Холодно..

                Другу и брату моему...

 До чего же холодно! Прямо полюс северный какой-то!» – тяжело дыша, выдохнул неказистый таксист, ввалившись в салон, почти убитого своего такси, с волной продирающего насквозь и перехватывающего дыхание, морозного воздуха. « Холодно» - подумал я… Очень и в самом деле холодно человеку на этой земле…. Как же не замёрзнуть ничтожно-мелкому тельцу в этой безысходной космической морозности..? Как суметь показать этому флегматичному миру свой, только лишь свой, пылающий и сжигающий тебя изнутри, этот неуправляемый никем, этот ослепительный огонь твоей души, который не может тлеть от сырых дров фальши,  которому не дано быть подкормленным порохом и серой помпезных салютов, вздымающих и разрывающих ночь на сотни мечущихся  в панике, бесформенных клочьев ночного неба…..
         Раздолбанный «логан» остановился у подъезда. Сунув водиле оговоренную сумму, рванулся через пелену метели в полуприкрытые двери  парадного. Вот и мой этаж. В двери, под дверную ручку засунута какая-то записка. Машинально выдёргиваю её, бросаю в карман, гремя как кандальный, связкой ключей отпираю дверь – скорее в тепло, в, пусть крохотную, но уютную норку-кухню, где аромат кофе плюс смог сигареты заставят кровь рвануть по венам и артериям с утроенной скоростью и наконец-то это измотанное тело потонет в вязком, обволакивающем тепле…
    В квартире какая то пустота, как говорится: отсутствие присутствия… хрюкнул и залился пронзительным свистом голосистый чайник на плите, - машинально наливаю кипяток, растягиваюсь в кресле. Тепло обволакивает тело, кружится голова, лезут воспоминания… нет, а в самом деле – жизнь удалась! У меня любимая жена, дочура-цветочек, нормальная, по этой жизни, работа. Всё нормально, полный вперёд! Даже и не верится, что сталось это со мной, как-будто всё, что пережито мной до селе – сон, далёкий, какой-то муторный сон…

                Контузия

          «Чехи» устроили засаду в узком горле ущелья. Трещали без передыха «калаши», звенели, проносясь как-то мимо осколки скал и пули, становясь сотней осколков, хлопали гранаты. – особо прикидывать и размышлять было просто некогда. Подслеповато щурясь, я бежал в рассветных сумерках напролом, зная, что только в движении жизнь и нужно поскорее убираться от пылающего «урала», на фоне которого мы были отчётливо видны нападавшим. Второй рожок закончился ещё быстрее первого, «нужно как-то поэкономнее»  - мелькнуло в голове, быстро передёрнув затвор, наскоро прицелился и, вдруг, взлетел на обжигающем огненном шаре, паля куда-то вверх, в чужое рассветное небо. Нет, ничего не мелькало в голове: ни детство, ни родители, ни Она, ни те, кто были после неё – просто гул, как-будто лупит в ржавую, корявую рельсу какой-то дебил, гул и расчленяющая сознание боль.  «Шприц» ощупал каждый сантим моего тела по несколько раз, кроме сбитого от падения локтя и колена не нашёл ничего вообще, что то вещал мне с умным видом – я кивал головой, но слышать его не слышал. Постепенно я приходил в себя, начинал как-никак слышать и двигаться. Это потом ребята рассказали, что нашли меня лежащим средь валунов, отброшенным взрывом на несколько метров  и, что весь остаток того боя я там так и пролежал, вниз головой и без сознания. А тут пока я сидел и по лошадиному мотал головой, началась новая пляска пуль и осколков вокруг и,  я ломанулся вначале вслед за парнями, а затем вновь их обогнал, щедро, поливая из дула силуэты на фоне чужого утреннего солнца. К обеду мы вскарабкались-таки на их удобную позицию и от души повозились с ними в рукопашке. Распалённые боем, по привычке ещё долго рычали друг на друга, не находя простых, обыкновенных слов. Часа через полтора, клубом пыли явился Витёк-очкарик на своей порядком потрёпанной «Шишиге». Загрузили 200,300, потом кое как живые и в расположение. Серёжка Алёхин лежал средь 200-тых компактнее всего: над грудой изорванных кишок первой половины Серёги лежали пыльные, аккуратно зашнурованные берцы второй половины, елозя и размазывая по полу содержимое кишечника. «Шишигу» колотило и подбрасывало на ухабах так, что моей гудящей голове ещё не раз довелось «чокнуться» с бортом кузова. На очередном повороте меня так вмазало в борт, что я опять «проспал самое интересное». Привёл меня в сознание всё тот же неутомимый наш «Шприц», изрядно мазанув мне нос нашатырём. «Димон давай-ка дуй в медпалатку, будем тебя посмотреть, да и видимо контузию оформлять будем!» - «Ты, вон Серёгу Алёхина оформляй, да ещё пятерых, и разложи им руки-ноги по принадлежности, не напутай, а меня погоди оформлять – ещё бог даст, успеешь» огрызнулся без злобы я с порога нашей палатки…. К вечеру местные организовали водки, мы помянули пацанов, да меня окрестили и стал я с тех пор «Кино». В мою задачу всего лишь входило снимать на видео происходящее, а не прыгать, изрыгая пламень автоматную, за что я на следующий день и получил от «Бати». Было много подобных боёв, было много смертей, но камерой я так толком и не научился отстреливаться -  снимать смерти родных пацанов меня так и не смогли заставить….
               
В нашей квартире сплошь и рядом следы прошедшего праздника, одним из этих следов, безусловно является шикарно наряженная ель. О таких ёлках мы, дети СССР, могли, лишь грезить – вместо самодельных игрушек и, завёрнутого в обёртки от конфет хлеба (а конфеты раньше тоже вешали украшением на ёлку, но их выуживали проныры-дети а в замен аккуратно вырезали кусочки хлеба), да пожароопасных, с огромными лампами гирлянд, теперь ёлку украшают всевозможнейшие, наикрасивейшие игрушки и гирлянды.
Всё же молодцы эти китайцы! И салюты и петарды и гирлянды нам поизготовили, просто – красота! Такое беспредельное буйство красок, такие сочные и насыщенные цвета, что, невольно начинаешь ощущать то, давно уже забытое чувство предвкушения чуда, предчувствия сказки, какое врывалось в дом моих родителей и накрывало вначале меня одного, а затем и нас с меньшим братом (когда он появился).
      Дрожь прошла, но желание согреться всё ещё осталось. Налил в большой фужер вкуснющего ликёра и скупо разбавил его водкой, подтянул кресло-качалку поближе к разнаряженной лесной красавице, включил гирлянды. Ёлка вспыхнула разноцветными огоньками и начала переливаться ими, как дорогущий бриллиант.  Устроился в кресле, укутал пледом ноги, вторая волна тепла, сладостной истомой расползлась по телу. Тело разулыбалось и, сладостно потянув запах хвои, потонуло в далёком прошлом.


Новый Год.

