Выборы Президента

   Чтобы временный Президент стал законно избранным, Конституция отпускала всего три месяца, и для этого нужно было сделать невозможное. Как раз этим невозможным и занялась команда политических аналитиков и имиджмейкеров, и им тут же выделили половину контрактных денег. Сошлись на двух вещах. О несложной программе Президента в несколько страниц электорат узнал сразу же: она так и называлась «Давайте решим несколько простых задач!» О второй вещи команда общалась с Президентом полушепотом.

   Нужно подметить, что противников слишком простенькой программы нашлось достаточно даже в политическом лагере Президента. Их можно было понять, ведь, думая о будущем, не очень сложное легче запоминать и проще критиковать. Но с другой стороны, говорили те, кто поистине любил Президента, простое проще держать на виду и, как правило, проще воплощать. Действительно, среди незначительных задач, которые ставил себе Президент, ярче всего выделялась одна: приведение всех без исключения общественных туалетов страны к западным стандартам.
   
   На утро, после принятия командой тщательно разработанного предвыборного плана, Президенту принесли прямо в спальню чулки грубой вязки на складно сшитой из толстой чёрной кожи подошве. Под одобрительную улыбку советника Президент вспомнил, что почти в таких чулках работала ранней весной на огороде его бабушка. Они отлично заменяли обувь, теплые, лёгкие и опять-таки к ним не прилипала садовая грязь. На дворе стояла еще ранняя осень, поэтому суть ношения таких чулок состояла в другом. По дороге в столовую, шаркая новыми подошвами и с нежностью думая о своём утреннем кофе, Президент заметил, что за ночь весь пол Президентского дворца был покрыт плотным ковролином, и даже на самые неудобные в геометрическом смысле места были натянуты скроенные на быструю руку коврики. Зелёную дорожку на ступеньках запасного выхода и ту поменяли на какую-то пухлую шерстяную структуру, какую он раньше никогда и нигде не замечал. Было ясно одно, ему надлежало как можно реже, а может быть, и вовсе не надлежало ступать по голой земле. А ещё раньше он согласился с командой, что о таких, странных на первый взгляд, изменениях лучше не спрашивать, так как лишние вопросы – это лишние уши и, стало быть, лишние сплетни.    

   Всё то, что раньше было обыденным в распорядке дня, принимало сейчас без преувеличения ритуальные формы: от простого приёма пищи и до естественного избавления от неё. Пришлось, к великому сожалению Президента, полностью отказаться от самой любимой забавы по утрам, главного вида спорта его юности – плавания в бассейне. Президент откровенно покусывал губы, когда приходилось по два-три раза в день снимать с себя перед душем всё домашнее тряпьё и голышом  наблюдать, как оно каждый раз сгорает в камине, в котором теперь предусмотрен крематорный газовый усилитель. Потом требовалось каждый раз снимать чулки на кожаной подошве у душевой кабины и после омовения, не касаясь плитки, со зверским усилием натягивать их на мокрую ногу. Но этого спецам из команды было мало. Они провели чуть ли ни шесть или семь заседаний по такому странному вопросу, как замена душевого пола. На одном таком заседании Президент с удивлением выслушал резкую полемику с высокопоставленным лицом Митрополии, который предлагал для пользы дела старинный и затёртый до дерева иконостас из развалившейся и забытой церкви, который нужно было лишь напилить по размеру и сложить вдвое, а то и втрое.  Духовное лицо, о котором Президент знал, что его первое образование инженерное, настаивал на своём, тихо шипя: «Жертвовать, так жертвовать!»      

