Надо верить

   Сквозь ветровое стекло, залитое бесконечными потоками воды, не было видно ничего, кроме безысходности августовского утра. Из-под колёс с дикой яростью вылетали брызги. Машина, казалось, сама по себе, независимо от сидящего за рулём человека, набирала скорость. Скорость, недопустимую в такой ливень. Скорость, неприемлимую на склоне лет.
   На склоне лет… Он мрачно ругнулся, до боли в скулах сжал зубы, резко затормозил, съехал на обочину и остановился. Обветренная мужская рука неумело смахнула со щеки скупую слезу, голова в бессилии откинулась на спинку сиденья, пальцы вцепились в руль. Как он будет жить дальше, когда придёт неизбежность? Зачем ему жить без неё? Без неё? – Что за глупые мысли лезут в голову с утра пораньше! Она жива. Жива! Она будет жить! Врач сказал, что надежды нет, но верить всегда надо только в лучшее, а иначе нет смысла ни в операции, ни в самой жизни. Надо верить. До последней секунды, до последнего вздоха.
   Он взял себя в руки, плавно потянул за рычаг передач. Машина медленно тронулась вперёд. До больницы немногим больше ста километров – мелочь в сравнении с вечностью. Каждое утро, управившись с хозяйством, он заводит мотор и едет к ней…


   - Как ты, Варенька?
   Жёлтые больничные стены встретили его с безразличием. Миллионы раз здесь звучал вопрос: «Как ты? Как… ты…?» Обветшали стены, загрубели бетонные нервы – не первый раз… не последний…
   Мужчина присел на краешек кровати, взял жену за руку. Она открыла глаза, посмотрела на него спокойным ясным взглядом и сказала:
   - Мне уже лучше.
   - Ты каждый раз так говоришь.
   Она улыбнулась.
   - А ты сейчас сказал так, как не говорил уже лет десять.
   - Да я ещё вроде и десятка слов не сказал.
   - Зато слово это сказал.
   Прохладная рука смертельно больной женщины коснулась его щеки. Он всегда был такой надёжный и такой сильный, но теперь на грани жизни и смерти она понимала, что надёжность его всегда подпиралась её хрупким женским плечом, и что силу свою он черпал из неё, как из бездонного колодца, и она не представляла себе, как он будет жить, если завтра…
   - Так какое же это слово, Варя? – прервал он её размышления.
   - Ты назвал меня Варенькой. Ты не говорил так очень-очень давно.
   - Правда? – мужчина удивился. – А как же я тебя называл?
   - По-разному. Когда родились девочки, ты стал называть меня матерью. Потом появились внуки, и ты переименовал меня в бабушку. Ты был моим самым большим ребёнком и самым разумным внуком.
   Мужчина задумался, вспоминая прожитые годы. Жизнь их не баловала - им никогда не было легко. Долгих сорок лет они шли рядом бок о бок, плечо к плечу, и в бытовой круговерти он однажды перестал называть её Варенькой. В горле застрял комок, неуправляемая слеза скатилась по переносице.
   За окном продолжался сильный дождь. Он бил в стёкло, пытаясь пробудить хоть каплю сочувствия в безликой желтизне стен, но тщетно – они были холодны и неприступны.
   В который раз за утро он подумал «Надо верить», и заговорил шутливо:
   - Вот только одного не пойму, почему «был»? Я куда-то делся?
   - Был, потому что был отцом, ребёнком и даже внуком, а теперь снова стал мужем, - она перевела дыхание. – Помоги мне, пожалуйста, встать.
   - Да-да, конечно, - он поспешно соскочил, помог ей подняться.
   - Дальше я сама. Ничего, мне уже лучше.
   Женщина осторожно вышла в коридор. До туалета метров десять – она сумеет. Главное, не сутулиться, не шаркать, не опускать голову. Вот так, шаг за шагом, метр за метром. Он идёт чуть сзади, она чувствует его дыхание.
   "Варенька, Варенька", - крутилось в голове. Лицо озарила улыбка. Сегодня они идут не бок о бок – она идёт чуть впереди. Завтрашний день может всё изменить, но стоит ли думать об этом? Она больше не боится операции, ведь сегодня он подарил ей счастье снова быть Варенькой.