         Шёл неизменный хит мандаринового праздника «С лёгким паром», отец с мамой суетились на маршруте кухня – зал, а мы с младшим братом изнывали от предчувствия праздника и от того, что он никак не приходит. Я, в свои шесть лет, практически ещё твёрдо верил в Деда Мороза, что там говорить о Вовке (младшем брате), короче мы ждали и желали, наконец, то увидеть тот момент, когда  Дед мороз будет нам укладывать под ёлку Подарки. Мы бесцельно бродили по квартире друг за другом в ожидании новогоднего Чуда.
        «Димочка, сыночек! Сбегай, пожалуйста, к тёте Свете на второй этаж и возьми у неё майонез, что я забыла» - попросила меня мама. Желая как можно скорее справиться с задачей, - я рванул вниз бегом, а взяв желанный майонез, решил – назад на лифте!  Надо вам сказать, что лифты в ту пору не останавливались на вторых этажах и, стало быть, мне нужно было спуститься ниже. На площадке первого этажа я увидел красно-белую глыбу Деда Мороза, нависшую над мелкой какой-то  снегурочкой. Усердно размахивая руками,
он извергал нескончаемый поток поздравлений громким, хорошо поставленным голосом.
Снегурка же, вызвав лифт, очень внимательно разглядывала кнопку вызова. Я подошел, и в этот самый момент створки лифта распахнулись, ни секунды не мешкая, я прошмыгнул мимо них в кабину. Следом за мной, как-то полузадом, полубоком в лифт втиснулись и эти два символа праздника, но от резкого запаха перегара, ворвавшегося вместе с ними в тесный лифт, само предчувствие этого самого праздника как-то померкло. «Дед» прицелившись, надавил кнопку 9 и лифт, поскрипывая, нехотя пополз вверх, я уже было собрался заявить о своём присутствии и сказать, что не 9, а 4, но тут, внезапно погас свет и кабина лифта зависла между этажами. Стало очень темно и страшно. Я стоял, вжавшись в дальний от панели управления, угол, прижимая к груди прохладную банку. Тут же снегура противным, пьяным голосом выдала в адрес какой-то матери такую вереницу грубых матерных выражений, что стало ещё больше страшно. Голос мой куда-то пропал совсем, и я тихонечко сполз вниз угла, зажав между колен эту заветную баночку, закрыл свою голову руками.  «Дед» тоже отличился, и изменив свой голос до неузнаваемости, начал что-то заговорщицки быстро бормотать снегурке, что-то про шанс, про зря потерянное время и про их взрослость. Послышалась какая-то возня, нервный шёпот снегурки, прерывался бурчанием «деда», кабина лифта тряслась и пошатывалась. Затем сдавленное помещение наполнилось новыми запахами плюсом, к которым стало частое дыхание, вернее выдыхание отборнейшего перегара снегурки, зачем-то склонившейся прямо надомной. Я был просто в смятении. Посудите сами: Дед Мороз и его внученька Снегурочка, вместо того, чтобы подарить мне подарок и сотворить чудо (хотя бы одно!), зачем-то в кромешной темноте противно дышат прямо мне в лицо и раскачивают лифт. А лифт и в самом деле так трясло и раскачивало, что мне начало казаться, что он вот вот оторвётся и рухнет вниз. Снегурушка же в это время начала постанывать, а потом и вовсе стала орать прямо мне в лицо. Мне стало ясно, что этот «дед» делает ей что-то очень больное и не приятное, и от этого я стал испытывать тошноту. Мне  стало страшно вдвойне от осознания того, что, если эта взрослая снегурочка так обижаема им, то что говорить обо мне, маленьком шестилетнем пацане! По этажам слышались отдалённые крики домочадцев, кто-то гремел в двери лифта, вроде бы я услышал и голос мамы, но несчастная снегурка перекрывала своим воем все несущиеся с «воли» звуки. Вдруг вспыхнул и погас, а затем загорелся яркий свет, лифт, немного повисев, пополз снова вверх. Я очень осторожно поднял глаза: в 20-30 сантиметрах надомной находилось красное, растрёпанное лицо снегуры, её глаза были полузакрыты и не выражали ничего, они тупо смотрели на меня, сквозь какую-то пелену. Зря я, глупенький, думал, что она орала во всё горло в темноте – нет! Внезапно её глаза распахнулись да так, что на её лице не осталось ни чего, кроме глаз, она судорожно замахала надомной руками, скребя ногтями пластик кабины и широко разинув рот издала такой оглушительный визг, что мои уши тут же заложило, хотя я и успел услышать откуда-то сзади её громогласный крик «деда». Створки расползлись в стороны и квартиросъёмщик с шестого этажа онемел в оцепенении от увиденного, а когда из под этой парочки на него вдруг выскочил я, уронив на бетонный пол и разгрохав баночку с майонезом, то он просто опрокинулся назад, неуклюже завалившись на пол площадки. Я стрелой слетел на свой этаж прямо в руки перепуганной мамы. Новый Год уже наступил, Вовка сладко дрых, под ёлкой лежали подарки, но меня они больше пугали, чем притягивали. Я сидел и тупо смотрел в голубой экран, там пели, чокались, смеялись. Мама с папой несколько раз выходили на площадку, что-то говорили про скорую помощь, про Снегурочку, про то, что она склеилась – короче какие-то непонятности, да мне и не хотелось ничего знать ни про снегурочку, ни про деда мороза: для меня они уже навсегда стали персонажами с маленькой буквы.


      Конечно же моему маленькому ангелочку и Новый Год, и дед мороз, и снегурочка – самое настоящее чудо. Я отлично запомнил её восхищённые глазёнки, её звонкий колокольчик голоса, при виде этих персонажей, приходивших позавчера по заказу и надаривших ей кучу всяких подарков. До сих пор по сердцу проносится приятная дрожь, при воспоминании о её счастье. Как же ты мне дорога, моя малютка, какая ты у меня красивая, как похожа на свою красавицу маму…. Андрюха, правда, сказал однажды, что на меня совсем не похожа, выдержал долгую, предолгую  паузу и добавил – «усов нет»…. Да-а-а, Андрюха. Как-то кинула судьба мне его или меня к нему (мы никогда не гадали и не задумывались)  в момент для меня критический. Как-то сразу, без раскачки мы стали друг для друга чем-то большим, чем просто друзья – мы и в правду стали братьями, без обоюдных притязаний, без каких либо обязательств, готовыми в любую погоду, любого времени суток рвануться друг другу на помощь. Ведь это он, помог мне отремонтировать единственное наследство от моей первой семьи Волгу, он удержал меня и отговорил не делать глупостей и не совершить непоправимую ошибку, когда я, улизнув из дежурки, сжимая табельный «макар» уже собирался выпустить обойму в любимую тогда до потери сознания жену и её мачо, вольготно балдевших на нашем брачном ложе. Потом, ведь именно он предложил мне пожить у него, пока что-нибудь не наладится (а не налаживалось ещё год-два), но он был рядом и хотя я жил у них, практически в семье – никто не испытывал никаких неудобств и дискомфорта, как-то всё было как само-собой разумеющиеся. Я очень сильно переживал свою первую в жизни трагедию такого масштаба, которая поставила под сомнение для меня смысл дальнейшего путешествия по этому бездонному и бескрайнему океану под названием  Жизнь.


