Чужая

    Альбину  Николаевну в селе не то что не любили, а не понимали и в свой круг не принимали. Причин для этого было несколько. Когда она впервые появилась в селе, приезжих было немного. Вернее их практически и не было. Это её Коля Тихонов привёз из армии. Хотя привёз он её совсем не из армии, а с великих строек коммунизма, куда после службы завербовался, но для земляков такие тонкости были не важны. Главное ушёл служить один, а прибыл с женой. И молодая женская половина села ему этого не простила, а заодно и ей. А о том, что Колю не дождалась его невеста Настя, то уже давно никого не волновало. Об этом в своё время переговорили и забыли. А вот чужая была на глазах.

    Мало того, она совсем не так одевалась, как сельские девчата. Если у них шиком были резиновые ботики на каблучке, куда вставлялись туфли, то она носила кожаные ботиночки. Если на них были платочки да шалечки, то на ней шляпки,  притом разные: весной и осенью фетровые – или горшочком, а сбоку букетик цветов, или с большими полями и бантом, зимой – меховые, летом – соломенные. Да имя одно что значило! Если бы она представлялась Алей, всё бы ничего, а то обязательно полным именем:  - Альбина  Николаевна. Потому кроме прозвища чужая, к ней приклеилось ещё одно – мадама.

   И работать она устроилась в городе – в какой-то строительной организации. Но уж конечно не кирпичи класть и не бетон мешать. У Альбины за плечами был строительный техникум. Так что бабу Колька привёз грамотную.  Это ещё одна причина для девчат и молодух, что в основном трудились в поле, да на ферме,  не любить её.

   В город подался и Колька. На стройках коммунизма он приобрёл строительную специальность, вот она и пригодилась. Так как добираться до работы было трудно,  они вскоре перебрались в город совсем. Сначала снимали жильё, а потом получили от работы двухкомнатную квартиру.  К тому времени у них уже родилась дочь.

    В село приезжали часто. Отца у Николая не было, погиб на фронте, а у матери он был один. Она поначалу невестку не жаловала и была категорически против их переезда в город.
-Ну и что вы там не видели? Возвращались бы домой, вон в колхозе бригаду строительную организовали, люди нужны, - увещевала она сына и невестку. Но её никто не послушал. А потом она как поглядела на друзей сына, что за гроши пуп в колхозе драли да спивались потихоньку и на их жён, измотанных тяжёлой деревенской работой, и смирилась. И не просто смирилась, а бывало и хвасталась перед соседями: - А мои машину стиральную купили. Зарабатывают   неплохо, что ж зря руки натружать. Вон и мне всё перестирали.

     Или обновку какую наденет и тут же соседкам поясняет: - Невестка купила, что вы, говорит, мама, в старье на улицу ходите гулять, примерьте вот, достала по случаю.
В село перебираться они и не думали. Дочь подросла, учиться пошла. На каникулы отправляли её к бабушке да и то не надолго, всё больше в пионерский лагерь. А как в институт поступила начались стройотряды, походы с однокурсниками. Потом парня хорошего встретила, замуж вышла и временно молодые поселились у них в двухкомнатной. В тесноте да не в обиде. Альбина Николаевна  думала, что всё будет как у них.

  Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Грянула перестройка. От строительной организации, где они с мужем трудились, остались рожки да ножки. Николай нашёл работу в какой-то шарашкиной конторе, а Альбине ничего не оставалось как стать домохозяйкой. Привыкшая к жизни, если не богатой, то стабильной и предсказуемой Альбина запаниковала. Денег катастрофически не хватало. Дочери в больнице хоть какие-то гроши  платили, а зять тоже перебивался случайными заработками. И тут своё слово сказала старая  Тихонша: - Хватит в городе горе мыкать, возвращайтесь домой. А квартиру молодым оставьте, а то вы там как пауки в банке.
 И они вернулись.