   Даже времяпровождение с женщинами устраивалось по сценарию, который по глубокому убеждению Президента был далёко от истинного любовного общения. Если раньше он мог пригласить через своего человека из охраны одну или две женщины из прежних любовниц, скажем, какую-то успешную певицу или новое лицо канала, то теперь в пятницу до ужина ему приносили фотоальбом двадцати четырёх кандидаток, из которых нужно было выбрать двенадцать. Говорили, что их набирают и выписывают на ночь из престижных ночных клубов и домов терпимости Восточной Европы и Турции, а потом тем же чартером отправляют обратно. Но это было тёмным делом даже для Президента. То, что начиналось в каждую субботнюю полночь в самом охраняемом отеле столицы, трудно было назвать вакханалией. Если бы речь не шла о «добром имени» Президента, вряд ли понадобилась охрана из тридцати двух автоматчиков и множества людей из спецслужб. В широком зале на предпоследнем  этаже отеля, величиной с половину футбольного поля, выстраивалась вереница жертвенниц или нимф в одних накидках, вишнёвых или бирюзовых, в зависимости от декораций спектакля, которые каждый раз менялись.   

   Под  музыку духового оркестра Бреговича, известного как «Оркестр для свадебных и похоронных обрядов», жертвенницы двигались двумя рядами в лучах простенькой световой программы к подиуму, где в позе томного полубога их ожидал голый Президент, слегка прислонившись, вопреки наставлениям, к ведущей вверх лестнице. Каждая из двенадцати участниц феерии по очереди подходила к вожделенному телу и мягкими движениями, уходящими в потолок, гладила пенис Президента, так, чтобы живой орган как можно быстрее принимал направление параллельно его искусственным чёрным рогам. Танцы и строевые упражнения длились недолго, но обычно дольше, чем бы это хотелось Президенту, а потом мистерия неторопливо приближалась к своему финалу, который обозначался длинным, полным сумасшествия сигналом горна. Выбранная из жертвенниц женщина подходила, обнажаясь, к полубогу, и он тут же предавался с ней сексу безо всяких возможных рекомендаций, инструкций и безо всяких комплексов, т.е. как умел. К моменту максимального энтузиазма, или попросту оргазма, эротическую пару заграждали картиной полупрозрачного шёлка, и Президент в исступлении должен был выкрикнуть слоган своего катарсиса: «Я достиг неба, я бессмертен!» Впрочем, крик был слышен только спарившимся и членам команды, так как к этому моменту музыка достигала своего гармоничного и звукового апогея. Затем жертвенницу выводили, а за картиной никем не замеченные специалисты продолжали свою работу над экспериментом. 

   Нельзя сказать, что команда была удовлетворена своим клиентом. Но всякое, как шутили, насилие над кандидатом, преодолевалась довольно просто – с помощью денежных знаков. Главный заказчик нового законного президентства, чьё присутствие ощущалось лишь лёгким шуршанием счетов к оплате, ежечасно заботился о неукоснительном выполнении договоренностей. Прежде чем кандидат станет Президентом, он должен был стать богатым. А команда должна была при успешной работе получить больше бонусов, чем предусматривал контракт. Поэтому эксперимент, касавшийся именно второй, секретной вещи, по которой все стороны выразили согласие, – развивался положительно. Тем паче, что программа по реабилитации общественных отхожих мест стала потихоньку разваливаться, и это можно было предугадать. Избирательная компания разворачивалась после местных выборов и, естественно, до назначения нового правительства, значит, никто не мог спланировать госассигнования под новый оригинальный план. Местные органы управления объективно не могли предусмотреть этого в своих бюджетах, а дружбы со старым правительством не было в той достаточности, чтобы хотя бы сымитировать появление такой бюджетной статьи. В отсутствие хоть какой-то биографии кандидата, достойного государственного мужа и в связи со всё нарастающей трескотнёй телеканалов о слабой возможности выполнить прозападную демократическую программу только и оставалось, что напирать на запасной вариант. И этот план должен был быть убойным,  не отставлять никаких шансов конкурентам, ни капли сомнения в сердцах избирателей.