                Она.

Она была, наверное, самой что ни на есть обыкновеннейшей мажоркой. Ну всё у неё было и все были к ей благосклонны, и многие, да почти что все из нашего двора были в неё влюблены. Она, как это и бывает в таких случаях, определёно устала от глобального внимания к её особе, и от этого кочевряжилась ещё больше веса своего. Но вот я, дурилка эдакая картонная, ну никак не допускал того, что бы встать в один ряд с моими оппонентами. И именно поэтому был бокс, самбо, дзюдо, скалолазонье, глубинные погружения и многие всеобразные самоиспепляющие занятия, что само-то по себе, в общем, и не плохо для молодого туловища, желающего от всей души стать полноценным человеком. Однако денег на неё всё-таки не хватало, как не хватало ей бешенных наших рокерских «наездов» на наш родной город-миллионник, наших взбалмашных поездок на море, да и на прочие шикарные места для отдыха, которых шпана наша знала массу….

       «Дим ты, главное не лезь в «безбашковку» и не бзди – на тебя поставили реальные в городе люди и ни дай бог ты недополучишь пару копеек из оговоренной суммы(в случае твоей победы) – не переживай: ты их, конечно получишь» - напутствовал меня мой, какой-то новый и незнакомый мне тренер. Знаете, что такое в голове водоворот? – это то самое что вертелось в моей башке в данный момент. Тотализатор был давним и самым основным развлечением мажористых деток – очень им нравилось смотреть на смерть и на доблесть, хотя цену этим словам до сих пор в России никто не знает и узнавать боится.
        Да боится панически, так как всё клановое сообщество, руководящее страной (на всех уровнях) практически на сто процентов состоит из слабых, с крысиными манерами, людей. Эти люди прячутся за подстроенные под их моральную и духовную слабость, законы, сомкнув в этом вечном хороводе руки, дабы не просочился и не прорвался к ним реальный человек, отвечающий за свои слова, знающий цену этим самым словам и желающий добра каждому человеку. Которому не понять, как так можно жить вообще, как можно себя считать человеком, ничего не делая человеческого и ждать, и в любой момент быть готовым выклевать споткнувшемуся глаз….  Подтверждением тому есть сотни (если не тысячи примеров) ну возьмите несостоявшееся губернаторство Евдокимова – вне всяких сомнений ярчайший пример сгрудившейся в кучу мерзкой и мелочной сволочи, вытолкнувшей из своего змеиного круга честного открытого человека.
           Бояться-то никто и не боялся и – как следствие: башку терять тоже я не собирался. Единственное, что возбуждало, так это реальная опасность умереть или убить соперника Искренней моей душе казалось: вот станем мы друг напротив друга, посмотрим в глаза и поймём, что шоу мы устроим, но убивать никто никого не станет, в угоду этим мажорным дебилам.  Я вышел из раздевалки. Мимо меня протащили за ноги пацана, вернее его тело, оно уже не улыбалось открытой, заражающей улыбкой, оно оставляло за собой лишь нежирные кровавые полосы от, сочившейся из проломленного черепа крови. Следом, как ведьма на метле мчалась со шваброй не здоровая на голову малолетка и ловко размазывала по бетону последние следы этого человека. Увиденное никак меня не торкнуло – я в свои семнадцать много видел смертей (подрабатывал ночным санитаром в морге судмедэкспертизы – там не такого насмотришься), только лишний раз убедился, что это не шутка, что теперь моё время настало вернуться либо со щитом, либо на щите.
         Время даром там никто не терял и пока справлялись с телом и провожали победителя, изрядно, надо сказать потрёпанного, нас с моим противником вытолкнули на ринг и подтолкнули друг к другу. Ничего я в его глазах не увидел, ни огня, ни мысли какой – ничего. Эдакий человек – рыба. Брякнул гонг и мы начали свой танец. Он смотрел через мои глаза, куда-то в затылочную часть моего черепа и всё время туда же старался пробить. Несколько пропущенных мною ударов сказали мне о его умении и желании победить. Он, видимо, был из тех людей, которые не берут во внимание никакие каноны и морали – он был рождён для своей миссии и был уверен, что это именно миссия та и есть.
       Я не тратил силы и не вкладывался в удар, я прощупывал его, а он меня убивал. Налетев на его правый крюк, я рухнул на влажный пол ринга, но тут же резким рывком перекатился в лево и, как выяснилось не зря: навалившись на локоть всем своим весом, он уже летел на меня с верху. Не успев среагировать, он влупился со всего маху локтем в пол ринга и тут же получил от меня левой в ухо, а правой в рыбьи глаза. Мотнул головой и поймал подбородком мою ногу. Голова его, футбольным мячом хотела полететь в веселящуюся толпу, но позвоночник её туда не пустил, хрупнув челюстью, он рухнул на пол, обильно усыпав его окровавленными зубами.
         Мне засчитали победу, правда, объяснили, что, ежели бы я его добил, то получил бы вдвое больше, но шестьсот рублей – это было и так пять зарплат матери или три отца!
        Деньги кончались и я приходил туда снова, только однажды я ничего не смог сделать со своим очередным спарринг партнёром и просто чудом не «смылся» с этого света и, провалявшись в больничке три с лишним месяца, завязал раз и на всегда с этим делом.
         Иришка ( так она звалась) узнала о моих этих «геройствах» не из газет и не от друзей, просто ища развлечений, она сама изредка посещала это шоу (если это можно так назвать) с такими же мажорами , как она и однажды увидела один из моих боёв.
          В город наш она вообще приезжала к бабушке на каникулы, а сама жила за семьсот км от меня и, когда приходила пора учёбы, естественно уезжала и начиналась переписка.
До сих пор храню те наивные детские письма, где нет-нет, да и появится наглухо зачёркнутая фраза, которую, почему-то всегда стараешься прочесть и всё время получается одно и то же: «я тебя люблю».
         Естественно, для её родителей всё было просто и ясно: она птица другого уровня полёта и я не для неё. Поначалу, ей прощалось общение со мной – пусть побалуется, но за тем, по мере её взросления предки начали оказывать давление и «раскрывать ребёнку глаза», но в подростковом, бунтующем возрасте это было, как масло в огонь и наш роман разгорался ещё пуще. Тоскуя по ней, я прыгал на свою «Яву» и летел в её город, не имея времени больше ни на что, я возвращался назад, просто постояв десять – пятнадцать минут под её окнами, да бросив в почтовый ящик очередное своё к ней письмо. Затем был морфлот и три года в ботинках (как раньше шутили) доделали во мне мужчину. Она мне не писала и я ей тоже. Просто уходя, я умышленно порвал с ней и пострадав три-пять месяцев, что совпало с адаптацией в новой обстановке, просто напросто выкинул её из головы и как потом стало ясно: не зря! Два моих сослуживца застрелились после писем бывших подруг, ну вы знаете, как это бывает.
          Но всё проходит, прошла и моя служба – я вернулся. Сил вагон и маленькая тележка, не на много меньше амбиций. Сразу же нашёл её отбил и разогнал всех потенциальных кобельков. Смог объяснить и убедить в своей правоте, относительно расставания прошлого и снова завоевал её сердце. Папа-мама её были при смерти от такого поворота событий. Я переехал в её город и, спустя три месяца предки её были поставлены перед приглашением на нашу свадьбу. Её влиятельный папаша, всё же был как-никак мужик и поэтому, почуяв силу, сдался, чего не сказать о её мамаше – она исполнила, выждав время, всё в лучших традициях женского жанра (помните: Настоящая женщина должна:1. Спилить дерево. 2.Разрушить дом. 3. Вырастить дочь!) Ну об этом немного позже, а пока мы строили новую семью, вили гнездо и плевали на все козни наших «доброжелателей». Никак иначе, чем Иришка, Ирочка и пр. я не называл её, и я, если бы умел, то безусловно на неё молился б. Я растворился в своей любви полностью, без остатка. Я стал перед нею слаб и беспомощен. Все мысли мои и планы, все дела и поступки неразрывно были связаны лишь с ней одной. Я не видел, даже в пьяном угаре, никого, кроме неё, никто не смог меня отвлечь или увлечь от неё. Я работал на трёх работах, я старался соответствовать ей, я не мог допустить мысли, что моя девочка в чём-нибудь будет нуждаться и тесть, видя мои потуги, сдался-таки и устроил меня на приличную работу. Нам сразу дали общежитие и наша семья стала жить самостоятельно. Родилась дочурка Алина – ещё один яркий луч в моей судьбе, появились новые заботы, хлопоты и это только лишь больше меня мобилизировало, подталкивало и не давало расслабляться. Работая заместителем начальника гаража, я имел неограниченную власть в плане распоряжения техникой, и тесть решил строить особняк. Поэтому пропадать приходилось то на работе, то на стройке, практически сутками. Добираясь до дому, я валился с ног от усталости, но не уделить внимание своим милым девчонкам, не мог себе позволить. Ссор у нас с Иришкой, практически не было всё как-то проходило само-собой, порой я понимаю, что это не правильно, что всплески эмоций не должны угасать без выхода, должно приходить взаимопонимание, а, как известно: лишь в споре рождается истина! Но тогда мы оба, допуская эту ошибку, думали, что это наша семейная мудрость не допускает ссор и скандалов, хотя теперь мне очевидно, что это была трусость потерять друг друга и скорее глупость, чем мудрость. Тем не менее мы жили вместе, растили дочь и строили тестю дом.
       Гром грянул спустя полтора года нашей жизни в общежитии. Оказалось, что весь четырёхтысячный коллектив предприятия, на котором работал я, знает гораздо больше меня и судачит уже более года о похождениях моего ангелочка. Я набил не одно лицо словоохотливых «доброжелателей», «открывающих мне глаза», но слухи повторялись, обрастая всё новыми подробностями и действующими лицами. Лишь поймав «лазутчика», спускавшегося по нашей простыни со второго этажа (нашего окна), я на прямую спросил Иришку о правдивости этих слухов – в ответ она не стала врать и сказала, что ошибалась, просила простить, такое не повторится – ну как обычно всё. Я уволился, сдал общежитие, мы снова переехали к тестю с тёщей. Я её простил, ведь я не мог себя представить без неё, я её жалел и понимал, я не думал о том, что и меня должен кто-то понимать – я её любил.
         Тесть открыл ООО и я стал его директором. Строили дома, покупали-продавали  -  работали. Я заработал трёхкомнатную квартиру – даже тесть удивился такой моей прыти. Достраивался домина тестя, мне приходилось часто там ночевать, так как отопление было масляное и постоянно нужно было в прямом смысле слова подливать масло в огонь. Затем тестя перевели в Москву, начинались мутные девяностые, и было решено, воизбежании криминализации фирмы, а к этому всё шло, прекратить бизнес. Я устроился в ГАИ. Начались смены, дежурства, рейды. Жили мы с моими любимыми девчонками в квартире тестя – Иришка никак не хотела переезжать в мою квартиру и туда пустили квартирантов. Как-то, находясь в рейде, я проезжал мимо дома и решив, что 23-20 не позднее время, попросил пацанов заскочить на пять минут, забыл свёрток с бутерами. Как хорошо, что автомат я оставил в машине! Я снова понял и увидел воочию, как меня любят, как меня ждут. Алина сладко спала, обвив ручонками медвежонка, а в нашей спальне играла музыка и вовсю кипела работа.
       На следующий день я встретил Андрюху.