    Дом у Тихоновых был не большим, но имелся добротный флигель. Коля его подправил немного, печь сложил,  и вот в эти хоромы переселилась мать. Но переселилась ненадолго. Всё что-то покалывало, подавливало за грудиной, но к врачу она не шла. Пососёт валидол, полежит и снова топает, управляется по хозяйству. Невестку учить деревенской жизни было уже поздно, и она махнула на неё рукой. Но однажды валидол не помог, её отвезли на скорой в больницу, откуда она уже не вернулась.

   Альбина настолько растерялась, что впала в какой-то ступор. А когда отошла от похорон хотела взять дом в свои руки, но оказалось, что это намного сложнее, чем она себе представляла. И тогда и бабой, и мужиком стал её муж. Она, конечно, выходила с ним в огород, но совсем ненадолго. Чем давала богатую пищу для пересудов деревенским кумушкам, которым было непонятно, как это баба ничего делать не может по хозяйству.

   Но Николай не давал никому рта открыть. До старости он продолжал обожать свою Альбиночку. И она этим не то чтобы пользовалась, а принимала как должное. Да собственно и претензий особых он к ней предъявить не мог. В доме всегда был порядок, бельё кипельно-белое – к цветному она так и не привыкла и умудрялась даже в пору тотального дефицита поражать всех своей стиркой. Ну а как готовила Альбина Николаевна, здесь уж совсем придраться было не к чему. На кухне она была волшебницей, любила сочинять новые блюда, даже если продуктов был минимум. А об одежде и говорить нечего, даже когда они стали совсем уж пожилыми, а по деревенски так и вовсе стариками, она в этом плане не махнула рукой ни на себя, ни на мужа. Не богато были одеты, но насколько позволяла пенсия,  современно и даже элегантно.
 
   Только вот все эти достоинства в глазах односельчан были скорее недостатками. «Не дай Бог Николай куда денется, - говорили односельчане крестясь, - и пропадёт она со своими финтифлюшками». Она подруг-то среди сверстниц не завела. Так что защитников у неё не было. Заходила иногда к ней женщина с непривычным для этих мест именем Ева едва не в два раза моложе Альбины Николаевны, но тоже «приблудная», как её звали на селе, так это скорее она нуждалась в опеке Альбины Николаевны.

    Николай Алексеевич ушёл из жизни, как и  мать – тихо и незаметно, словно подтверждая свою фамилию Тихонов. Но приближение смерти почувствовал и поговорил с женой по душам.
-Что-то мне не можется, Аля, поди сядь рядом я тебе кое-что сказать хочу, -  подозвал он жену, которая как всегда что-то подшивала или штопала.

   -А я ещё и спросить хотела, что это ты улёгся так рано, небывало это для тебя. Может  фельдшера позвать или может лучше скорую? - спросила Альбина Николаевна, но всё же  села на скамеечку рядом с диваном, на котором лежал муж, и приготовилась слушать.

  -Не надо скорую, я таблетку выпил, сейчас пройдёт, а завтра я сам в больницу поеду. Ты вот что Аля… если со мной что случится, долго не горюй. Нельзя нынче горевать долго, пропадёшь. На дочку надежды  большой нет, она и теперь-то нас особо не жалует, а одну тебя и вовсе забудет.

  -Ну что ты такое говоришь, Коля, я и слушать не хочу, ты вон какой сильный, - быстро, но с тревогой в голосе заговорила она, - да лет- то тебе ещё не так много, 73 – это разве годы. Ещё поживём.

  -Поживём, конечно, поживём, только ты меня всё-таки послушай, - перебил её муж, - это я тебе на всякий случай говорю. Если меня не станет, долго в чёрном платке не ходи, попадётся человек – выходи замуж.

   -Что ты, Коля такое говоришь, какой «замуж», мне семьдесят  скоро, да и не нужен мне никто кроме тебя. – попробовала возмутиться  Альбина Николаевна, но муж вновь её перебил.

   -Я тебе не про любовные утехи говорю,  а про жизнь, а старому человеку одному жить негоже. Да и неприспособленная ты у меня к деревенской жизни, а в доме хозяйка отменная- и чистота у тебя всегда, порядок во всём, сготовить из ничего можешь… - он ещё что-то хотел сказать, но неожиданно стал хватать ртом воздух, потом побледнел и затих. Прибывшей через час скорой помощи осталось только констатировать смерть.

