Где, в интернате он живет, где ж ему еще жить? Отца прав лишили. Мать – Верка, шалава, сдохла. Вот они вдвоем с Семеном – то и остались. С интерната который раз бегают сюда в подвал курить, клей нюхать. Вечером – то здесь их только и ищи.
  - Клей нюхать, говорите? 
  - Так, а то? Расплодилась шваль беспризорная, хоть трави! – озлобленно произнесла она.
   Мне больше не хотелось слушать ее неприятно – скрипящий голос. Хотелось уйти. Я направилась к выходу, а хозяйка черного кота еще продолжала что - то занудно рассказывать, причитать и браниться. 



*    *    *
   Я сидела на низкой деревянной лавочке в соседнем дворе и наблюдала за подъездом, в котором находилось Колино пристанище. Прошло около часа.
   Наконец, во дворе появилась шайка оборванных мальчуганов. Они бегали, шлепая по лужам, дразнились, кидали камни в дворовых собак. Через некоторое время, все они как – то незаметно для меня скрылись в этом самом подъезде. Я встала со скамейки и решительно направилась туда же. Мне стало немного страшно. Может быть, этот Коля какой – нибудь малолетний преступник? Да и сама я, собственно, что там забыла опять? Кого я должна спасать и отчего? В жизни ведь как должно быть, так все равно и будет. Мне стало как – то неловко, неуютно.
  Я спустилась в подвал, брезгливо оглядывая стены. До меня стали доносится приглушенные детские голоса. И здесь, я остановилась как вкопанная. Я застала пятерых мальчишек за нюханием того самого, купленного мной «СУПЕР МОМЕНТа». Один из них, по всей вероятности, самый старший, лет пятнадцати, смело давал указания. Другому, ребята надевали на голову целлофановый пакет.
  Они не замечали меня. Я попятилась и, поднявшись по лестнице обратно, стала наблюдать за всем этим ужасом из – за стены. Мальчик, нюхающий клей, долго сидел на полу и не двигался. Его друзья внимательно наблюдали за ним, шутили, смеялись. Затем, они принялись раскачивать его из стороны в сторону. Среди них был и Коля, и его младший брат Семен. Малолетний токсикоман с пакетом на голове, медленно зашевелился и упал на пол.
  По следующим их движениям, я поняла, что пришла очередь Коли. Когда пакет с клеем одевался на голову, кто – то должен был недолго держать его, прижимая к шее. Я представила, как Коля также недвижимо упадет на пол, потеряет сознание. Неужели очередь дойдет и до Семена? Мне не верилось.
   - Стойте! – неожиданно сама для себя, вскричала я и снова спустилась в подвал. Подростки испугались и быстро сбились в угол, прижавшись друг к другу. Они напоминали мне нашкодивших щенков. Все четверо запугано глядели на меня, ожидая жестокой расправы. – Вы что творите?! Совсем одурели?! – я торопливо сорвала целлофан с лежащего на полу и принялась хлопать его по щекам. – Да очнись же ты, гаденыш! – подростки глупо смотрели на меня, словно не осознавая что происходит. Мальчик на полу медленно стал открывать глаза, сделал несколько медленных движений. И только глаза Коли почему – то улыбались мне. Я увидела знакомые ямочки на щеках. Он снова по – взрослому прищурился. – Забирай брата, идем! – потребовала я. 


*    *    *
   В парке было спокойно и безлюдно. Хотелось остаться здесь навсегда и слушать птиц, радующихся приходу тепла.
  - А за что тебя отец бил? – осторожно спросила я у Коли, который сидел рядом на скамейке и болтал ногами в маленьких резиновых сапогах.
  - За клей, – ответил он просто. – Он в окно увидел, как ты мне клей отдавала.
  - Значит ты меня обманул, что брату сапог надо чинить. – Я взглянула на Семена. Сапог его был все также порван и чинить его никто не собирался. Он с любопытством ковырялся в грязной луже, недалеко от нас.
  - Обманул. – согласился Коля.
  - Вот скажи мне, у тебя есть мечта? – поинтересовалась я, заставив задуматься своего собеседника.
  - Есть.
  - А какая?
  - Хочу конструктор. Конструктор собрать, яркий такой. И показать друзьям, что это я собрал. А они, чтоб удивлялись, хвалили.
  - Так ведь если чего – то очень хочешь, это обязательно сбудется! Только надо стремиться, верить. А разве ты стремишься?
  - Нет. А как?
  - Нужно перед сном, когда никто не слышит, шепотом свою мечту повторять. Всегда. И тогда она сбудется. Очень скоро. Обязательно сбудется!
  Коля удивленно смотрел на меня и был готов начать повторять свою мечту прямо сейчас.
  - И тогда у меня конструктор появится?
  - Непременно появится, вот увидишь?
  - Как у Мишки конструктор?
  - Даже лучше будет! Но есть еще одно условие…
  - Это какое?
  - Чтобы мечта осуществилась, нужно здоровым быть и учиться хорошо. А если клей нюхать будешь, заболеешь, отравишься.
  - И умру?
  - И умереть можешь. И тогда у тебя конструктора не будет и вообще ничего не будет. А будет все только у Мишки.
  - И правда, – озадаченно произнес Коля.
  - А сейчас вам нужно вернуться в школу. И обещай, что убегать больше не будешь!
  - Не буду убегать. Я буду тебя там ждать. А когда у меня конструктор появится, ты будешь приходить и помогать мне его собирать.
  - Ну вот и договорились! - Я подозвала Семена и достала из сумки шоколадные конфеты, печенье. - Вот, возьми, тебе и брату.
  Оба стали жадно их перебирать, разворачивать и есть.
  - Я больше не буду тебя обманывать, – пообещал Коля, жуя печенье. Казалось, он сам очень хотел верить в то, что говорил. Хотел уйти, убежать от всего, к чему давно привык. – А ты еще придешь? – с надеждой спросил он.
  - Конечно, приду.


