Еврейская ложка

                ЕВРЕЙСКАЯ ЛОЖКА.               
      

« Дано мне тело  -  что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить…» Мандельштам.

                ***
Сгибая прутья, вплетая их в корзину, можно получить еще одну полость. Зачем?
Умножать пустоту и молчание тревожное
молчащим, как дно сосуда
взглядом, встречаемым повсюду…
Смотрит кто? В пустых еще или опустошенных уже местах
дрожащий ветер мыслей в сухой траве слов  ищет отрешенных
от  деяний. Бредущих… Зачем?

Нет,  дно холодного сосуда
Пока не видим мы отсюда.
Дожди беспечно проливные
Растопят ребра ледяные
Подзимней пашни, перелеска
И в плоть земли ударят  веско
Копыта солнца. Свет и пламя
Теперь везде вокруг. И с нами
Еще не все дорешено…
Нет, небо нам еще не дно.
               
***
Это горловина, это горло. Горло, воспаленное ангиной, алчное горло пьяницы, дыхание окислами или и оксидами, небо проливает на нас… Проливает не все, что может. Спаси. Спаси. Тишиной, любуясь полнолунием,
ощущая как морской отлив свой мозг и кровь, поправляя на стенах покосившиеся от воздействия Луны картины, мы ожидаем от неба еще чего-нибудь необычного святого, беспредметного.
Замызганные  сугробы на обочинах дорог, тяжелая зимняя одежда и падающие звезды слез среди белого дня и беспощадности вечной духовной тишины – вот усталость. И кажется, то не сердце стучит, а размеренно шагает военный отряд, слышно, как он шагает… Он в тумане заблудится, зайдет не туда, пропадет… Кусок обоев оторван и обнажился картон с буквами. Так- так, под обоями годами была скрытая истина, заклинание, богатство всей цивилизации!        НЕ КАНТОВАТЬ.
Не кантовать, но бережно нести,
Не бунтовать. Пастись или пасти…
Не кантовать! Страдая не страдать
Все забывать. Не помнить, не терять…
               
                ***
Та…  пельмени еще более менее…
               
               
                ***
В мифологии общности мыслей
Есть сюжетец о равенстве мнений
Это уксус. Винцо то прокисло,
И, похоже, не стало брожений.

Ничего еще не придумано
Из того, что нам истинно нужно.
Инженер, отстоявший у кульмана
Отдыхает, конечно, заслуженно.

И таланты, не менее важные,
У компьютеров напрягаются…
Будут здания многоэтажные
И много чего ожидается…

А все-таки холодно. Мало,
Все меньше и меньше мест,
Где приунывший и подусталый
Бестревожно спит или ест.

Сулят, подуставшему, приунывшему
Грядущие изменения
Как альтернативу бывшему
Новое
военное
положение.


Вверх  дном весь день, вверх дном весь день, вверх дном, вверх дном, вверх дном весь день… Окно узор окно забор скрип снега звон и дрожь икон.

***
Два берега в одном сознании –
Один крутой, другой - пониже,
Идей высоких  и пожиже –
Носители те берега.
А между ними - страх  Господен.
И ни на что он не пригоден,
Вот почему я несвободен
И никому я не слуга.

***
Скоморошьи, мусорные мысли и дела,
Охлаждающие объекты самой всей Вселенной,
Не меньше, присущи человечьим телам,
Живущим на краю звездной, пенной
материи. Вперив взгляды в нее,
В надежде, что они не маленькие голые звери,
а Богоподобные существа, паства и
порождение естества,
своего зрения и слуха…
Но это надежда, а закон сохранения Духа
Действует, разрешая падать и возвышаться.
И если где убудет, то где-то будет прибавляться.
И весы обречены качаться,
и наша чаша никогда не будет полна,
как не будет исчерпана до дна.


Снег падает и там, где солнцу должно быть. Лишь мутное пятно – стекла не закоптить – Легко взирать на солнечный зенит. В душе как  будто бы охотничий рожок трубит И у прохожих встречных тоже Сияющие рожи!
И елки новогодние в руках. Бах, бах! Петарды хлопают. Подросткам, безумно радостным до блеска, Грозят, вздрогнувшие от треска Пенсионерки…
Им надо не упасть. Вот главное. А мне осталось – еще осталась часть
Малая от светового дня, До  Новогоднего огня  И новогодних слов
И пузырьков в бокале….