   Как бы ни считали соседи Альбину Николаевну «странненькой» и чужой, но с похоронами помогли, а на поминках жалели её: -Ты, Николавна, если что надо обращайся, завсегда поможем, не стесняйся, одной – то тяжеловастенько, да и годы уже…


  Прошло полгода. Альбине Николаевне пытались сочувствовать, что трудно ей, дескать, без Николая. Но она все разговоры на эту тему прерывала. Иногда даже резко. А одной, больно языкатой прямо в лицо выпалила: -Что вы все ко мне в душу лезете? Что вам от меня надо? Сами небось между собой уже все мои кости перемыли. Обойдусь без сочувствий.
Но без сочувствий обойтись было трудно, и всё чаще к ней на огонёк стала заходить «приблудная» Ева, которой она и изливала душу.

   А однажды, уже по весне попросила она Еву привезти ей из города газетку с объявлениями о знакомствах. Та даже глаза вытаращила:
-Ты что Николаевна, никак замуж собралась? Ещё и года не прошло со дня смерти дяди Коли. Да и вообще… - она хотела сказать, что Альбина старая для замужества да потом передумала.

     -Ты молодая, тебе меня не понять. Не привыкла я одна. Ведь и руководителем работала, пусть не большим, а всё ж начальником, решения всякие принимала… А вот дома без Коли как без рук, он был для меня всем…
    -Да где ж вы такого возьмёте?

    - Ну не привози, коль не хочешь, потеплеет, сама съезжу. У нас в киоске и спрашивать не стану, начнётся словесный понос у всей деревни.
    Газетку  Ева не только привезла, но и вместе с Альбиной Николаевной  они эти объявления читали и хохотали от души примеряя ей то одного, то другого престарелого  жениха. Потом где-то  месяца через два она и сама написала, решив, что пусть лучше выбирают её, а она потом из тех, кто откликнется сама выберет. Ева смотрела на неё с удивлением. Надо же! 70 лет а туда же…Мужиков и для молодых не хватает.  Хотя им ведь – молодым, тоже молодые нужны. Где их набраться? Вон сколько объявлений и всё обратный адрес почтовый ящик.

        Но старики отличаются от старух тем, что потеряв свою половину одни  они существовать не могут, вот и получается, что на безрыбье рыба всё - таки есть. А здесь ещё и в стремлениях с одинокими дедушками Альбина Николаевна оказалась  на одной волне. И отклики пошли. Мало того: пошли и сами женихи, то есть поехали. Но всё оказывалось не то. И последнему, претенденту на её руку и сердце она сказала, что приедет сама. Но уже из телефонных свиданий она поняла – это он.

     Ева  её отговаривала: ближний свет полсуток трястись в автобусе пожилой женщине. Но она не послушалась и отправилась на смотрины. Как оказалось не зря. А где-то через месяц, она приехала. Но только для того, чтобы получить пенсию, сдать в наем квартиру, повидать дочь и внучку и вернуться назад. Приехала бодрая, помолодевшая, в новой немыслимой шляпке. Ей и жара была нипочём, и косые взгляды по боку. А откровенно издевательские вопросы вызывали у неё  лишь недоумение.

      Односельчане отнеслись к началу её новой жизни по разному. Кто-то крутил у виска пальцем, кто-то посмеивался, кто-то удивлялся. Но были и такие что говорили: - Молодец бабка, так и надо. Что ж  что 70, так теперь сидеть смерти ждать да о болячках соседкам рассказывать?

   Но так говорили молодые бабы, которые сами одиночества нахлебались с лихвой. А стервенели от Альбининого замужества больше всё одинокие старухи. И все они по - своему были правы. Первые ещё надеялись, что всё у них может получиться не хуже, чем у «этой мадамы». Вторые или надежду на это  потеряли, или саму мысль о замужестве в таком возрасте отвергали как крамольную в силу своего характера и нравственных принципов.

    А Альбину Николаевну теперь чужой и мадамой звать перестали. У неё появилось новое прозвище: молодайка.