Похороны Макаровича

                Умер Александр Макарович Макаров 12 июня 1991 года.
                Я поехать хоронить не смог. У меня был самый разгар производственной практики в МУПУ.  Да и  Таню с Машей  провожал в эти дни в дом отдыха в Алушту. Жалел сильно, что эта поездка сорвалась. Макарыч мне всегда нравился и своим внешним видом, и добротой, и гостеприимством. Мы с ним были большими друзьями и всегда искренне радовались  друг  другу  при встрече. Он был вторым мужем старшей сестры моей бабушки Луши.
                Снарядили в деревню из Дубны маму и Пахома с Вопочкой. Вот что там было, со слов Пахома. Приехали они, как обычно, ночью,  Вопочка прилёг отдохнуть с дороги и спал до обеда. Помогать на Доры поехали Пахом с мамой. Макарыч уже на столе лежал. Ел и пил он до последнего дня хорошо и умер внезапно, от сердца. Пробивал через собес машину-инвалидку для племянника (как инвалиду войны Макарычу должны были дать её бесплатно). На этом, видно, и надорвал сердце. Жена Женя совсем оглохла к тому времени, даже с аппаратом в ухе ничего не слышит. Пахом в дом вошёл, а там окна закрыты, чтобы жара в дом не шла, запах тяжёлый, Макарыча всего раздуло. Красный, как колбаса, лежит. Пахом глянул на него и еле успел во двор выбежать, вырвало всё, что за ночь успел с Вопой выпить и съесть в поезде. Мама тоже один раз глянула и больше не подходила к гробу. Страшно. Соседи все у дверей толпились, издалека смотрели. Было очень душно, собиралась гроза, и Макарыч к полудню весь распух. Рот раскрылся, губы как сосиски стали. Начало его из гроба выпирать. Еле-еле крышку заколотили. Пахом махнул спирту с племянниками Макарыча и чуть-чуть отживел. Везли гроб в кузове открытой машины и попали в самую грозу с ливнем. Почти все были в одних рубашках, без пиджаков. Приехали на наше кладбище  насквозь мокрые. Хорошо, что спирт не забыли, а то так замёрзли, что пальцы не могли разогнуть, чтобы стакан взять. Похоронами руководил  Дубровин, бывший председатель колхоза  и  друг  Макарыча.
                А утром, когда с Дор приехали могилу копать, на кладбище должен был прийти Чижов и показать место. Но он купил двух поросят маленьких, кормил их по часам и послал всех куда подальше. Бабушка Лукерья болела как раз, ноги у неё отказывали, не могла сама до кладбища дойти, поэтому и поручили Чижову. Всю жизнь она обо всех заботилась и болеть некогда было. А тут расслабилась, осталась одна, вот и стала в себе болезни выискивать.
                Чужие мужики точного места не знали. Поэтому могилу выкопали чуть дальше, чем надо. Копали глубоко, земля сухая, песочек и выкопали кости отца бабушки Лукерьи. Зарыли обратно их. Бабушку Лушу привезли на кладбище, но Макарыча она так и не увидела - гроб не стали открывать. Боялись, что потом не закрыть будет. Закопали его и уехали в Дор. Поминки Пахому понравились. Тем более, что обратно его отвезли на тракторе до самого дома. (Кстати, вёз тракторист, который потом с дружками убил вдову Макарыча, сжёг её в печке, а затем и дом спалил, чтобы замести следы. Взяли их позже в Сонкове, когда они продавали ордена и медали Макарыча).
                A Boпa потом дорисовал нам картину поминок новыми красками. Особенно, любил он показывать, как Пахом за столом ловил рюмку рукой и частенько промахивался. И на все вопросы отвечал: "- Самое! Самое!" Это было для нас сигналом - если Пахом начинал употреблять слово-паразит "самое", значит, он уже крепко датый и его надо выводить на воздух. А ещё он обычно трясёт головой, как будто только проснулся, долго трёт лицо ладонями, мычит что-то и пытается сфокусировать взгляд на собеседнике, не всегда, правда, удачно. Вот так они проводили  Макаровича  в  последний  путь.
Мама  ничего нового  и  интересного к  их   содержательным  рассказам не  добавила.
18.06.1991.