Повести Белкинда 11 Смертельный риск

   Рисунок художницы Любови Капцан

               11. Смертельный риск в честь знатной дамы

                Я вовсе не подавляю сияние.
                Я лишь прикрываю нищету наготы.

                Абажур
 
   Толпа деревенских мальчишек от четырнадцати и до призывного возраста шла по пыльной дороге, лениво выползавшей из вольного нагромождения почерневших и свежеструганых изб. Они шли к озеру, смирно лежащему в золотистой короне камышей, мимо школы, стоявшей на краю деревни.
Из этого походного пристанища Белкинд вышел последним, хотя неизвестно откуда отскочивший солнечный зайчик разбудил Володю очень рано. Но тогда, то есть в это самое рано, он сбегал на озеро в целях сугубо гигиенических. Мылом мылся.

 Если б только. Случилось при этом нечто бредово невероятное. Потому и впал он в состояние трагически туманное. Никуда идти он не хотел. Но и оставаться в одиночестве, как скоро выяснилось, оказалось непосильно. Вот и пошёл купаться, когда остальные уже бултыхались в озере. Толпу деревенских кулачных бойцов он просто не заметил. Вышел в тяжёлой задумчивости и влез в самый эпицентр этого явления деревенской природы.
Не сразу те отреагировали на такую отчаянную наглость. Они так медленно осознавали его появление, что даже в его затуманенное утренним потрясением сознание проник запах самогонки.

 Плечистый верзила, блестя свежепьяными глазами, хлопнул его могучей дланью по жёлтому, как у китайца, телу.
– Ну, япоша, бить вас идём.
– За что? – спросил ошарашенный Володя.
Толпа аж запрыгала от хохота.

  Больше Володя вопросов задавать не стал, а рванул побыстрее к озеру, чтобы предупредить своих.
– Слабо вам, хмырики городские, против нас-– то! – орали ему вслед самые мелкие из нападавших.
Стометровку до берега Володя пролетел секунд за тринадцать, размахивая на финише руками. Мол, вылезай, братва, – драка идёт.
Там уже заметили вос-– крестный ход деревенских огольцов. Лёша Ипатьев, успевший год позаниматься боксом, даже заорал в ответ:
– Это вам слабо, увальни, дерёвня.
Остальные «хмырики городские» молча вылезали из Тёплого озера. Все в самодельных плавках с завязочками на правом боку. Первый раз задержались аж до после полудня, и на тебе – драка.

  А задержались и на походную тропу не вышли потому, что Толик Бирюков, поскользнувшись на бревне в реке Оленгуй, сломал ногу. Обе учительницы и Витя Хрунов потащили его в райцентр в больницу, оставив остальную братию купаться. Благо озеро Тёплое вполне оправдывало своё название.
  Нападавшие проявили благородную неторопливость. Ждали, когда из воды вылезут все. Драка стенка на стенку в глухой сибирской деревне в воскресный день лета 1954-–го – это нечто спортивно-–развлекательное, господа. В городских условиях предпочитали бить чужаков для устрашения. Каждая гоп- компания отстаивала свою зону влияния. И, чего мало кто из них сознавал, каждая была зоной влияния и резервом уголовной братвы. Так было в Иркутске, Улан-– Удэ и в Чите. А если верить песням Высоцкого, так было и в Москве, а значит, везде на просторах необъятной Страны Советов. В городской драке с чужаками камни, палки и даже ножи вполне допускались. Но так, повторяю, с чужаками. Со своими разборки «до первой кровинки, до первой слезинки».

  Деревенские пришли без всякого дреколья в руках. На счастье Белкинда с компанией, им и неоткуда, оказалось, взять ничего. Вооружённая чем бы ни попало драка вполне могла кончиться убийством, что в Чите случалось почти каждый выходной день. Но тут берег озера, видно, очищали от коряг.
Вот и стали они стенка на стенку. Никто не начинал.