     За окном завыла сирена скорой помощи – кому-то плоховато – вспомнился шуточный перевод на японский язык. За окном всё так же пуржило, словно не в городе я нахожусь, не на среднеевропейской равнине, а где-нибудь на одном из полюсов. Окончательно уже отогревшись и придя в себя, меня стало уже волновать и настоящее. И в самом деле, а где моя не такая уж и тихая семья? Я вот уже, как полтора часа тут балдею, роюсь в переполненной прошлым башке, а от них и ни слуху и ни духу! В кухне, на прежнем месте нет ни письма, ни записки. Стоп – записка, точно! В кармане пальто выудил, читаю: «Димыч! Дозвониться к тебе, как всегда оказалось проблемой и по сему читай теперь! Анютка у бабушки, я пошла по бабам – как всегда посидим у Светки (постараюсь не долго). В холодильнике найдёшь всё необходимое. Ежели чего звони или приедь. Всё. Пока, целую!»  Ну вот, а я всё холодно, да холодно! Не буду звонить, а если захочет, что бы забрал её из гостей – позвонит, по крайней мере - на городской, на мобильный почему-то в последнее время, практически ни кому дозвониться ко мне не получается. Ну молодцы же всё-таки эти китайцы! Вот и телефоны делают и красивлючие, и многофункциональные, и телевизор в нём тебе, и «вай фай» какой-то, и экран сенсорный!,
Да только никак не хочет он работать на приём – постоянно друзья жалуются (да все, не только друзья), что не возможно дозвониться…, а что – очень даже и удобно, по крайней мере, мне, ведь у меня с дозвоном нет никаких проблем. Да, о чём это я? – вот: позвонит, если сильно испугается пурги. Моя девочка. Чёрт возьми, ну наконец-то мне повезло в этой жизни с женщиной! Ну и ничего, что Виталька у неё от первого брака, помниться я уже как-то усыновлял….

                Бездорожье.

