Фрагменты Именной поэмы

          Лейтмотив произведения это имена: от самого первого – давно забытого, до самого последнего – ещё неназванного.

          0

Инициалы, координаты –
моя визитка.
Вы не хотите сказать мне правду?..
Нет, не хотите.
Я наизусть вас уже не помню,
я с вами сросся.
Забыть ваш смысл не просто поздно,
а слишком поздно.
Я в эти знаки как в сеть попался.
И ставлю подпись.
Моя душонка – всего лишь паспорт;
дана ПоГОСТу.
А быть забытым и сжечь пожитки
дано немногим.
Им подражают, их ненавидят,
но не по догмам.
И тот, кто в прошлом звучал Антоном,
бутоном краски
раскрыл в подвале свои полотна,
мечтам предался…
   
          2

Общественно
          бесполезное
                занятие
практикующий. –
Плевание в потолок. –
Лучшее мероприятие,
нравственности
          эталон.
Самый момент прекрасный –
страдание от безделья.
Некуда тут опаздывать;
феерия и мистерия!..
А рядом спит кот
по кличке Гудрон.
Тук-тук:
          – Там кто?
– Это мы,   
          открой,– 
воспоминания и сны:
Марины, Иры, Даши,
твои дочурки и сыны
и даже
прадеды.
Твои друзья и недруги.
Праведники,
преданные
забвению:
соратники и соперники;
классики и современники;
славянофилы и западники;
болельщики и организаторы;
засранцы и ассенизаторы;
большевики и меньшевики;
коммунисты и демократы;
собаки и кошаки;
Дмитрии и Агаты.*
А за окном:
          – Мя-а-у.
Тихонько (кошка).
И опять:
          – МРЯ-А-У!!!
Но уже истошно.
И – вспышка!
Игорь, ты ли это?
Ишь ты!
Не-а –
Гриша.
Какой – не важно,
но Гриша – трижды
и Саша – дважды.
Причём Саша –
и так, и сяк
и Женя – и так, и сяк.
А далее лишь Костян,
гуляющий по костям.
И, под именем Немезиды,
вся планета по имени Земля,
где Зина тянет резину
и курит кальян Колян.
Милиция и Революция
идут говорить с Парашей;
а Розы идут по той цене,
что ставит им Папараций.
Надежда, Любовь и Вера –
тоже шлюхи продажные.
Всё гаснет во мраке, Света!
И нет непорочной Маши.
Виктория незамужняя
на Викторе неженатом.
Но это не вы, а ужасы
абстрактных фантазий автора!
          *Когда я хочу прервать телефонный разговор, я говорю: «ой, извините, ко мне пришли…» и кладу трубку. Обман безо лжи.

          3

Добрыня, Илья, Алёша –
не стать ли тебе четвёртым?
А ты всё кумаришь лёжа,
явлением отвлечённым.
От А-льберта и до Я-ши
все спорят и хорохорятся,
но с ними не сваришь каши,
кусошничать даже боязно.
Вы просто красьте заборы,
чините скамейки в скверах:
Андреи, Петры, Егоры,
Прасковьи и Даздрапермы.
Отставить все разговорчики. –
Пустейшая трата времени,
предательства форма заочная,
самозащита сплетников.

          5

Желтов, Черненко, Беляев,
Краснов и Римма Зелёная –
краски фамильярности.
цифры и числа после них:
Десятниковы и Сотниковы
и кажется сам граф Нулин.
Семейную связь носите вы
в душах по грязным улицам.
И Молотов с Кузнецовой
куют поколенье новое,
инертностью реакционной,
на смену былых Ньютонов.

          6

Юрий Игоревич
и Игорь Юрьевич.
Отчество –
связь с отечеством.
Перестановки шуточные,
просто от «делать нечего».
Порою, как заклинания,
звучат они оглушительно –
небесные сочетания,
как местные небожители.
Вот Юрия Алексеича
все знают в просторе космоса,
а Александр Сергеича
читают в любом возрасте.
В учебниках по истории
редкое сочетание –
Иосиф Виссарионович,
под псевдонимом «Сталин»;
кровавыми буквами вписанный
героями того времени.
Не вырвать нам той страницы
минувшего поколения.

          7

Танек и Анек уйма,
Росинок довольно мало.
Обложками их шкуры
становятся для Романов.
Любят поэты редкости,
крайности и диковинки.
Мне Шаганэ ревностно
видится в каждой школьнице.
А кошка за окном – «Мяу»,
безымянная и бездомная…
Прости смысловой ряд
героя моего сонного.

          12

А дома:
кот
          голодный
орёт как будильник,
урчит как холодильник.
«Ну и дебильный
          у меня кот» –
думал Юра. А Гудрон
думал в точности,
          да наоборот.