  Володя стал впереди всех. Не раз слышал мамин рассказ, что в таких вот боях прадед его шёл один на стенку и побеждал. Хлипкий, ломкий, большеголовый Вовка в эти рассказы не верил, но характер унаследовал не то чтобы драчливый, но неукротимый точно. Неукротимо и разучивал он приёмы борьбы и драки и даже фехтования аж с восьми лет. Последние полгода вполне организованно – в секции при Доме офицеров. Никто, впрочем, и в том числе он сам, всерьёз его спортивных успехов не принимал. Так что совсем не поэтому стал он впереди всех. Смерти хотел. Но стоял, похожий на японца с джиу-джитсу или китайца с каким- нибудь кун- фу, или у- шу в запасе. Почему такой монголоидный вид придала сила сибирского загара именно ему, а не русоволосым его сотоварищам-– славянам, ещё можно было бы понять, но почему не менее тёмноволосый Лёнчик Морозов не превратился в китайца, уж точно понять нельзя.

  Но, конечно, удивил всех не вид его, к которому давно привыкли, а боевая поза. Ведь ни о каких таких восточных единоборствах в те времена ни Володя, ни сотоварищи не слышали. По этой причине поза Володина могла только рассмешить. С той стороны и рассмеялись. Увидели бы хоть раз Арсиная Коназа, так уж наверно бы не смеялись.
Впрочем, Володина имитация позы самбо по системе Семёнова – Коназа, скорее всего и вправду выглядела смешно.

 – Гоха, дай по сопатке этому япошке, – провозгласил со смехом вождь местного народа.
Обидно было Володе, что рассмеялись обе стороны. Но, может быть, это и спасло ему жизнь. Смех заставил Белкинда налиться нешуточной яростью. В этот момент он превратился в настоящего берсеркера. Он ведь уже с утра был в состоянии готовности умереть как мужчина. Причина имела определённое имя и даже отчество. Так вышло, что разбудил его шаловливый солнечный зайчик раньше всех прочих огольцов и решил он сбегать к Тёплому озеру с прозаической целью: впервые за три недели как следует помыться. Водой с температурой плюс четырнадцать не очень-– то вымоешься. А там тёплый ключ и в камышах можно спокойно бултыхаться голышом, пока все спят. Мыло, правда, у него было хозяйственное, но дублёную шкуру его это не волновало. Для простоты процесса он побежал туда в плавках и даже не прихватил полотенца. Ну да, полиэтиленовых пакетов тогда и на слуху не было. Он сам как-нибудь побегает да обсохнет, а полотенце сырое в рюкзак не положишь. Они ж в девять уже выходят на тропу юных следопытов.

  Зашёл он в камыши, повесил плавки на камышинку и вперёд. А назад-– то уж никак. Кира Петровна и Нина Андреевна, понадеявшись, что мальчишки, как всегда, проспят до восьми, пришли к тёплой воде ровно с той же целью и точно к тому же месту. Шли они шумно, перебрасываясь колкими словечками, поэтому и не услышали, как, шурша камышами, рядом спрятался Белкинд, от неожиданности потерявший то место, где висели на камышинке его плавки.

 – Дура ты, Кирка, дура невозможная. Невозможно понять, какая дура.
– Нинка, чья бы корова мычала. Ты ж на Хрунова глаз положила и не скрываешь даже.
– Ну, ты, мать, сравнила.
 Они вошли в камыши и скинули свои платья, да так, что сброшенное платье Киры Петровны накрыло плавки Белкинда. До этой секунды Белкинд видел совершено обнажённых женщин только на картинке. А те продолжали свой невероятный разговор.
– Витька, он давно мужик. Если я за него не возьмусь, у него впереди одна водка да девки отвратные. Да его мать молиться на меня будет. Уже и молится. А мамочка Белкинда тебе, в лучшем случае, глаза выцарапает, а в худшем, так в тюрьму за растление малолетки посадит.
– Заткнись, Нинка. Не терзай душу.
– Ладно, умывай свои прелести. Ты ж красавица. На тебя ещё ой какой принц найдётся. А сопливый маломерок этот, он же смешон рядом с тобой. Тебя ж за мать его почтут в любом месте. И не надейся, что он вырастет. Парни, они растут, пока борода не начнёт расти, а у твоего уже усишки вылезли. Не успеет он вырасти, да и не в кого. Батяня его тоже мелковат.
  От таких слов Белкинд уже ничего перед собой не видел от обиды.
– Ладно, Нин, помолчи. Такого второго ни я, ни ты не найдём.
От таких слов обида мгновенно улетучилась из воспарившей души Белкинда. Разве он слышал хоть когда-– нибудь такие слова от женщины? И близко не было, и не близко будет.
– Ну и пожалей его, если себя не жалко. Люби как мечту, но только не заклинивайся.
– Ну, хоть раз я его поцелую.
– Как же, остановишься ты? Да и он с полуоборота заводится. Дура ты девственная. И близко не подходи.