  ***
Легки и неисчислимы слова и звуки
Музыки, цвета, украшения одежд,
Движения перстов и вежд,
Ароматы фруктов и вин, благовоний, духов,
Собранных под единый кров…
Кров непознанной нами конструкции
И замысла непонятного,
О котором мы нечленораздельно, невнятно
Толкуем иногда – редко,
Вдруг чувствуя, что тело - клетка.
И музыки скрип устрашает,
И одежды наши ветшают,
А персты и вежды
Не оправдали надежды.

 ***
Момент истины елка женщины мужчины дети шарики фейерверки подарки. Подарки фейерверки шарики  дети мужчины  женщины елка истины момент.

Еловый вековой лес, темный важный стоит полон хвои и шишек и снега, смолистые ели облеплены снегом. Что делать в лесу человеку? Откуда там человек?

 ***
Новогодняя ночь жонглировала апельсинами,
Плафонами люстры, бокалами,
Все зыбкое опрокинула,
Все устойчивое смяла, и
Уставая уже, сердясь,
Сгустилась в шоколадную вязь
Новогоднего тортика.
- А посуду будешь ты мыть, -
Сказала женщина своему джентльмену,
Желая ему отомстить
За движения с сильным креном
Во время плавного вальса.
- Ладно, не парься, -
Ответил он с добродушной улыбкой,
-Ах ты моя рыбка…
И вытянул губы трубочкой
-Дурочка…
- Фу! – сказала она - Алкаш…
- А ты кошка драная!
Женщина, плача, убежала смывать макияж,
Закрылась в ванной.
- Странно,- сказал мужчина,
Плеснув коньяку в рюмку.
- Господи, шептала женщина,- нашла же себе недоумка…
- Одно и то же всегда,- думал он - Хватит…
-Одно и то же,- думала она, - Не живем…
 А Ночь скучала уже в их кровати
 выглаженным бельем.



***
Выпал снег и, казалось, что мы обсыпаны снегом… Вьюга билась, врывалась…

***
Лапти, клюква, туесок,
печка, лавочка. Песок.
Потерял дедок штаны.
Лишь бы не было войны.

***
« Дано мне тело -  что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить.
Кого, скажите, мне благодарить?
Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок…» 

Осип Мандельштам

***
В темнице мира я не одинок…

***
Бессонной морозной ночью, уже кляня сигарет вкус,
выйти на улицу, скрипнув дверью.
Скрипнув снегом, чтобы взглянуть на Сириус,
и, вертя головой,
поискать еще и Вегу, куда, как говорят, а я верю,
Движется наша планетная система.
А это такая тема…
Поэтому еще одна сигарета лезет в рот.
- Черт его разберет, что за махина…-
думается в клубах пара и дыма - все так лихо заверчено.
Но было ли оно  расчерчено прежде?-
так думалось человеческому невежде…
Небо над ним было - огромное Все.
И он помахал небу огнем сигаретки
Оставляя свои разметки.               

                ***
Банка с килькой - это тот же аквариум.
Ум
соглашается с тем, что это еще и рыбий морг.
Торг
между разумом и душой
от слов переходит в вой.
Вьюгу.
Когда и лучшему другу
можно дать в зубы.
Ложное утверждение, грубое.
Ленью
пораженные члены мои
свивают
теорию.
Снег заметает ровно.
А это значит, что и я условно
осужденный.
 Плохой от рождения,
 но способный
 не только к вою, но и к пению?

Бензопила выла и пускала сизый дым. Вальщик могучими руками ворочал ею, желая повалить большую заснеженную ель. Помощник Вальщика напрягался изо всех сил, налегая на шест, чтобы Ель упала правильно, туда, куда им было нужно, чтобы она не зацепилась кроной и не зависла на других деревьях. Чтобы потом мощные Сучкорубы могли подойти и рубить сучья…  Дерево падало за деревом до вечера.
- Шабаш,- сказал Вальщик уже в сумерках. – Пойдем чай пить. 
Он высморкался,  также высморкались и все рабочие. Вразвалку, как медведи, они зашагали к рабочей бытовке. От них валил пар.
В бытовке была жаркая железная печка, сделанная  из стальной бочки. На ней кипел громадный чайник. Рабочие развалились на нарах, некоторые сразу задремали от усталости и сумрака. Светила керосиновая лампа.
- Что на ужин? – сказал Помощник не открывая глаз.
- Макароны. Сейчас кильку вываливать буду,- ответил Дедок, маленький человек, которого рабочие приютили в качестве кашевара.
- Пашешь, пашешь. Как…  как  танк. А жрачки нормальной нету,- с обидой в голосе произнес один из Сучкорубов.
- На Большой Земле отожресся, - сказал Помощник, по- прежнему не размыкая веки. - Весна уже дышит. Апрель, зимники поплывут и заработкам хана.
            