          Началась моя холостяцкая жизнь. Андрюха работал зам. начальника гаража, т.е. – на моём давнем прежнем месте, познакомил нас водитель из нормальных пацанов. Познакомил по простому, дескать – Андрей Павлович! – вот Дмитрий Олегович, он до тебя тут работал, хороший человек. Помоги ему, если чем сможешь… мы поздоровались и прошли в мой- его кабинет. Андрюха сразу же расположил к себе искренним желанием помочь, а не, внимательно выслушав, найти повод отказать. Помог «достать» одну дорогую деталь, затем другую, затем ещё и ещё – о деньгах ничего не хотел слышать, так, просто посидим пивка там, водочки, когда с перебором, так ещё и покуролесим по городу, в поисках приключений на свою…. Короче: в его лице я нашёл для себя небольшой такой островок, где я более-менее смог приостановиться и осмотреться по сторонам, забыться, что ли. Все у нас как-то спорилось и получалось, мы подпитывали друг друга энергией,
Да и теперь нет-нет, да и пересечёмся и тогда , как говориться: «сгорел сарай – гори и хата!»  Квартиру свою я переписал на дочь, хотя Алинка ещё и была маленькой, тесть смог порешать эти проблемы и от всего, что у нас с Ириной было и мне досталось, так это панасоник – музыкальный центр и обломки списанной волги, которую я приобрёл ещё в бытность моего руководящего прошлого. Потихонечку «волга» выкарабкалась из обломков, покрасилась и я уже был по крайней мере на колёсах! Андрюха у кого-то занял денег, сгонял в Минск, пригнал БМВ, правда, что-то там не ладилось с документами, но гаишника и его друга это очень мало волновало – мы отрывались и отдыхали, как могли:
Я в стремлении забыть свою беду, он в стремлении мне помочь и перевести дух от общения со своей женой, вернее от необщения, постоянные недомолвки, какие-то обиды, не меньше моего гложили его душу, терзали сердце. Я как мог пытался разговаривать с обоими, но, однажды, перебрав водки, я почему-то почувствовал себя в родном городе, Андрюха, естественно – брат, я – только, что после боя без правил…, и я такое выдал в сторону его жены, грудью заслоняя брата…. Благо, он был на тот момент потрезвее и спокойно увёл меня в моё жилище и уложил баюшки. После того я больше не пытался влазить в их дела, так, как, видно не то у меня было терпение…
        Как-то на девятое мая, мне необходимо было съездить к родственникам, живущим за триста километров от города, а моя «баржа», как на зло хорошенечко обломалась – нашлась очередная деталь под замену. Я попросил «бэху» - «Да бери!» - был ответ, и я помчал. В дебрях области, в каком-то там районе довелось мне не разъехаться с дочерью главы местной администрации – разгрохал две фары, помял крыло, бампер, раскололась пластмассовая решётка радиатора, оторвалось что-то в глушителе, а её девятке – хоть бы что! На предложение разъехаться, ввиду отсутствия на её авто повреждений, она начала «бычить», а учитывая, что она являлась коренным жителем глубинки – «бычить» очень сильно. Приехали гайцы, приняв во внимание «смягчающие обстоятельства», на свой страх и риск меня отпустили. Съездить к родне я-то съездил…, но пришло время «сдаваться», надо сказать, что аккурат на следующий день у Наташки – жены Андрюхи: день рожденья. «Вот это подарок!» - вертелось постоянно назойливой мухой в моей голове. На мою радость и удивление – реакция Андрюхи была минимальная: «Сам живой – и то ладно. Пошли за стол». Конечно же потом я нашёл возможности отремонтировать этот кусок немецкого железа и полёты наши продолжались в прежнем режиме, но долгое время в душе находился неприятный такой осадок.
          Судьба моя ковыляла по ухабинам, раны зарастали, появлялись новые интересы, хотелось денег – шли девяностые. Как может заработать в принципе честный человек? – да никак! Ещё Карл Маркс сказал, что своим трудом никогда не достигнешь богатства и благополучия, а мы с Андрюхой упирались и пытались достичь. Правда ему тоже было не сахар – он строил дом, строил без денег, что там стащит, что там подарят, что обменяет, ну а руки, руки свои, да друзей. Мне же подсказала одну идейку наша буфетчица-фотограф. Почему фотограф, да потому что в дебильной ГАИ не было по штатному расписанию буфетчицы, но была вакантная должность фотографа, вот и устроили тогдашние (да может быть и теперь так же) начальнички нелегальный буфет в здании ГАИ. Так вот эта леди, назову её Олеся, предложила мне «таскать» из-за границы, а мы живём как-никак в приграничном с Украиной городе, пиво, напитки, тоники и прочий ширпотреб, для ассортимента буфета. Я попробовал и, по крайней мере, я уже не был таким иждивенцем в Андрюхиной семье. Вскоре наше сотрудничество с Олесей перескочило в другую фазу и, хотя она была старше меня на восемь лет, как-то всё начало потихонечку срастаться, одно лишь меня напрягало, это тот факт, что, как оказалось, они, с моей бывшей Иришкой рожали в одном роддоме и в одно и то же время. Это, как-то меня косвенно возвращало к прошедшей боли, стояло черным силуэтом за спиной и постоянно держало в напряжении.
       Её сына звали Саша, впрочем, чего звали и чего её сына? Его и теперь так зовут и я его тогда усыновил и мы встречаемся и он называет меня «папка», да и я, как-то его полюбил и не могу оттолкнуть и не хочу.
        Андрюха мне часто потом твердил, что не с проста Олеся со мною расписалась в день отправки меня в Чечню, но я не придавал тогда и не придаю этому внимания теперь – совпадение просто.
       Ну повоевал немного, ну вернулся – так ведь же живой и мир, и не залетает ни в один здесь, у нас киоск «шмель» и не подрываются на минах молодые пацаны–срочники. Живи и радуйся! Правда, сразу тогда сообщили, что участником сражений, либо каких угодно военных действий, никто из нас не будет назван, ведь официально никакой войны-то нет, так что и на войне вроде побывал и нет войны – чудеса!
        Сашка обрадовался, как взаправдашнему отцу, бросился на шею, прижался и я, как знаменитый Алёша поволок его, а в другой руке баулы с командировочным барахлом. Три часа ночи, город пуст, вдруг подлетают два авто и Андрюха и Толян как из под земли выросли передо мной…. Немного водки, не смотря на скрип Олеси, и – разбежались. Я тогда почувствовал, что такое возвращаться домой, хотя от дома (отчего дома) я в семистах километрах. У каждого в жизни бывают моменты, которые он желает сохранить в памяти и о которых чертовски приятно вспоминать – это был именно такой момент.
        Адаптироваться к миру пришлось не долго: Олеся предложила открыть хозяйственную лавочку на окраине города, появились новые, приятные хлопоты. Началось общее наше семейное дело. В свободное от дежурств время мотался за кордон за товаром. Касса, весы, книги учёта, графики продавцов, сан.эпидем. станция, пожарные, лицензии, налоги – короче говоря: сами прекрасно знаете и понимаете. А по службе, как-то тоже не плохо пошли дела: почему-то именно с женитьбой на Олесе – дела мои служебные полезли в гору. Одно внеочередное, затем другое внеочередное, затем и очередное звания, глядишь, а я уже майор. Правда майора когда обмывали, не было со мной моей жены, ничего толком не объясняя, она за два до того дня, смылась в Москву, что уже меня не сильно и удивило – такие движения она делала на протяжении вот уже полугода (если не больше). То у неё внезапно где-то заболевает подруга и Олеся честно лечит её почти неделю, то необходимо съездить в санаторий, то, опять же в Москву, а ты, Димочка давай промотнись по оптовым базам, да слетай на Украину, да проверь продавца (что-то выручки стали падать), ну, а про основную-то работу –и говорить нечего. Не замечалось мною это всё как-то, то ли вращаясь в вихре постоянных забот и дел, некогда было задумываться над некоторыми непонятными её шагами, да и, если честно, ничего не хотелось проверять, по крайней мере, хотя бы из боязни новой потери. Попросту решил для себя так: доверять, значит доверять и больше никаких гвоздей!
        В какой-то из зимних вечеров, Олеська пригласила к себе некую свою дальнюю родственницу, пояснив, что де девчушка переживает развод с мужем, тяжело, одиноко ей.
Если это назвать искрой, то не назвать вовсе – это была, как минимум шаровая молния, которая в первую же секунду рванулась между нами и ослепила нас обоих. Инна, её зовут Инна.  Разрыв с Олесей проходил тяжело и очень нудно. Она постоянно требовала, что бы я её возил по оптовым базам и помогал вести магазин, но ничего общего с ней я уже не мог допустить, а тут у  Андрюхи пошёл большой спад в делах – пришлось продать имеющуюся у него технику и раздать деньги рабочим(у него на тот момент была строительная фирмочка) и, ввиду ненужности мне моей «восьмёрки» (есть же служебная) я отдал её Андрюхе, с просьбой иногда повозить Олесю. Правда «иногда» получилось почти каждый день на протяжении недели-двух, и всё, что должен был услышать я, услышал Андрюха: какой я подлый, неблагодарный, как она ждала и верила, короче он потом ещё очень долго тряс головой, чтобы вытряхнуть немыслимое количество гигабайтов негатива.
         Подал заявление на развод, оставил  свой панасоник и с, опять же одной лишь машиной (восьмёрка с чеченских денег), да с полным багажником форменных шмоток, да плюс кредитные обязательства по двум банкам – «завалил» к Андрюхе. Тот сразу же выдал ключи от ворот, устроил в одной из комнат (дом практически достроен).
Но жить так, как мы прежде жили не вышло. Поменялось время. Андрюху выжили с прежней работы новые, не знающие ни чего человеческого подонки руководители и он постоянно телепался между небом и землёй. Да и мне-то не жилось вдалеке от той, единственной, без которой мне дальше уж точно никак. Я начал терять облик человеческий, что для замполита полка ГИБДД не позволительно просто. Часто, проверив посты по окраинам города, купив бутылку водки и курицу, искренне желая посидеть, поболтать с Андрюхой, я просто на просто не довозил эти свои покупки до места, и, подъехав к воротам, в понятно каком состоянии – засыпал как хомяк. Просыпался на утро от удара ворот об машину, да от шуток про скупых  хохлов, не довозящих ничего до дому.
Не вырисовывалось никаких перспектив на дальнейшее: я – красавец мужчина гол как сокол, она, свет моих очей не хуже моего, да ещё и с малолетним сынулей на руках, ни квартиры у нас, ни угла – мрак непроглядный. Маленькими, прямо крошечными шажочками мы продвигались, уже вместе, к нашему свету, к нашему семейному счастью.
 Сказали друг другу, что мы семья, сняли квартиру и снова прекратился мой холостяцкий быт. 


