Про Галистрат Нихт Вермишелеву-Копашовскую

Галистрат была из тех людей, кто запихивал конную армию в блендер или наоборот и не видел в этом ничего предрассудительного. В любом случае, давалось это туго, а бралось посвободнее. Из привычек и особенностей она вмещала в себя каминную тягу к опилочной шерсти и небрежную левую половину гусара на нижней верхней рукавичке. Галистрат была повсеместно снабжена колыханиями, поэтому случайные связи бывали в ней с избытком. Из гречки она любила только еду, а под одеялом держала себя в старомодных бигудях.

Нарядившись с утра в канапе и нацепив под глаза мешки, Вермишелева-Копашовская отправлялась прогуливаться по крематориям. Там она хрустела попкорном, пальцами, возрастом, пока людей жгли. Если человек горел плохо, Галистрат заботливо подливала в топку слезы, а если человек был к тому же еще и живой, то просто ободряюще хлопала по плечу. Потом она задумчиво каталась вокруг печи на самокате и пела неизменную: «Коли дуется замшелая пипня, так куда же к карасям, беспокойные гаврюшки?!..»

От гороха до обеда за Галистрат гонялись улюлюкающие наволочки. В этом не было необходимости или была. Если наволочки настигали Галистрат, то тормошили ее пятки в бизонах, а потом делали вид что ничего не произошло. Но Галистрат все принимала близко к сердцу и, в основном, сорокоградусное. Бывало еще что с тапочек ночью срывали замки и угоняли в паломничество. Кто это постоянно делал, Вермишелева-Копашовская не догадывалась, но была уверена что это наверняка какой-нибудь Алеша.

Ровно двенадцатого глухаря у Галистрат ссучилась экстравагантность. В тот день ее обременил собой слепой и хаотично эрегированный мальчик, а также не только ее. Неаккуратно заснув на балалайках, Галистрат поимела отменный сон про отчуждения тазовых наклонностей. Сон сводился хуже чем татуировка попы на попе, поэтому Галистрат почистила щиколотки, но и не только поэтому, а еще и потому что гигиена заставляла.

Характерный розовый цвет ее глаз неоднократно радовал население в теплотрассах. Однажды, жуя пропитанную боярышником стекловату, Галистрат завещала свои глаза науке и лично главному спелеологу местных подвалов Гавриле Потьмущему. Чуть позже, ослепшая Вермишелева-Копашовская уточнила что имела ввиду завещание глаз после смерти, но Гаврили перебил ее арматурой и прогнал с комментариями, высмеивающими отсутствие у Галистрат глаз. С тех пор местные болота напыщенно пыхтят и в них многое можно положить.