***
Большой, здоровый,  с виду русский, Мечтал о небольшом достатке, о
выпивке, закуске хрусткой Из полной огурцами кадки. Из полной огурцами кадки На закусь, малосольным, хрустким Пупырчатым, а то и гладким,
Добыть достаток хочет русский. Добыть достаток хочет русский Пупырчатый, а то и гладкий, Пусть небольшой, зеленый, хрусткий, Зато надежный, кисло-сладкий. Зато надежный, кисло-сладкий, Пусть небольшой, зеленый, хрусткий Добыть своей рукой из кадки, Из своей кадки, хочет русский. Из своей кадки хочет русский, Добыть своей рукой из кадки
Достаток, только для разгрузки, Махнув рукой на недостатки. Махнув рукой на недостатки, (достаток только для разгрузки), Пусть даже это лишь остаток,
Но чтоб надежный! – хочет русский. Но, чтоб надежный – хочет русский,
Пусть это даже лишь остаток, Пусть небольшой совсем – утруски,
И, даже не из личных кадок, И даже не из личных кадок, Пусть ерунда, совсем утруски…А, впрочем, ничего не надо, Воистину исконным русским.

***
- Слышь, мужики, завтра Пасха. Отметить вроде бы надо – сказал Дедок накладывая еду в пластмассовые  миски.
- Да мне - то что – откликнулся Помощник, - я все равно не верю в эти дела.  Это история евреев… А у нас были Перун, Сварог… Кто там еще? О, птица Сирин. Красиво. 
-  Да истории разные, люди одинаковые. Когда я был маленьким,- сказал Вальщик, помешивая в миске макароны с килькой,- у нас в семье среди ложек, среди всех одинаковых стальных, из нержавейки, обычных ложек, которыми  мы ели в детстве, в семье родителей, была одна- нестандартная, неизвестно откуда взявшаяся ложка. У  нее черенок казался длиннее и глубже была, что ли... В семье ее прозвали еврейской ложкой.
Все уставились на Вальщика. Неужто он был маленьким когда-то?
«- Фу,  еврейская ложка! Мам! А  чего мне эта ложка попалась! Не хочу, – говорил я, искренне брезгуя  есть суп неправильной,  чужеродной ложкой».
- Представим себе, что эту ложку у нас прозвали бы, допустим, английской. Или французской,- продолжал Вальщик. -  Пожалуй, вряд ли бы кто-то из детей возражал бы есть ею, пожалуй, напротив, очень бы даже боролись бы за право  владеть ею… А еврейская ложка была - отстой. Не фашистская, заметим, хотя родители видели и переживали войну. Не немецкая. Правда, фашистскую ложку держать в доме совсем невозможно. Зато возможно было есть с трофейных немецких тарелок  со значком свастики и орлом на дне с обратной стороны. Но тарелки вообще никакого прозвища не имели. А  вот ложка «еврейская» была. Выбросить ее и всех дел, так нет же.
Вальщик сказал и  принялся есть свой ужин.
- Бытовой антисемитизм – отреагировал Помощник, - это неистребимо.
Все молчали и ели.

***
«Дятел в весеннюю пору стучит. Весной у дятлов, как и у всяких птиц, наступает брачный период. Они стучат с целью привлечения самок. Дятлов развелось дофига. Здесь ивы болеют. Дятлы их распатронивают вовсю, корма много, вот и развелись. Один смышленый дятел нашел на бетонном электростолбе стальную пластину и принялся весной долбить ее, звонко, как никакие другие не могли. Наверняка он нашел себе пару».

***
Ископаемое ли то искомое
Или зимующее насекомое,
Или мудрости кладезь
В виде слов, или завязь
Яблока…
Прибывшему издалека
Кажется приобретением,
Когда сам он тенью
Болтается в царстве теней,
То есть в душе своей,
когда бесплотен еще
и чувствует себя свищем
Или скважиной,
пропускающей сквозь неважное,
сгуститься хочет, чтобы касаться.
И быть прикасаемым
Заметным, знаемым,
Знающим наверняка,
Что и он, прибывший издалека,
нужен здесь
не частью, а весь.