   Вознесение назначили на пятницу, за день до выборов. Впрочем, какое, к чёрту, вознесение. Речь, скорее всего, шла об ограниченной левитации, выражаясь техническим языком командных спецов. Хотя при народном энтузиазме временный Президент мог бы теоретически взмыть и на полтора метра над подиумом, несмотря на среднестатистические сорок сантиметров – своеобразная экспериментальная планка, на которой вознесся последний клиент два года назад в какой-то южноамериканской или азиатской столице. По всей ширине центрального бульвара бросалась в глаза забота о чистоте эксперимента. Тридцатитысячная толпа на площади Великого национального собрания была оцеплена солдатами и полицейскими элитных подразделений. Подиум вознесения был окружён второй цепью вооруженных солдат в виде круга, радиус которого составлял пятьдесят метров от эпицентра события. Внутрь круга имели доступ, не считая Президента, всего три человека: начальник его охраны,  представитель команды и оператор единственного телеканала, государственного, которого после мучительных сомнений аккредитовали на мероприятие. Считалось, что  величие данного события было бы естественнее и безопаснее передать не теле-картинкой, а из уст в уста. С другой стороны, телевидение можно было легче контролировать. Был, конечно, ещё один человек, который мог в любое время, зримо или незримо подойти на любое близкое расстояние к подиуму, но он не нуждался в доступе, он был выше этого.          

   В назначенный час ни с того ни с сего вдруг потемнело, как это бывает при полном солнечном затмении. Толпа ахнула, но тут же свет начал ступать в свои владения, как будто регулируемый реостатом. Вдруг на пустом несколько мгновений назад подиуме появилось сначала продолговатое лицо Президента неземного цвета в модных, почти незаметных очках, а потом – он весь, облачённый в белых, залитых светом одеяниях. И пока начальник охраны отдавал свои последние резкие приказы, пока представитель команды делал знаки затаившимся нимфам и оркестру, пока оператор взмывал в сторону на своём как будто испуганном телекране, пока невидимая рука отдергивала шторы на широком окне последнего этажа Президентского дворца, откуда открывался великолепный вид всего происходящего,  ... произошло непоправимое. Часть нижней одежды президента, та, что касалась подиума, была вдруг сорвана, и толпа с изумлением обнаружила волосатые конечности того, кому было предназначено возвыситься над ними. Более того, на кривых ногах президента были какие-то чулки грубой вязки на толстой кожаной подошве, о прямом назначении которых две трети присутствовавших на площади людей понятия не имело. Весь этот неожиданный поворот с элементами клоунады, а особенно непонятная президентская обувь, тут же вызвал смех толпы, который всё больше нарастал, распространяясь раскатами хохота от центра к периферии площади. Правда, были и там, и сям плакавшие от умиления люди преклонного возраста. Телетрансляция была сорвана.   

   Президента всё-таки законно избрали в следующее воскресенье. Усилиями избирательного штаба, а также подписями под новые крупные счета электорату было доказано, что конкуренты и враги бывшего временного Президента специально устроили срыв знаменательного события. С каждым днём уменьшалось число тех политических обозревателей и жёлтых газет, которыми, как говорил новый Президент, овладевали эмоции и которые упрямо продолжали тиражировать свои видения и мнения о произошедшем. Говорили, что виновным в срыве события был оператор гостелевидения или даже сам Президент. Неведомо было, кто именно уронил жвачку на подиуме, но сам глава государства не один раз был застигнут прессой за столь порочным занятием, как жевание резинки. За минуту-две до начала мероприятия оператор получил указание главного режиссёра осторожно приблизиться к подиуму и подправить нижнюю часть президентских одеяний, и тот был вынужден ступить одной ногой на подиум. Ботинок оператора задавил на белом шёлке банальную, сжеванную резинку с ананасовой добавкой. Поскольку всё это было безответственной импровизацией телевизионщиков, а до начала оставалось буквально несколько секунд, в рациях спецслужб раздался жесткий крик с благим русским матом начальника охраны, и оператор тут же взмыл в воздух на своём кране, унося с собой нижнюю часть белых одежд Президента. Но через полгода это объяснение было преданно забвению, так как слишком часто его ставили под сомнение угодные Президенту журналисты.