 Возражать на эти слова Кира не стала. Только вспыхнула алой зарёю так детски смущённо, что Белкинд на секунду принял её за свою ровесницу и захотелось ему нашептать ей что-нибудь ласковое, поцеловать и унести в неведомые волшебные дали. Белкинд уже давно и в полной мере знал, что такое пыление тёмных страстей. И немало сил сжёг на этом определённо адском пламени в ночных воображаемых оргиях. Но вот же при виде вполне зрелой, абсолютно обнажённой и даже наверняка доступной женщины испытывал он сейчас совсем не это. И дай судьба каждому испытать такое. От скольких бед и сколько раз спасло это невиданное ощущение в общем-– то легко соблазняемого Володю Белкинда. Впрочем, днём он всегда влюблялся, можно сказать, в почти ангелов, с лицами, сияющими неземным вдохновением. Девственная по существу, а не только лишь по стандартному признаку, Кира Петровна, с её голосом, звенящим, как хрустальный колокольчик, и оказалась первым в его жизни нагим ангельским существом, к тому же нуждающимся в его защите. Он думал. А они, намылив себе головы, замолкли.
Володя летел над миром, как пылающий факел, не замечая, что в стороне от ключа вода уже не так тепла. Воображение Белкинда искало уединённый таинственный остров, где всегда могла бы вот так стоять перед ним обнажённой влюблённая в него прекрасная женщина. И когда на этот остров пришёл волшебный сумрак ночи, он услышал вдруг:
– Нинка, я всё равно рожу от него ребёнка. И отпущу его. И уж поверь мне, хоть через десять лет он к нам вернётся. Он такой.
– Отсидишь десять лет – не нежней сапога станешь. Сама не захочешь, чтоб вернулся.
Это был удар, скорее всего, по голове. И он разрушил упоительные картины его воображения.
Удар ниже пояса Белкинд получил в тот момент, когда они стали одеваться. Сняв с камышинок своё почти невесомое шёлковое платье, Кира заметила его плавки. И быстрым взглядом нашла его взгляд, чего уж там, вполне внятно просвечивающий сквозь камыши. Лицо её и даже тело стали пурпурными. И в момент, когда её подруга спрятала голову в платье, она швырнула Белкинду его плавки и лишь потом замедленно оделась, продолжая смотреть на него уже сумасшедшим от желания взглядом, понимая, а может быть, уже и не понимая, что соблазняет мальчишку. Он и воспринял это как предложение немедленно выйти за него замуж. На что немедленно ответил согласием. И мысли его с безумной скоростью потекли в очень определённом направлении. Понять его логику в век легко доступной топорнографии, может быть, и не легко, но если немного напрячься, то можно.
 
  Белкинд, в обычном своём состоянии легкомысленно влюблённый сразу в нескольких девчонок, по наследству от отца получил ещё и высокое чувство ответственности. И он, как ни дико это звучит, принял на себя ответственность за судьбу Киры Петровны.
Обратный путь от озера он прошёл, продумывая их совместную с Кирой жизнь. И чем дольше он думал, тем трагичнее становились его мысли.