         К стати: а где же есть эта-самая Инна? Вот её-то я уже проверял и, наверное буду проверять не раз! Красивая, живая, умничка! Видимо есть некто там, в небеси, что допустил нашу с ней встречу, позволил одиноким изболевшимся сердцам забиться вновь в бешенном ритме, испепеляющей сознание, любви. Ради неё снова хочется жить, снова тянешься к солнцу из сырой темницы равнодушия и одиночества. Хочется снова делать невообразимые глупости и не до чего нет дела, когда слышен её восторженный крик. В её маленькую, красивую головку создатель вложил (не иначе, как по блату) мегагигабайтную  флэшку, она вся состоит из моментальной реакции на слова, поведение, ощущения, она в любом состоянии и в любое время суток молниеносно ответит на твой вопрос какой-нибудь громкой цитатой из фильма, сочной, ёмкой многозначительной фразой, при этом сопроводит это действо соответственной моменту мимикой. Если она рядом со мной - для меня ровно нет никакой разницы открыты мои глаза или нет: я закрываю глаза, а вижу её… Пора бы уже и позвонить. Набираю её номер и первое, что слышу – хрипловатый мужской голос с кавказским оттенком : «Дэвачкы пэрэдаом за праэзда!» и следом уже милый и звонкий щебет: «Подъезжаю к нашей остановке, ставь кофе!». Стрелой мчу на кухню, языки голубого пламени жадно обхватили беззащитный чайник, отчего белые его горошины на красном фоне, стали казаться огромными каплями пота, готовыми в любой миг скатиться с его округлых боков. Какое поразительно яркое и насыщенное цветом пламя, как то платье….

                Платье.