***
Сириус! Вега! Железная сеть неба… Сириус! Вега! У нас все готово! Для побега…

 ***
Живя, дыша одной идеей О небольшом большом достатке, Лежало тело иудея В железной панцирной кроватке. В железной панцирной кроватке Лежало тело иудея, Желтели стоптанные пятки, Лицо осунулось, белея… Лицо осунулось, белея, Желтеют стоптанные пятки…Одну лишь мысль таит, лелеет – О небольшом большом достатке. О небольшом большом достатке Одну лишь мысль тая, лелея, В бесчуственном, нелепом, гадком  Лежало тело иудея.
Лежало тело иудея В бесчуственном, нелепом, гадком, Теряя силы, холодея,
Лишь мысль одну твердя украдкой. Лишь мысль одну твердя украдкой,
Теряя силы, холодея – Мое спасение в достатке – Шептало тело иудея.
Шептало тело иудея – Мое спасение в достатке…Тогда неважно, кто я, где я,
Я во Вселенной, я в порядке… Я во Вселенной, я в порядке, Отступят гои все, немея, Пред небольшим большим достатком Простого русского еврея.



***
Над лесосекой поднималась Луна. Дикий запах хвои дурманил ее. Среди сваленных кучами сучьев было множество шишек. В шишках таились семена елей.

До слез закатная простуда
И ветви, скомканные всюду
Обрывки не коры, но кож…
Спил дерева на рану не похож.
Необратимость видимо кругла.
И обмороженность настойчиво бела,
Но запах несколько тревожен.
Состав его совсем не сложен.
Так пахнет время, зимы лет,
Которым счета больше нет.

  ***
Мне лунный серп апрельской ночью
Подрезал ветку у березы,
Чтоб капал сладкий сок.
Разметка
в небе
птицам
Четко
указывает путь.

Я слышал, как летели гуси.

И мне хотелось измениться.
И бесполезно помолиться,
И безмятежно потрудиться,
Чтобы не помнить, не гордиться,
Не знать плодов труда!

   ***
Синтетических дней технологическое совершенство -
Просто в кайф, это сущее блаженство,
когда в каждый день один и тот же
Заряд энергии вложен и
Никакой тебе добра и зла апологетики,
Есть лишь стандартные сюжетики,
Рост потребительских стандартов,
Накопленные козырные карты
В игре в дурака.
В общем, ноша легка,
Пока лопаются слова на зубах попкорном,
Бьют барабаны, трубят горны
И какие - нибудь другие –
Поплоше, или совсем плохие,
В общем, неудачливее нас,
Окажутся в ненужном месте в ненужный час.


   ***
Я человечно удивляюсь –
Зачем живу, зачем  цепляюсь?
За  молодую поросль трав.
Ведь я - Исав.
Гляжу на неба  синеву
И вижу первую главу,
Но слова я не разберу,
Не каюсь.
Тревожно от гуденья пчел
И оттого, что слаб и гол,
Я терпелив, наивен, зол…
Стараюсь
Я быть еще самим собой,
Но Боже, мой, но Боже мой,
Сломаюсь…

***
Здесь и леса уже не стонут.
И никого уже не тронут
Через губу слетевшие слова,
Что люди- мусор и дрова.

Что мясо в чаше на столе
Равно остынувшей золе,
Чернила  это вид вина,
А мир, конечно же, - война.

 ***
Мне стучали в виски – просыпайся,
Беспокойся, - стучала мне кровь.
И я озирался во тьме, от тоски
Рассыпаясь на более мелкие,
Чем тьма эта, куски.
А нужна была мысль, то есть,
Окончательное бытия Бога доказательство.
Предательство…
Эт номини патри, эт филии…
Неизвестно каким усилием!
Что же ты, разум, как  камень?
Эт спиритус  санктум. Амэнь.
               
 ***
Уберу  только вечность
И глупость,
А еще дорог обман.
Я люблю нашу  зыбкую млечность.
А еще дорог туман.
Среди грязи асфальтов  раззявой
Что –то мне дано извести…
Травы, травы, российские травы,
Млечность цвета, прости, прорасти…

***
Говорят тебе одни –
Выпуклое вогни.
А другие –
Вогнутое выгни…
Да пошли бы все они.
Хорошо, что качается океан.
Брось чемодан!
Плыви!
Плыви, как кит, ныряй в глубины
Или подставляй спину
Свету луны и звезд,
Выбирая зюйд, норд, вест, ост,
Пуская фонтаны
Среди льда океана,
На просторах южных морей -
Там  отыщешь своих друзей.