Глава 1. Dova. Eor. Sicilini. Обреченный на путь

Свет исходил разве что от фосфора, порой его давало возгорание газа, а посему - да, мало что можно было увидеть в этом месте, названия которому доселе я не могу дать, но склоняюсь к тому, что оно называется Dova. Все началось много лет назад, ни то во сне, ни то от задумчивости - этот мир наткнулся на меня одной мыслью, и преследует меня до сих пор. Не могу сказать, что последние годы я от него пытался избавиться. Знаю только то, что в тот день я впервые сошел с ума.

Плоть. В этом месте, по сути, все состояло из нее или как либо было с ней связано. Некоторые умельцы, коих оказалось гораздо больше, чем я предполагал по началу, подчиняли постоянно растущую и регенерирующую плоть себе и, начиная с нижнего покрова, ставили кости, следили за тем, как те обрастают сухожилиями, тканями и сосудами. Постоянное оттягивание тканей позволяло делать стены, и кое-как свора сосудов, жировых прослоек и перепонок становилась их домом.
Я попал в город - он был удивителен - то, что я в нем почти бессмертен я понял на вторую минуту пребывания. Появился через дорогу от него, сам одетый в какие-то бинты, которые изображали самый дешевый наряд. Я не задумывался о том, что минуту назад ожидал звонка и лежал на диване, раскинувшись довольно нелепо, но крайне удобно. На поясе под бинтами был зафиксирован ржавый, уже ни на что не годный нож - но даже он мог считаться дорогой вещицей, потому что он сделан из стали. Я взял нож, рассмотрел его, убедился еще раз, что нож самый обычный и, держа его в руке, пошел. Рыхлая плоть земли под ногами пульсировала, словно живая, она качала кровь и вот, когда я почти перешел дорогу, спазма мышц под ногами сильным толчком потревожила меня - я упал навзничь, а нож воткнулся куда-то под ребро - однако, я не чуял боли. Все это было так, будто тело мое онемело, как в те моменты, когда с пробуждением человек замечает, что всю ночь лежал на руке и теперь его рука была похожа на бесполезную веревку, прикрепленную к телу. Я с непониманием в глазах вынул нож, на чуть грязной, склизкой коже осталось внушительное ранение. "Странно" подумал я, и в этот момент меня окликнул один из жителей, тащащий невесть откуда взявшуюся телегу, с набитыми в гору бинтами и различными сломанными безделушками.
- Эвано! Повезло так! - тогда не понял этой фразы, сейчас понимаю, что она означала. Тот человек, что вез телегу, был восхищен тем, что я появился так близко к городу, ведь зачастую люди там появлялись дай небо, если хотя бы возле хоть какой-нибудь дороги, а не в широкой путевой вене или на дереве, сплетенные сосудами и волей не волей ставшими собеседниками Кав*. О Кавах потом - просто взял, и появился! - едва не всплеснув руками, продолжал он - так вот следуй-ка ты лучше прямиком к... - имени я так и не запомнил, а посему назовем ее просто королевой - ... к Королеве, она всё, всё-всё тебе расскажет и покажет. - он закашлялся, и сзади, окликнувшая его торговка, сказав что-то обидное, тут же получила не менее обидный ответ. Не скрою, таких ругательств я еще не слышал. - так вот тебе прямо, прямо, - он махнул рукой, облизывая пересохшие губы - а давай-ка я и сам покажу, мне почти по пути. - он, завлекая, словно знал, что для меня был единственной ниткой, за которую нужно держаться, пошел вперед, в такт приседая от пульсирующей плоти, тем самым не очень тормоша телегу - но не думай! Не думай, что я делаю это из добра к Тебе... - и это "Тебе" он произнес так звучно и протяжно, очень мастерски показывая разочарование, восторг, брезгливость и легкий интерес - я делаю это только потому, что нас мало!
Я прошествовал за ним. Он, в отличии от меня, был лучше во всем - имел работу, знал об этих местах если уж не все, то очень много, и его бинты, почему-то так цепляющие меня, были гораздо лучше моих: они изображали сюртук, и обувь, и штаны. Ему бы очень пошел и шарф, и пояс к сюртуку, но их не было.
- Простите... - начал было я, спохватившись от того, что еще ни слова не вымолвил - а... а что это... - и я не мог сформулировать свой вопрос. Я не знал, с чего начать - вопросов было так много, и  я, не знавший культуры этого места, не хотел сказать чего-то обидного, либо же незаконного, ведь мало ли - это место было очень... Очень необычным.
- Что - а? Ааа? - он заулыбался, ведя меня дальше. - она тебе все расскажет, все покажет, я тебе ничего говорить не собираюсь.