       Ей решительно к лицу красивые дорогущие вещи. Всё в ней и фигура и лицо так и пышет натуральным, не напускным-фальшивым, а действительным аристократизмом – вот уж, как говорится: порода есть порода!
    В тот год Виталька – её сын, должен был пойти в первый класс и мы в конце лета собрались конкретно обновить ему гардероб, плюс тетрадки там всякие и прочие мелочёвки, заодно и нам бы не мешало маленько прибарахлиться – у меня, кроме форменных туфлей других не было, да и те уже начинали «просить каши» и у моего беременного солнышка (Анютка вот-вот должна была появиться на свет) не было никаких «свежих», как она говорит, вещей. С деньгами на тот момент была полнейшая засада: мою  ментовскую зряплату мы проедали в первую же неделю, потом приходилось кое-как выгребать, а это означало –« нагибать» пацанов на постах: то овощи-фрукты какие подкинут, то мяса, то рыбы, а когда и грошиков…. Денег с них брать у меня как-то совсем не получалось, то ли совестно, что ли, то ли не умею брать за горло – я, так же как и Андрюха стараюсь помогать людям, а не выжимать их в угоду себе. Другое дело: когда мне шефы говорят «ату их», а это значит либо комиссия какая приехала, либо гости дорогие какие и им непременно нужно устроить банкет, да и прочие там сауны-чесауны,
тогда «волшебные палочки» моих подчинённых начинали махать с утроенной силой, чем и обеспечивали полный пансион «нужным людям».  Так вот: деньгами в моих карманах и не пахло, скорее наоборот: тяжёлым, гнетущим хвостом висели два кредита из прошлой так сказать жизни, да и в этом своём теперешнем счастье я успел уже взять в кредит Инуське телефон – ну не будет же она ходить с потёртым и немного устаревшим…, домокловым мечём висел долг на оптовую фирму, который достался мне от магазина, короче – ситуация патовая. Но на то и существует мужчина, чтобы суметь разрулить и выйти из не простой ситуации! И я «разрулил» - взял кредит наличными в банке, где ещё ничего не брал. В принципе мне скоро должны будут выплатить боевые и по моим прикидам, я практически полностью погашу все эти не приятные моменты.
          Так вот деньги были найдены и мы рванули за кордон, ведь там цены очень существенно отличаются от наших. Четырёхчасовое движение по бесконечным рядам товаров, с зазывающими на ломанном русском вьетнамо-лаосскими нелегалами, порядком измотало всё наше семейство. На тот момент были приобретены почти все вещи для первоклашки и мы прикинув количество денег, оставшееся у нас, начали присматриваться и прицениваться к вещам для нас. Вдруг я слышу: « Димыч! Посмотри какая прелесть!» поднимаю глаза и вижу, как Инусик мой приложила к себе насыщенной такой голубизны платье и смотрит на меня тем же цветом своих прекрасных глаз, в которых слились восторг, желание, просьба, тоска и радость одновременно. Покрой самого платья был не ординарный, оно было чем-то там украшено, как-то там прострочено, короче никаких этих деталей я, конечно же не видел, но в целом, безусловно, платье выглядело просто шикарно и, уж тем более на ней. Нравиться? Берём – лаконично сказал я. «Так ведь дорого» - робко пролепетала она. «Берём. Заверните» - отрезал я и побрёл по рядам в поисках туфлей. Она меня вскоре догнала и мы начали продолжать бесконечные примерки и прикидки мне обуви. Наконец выбор был сделан коробка с туфлями, после недолгого и весёлого торга, прочно застряла у меня подмышкой, лаоссо-вьетнамец протянул свою корявую ручонку за деньгами, но денег никто ему не давал, я вопросительно взглянул на «хранителя нашего семейного бюджета», в ответ услышал жалобное и протяжное «Я же говорила «дорого»… а что у тебя больше нет денег?» Коробка с, уже не моими туфлями, перекочевала в натруженные руки азиата и я уверенно побрёл к выходу. Нет, не было ни обиды, ни досады – просто кончились деньги и всё, да и радовало ещё то, что с окончанием денег, закончился наконец этот бесконечный шопинг. Жалко было лишь одного: что не может моё солнышко примерять это платье, ввиду временного изменения фигуры. Но вскоре и это прошло: родилась Анюта и, забирая их из роддома, я привёз ей то платье….

     «Ну наконец-то я дома!» - в солме с грохотом закрывающихся дверей лифта, пропел чудный бубенчик её голоса – «Димыч, где мой горячи-прегорячий кофе?» - чёрт возьми – кофе!!! Я на третьей космической скорости пролетел мимо неё в кухню, где, попахивая подгоревшей эмалью и зияя дырой, в том месте, где раньше был носик, стыдливо просвечивая блёклыми, жёлтыми горошинами, приветливо светился цветом раскалённого металла, не выключенный вовремя, горе гороховое-чайник, этот миниочажок  практически каждой современной семьи. А давай лучше вина! – среагировал я, на что был получен благосклонный кивок. «Только, всё же сначала приму горячий душ. Холодно как-то…» Вскоре из-за дверей ванной послышался шум льющейся воды, желая как можно поскорее исправиться, я метеором достал бокалы, разлил вино, наскоро накидал на стол обилие новогодних явств и плюхнулся в, приветливо распахнувшее свои поручни кресло-качалку. Порыв внезапного ветра истерично завыл в щелях окна, душа автоматически поёжилась, вспомнилось тут же: «….то, как зверь она завоет, то заплачет, как дитя…», в стекло окна всё яростней и настойчивей стучались сотнями игл снежинки, а не вдалеке, из ванной лился звонкий и весёлый голос тёплого летнего дождя.


                Убийство.



           Ливень лил, как из ведра, обычный, рядовой «дурдомовский» день. Провели развод, отправили банду в погонах на охрану правопорядка и обеспечение безопасности дорожного движения, правда , ввиду неимоверного по своей силе и продолжительности ливня, развод проходил в тесном помещении фойе здания полка ДПС. Остапенко зайди ко мне хрюкнул один из моих свиноподобных (по сути своей) шефов. Судя по полуистеричному визгу, в котором было исполнено сие приказание, беседа предстояла, явно не о моих победах и достижениях. Вновь проявилась наигнуснейшая черта человеческая – я судорожно начал соображать, как мне защищаться и от чего. Моментально вспомнились все, даже ничтожнейшие «косяки», в голове автоматически выстроились бастионы защиты, толково перевитые лианами логических следствий и решений.
       Но более всего, конечно, тревожил один, из последних конкретных «косяков» - а именно: я не мог вспомнить, куда задевал своё служебное удостоверение. Проведённый трижды шмон Олесиного дома (жил я тогда ещё с ней) никаких результатов не дал. Расспросы домочадцев – тоже. А дело шло к аттестации и без «корья», сия процедура была невозможна. И тут, как всегда в критическую минуту, у человека находятся неведомые ему силы и возможности: я понял, что продолжать поиски – означает терять время, а времени уже нет – послезавтра крайний срок, стало быть  необходимо изобрести уважительную причину утери этого важного документа. Единственной уважительной причиной было быть ограбленным, что было оформлено сразу, после короткого совещания с Андрюхой и Толяном. Машина была полностью выпотрошена в гараже Андрюхи: «с мясом» была выдрана магнитола, колонки, в салоне был устроен характерный бардак (разбросаны всякие бумаги, содержимое «бардачка». На моё предложение «подобрать бандитами ключи», Анлрюха категорически возразил: «Есть у меня совсем лишнее «водительское» стекло двери, поэтому будем бить!» Затем, в три часа ночи, машину оставили возле дома Олеси, Андрюха, спустя пол часа, преспокойно подошёл и разбил, попавшимся под руку булыганом окно, уселся в салон, выкурил пару сигарет и как ни в чём не бывало вернулся к нам с Толяном, дежурившим наподалёку. «Всё ровно» - сказал, и мы разбежались: его Толик отвёз домой, а я вызвал опергруппу…
     Так, к неимоверному удивлению моих «доброжелателей», я «разрулил» эти «бигудя». И, тогда, сидя у седо-лысого полкана в кабинете, твёрдо зная, что во внутреннем кармане моего мундира лежит, восстановленная после продолжительных катавасий, «корочка», я не исключал поднятия и этого вопроса.
     Полковник начал, как и полагается из далека. Елозил, нудил, орал, требовал результатов – я, принявши вид лихой и придурковатый, сопровождал его визг неизменным «так точно!», «есть», «будет сделано!» и т.д. и т. п., пока он, в порыве бессильного своего гнева, не громыхнул об стол толстенной книгой учёта приказов и распоряжений, из которой, аккуратно, по заговорщицки и выглянуло моё прежнее служебное удостоверение. Мизерной доли секунды мне хватило, что бы понять – это моё прежнее «корьё».
       Теперь, когда прошло несколько лет, когда имеешь возможность посмотреть на, происходящее тогда, не предвзято, как-бы со стороны, конечно, всё раскладывается «по полочкам» и становится очень просто и ясно: Олеся имела какую-то связь с моим тогдашним руководством(какую именно – мне не важно и не нужно) и вот почему ни с того, ни с сего, вдруг, внезапно начался тогда мой карьерный рост и вот почему, во время охлаждения наших с ней отношений, у меня ни с того ни с сего, вдруг пропало удостоверение, оказавшиеся после в руках у моих начальников… Правда не рассчитывали они, что я их сумею переиграть и поэтому не знали, что делать дальше с этим, уже не компроматом.
      Полкан ловко, как ему показалось, спрятал в толщу страниц, мой прежний документ и продолжил свою «профилактику», итогом которой стал вывод о моей несоответствии должности и званию и последнее предупреждение о недопустимости такого поведения и т. д. и т. п..
      Всем известно, что если тебя собрались «сожрать» на работе, а ты не строишь ответных интриг, а  рвёшь из под себя и стараешься выполнять горы всевозможных приказов, стараешься доказать свою профпригодность, квалифицированность  - тебя неизбежно СОЖРУТ! – это, лишь дело времени. А время, почему-то работало на меня – в течении года меня два раза увозила с кабинета «скорая» один раз с предынфарктным состоянием, другой раз – с инфарктом, что само по себе не позволило им продолжать мою травлю. В то время я уже развёлся с Олесей и кроме постоянных придирок руководства и всевозможнейших авралов, им изобретаемых, меня ничего больше не раздражало, ведь человек существо до смешного интересное – умеет приживаться даже в самых не жилых районах и краях.
     Неизбежным итогом всей этой борьбы-возни стал последний разговор (если визг и ор полусумасшедшего начальника можно назвать оным), в котором я был обвинён в коррупции,  в вымогательстве  и поборах, было заявлено о моей принадлежности к контрабанде (вся граница под ним!). Может быть оно бы и прошло, как прежде, без последствий для меня, но на выкрик о связях моих с авторитетами бандитов, я просто не смог не упомянуть о золотых часах полковника, которые ему эти-самые бандиты и подарили и соответственно, вскочив, от всей души уже было хотел познакомить его с моим правым хуком, да просто не стал мараться о дерьмо.
     Я перевёлся во вневедомственную охрану. Устроился в дежурке и стал сам себя успокаивать, что наконец-то я не в дурдоме, нет вокруг алчности и беспричинной злобы, что рядовые пацаны не грабят никого на дорогах, а наоборот защищают граждан и их имущество. Эхо былых боёв гигантской машиной, набравшей колоссальную инерцию, всё же сумело меня достать и раздавить полностью: однажды из дежурки меня так же увезла «скорая», вердиктом медиков, после чего, был полный запрет на мою дальнейшую работу в органах.
      Теперь, когда прошло уже четыре года, мне, по прежнему не хватает любимой работы, я никак не могу построить себя заново. Я привык и желаю помогать людям, но не вижу как это сделать в нынешних условиях нашего размазанного государства. Да я работаю, нравится(может быть), но на каждом шагу я натыкаюсь на обман, который шайка мерзавцев, завладевшая правом приказывать и разделять и властвовать, всячески оттачивает и модернизирует, придавая ему всё новые и новые обличья.
     В разговоре с одним давним знакомым, почти другом, как-то поднял эту тему и высказал нечто подобное, на что немедленно получил разоблачающий меня в лени и неумении и нежелании нормально жить отзыв. Больше никому не скажу об этом. Холодно. Всё же, правда, как холодно, среди бесчувствия и бессердечия человеческого.