 И вот теперь, стоя перед стенкой деревенских мальчишек, он готов был покалечиться и даже умереть, чтобы уйти от непосильной, как он ясно понимал, ответственности.
В этом обречённом состоянии оплеуха от такого же маломерка, как он сам, его, уж конечно, не устраивала. Он ринулся на рослого главаря, обойдя нападавшего Гоху футбольным финтом. Без мяча в ногах – это куда как просто. Толик Лещинский, зная Белкинда, кинулся за ним на того же главаря. И именно это спасло Володе жизнь. Он ведь знал только один приём, которым можно свалить такого бугая. Ну да – надо кинуться ему в ноги, связать их руками и, встав на голову, толкнуть в бок. Если захват прошёл и бугай не догадается осесть сам, то падение его гарантировано и весьма показательно. Но если он двинет ногой навстречу летящей голове, то может ведь и разбить ее. Да с его ручищами и простой удар кулаком по голове сверху вряд ли кончился бы для Белкинда благополучно. Будь Белкинд одет, его бы вполне добродушный бугай мог ещё ухватить за одежду и поднять как щенка. Но Белкинд был в одних плавках. Так что выбора у парня не осталось, он просто обязан был по-медвежьи отбиться от кусачего пёсика, каким ему виделся серый от ярости и отчаяния Белкинд. Но внимание деревенского парня отвлёк наступавший на него куда более внушительный Толик Лещинский. Так что захват прошёл и Бугай рухнул, наткнувшись ещё по дороге на кулак Толика. Обозлённый до слепоты, он тут же вскочил и от души замахнулся на Белкинда, но… промахнулся. В этот момент Белкинд увидел жуткие глаза прибежавшей Киры. Она испугалась за него почти как мама. Это и решило дело. Белкинд потянул руку бугая для броска через себя, и на какое-– то мгновение оказалось, что тот лёг ему на спину. Под таким грузом позвонки Белкинда слегка сдвинулись с места, причинив жуткую боль, но бросок он завершил. Неправильно завершил. Оба рухнули на голову. Будь здесь не мягкая земля, а бетон или асфальт, погибли бы оба, а так они только потеряли сознание. Но для всех остальных превратились как бы в трупы. Зрелище бездыханных тел, истошный вопль Киры Петровны, кошачья ярость Нины Андреевны, а может, и плечистый Хрунов, которому на той стороне и близко не виделось равных, поставили точку в этой драке. Все замерли. Потом обе стороны подхватили своих павших и разошлись.

  Белкинда положили на столе в учительской школы, где они ночевали. При нём осталась Кира Петровна, а Нина Андреевна пошла искать хоть фельдшера, хоть ветеринара. Но Белкинд оказался живуч. Он очнулся сам и, увидев склонённое к нему лицо Киры Петровны, страшно покраснел. И она, отважная только теоретически, покраснела не меньше его. В таком состоянии их и застала Нина Андреевна, притащившая какого-– то местного старичка костоправа. Тот прошёлся по позвоночнику Белкинда, всё ещё лежавшего в одних плавках, потом сказал:
– Молод ишо, а то б сломался. А так до свадьбы заживёт. Пущай недельку без седла походит на всяк случАй. Шустрый ты, однако, китайчонок. Но на русского Ваню больше не тяни. Второй раз оно никогда не получится.
– Еврей я, дед, а не китаец.
– Быват, евреи и в Китае живут. Так и говорят: «Еврея я. Еврея», а сам китаец китайцем. Живи уж.

 И остался Белкинд жить. Только шёл остаток похода с пустым рюкзаком. Благо остаток был невелик. Четыре дня. Да и ехали они больше, чем шли. Устали все, и домой хотелось. Только возвращались в разном состоянии. Нина Андреевна румяная, с высоко поднятой грудью. А Кира Петровна бледная и даже усохшая. На вокзале в Чите она замешкалась в вагоне. Встревоженный Белкинд вернулся в вагон и, подойдя к ней, замершей в прострации, обнял и попробовал поцеловать. Она увернулась и, жалко улыбнувшись, сказала:
– Не надо, Володя. Спину сломаешь.