"но как же так!" в сердцах дрогнул я от безвыходности положения. "Я же ничего, ни-че-го об этом месте не знаю, и у меня ранение, и я наверняка потом захочу есть. Чего мне опасаться, к чему стремиться?" мои размышления оборвала девушка, позвав меня как-то тихо, робко. Человек с телегой, видно было по взгляду, расстроился, когда я, ни то от капризы, ни то от легкой мести "ты мне ничего не говоришь - я с тобой никуда не иду", демонстративно направился к ней.
- Присядь пока что... - начала она. В этом мире я впервые увидел огонь. В дальнейшем я видел его не так часто, как выяснилось, огонь был большой редкостью - я тебе многое могу рассказать и окажу добро, если ты сделаешь для меня то же самое. - и я согласился. Девушка не выглядела очень "богато" по меркам этого места: бинты прикрывали ноги чуть ниже колена, переплетались на бедрах, одной косой линией шли до груди, прикрывали и ее, и словно ошейником вновь косой линией сплетались на шее. Темные волосы были грязны от плазмы, но сухи, отчего грязь даже придала ей пышности, и сплетенные сзади в странную косу, волосы больше походили на шапку. - вижу, ты согласен. - о, да, я был согласен, еще бы не был! Хоть кто-то в этом сумасшедшем мире оказал честь разъяснить все - отсюда ты больше никогда не выберешься, большая ценность этого мира заключается в бинтах. Они появляются только с приходом людей, а люди порой... Не выживают здесь - она сказала это с какой-то задумчивостью, словно ныне смиренно смотрела на все. Бинты из-за ее спины оказались передо мной - ты можешь сплести из них одежду, я вижу, на одной ноге бинт у тебя короче, чем на другой - я принял их, хотя осознание того, что эти бинты были сняты с мертвого тела меня не прельщали. - здесь каждый хочет урвать свое. Я вижу ты невинен, и не чувствуешь голода. Но в голоде и заключается смысл нашего существования. Я... - она на миг замерла - питаюсь песком. Ты - плазмой. У меня есть немного плазмы, а у тебя достаточно песка. Поделись со мной, ведь я дала тебе бинты. - она говорила эти слова спокойно, почти прося, и я не смог ей отказать, ее факты били сильно. И я согласился, хоть и не знал, о какой плазме и о каком песке идет речь. Когда я кивнул, она, будто из последних сил, проползла ко мне и, доставая мой нож, попросила открыть рот. Я открыл, поднимая голову и она, с неожиданной силой, вонзила мне его в глотку. Нож с легкостью прорвался через ткани глотки и уперся во что-то твердое, с шуршанием прошел еще несколько сантиметров. Через несколько секунд я почувствовал тошноту, мне плохо, я словно осознал, что имею лишний вес, который тянет меня изнутри вниз. И она, так ловко подставив мешок, наблюдала унизительную, мерзкую для меня картину - я словно открытая банка терял песок, который не хотел кончаться, я словно много выпил, чрезмерно много, и держась за мешок, терял и терял горький, мерзкий песок. Звук песка, кажется, супротив моей логики сводил девушку с ума и когда я закончил, она спешно черпнула его и тут же приняла в себя. Когда песок был поглощен, она вытащила из своей сумки колбу с мягким кровяным оттенком - держи... - благодарно сказала она, протягивая мне плазму. И я жадно взял ее, осушив мгновенно. Моя жажда требовала еще, этот песок будто впитал в себя всю мою жизнь и, о, небо, как же я хотел пить. Заметив это, девушка, подумав, дала мне еще одну мягкую колбу, и я осушил и ее - но не торопись, пожалуйста. Плазму ты можешь либо взять у того, кто питается песком, либо собирать капли сверху. - я смотрел на нее, словно на кусок сочного мяса, внезапно одурманившая меня плазма приглушила рефлексы, и вместо того, что бы наброситься и отобрать плазму, я смиренно сидел и смотрел на нее - не всех животных нужно бояться, большинство из них не причинят тебе вреда. Песок ты может быть сможешь найти сам, я не знаю, как его добывают. А теперь иди, Королева будет твоей хозяйкой.
... Хозяйкой. Да... Я помню это слово - именно оно в тот миг перечеркнуло все мое будущее в этом месте. Я не желал быть чьей-то собственностью. Едва я заслышал Хозяйка, как представил себя немощным червем, которого не убивают чуть ли не из жалости. Я взял мешок с песком, перекинул его через плечо и кивнул девушке. Странно, что мы не обменялись именами. Мы попрощались молча, если раньше я не говорил от того, что не знал, с чего начать, то теперь даже при глотке в горле будто что-то рвалось и это было омерзительно. Человека с телегой уже не было - я видел его в начале нашего разговора, но потом я отвлекся, а он наверное не стал ждать.