                Три месяца ваты.

         Работаю я заместителем начальника некой страховой компании по возмещению убытков по страховке. Работа живая, интересная и только. Денег никто платить не собирается, типа – вот тебе радар и зарабатывай (так в ГАИ). А тут никак не разберу, как на горе людском можно что-то зарабатывать, да и слово-то «зарабатывать» тут не уместно – ну разве работа это облапошивать и крысить? Ну обещают короче, что скоро начнут платить жалование (да уж хотя бы и жалование, не говоря о зарплате). Правда кое-как компенсируют топливо (езжу на своём «гольфе»), а ездить приходится как по городу, так и по области. Вот и сегодня нужно «лететь» за двести км. от города. Выехал, рядом пассажир из потерпевших, едем, вдруг звонок сотового – Андрюха. «Здорова братела! Ты куда задевался? Совсем совесть потерял! Мы не виделись уже месяц, если не больше!» - три недели, отвечаю, говори, что хотел ибо я за штурвалом, а тут дорога ремонтируется. –«Да чего хотел – ничего и не хотел, просто морду твою усатую давненько не наблюдал на горизонте. Пора бы, уж и баньку истопить, да пивка-водочки «хапнуть»… - Денег надо, говорю, заработать бы, а он в ответ: «Деньги твои мне абсолютно без разницы – ты же знаешь! Ты приедь, а там уж всё само сложится, как обычно…» - Ладно, говорю, приеду на неделе, видимо.
          «Братишка, Димон! Три месяца! Ну сколько ты ещё будешь кочевряжиться?» - слышу откуда-то из вязкого непроглядно-непрослышного эфира. Хочется  засмеяться, как обычно, развести картинно руками, но нет ни рук, ни ног, ни голоса, ни, даже взгляда. Вроде бы нет меня вообще. Только знакомый голос тянет и тянет меня, как из колодца, появляется давно забытая, ноющая боль в груди. Сознание рвётся к этому маяку-голосу, который всё не умолкает и не умолкает. Где-то там, очень далеко, там, где раньше, видимо и были мои руки или ноги, чувствуются какие-то зудящие покалывания. Глаза! Где мои глаза? Что я вообще теперь такое? И почему голос упорно меня называет Димон?,, Да! Димон! Димон! Кажется я рванулся на встречу его голосу. Чей-то чужой, режущий, едва рождающийся заново слух, скрипит: « Ну вот опять измазал слюнявчик! Что с ним делать? Только, ведь выстирала, а он вновь гноем его испачкал!..»  - гноем… - каким ещё гноем?!  «Димон, Димончик! Ты, брат, держись! Держись, пожалуйста! Как ты нас всех напугал! Ну что ты удумал чёрт такой бессовестный? Инка вон, посмотри – извелась вся. Предки уже несколько раз приезжали, а у Олега Ивановича сердце-то побольнее твоего, что ж ты не думаешь то о близких своих?»   «Думаешь…думаешь…» - что такое думаешь? Что происходит? Почему ничего нет? Откуда этот голос и почему он мне так знаком и близок? Холодно … Что такое «холодно»? вата, просто вата и всё. И голос, откуда-то из непонятного бытия. Голос. Холодно….
                Год. Прошёл уже целый год. Я – тот Андрюха, а он, а он – просто уже земля. С гранитной плиты смотрит на нас усатый, бравый майор милиции. Димон. Со мной рядом ещё два прежних его товарища: один бывший сосед из той-самой общаги, другой сослуживец, который не предал забвению память о нём, - оба (так получились) Александры. Я стою между ними. Желание загадывать нет смысла. Рюмка и хлеб Димону. Пьём не чокаясь, молча.  «Холодно» - говорит его бывший сосед. 

                2010-2011г.