          13

В каждой Моське дремлет Мухтар,
а в каждом Мухтаре – Моська.
Сказка всюду – и здесь, и там…
главное друг упорствуй.
В каждой ящерице – дракон,
в каждой секунде – вечность,
а в рассуждениях дураков
машет рогами нечисть.
Только не дай себя с толку сбить
встречным чужим упорством;
каждое чудище норовит
пастью метать грозы.
Кто бытиё подаёт как быт –
в этом быту замешан.
Будь исключением средь быдл
в этом бреду встречном.
Рвался я опередить тень
героя моей поэмы;
сплюнуть истошную бредотень
в каверзную небыль.
Тут же встаёт роковой вопрос –
куда умирают люди?
Может быть, кто-то нажал «сброс»
на древнейшем
          из всех компьютеров?
Вяло текут, не поймёшь куда,
душевные все формации.
Возможно это такой формат
накопленной информации?
Однообразен весь мир вокруг
пошлой многообразностью.
Воображение
          дарует
прекрасные всяко-разности.
А потом призывает к оружию
и руки по локоть в крови.
Так что же все-таки лучше:
фантазии или быт;
жертвенность или выбор?

          14

Возвращаемся к герою,
кормящему кота.
Мир огромен?
Как бы не так!
Мы несём ответственность
за тех, кого приручили.
Кот ест.
Не ищи причин
          этого процесса.
Они неизвестны.
А выводы делать
          нужно.
Кот кушает.
Мир ограничен
в Юриной личности.
В ней кот ест –
и ничего личного,
и нечего лишнего,
только чавканье.
Часто ли
человек
          обретает знания
в созерцании?
А со стороны всё это выглядит
безграничностью выводов.
Кот уж сыт
и ссыт.

          15

А за окном кошка:
«Вьряу»
«Сколько можно?!» –
завёлся Юран.
«Заткнись, дура!!!» –
вот и с именем кошки
разобрались.
И от этого она ещё горше
разоралась.
«Кысь-кысь…
          БРЫСЬ!!!»
И она рванула из этой поэмы
в нашу реальность. Из аргументов
в факты.
Так-то!

          16

А куда?
Куд-кудах –
так наверно зовут куриц.
Мяу-гав –
кошек и собак.
когда
          на вас лают – 
вас величают по имени,
может зовут.
А куда?
Мне однажды сказали,
          что я дурак.
Согласен. ДА!
Умею держать удар.
Раз уж бог любит троицу:
А куда? –
Бьют ниже пояса.
          Разбили правое яйцо,
подставь левое.
Общественность скривиться:
«Вот мудак
          хренов!».
Д-А-А-А-А-А!!!

          17

А Юрка, несмотря на вылазки,
существо домашнее.
Никого не боится,
но и кулаками не машет.
Не подставляется под удар,
но и других не обижает.
Не загибается от труда,
но и других не загибает.
Силой не Франкенштейн,
ловкостью не Брюс Ли,
умом не Альберт Эйнштейн,
но и не инвалид.
приспособился – и лады.
Полностью независим.
Сам себе ненавистен.

          23

И Толик, с гордостью
слегка привстав,
представил родственницу:
«Моя сестра!
А это мой товарищ-
          друг. 
Яна – Юра,
Юра – Яна».
Ему подмигнув:
«Чертовка та ещё!»,
ей подмигнув:
«Дурак и пьяница!».

          24

– Когда я был очень маленьким
и мог съесть сто тонн конфет,
мне на ночь читала маменька
Мцыри – поэму Лермонтова.
И каждый раз, переслушивая,
я плакал, жалея барса.
Меня же за это шуточно
мать обзывала плаксой.
И мне всё время казалось:
зверюшка на сей раз выживет.
А мать надо мной смеялась
и величала нытиком.
Я плакал, не унимался,
и думал, что эти слёзы
спасают от смерти барса!..
Наверное, несерьёзно?..
– Мне так не кажется, Юрий.
И они говорили:
о природе, литературе
и о любимых фильмах.
А Юра витал в мечтах:
«Это ты – та самая!
Яночка… Яна».

          25

Имена вещей,
          имена ощущений –
все слова – имена
и не более чем.
Имена малышей
вырастают, стареют,
а потом умирают.
Хвала им и честь.
Бог – есть имя любви,
а любовь – имя силы,
сила – имя твоей
человек правоты.
А во имя чего
ты спасаешь Россию?
Перед Богом ответь,
ради этих притырков.
Я не спорю, не каюсь
пространным читателям.
Им не флёр и не флирт
я хочу рассказать.
Экспрессивно глобален
в локальности статики.
Вот как мерзко я влип
в этот сахарный лак.

          26

А Юре – одно имя
и замки из песка.
Толян подначивает:
«Друган, дерзай!»