Я проходил через город, наблюдая за жителями. Я смотрел, как они выращивали из плоти тромбы, это так походило на огород, выращивали кости, они собирали фосфор, забивали им фонари, которые представляли из себя хрящи с мешком тонкой ткани сверху, набитую светящимся веществом. Незаметно я приобрел себе один полу-набитый фосфором мешок, зная, что свет мне понадобится. Так же по пути я заметил, как раненная женщина зашивала себя самодельной иглой и прочной нитью, кажется, из волос - подметил, что и мне понадобится такое приспособление. Когда я пересек город, уже темнело. Повсюду были переплетения венозной системы, деревья, представляющие из себя хрящи, сосуды, сгущались в лес из плоти. Я шел прямо к нему. В мешке начинал светиться мой фонарь, и видимо он-то и привлек Каву. Сверху, разрывая сосуды, птица с удлиненным клювом и перепончатыми, как у летучей мыши, крыльями, направлялась прямо на меня, раздавая шумы рвущейся плотской природы. Она приземлилась очень грубо - заведя свои крылья за спину, остриями крыльев она пронзила сама себя, и когда когти крыльев пропороли ее плоть насквозь, они врезались в землю. Таким образом птица потеряла крылья, но приобрела ноги. Я стоял с отвисшей челюстью, на миг потеряв дар речи - птица же, заприметив это, цокая, направилась ко мне - обогнула меня, и, самодовольно кривясь, заглянула своими мертвыми глазами в мои:
- а что это один в лесу? Так бесполезно, бесполезно тратишь силы! Город прям за спиной - а ты-то идешь, и не в ту сторону. - она проделала своими "ногами" нечто, вроде "стано-вись! раз, два. Смир-но!" и сверху вниз смотрела на мой мешок - песочку не одолжишь? Одолжи песочку, человек, а я подскажу тебе, где ты сможешь добыть свою плазму...
И я, дурак, поверил - одно только слово об этой красновато-желтоватой жидкости заставило меня пошатнуться. И я открыл мешок перед птицей а она, так подло засунув свой клюв в мешок, выклевала едва ли не половину всего моего имения и зацепила фосфорный фонарь! Я, чертыхаясь, набросился на нее, понимая, что ничего она и не собиралась мне подсказывать, пытался отобрать хотя бы фонарь, в порыве злости я выхватил нож, она же клевала меня в бока, но я, одним грубым движением перерубил ей глотку, сломав  не очень длинную шею. Птица издала хриплые маты, непонятные мне слова, потом ее речь забулькала и птица рухнула навзничь. Мой мешок порвался, едва удерживая пески. Я досадливо остался сидеть, фонарь в стороне освещал наше поле битвы. Нож поломался - кончик его отломился когда-то между тем, как я его вытащил и тем, когда я полоснул им по Каве. Я не знал, является ли это убийство преступлением, а потому засунул фонарь под мешок а сам, глядя на Каву, думал, как бы избавиться от трупа.
И тут мне в голову пришла гениальная идея - конечно, я не был охотником и не мог освежевать ее полноценно, но шкурка Кавы вполне могла сойти и за мешок. Я не стану объяснять детально, как я по локоть был в ее гнилой крови и несколько часов убил на то, что бы просто избавиться от внутренностей, но итог был более менее приемлемым. Часть короткой кожи шеи я сшил внизу и переплел волокнами, что бы лучше держалось - таким образом я получил почти полноценную широкую флягу для "моей любимой и единственной плазмы...." дрожаще думал я. Само туловище стало неплохим мешком, правда с двумя дырами. Однако я подумал, что в будущем можно будет пришить лямки из еще какой-нибудь Кавы, и сделать крышку - тогда будет рюкзак. А покамест я выточил еще одну иглу из кости, как оказалось такие иглы очень хрупки, и собрав волокон сшил эти дыры. Перекинув новый мешок через плечо, старый я подобрал под руку и взял фонарь.
Теперь мне предстоял долгий путь, о котором я даже не подозревал, и не думал, что он займет не один месяц. А пока что, наивный в этом мире, я отдалялся от города, все хуже различая огни возгораний и фосфора, хоя и лелея надежду лишь на то, что поблизости есть более менее приемлемая деревушка для жилья.


Кав* Кавы - противнейшие птицы, но в целом не опасны. Обитают в лесах, вечно голодные, могут жрать друг друга, практически всеядны