*    *    *
  В «Детском мире» я долго рассматривала конструкторы. Тот, который понравился мне, был дороже остальных и лучше.
  Коля учился в пятом классе, Семен - в первом. Я выбрала еще красивую мозаичную азбуку для первоклассника. По ней было очень интересно складывать яркие разноцветные буквы и слоги. 
  По пути я зашла в продуктовый магазин. Купила еще конфет, пряников, вафлей, фруктов. Хотелось, чтобы ели не только Коля и Семен, но и другие дети.
  В холле интерната меня встретила женщина – воспитатель с каменным лицом и высокой прической.
 Я поздоровалась. Женщина вопросительно глядела на меня.
 - Вы по какому вопросу? – строго спросила она.
 - Мне бы Колю и Семена увидеть. Они братья. Здесь живут.
 - А вы им кто будете?
 - Я им никто, собственно. Я так, доброволец. – сообщила я, глядя на свои пакеты.
 - Что в сумках? Покажите!
  Я стала выкладывать содержимое пакетов. Женщина, толком не успев взглянуть на мои покупки, вытянула лицо и принялась возмущаться.
  - Знаете что, девушка?! Нам тут детей портить не надо вашими импортными штуками. Забирайте обратно! – отмахиваясь, проговорила она.
  - Так сейчас ведь все импортное! Другого и не найдешь. – пыталась оправдаться я.
  - И не надо! Они у меня так совсем разбалуются. А остальные завидовать будут. Вы бы тогда на всех покупали!
  - Ну завидовать, это да! Может, хоть как – нибудь возможно? Пусть вместе играют.
  - И вообще, мальчиков я позвать не могу. Они на уроках сейчас.
  - Я подожду.
  - Ждать не разрешается. Вы постороннее лицо, – как будто на ходу придумала воспитатель. Ждать, конечно же, разрешалось.
  Повисла монотонная пауза. – Ладно, оставьте это здесь. – указала она на подоконник. - Я передам детям ваши гостинцы и порядок, – снисходительно пообещала работница интерната.     – И советую вам больше не заниматься благотворительностью.
  - Это почему? – удивилась я.
  - Завидите своих детей и воспитывайте! Чего вы лезете в чужую жизнь? Вам за это никто памятник не поставит.
  - А мне это и не нужно.
  - Ну и порядок. Значит до свиданья!
  - А я вам советую за детьми смотреть лучше, - строго проговорила я, - Чтобы они у вас не бегали «МОМЕНТ» нюхать по подвалам. Если это не ваш ребенок, это не значит, что он не нуждается в настоящей заботе.
  Воспитатель молчала, недоуменно глядя на меня накрашенными глазами. Оставив пакеты, я вышла. Она, конечно, знает обо всем. И про клей, и про насилие. И про рваные сапоги Семена тоже знает. Знает, но ничего не делает. В конце рабочего дня она получит зарплату и забудет  про Колю, Мишу, Ваню.
  Да и кто сказал, что у Коли когда – нибудь все же появится конструктор? Наверное, воспитатель заберет все это и подарит своим детям, а Коля так и будет перед сном шепотом повторять свою мечту и ждать, когда она осуществится и у него появится яркий конструктор, лучше Мишкиного.
  Я решила, когда закончу институт, обязательно пойду работать в этот интернат. И тогда никто не будет убегать. Не будет ни клея, ни насилия, ни порванных сапог.   
 


               


Рецензии